Он стал моим наваждением, Тенью в каждом моём сновидении, В каждом зеркале отражением, Самым тайным моим откровением.
В атриуме Министерства магии прохладно и сыро, как в подвале, впрочем, как и всегда. Выйдя из камина, Гермиона направляется в сторону лестницы, ведь ее кабинет находится на цокольном этаже. Вокруг снуют волшебники и волшебницы, спешащие по своим рабочим местам. Времени до начала рабочего дня остается совсем немного, что сильно раздражает Гермиону. Обычно она не опаздывает. Ни для кого не секрет, что Рольф Саламандер, внук знаменитого магозоолога Ньюта Саламандра, собирается открывать зоопарк для магических зверей. В его планах возвести полномасштабный, огромный заповедный парк, где животным ничего не будет угрожать. Драко был одним из соучредителей строительства заповедника на острове, недавно поднятом из-под воды. Ранним утром, когда еще жаворонок не пропел своей песни, в окно их спальни постучалась сипуха и вручила заспанному Малфою письмо. В нем говорилось, что на острове произошел форс-мажор и всем непосредственным участникам строительства надлежит немедленно явиться на место для дальнейшего разрешения проблемы. Скрипнув зубами от злости, Драко отправился в душ, а Гермиона — на кухню готовить мужу кофе. И вот сейчас Гермиона спешит в свою каморку, когда до начала рабочего дня остается не более трех минут. Она врывается в кабинет в последнюю минуту и захлопывает дверь. Ее начальник Тодд Кори рьяно чтит дисциплину и следит за теми, кто опаздывает. Как будто в отделе, помимо этого, мало проблем. Время до обеда пролетает незаметно, Гермиона не поднимает головы из-за вороха бумаг, в которых погряз весь ее кабинет. Когда она направляется в кафетерий, который находится прямо над ее кабинетом, отчего там всегда пахнет булочками, ее за локоть хватает наманикюренная женская рука. Гермиона хмурится и разворачивается, узнав в женщине начальницу соседнего отдела по общественной деятельности — Матильду Фостер. Это улыбчивая волшебница средних лет, приятной наружности, с белоснежной улыбкой и длинными светлыми волосами. — Гермиона, вы-то мне и нужны! — она еще сильнее впивается пальцами в локоть Гермионы, когда та пытается увильнуть от разговора. — Что-то случилось? Вид у вас взволнованный, — она делает еще одну попытку отстраниться, и, наконец, Фостер отпускает ее, но продолжает идти рядом. — Вы обедать? — Матильда не отстает. — Я составлю вам компанию. Гермиона внутренне сжимает зубы от досады. Последнее, что ей хотелось бы, — это делить обед с приставучей мисс Фостер. Но она понимает, что Матильда получила место главного общественника не за красивые глаза и точно не отступится от нее, если ей что-то понадобилось. — Через неделю благотворительный бал, — говорит Фостер, отправляя в рот кусочек булочки, когда они садятся за свободный столик, — ну, вы в курсе. Гермиона нетерпеливо кивает. Только не это. Не дай Мерлин она хочет попросить ее помощи при подготовке к балу. Гермиона всегда ненавидела все эти показушные мероприятия и старалась в них не участвовать, но титул Героини войны обязывал ее хотя бы присутствовать там. Она мысленно скрещивает пальцы на удачу, чтобы Фостер ни о чем таком ее не попросила. — Ваш муж обещал мне сегодня принести одну из реликвий семьи Малфой и исчез, — Матильда обиженно поджимает губы. — Его нет в Англии, — объясняет Гермиона, отпивая горячий зеленый чай из чашки, — он срочно уехал рано утром. — О, какая досада, — проговаривает женщина и закусывает губу, — тогда, может быть, вы? Это колье из колумбийских изумрудов конца семнадцатого века. К нему может прикасаться только кто-то из семьи Малфой. Пожалуйста, Гермиона, это очень важно. — Драко вернется сегодня вечером, — начинает Гермиона. — Колье нужно раньше. Сегодня вечером министр магии уже будет осматривать бальный зал. Все экспонаты должны быть на месте, не хватает только этого колье. Нарцисса Малфой в курсе, я писала ей. Гермиона злится. Конечно, она в курсе. Но разве снизойдет леди Малфой до того, чтобы предоставить какому-то жалкому Министерству драгоценность, которая стоит, наверное, как все это здание. Гермиона смотрит на затаившую дыхание Матильду и хочет сказать, чтобы та шла к черту со своими побрякушками и ждала Драко либо искала другого Малфоя, но, естественно, лишь