амортенция со вкусом шоколадной лягушки

Таинство любви откроет свои двери только тем, кто лишен зависти и желчи, и нет истинных чувств в людях, цепляющихся за эмоциональную незрелость изо всех своих сил. Дневной свет бледно-зелеными всполохами пробивается в аудиторию Зельеварения сквозь толщу Черного озера. Скрип плотной кожуры дремоносных бобов зудит в ушах, мурашками проникая под кожу. На доске зачарованным мелом выведено: «Напиток живой смерти», одно из важных зелий для сдачи выпускных экзаменов. Хенджин по памяти собирает необходимые ингредиенты и нашинковывает корень асфоделя. Котел кипит под соком раздавленных бобов, по кабинету разносится тонкий аромат валерианы. Джисон настаивает полынь и невербальным заклятием регулирует уровень огня. Перед глазами мелькает улыбка Минхо, и молодой человек сдерживается, чтобы не отвлечься от приготовления зелья. — До Рождественского бала несколько часов, а я уже заранее нервничаю, словно собираюсь на венчание, — Хенджин помешивает содержимое котла, — всего лишь последнее рождество в Хогвартсе, ни единой причины для стресса. — Я до сих пор не могу поверить, какой же мы прошли путь, — Джисон отмеряет дозировку настойки полыни и добавляет по каплям в зелье, — от вечно уставших детей, загнанных в общественные рамки и собственные предрассудки подростков до… верящих в любовь? Если бы я услышал собственные слова полгода назад, то истерично рассмеялся бы. — И затащил бы Минхо в постель, — шепчет Хенджин и получает легкий удар в бок, — ну что? Будто я вру сейчас. Зелье Живой Смерти обретает прозрачный цвет. Отвар действует усыпляюще на людей, растения же при соприкосновении с жидкостью обращаются в труху, мелкими частицами растворяясь в атмосфере с порывом ветра. Хенджин опускает щипцами лист черешчатого дуба, и в мгновение ткань иссыхает, сворачиваясь на поверхности зелья. Занятие заканчивается звоном зачарованного колокола. Поднимается гул множества голосов, студенты пребывают в предвкушении одного из самых волшебных вечеров в стенах Хогвартса. Джисон трясущимися руками застегивает парадный костюм и бросает растерянный взгляд в зеркало. Пот проступает на лбу от волнения, юноша вытирается платком и теребит краешек мантии. — Все будет хорошо, дорогой, — Хенджин поправляет волосы друга и предлагает свой локоть, — в путь? Джисон осторожно кивает и цепляется за чужое плечо, направляясь к выходу из подземелий. Замок преображается в сказочное творение, украшенное рождественскими гирляндами и магическим мерцанием. Потолок Большого Зала светится миллиардами звезд, в центре — крупная люстра, под определенным углом трансформирующаяся в яркую Луну. Столы факультетов уменьшены заклятиями и спрятаны в бездонных ящиках. По периметру Зала перемещаются музыкальные инструменты, воспроизводя мелодии мировых классиков. Джисон замечает Минхо, крепко обнимающего своих родителей. Хенджин легонько подталкивает вперед, шепотом бросая: «Иди поздоровайся, все будет в порядке». Минхо улыбается, протягивает навстречу руки и берет ладони Джисона в свои. — Здравствуйте, госпожа Ли, — юноша кланяется, пытаясь скрыть волнение, — господин Ли. Земля уходит из-под ног на раз, два, три. Женщина переглядывается с мужем и коротко пожимает плечами, на выдохе улыбаясь сыну и его спутнику. Джисон чувствует боковым зрением Хенджина, украдкой поглядывает на друга и сдерживает облегченный смех, читая по губам: «У тебя получилось». — Я еще летом подозревала, когда Хо не отправился с нами домой после вечеринки в родовом поместье Хан, — госпожа Ли шутливо щурит глаза, — позаботься о моем сыне, Джисон. С зачарованного потолка Большого Зала срываются первые снежинки. Хенджин переводит радостный взгляд с друга, вновь и вновь кланяющегося родителям Минхо, на Феликса, в чьих объятиях кружится пожилая дама. Волосы старушки отливают золотом, переплетаясь с седыми прядями. Госпожа Пак Мунбель, сохранившая фамилию своего рода, привлекает внимание окружающих благодаря энергии чистокровной вейлы. Феликс невероятно быстро говорит по-французски и целует бабушку в лоб. Глаза закрывают чужие теплые ладони. Хенджин замирает, переставая покачиваться в такт музыке, касается длинных пальцев, почти таких же, как и его собственные, и не сдерживает восторженного крика. — Хван Йеджи! — парень разворачивается и поднимает на руки кузину, вцепившуюся в крепкие плечи. — Ты думал, что я оставлю своего брата одного на Рождество? — девушка опускается на пол, звонко отстукивая каблуками, и показывает левую