Связанные. Ваниль и имбирь.

Беспокойный сон прервало щебетанье птицы за окном. Сил нет глаза открыть. Вот так бы, под тёплым одеялом, в толстовке Чана, в его постели с любимым запахом имбиря, Хенджин провалялся бы весь день. Только вот ночь зловещая в память врезается настолько, что не думать о ней просто не выходит. Каждая мысль сводится к ней.  Матрас продавливается за спиной, а волны тепла разливается по телу, что ломит везде, когда руки Чана приобнимают трепетно к себе. Будто бы в другую вселенную переносит от прикосновений нежных, от дыхания размеренного, от имбиря пряного. И больше ничего не нужно, и самые отвратительные воспоминания становятся блёклыми, а потом и вовсе меркнут. Хенджин переворачивается на бок другой, глаза сонные, покрасневшие от слёз открывает. Рядом Чан лежит, такой спокойный, уютный и самый лучший на свете. В зрачках его расширенных пропасть можно, в ямочках на щеках раствориться бы, стоит только руку протянуть - коснёшься волос его кудрявых. Только бы не вспоминать ту ночь, боль, отчаяние. -Уже проснулся? - голос родной раздаётся, словно трель соловья, и Хенджину хочется улыбнуться.  -Угу, - Хван кулаком протирает глаза, вытесняя последние отголоски сна. -Будешь яичницу? - Чан заботливо по голове гладит. Хенджин лишь головой кивает. Бан встаёт с постели, принимается за завтрак. А в ещё мутное сознание приходит понимание, что Чан дома. Не на соревнованиях, а дома. Стоит на кухне, заваривая чай.  -А… ты чего дома? - дрогнувшим голосом спрашивает Джин.  Чан говорил, что соревнования важные, готовился к ним долго, а теперь… просто пропускает? В горле ком размером с планету.  Из-за него Чан не поехал на одно из самых важных событий в жизни.  -Как я мог тебя оставить одного после… вчерашнего? - Бан лишь пожимает плечами и расставляет кружки с дымом на столике.  -То есть, ты не поехал из-за меня? - глаза на мокром месте, - Прости-прости-прости… пожалуйста, Чан. Эти соревнования такие важные, а ты пропускаешь их из-за меня. Не надо, не стоило… Прости, пожалуйста… - Хенджин готов на колени встать перед старшим, лишь бы заслужить прощения.  Какое же он ничтожество. Всё вечно всем портит. -Хенни… - Чан подлетает к успевшему сползти на пол Джину, сам оказываясь на коленях, - Бог с ними, с этими соревнованиями. Родной, сейчас важнее тебя и твоего состояния в моей жизни нет ничего, - руки его принимается целовать, а Хенджин только и может, что плакать то ли от ненависти к себе, то ли от счастья.  -Т-ты не злишься? -На что мне злиться, бельчонок?  -Из-за меня… прости, пожалуйста.  -Хенни, не извиняйся, прошу. Ты не виноват, - Джин на слова эти только обнимает Чана.  -Родной, не плачь. Всё хорошо, слышишь? В следующем году будут ещё одни, может быть попаду на них. Ты ведь придёшь меня поддержать? - Чан лицо хенджиново в ладони аккуратно берет и в глаза заглядывает.  -К-конечно, Чани, - улыбается сквозь слезы младший, - ты правда не злишься?  -Ни капельку, - а Хенджин губами своими солёными невесомо прикасается к уголку чановых губ.  -После завтрака лечить тебя буду. Хорошо? - Бан глазами по синякам, царапинам водит, эфирно кожу нежную подушечками пальцев оглаживая.  -Ты замечательный. Чем я заслужил тебя? - лишь в глаза ему Хван завороженно заглядывает.  -Родился? - очаровательно улыбается Чан и целует в лоб, - Пойдём завтракать - чай остывает.  -С мёдом? - счастливо всхлипывает Джин. -А как без него, бельчонок?  Последние дни июля выдались солнечными и тёплыми. Оперевшись на капот автомобиля бедром, Кристофер щурится от закатного солнца, даже кепка не помогает. Хенджин вот-вот закончит писать последний экзамен, а Чан ему даже подарок не купил, чтоб черт побрал эти тренировки. Надо будет наверстать.  Из здания школы чуть не вприпрыжку бежит довольный Джин. Губы Бана расплываются в улыбке от счастливого выражения лица младшего. Сколько Чан усилий приложил, чтобы Хенджин ту роковую ночь забыл навсегда. Труд всегда награждается, не так ли?  -С последним экзаменом, бельчонок, - не успевает он договорить, как Джин с разбегу обнимает его. Ощущение такое, будто он сам сейчас в облаках витает.  -Поехали домой? - охнув, зарывается в волосах шелковистых. -Давай ещё так постоим, - в ответ Хван намертво цепляется за шею Чана, не желая выпускать.  -Хорошо.  Он был рождён, чтобы быть любимым Чаном.  -Хенни, хочу, чтобы ты знал: я тобой горжусь. Ты у меня такой молодец, - гладя по волосам на ушко говорит Кристофер.  -А я тебя люблю, - расцветая на глазах от похвалы, Хенджин смущается да в щёчку его целует.  Кажется, Чан уже слился с запахом ванили.  -Я тоже, родной.  -Чани, давай сегодня фильм с чаем посмотрим, а? Пожаалуйста, - Джин ресницами длинными хлопает, а Бан отказать не может. Слабый дождик стучит по окну, на низеньком столике дымятся две кружки с медовым чаем, по телевизору идёт какая-то дорама, а пальцы Хенджина заплетаются в волосах Чана, массируя так, что ноги отнимаются и голова перестаёт думать. Если так пойдёт дальше, то Кристофер точно слетит с тормозов. Джин и так практически на коленях у него сидит, сводя с ума. На сюжете сосредоточиться никак не получается. Не хотя, руку младшего приходится убрать от своей головы, попутно целуя косточку выпирающую. -Тебе не нравится? Прости, я думал… - смущённо бормочет Хван, хочет отодвинуться, однако Чан не даёт уйти, лишь нежно приобнимая. -Хенни, мне очень приятно, но, боюсь, если ты продолжишь в том же духе, то это выльется во что-то другое. -А если я хочу? - моргает Хван, Бану глядя в глаза. -Бельчонок, давай не будем торопиться, - Чан лишь заботливо улыбается да прядь светло-розовую между пальцами перебирает. Хенджин только целует, окончательно садясь на Кристофера сверху. -Но ты же тоже хочешь, - губу его слегка прикусывает, в глаза проникновенно смотрит. -Что же ты со мной творишь, бельчонок? - сдавленно выдыхает Бан.  -Люблю тебя, - вновь целует Джин, а у Чана башню окончательно сносит. -И я тебя, Хенни. Не представляешь, насколько. Хенджина крепче прижимает, к футону несёт, укладывает на него, как самый дорогой в мире фарфор, и целует. Везде, где только до этого мечтал, замечая мурашки младшего, рваные слушая вдохи, взглядом ловя дрожь от ночного холода почти незаметную. Губы всё ниже и ниже по телу бредут, вдохи сменяются тихими стонами, а пальцы тонкие правой руки за его вдруг цепляются да глаза, подёрнутые пеленой, смотрят с робостью. Чан уголок губ его целует да шепчет: -Мне остановиться? Ты только скажи, родной. -Нет-нет!.. просто не отпускай руки, пожалуйста. -Хорошо. Хенни, ты можешь в любой момент остановить меня, - на ключице поцелуй-бабочку оставляет, спускается ниже. В ответ раздается лишь невнятное мычание. Чан рёбра его поцелуями пересчитывает, губами проходится по выпирающим тазовым косточкам, к коленям, лодыжкам. И вновь наверх.  В нос запах ванили забился, перед взглядом до сих пор стоят закатанные в наслаждении глаза Хенджина, в ушах всё ещё стоит сладкий стон, а на губах вкус его солоноватый. В свете луны, без одежды он ещё прекраснее.  Кристофер лишь целовать его теперь может, самозабвенно, искусно, упоенно. Эти губы его до скончания веков. Джин рукой тянется к кромке домашних шорт Чана, но Бан ласково перехватывает ладонь.  -Но… как же ты? - Джин исподлобья на старшего смотрит, до сих пор ошалело ресницами хлопая.  -В другой раз, Хенни, - в висок целует его да заваливается рядом.  Хенджин, однако, забирается сверху, лицо старшего обхватывает, вновь наполняя нежностью.  -Чани… - лбом о его соприкасается, - позволь хотя бы рукой, - а пальцы уже под футболку залезли, бегают по торсу мощному, вызывая у Бана табуны мурашек да большую тяжесть внизу живота.  Получив краткий кивок, Хенджин целует линию челюсти, шею, кадык, плечи (футболка уже давно отброшена в сторону за ненадобностью), рукой ниже пробирается.  Чан теряется в ощущениях, когда ладошка Джина проходится по самому чувствительному месту. Сдавленный полу-стон, полу-рык из горла выходит. Перед глазами взрываются фейерверки, спину пронизывает самой сладкой болью.  -Было слишком ужасно? - тихий голос Хенджина возвращает Чана в реальность.  -Мальчик мой… - тяжело дыша, отвечает Кристофер, - нет, совсем нет. Это было… слов не подобрать.  -Тебе правда понравилось?  -Правда, родной.  Хенджин укладывается под бок старшему, тот заботливо укрывает обоих одеялом.  -Я люблю тебя, Хенни. Выше звезд.  -Я тебя тоже, - устраивается удобнее на чановой груди.  Утро началось с поцелуя в шею, слов ласковых любимого над ухом, что заглушали звуки просыпающейся за окном природы.  -Бельчонок, вставай, уже почти день. Я чертовски проголодался и не отказался бы от твоего завтрака.  Хенджин лишь потягивается сонно да в одеяло заворачивается плотнее, греясь. Одна голова остаётся снаружи только для того, чтоб Чана видеть.  -Доброе утро, - а на месте Бана лежит букет незабудок красивейших.  -Я вчера не успел заехать за подарком. Думаю, ещё не поздно поздравить тебя с окончанием экзаменов? - Чан улыбается, и улыбка эта отдаётся в груди Хенджина.  -Спасибо, они… такие красивые, - Хван в руках букет цветов светло-голубых медленно вертит, разглядывая каждый бутончик, стебелек, листочек.  Первый букет, что ему подарили.  -Почему именно незабудки?  -Не знаю, мне показалось, что они подойдут к твоим волосам.  -Спасибо, Чани. Это самый лучший подарок, который я получал, - старшего за шею обнимает, чмокая в кончик носа, - что хочешь на завтрак? - Джин поднимает голову кверху, умилительно заглядывая в глаза Чану.  -Ммм… как насчёт блинчиков?  -С мёдом?  -А как без него, бельчонок?