молча кивает. Она понимает и знает, что если откажет в такой, по сути, простой просьбе, то вызовет разговоры о том, что у них в семье все не очень гладко, а сплетен она не хочет. — Гермиона, вы так выручите меня! — Матильда светится, словно натертый чайник. — У нас немного времени в запасе. Нужно отправляться сейчас. — Сейчас разгар рабочего дня, — напоминает ей Гермиона, — а Кори рьяно следит за дисциплиной. Сами знаете. — С Кори я все улажу, — отмахивается блондинка, — с ним проблем не будет. Гермиона недоверчиво смотрит на нее, но кивает и, доев обед, отправляется к каминам. Она не слишком переживает по поводу своего визита в родовое гнездо Малфоев, ведь в середине дня вряд ли Люциус будет дома. В последние дни Гермиона настолько была завалена работой, что физически не могла думать ни о чем другом. Но сейчас, бросая летучий порох в камин и называя название поместья, по шее проходит электричество просто оттого, что Гермиона направляется в его дом. Она не думает о том, что будет делать, если Люциус все-таки окажется дома. Она просто отметает эту мысль из своего сознания. Оказавшись в Малфой-мэноре, Гермиона выходит из камина в коридоре возле малой гостиной. За четыре года замужества и периодических визитов сюда она неплохо изучила дом. Ее встретила мертвая тишина. Она старается идти бесшумно, но набойки на ее высоких каблуках решают иначе. На звук шагов трансгрессирует домовой эльф Элли, которая лучезарно улыбается при виде гостьи. — Миссис Малфой, — улыбается она, вытирая маленькие ручки о белый передник, — Элли так рада, что вы прибыли. — Привет, — Гермиона улыбается в ответ, — мне нужна Нарцисса. — Хозяйки сейчас дома нет, — Элли опускает уши, — Элли не знает, где она. Дома только хозяин. — Гермиона? — за ее спиной раздается вкрадчивый голос, и Гермиона на миг застывает, проклиная Матильду, дурацкое колье и всю эту ситуацию. — Мистер Малфой, — она разворачивается на каблуках и видит его в лучах послеобеденного солнца, палящих из окна, возле которого он стоит. Гермиона отмечает, что даже дома он одет в классические брюки и белую рубашку, только рукава его были закатаны до локтей. Спроси ее, во что он был одет в предыдущие ее визиты сюда, она ни за что не ответила бы. Просто не замечала или боялась смотреть. — Элли, можешь идти, — он коротко смотрит на эльфийку, и та исчезает с громким хлопком, оставляя их вдвоем. Гермионе хочется бежать оттуда сломя голову. Бежать, чтобы не видеть, как он изучающе смотрит прямо на нее. Не сквозь, как обычно, а цепко — прямо в душу. Она отвечает на его колючий взгляд. Глаза в глаза на расстоянии нескольких метров. — Я пришла забрать колье, — выпаливает Гермиона и тут же мысленно хлопает себя по лбу. Он наверняка не в курсе. — Колье? — он озадаченно хмурится и делает несколько шагов к ней. — Не понимаю. — Через неделю в Министерстве благотворительный бал и Нарцисса предоставляет в качестве экспоната колье из колумбийских изумрудов, — объясняет Гермиона на одном дыхании. Так проще. Проще говорить, так она меньше сможет себе придумать. — А, она что-то упоминала, — кивнул Люциус, поджав губы, — идемте. Он проходит мимо, обогнув ее фигуру, чтобы не задеть. Гермиона почти против воли втягивает всколыхнутый им воздух и чувствует аромат парфюма, который тут же оседает в носовых пазухах. Это что-то свежее, цитрусовое, акватическое. Ей нравится. Гермиона спохватывается, когда звука его шагов уже почти не слышно. Она быстро следует за Люциусом, который не оглядывается — знает, что она не отстает. Они входят в небольшую темную комнату, которую Люциус тут же освещает волшебной сферой. Гермиона оглядывается, восхищенно затаив дыхание: во всю стену стоит шкаф, за стеклом которого находятся драгоценности. Их немного, но они великолепны в своей индивидуальности. Нигде такого она больше не видела. — Почему вы их держите здесь, а не в банке? — спрашивает она, подходя к тому самому колье. Его невозможно ни с чем перепутать. Изумруды настолько огромны, что кажутся неподъемными. — Здесь находятся те, к которым может прикоснуться только Малфой, — объясняет Люциус. Взмахнув палочкой, он открывает шкаф и левитирует колье. Оно опускается на манекен, стоящий возле шкафа. — Оно знает, что я тоже Малфой? — немного подумав, интересуется