ладонь, на безымянном пальце которой красуется аккуратное кольцо. Хенджин смотрит с недоверием во взгляде. В дверном проеме, скрестив руки на уровне груди, стоит бывшая слизеринка в темно-зеленом шелковом платье. — Шин Йеджи, — наконец говорит двоюродная сестра, поправляя Хенджина, — уже как неделю я Шин Йеджи. — Почему не написали мне? — Хван теряется, наблюдая за Рюджин, приближающейся к нему, — Почему не позвали? — Ты первый, кто вообще узнал, ребенок, — Рюджин очаровательно улыбается, раскрывая руки, и Хенджин наклоняется, обнимая давнюю подругу, — мы не хотели отвлекать тебя от подготовки к выпускным экзаменам… и от твоего парня, конечно же. Хенджин краснеет, и воздух застревает в горле, не позволяя ответить. Свет в Большом Зале меркнет по мере заполнения помещения студентами, музыкальные инструменты меняют композицию, подключая зачарованные скрипки. Мимо проходит Мэттью, игнорируя слова Йеджи, брошенные вслед. «Мерзкий таракашка» теряется в круговороте голосов, растворяясь в воздухе. Ни Хенджин, ни Джисон не подали жалобу на наложение амортенции и похищение, оставив Мэттью наедине с его озлобленностью. «Мы сами натворили много ужасных вещей, » — Хван пожимал плечами, — «Заслужили ли мы все, что пережили? Мерлин его знает. Вероятно, мы пожалеем о своем выборе в будущем… Но пусть все останется без министерских проверок и разборок». Студенты выбегают в коридор первого этажа, встречая своих близких. В толпе мелькают Чонин и Кристофер вместе с госпожой Ян, Сынмин и Чанбин разговаривают с родными у высокого камина. Джисон наблюдает за лучшим другом, беседующим с Феликсом и его бабушкой, и чувствует невесомое прикосновение к своему плечу. Статная женщина в черном бархатном платье, с меховой накидкой на плечах, стоит напротив юноши. Густые черные волосы собраны в строгий пучок, ни единая прядка не выбивается из прически. Ничто не выдает беспокойства госпожи, кроме едва поджатых губ. Джисон с вопросом во взгляде рассматривает мать, словно видит ее впервые. Земля возвращается под ноги, стопы четко ощущают мраморный пол сквозь плотные парадные ботинки. В воздухе повисает напряжение, но Джисон сбрасывает переживания со спины, освобождаясь от тяжелого груза, делает осторожный шаг вперед и заключает маму в объятия впервые за последние десять лет. — Я горжусь тобой, — слова разрезают вакуум, впуская окружающие звуки обратно в голову юноши, — горжусь, что ты выбрал свой путь. Джисон чувствует легкие похлопывания по плечам и расслабляется в руках матери. — Спасибо… спасибо, что не стала привязывать меня. — Ты не наш пленник, милый, — женщина заглядывает в заплаканные глаза сына, — и если отец не понимает этого… То у тебя есть я. Непутевая мать, представительница чистокровного рода, которая владеет силой и собственным голосом. Ты свободен в своем выборе жить так, как посчитаешь нужным. В Большой Зал проходят преподаватели во главе с Профессором Макгонагалл. Музыкальные инструменты воспроизводят мелодию Святочного бала времен турнира трех волшебников. Снежинки падают с зачарованного потолка, на коже студентов обращаясь в белые блестки. Хенджин притягивает Феликса в танце, прижимая к себе. Когтевранец улыбается, чмокает любимого человека в нос и заливается смехом, пряча лицо в парадной рубашке Хвана. — Я не вернусь домой после выпуска, — Хенджин крепко обнимает Феликса, — даже ради того, чтобы собрать свои вещи, не ступлю на порог поместья Хван. Попрошу домовиков вынести документы… и всучу им по одежке назло родителям. Слизеринец однажды, слизеринец навсегда. — Я отправлюсь в Художественную Академию Международного Магического Содружества в Париже, — Феликс целует Хенджина в плечо, — а ты? — Я последую за тобой, если ты не будешь против, — Хван гладит молодого человека по спине, — я счастлив там, где есть ты. Краски Большого Зала кружатся в водовороте Рождественского бала. Сердце выскакивает из груди, тепло разливается по кровеносным сосудам, неся за собой жизненные силы двигаться вперед и только вперед. Феликс не выдерживает, обхватывает ладошками драгоценное лицо напротив, поднимается на носочки и целует Хенджина, наслаждаясь вкусом пухлых губ. Будущее наступит быстрее, чем студенты Хогвартса успеют перед сном задуть свечи и произнести «Нокс». Будет принято множество решений, совершено ошибок и благих поступков, но пока люди есть друг у друга, возможно пережить любые невзгоды. «Счастье можно найти даже в самые тёмные времена, если не забывать обращаться к свету.»

— Альбус Дамблдор