Гермиона, делая вид, что разглядывает камни. На самом же деле она смотрит в отражение стекла перед собой. Она видит Люциуса, который не сводит глаз с ее спины. — Мы можем проверить, — он ловким движением берет колье, расстегивает застежку и аккуратно надевает его Гермионе на шею без помощи магии. Она не смеет дышать, а только смотрит в то же стекло. Теперь и Люциус смотрит туда. Колье такое же тяжелое, каким она его себе представляла. Оно приятно холодит разгоряченную кожу и немного отвлекает. Гермиона гладит руками один из камней и отмечает, какой он невероятно гладкий. Она разворачивается лицом к Люциусу — тот отходит от нее на несколько шагов назад. — Оно очень красивое, — говорит она, чувствуя странное волнение, щекочущее ее внутри. — Да, прекрасный экземпляр, — соглашается Люциус, заходя ей за спину и снова щелкая застежкой. Гермиона ощущает тепло его рук и прикрывает глаза. Его движения ровные и уверенные, но она задается вопросом, почему он не использовал магию? Хотел прикоснуться? — Вы применяли ко мне легилименцию? — Гермиона до боли прикусывает язык. Она совсем не хотела задавать этот вопрос, он сорвался прежде, чем она успела подумать. — Когда? — спрашивает он, вскинув бровь. Люциус берет футляр и левитирует туда колье. Гермиона подходит ближе и заламывает руки от напряжения и гнева. — Когда? Вас только это интересует? — она совсем близко. Между ними только узкий стол, на котором лежит готовый футляр. — Знаете, Гермиона, — начинает он, окидывая ее долгим взглядом, — у этого колье есть одно удивительное свойство: оно развязывает язык тому, кто его носит. Никто не знает, как ювелиру удалось достичь такого эффекта, но это факт. Вы надели его на несколько секунд, а уже задаете мне не очень удобные вопросы. Удивительно, не правда ли? — Вы позволили мне его надеть, зная об этом эффекте! — все в Гермионе кипит от негодования и стыда. — Это низко и подло. — Могу с этим поспорить, — говорит он, обходя стол, но не приближаясь к Гермионе. Ей так хочется, чтобы он был ближе. Хочется почувствовать его, словно колье на своей шее. Она глядит на него теперь абсолютно не стесняясь. Если он читал ее мысли, то он знает, что происходит, и от этого хочется выть. Она как на ладони, беззащитная перед ним, с обнаженной душой. — Я действительно применял к вам легилименцию, — Люциус видит ее терзания, но говорит то, что Гермиона так боится услышать. На ее шее щелкает невидимый замок, который перекрывает кислород, но каким-то невероятным способом она продолжает дышать. Только вот воздух ядовитый. — Зачем? — ее голос хриплый. Она хочет знать его мотивы. Она боится узнать их. — У меня нет ответа на этот вопрос, — признается Люциус и скованно улыбается. Гермиона следит за движением его губ, не отрывая взгляда. Страшно в этом признаться, но ей так хочется его коснуться. Это желание токсично, и оно съедает ее изнутри, подобно серной кислоте. Ни о чем другом думать невозможно. Он стоит в нескольких шагах от нее и смотрит. Ничего не говорит. А что говорить? Она и так все понимает. И он тоже. Так они и стоят, будто заклятые Петрификусом, не в силах пошевелиться. Гермиона думает о том, что будет, сделай она шаг к нему. Что будет, если она прикоснется к его лицу. Оттолкнет ли он ее? Или сам об этом думает? Она не может спросить, язык прирос к небу. Так и какого черта? Гермиона выхватывает палочку и одним резким движением, направленным на парящую сферу света, гасит ее. Полумрак накрывает их одеялом, и она не боится. Больше нет. Всего несколько шагов, и женское тело врезается в твердое мужское. Она слышит, как Люциус тяжело дышит, когда крепко хватает ее за предплечья и притягивает к себе. — Пожалуйста, — шепчет она чуть слышно прямо ему в губы, — я не могу с этим ничего сделать. Он отпускает ее руку и зарывается пальцами в ее волосы. Ей больно, воздух с шипением прорывается сквозь губы, которые накрывают его рот. Ее язык скользит по его зубам и раскрывает их. Люциус целует ее рвано, исступленно, бешено. Он злится, и Гермиона чувствует это. Но ей не страшно, она сама очень зла. Ее губы истерзаны под его горячим напором. Малфой словно голодающий, которому дали наконец наесться. Гермиона столько раз за последние дни фантазировала о его губах, руках, что теперь не могла поверить, что все это явь, а не один из ее снов. Она чувствует, как он руками сминает ткань ее платья, и понимает, что пути назад нет. Она сейчас готова ко всему. Ее глупое тело тает в его руках, а мозг уже давно не функционирует. Он прижимает ее к шкафу с такой силой, что стеклянные дверцы жалобно звенят. Гермиона вцепляется в воротник его рубашки, пытаясь добраться до голой кожи. Ее дрожащие пальцы пытаются расстегнуть маленькие пуговицы, но он резко перехватывает ее руку, останавливая. — Гермиона, — Люциус отрывается от ее губ и сдавливает пальцами ее подбородок, отодвигая от себя, — мы должны прекратить. Ее подернутые страстью глаза пытаются сфокусироваться на его лице. Он предлагает остановиться сейчас? Когда все маски сброшены, и он точно так же обнимает ее? Немыслимо. — Ты пожалеешь об этом, — продолжает он, отстраняясь. Его глаза, которые секунду назад горели огнем, снова покрываются коркой льда. Он снова вскидывает палочку и зажигает свет в комнате. — Ты, — она выдыхает, — тоже этого хочешь. — Я борюсь с этим. И ты должна, — он отходит на несколько шагов назад, словно пытается себя пересилить. — Я жалею о том, что залез в твою голову тогда, на Рождество. Если бы я не увидел твои мысли, то не желал бы так страстно! Гермиона слышит в его голосе боль и страх. Они похожи на ее собственные, как братья-близнецы. Он так же, как она, страшится своих желаний. Он так же, как она, держится из последних сил, чтобы не броситься в объятия друг друга. Только Гермиона слабее, чем он, ведь Люциус первым смог остановиться. Но ей нравится быть слабой. Нравится это запретное, уродливое желание, в котором она тонет. И она хочет забрать с собой его. Потопить, словно Сирена в лунную ночь. — Мне плевать, — говорит она и подходит к Люциусу вплотную. Он не отходит. — Я не могу ни о чем думать, кроме тебя. Я так сильно хочу тебя, что ненавижу. Она не знает, действие ли колье развязало ей язык или это были ее скопившиеся эмоции. Она говорила, что думала, что хотела впервые за долгое время. — Я женат, — его тон режет, словно кинжал, а лицо становится маской, — а ты замужем за моим сыном. Я не позволю разбить ему сердце. Я скорее выкину тебя из окна, — он снова хватает ее за подбородок и сдавливает так сильно, что Гермиона охает от боли и берет его за руку, чтобы тот отпустил. — Если ты решишь разрушить мою семью — я уничтожу тебя, — он выплевывает слова ей в лицо и резко выпускает. Она пошатывается, но остается на ногах. Ее лицо хранит отпечаток его дыхания. Гермиона быстро-быстро моргает, словно пытается очнуться от бреда. Драко. Она ни разу о нем не вспомнила. И сейчас это чувство ноет где-то внутри, заставляя Гермиону чувствовать себя тварью. Она ведь любит его. Ведь любит? Так почему это желание настолько сильно застилает глаза? Она ведь не животное, которым правит инстинкт. Она умная женщина. Почему она позволяет этому происходить? Где-то хлопает дверь. Люциус дергается и отходит от нее. Прислушивается и приходит к выходу: — Это Нарцисса, — говорит он почти обыденным тоном. Только немного подрагивающие руки выдают его волнение или гнев. А возможно, и все вместе. Он придирчиво осматривает ее лицо и, будто удовлетворившись увиденным, открывает дверь, выходя в коридор. Гермиона берет со стола футляр с колье и громко выдыхает, пытаясь прийти в себя. Она не боится встречи с Нарциссой, той никогда бы и в голову не пришло, что Люциус мог тайно желать грязнокровку. Видимо, Драко это унаследовал от отца. Она невесело ухмыляется и отправляется вслед за Малфоем. Нарцисса шикарно выглядит в лиловой мантии и с высокой прической. Она холодно оглядывает Гермиону, когда та появляется в ее поле зрения. Люциус стоит возле окна в холле, куда спускается Гермиона. Он спокоен и сдержан, будто не его колотили эмоции несколько минут назад. — Мисс Грейнджер, — начинает миссис Малфой, — как мило с вашей стороны, что вы помогаете на благотворительном вечере. — Я всего лишь выполняю роль посыльного, — резко отвечает Гермиона, — не более. — Хорошо, что Люциус был дома, — кажется, Нарцисса в приподнятом настроении. — Да, мистер Малфой мне все показал, — от ее слов мышцы на спине Люциуса подергиваются, но Нарцисса ничего не замечает. — Простите меня, — говорит Гермиона и пятится к камину. Ей хочется быстрее покинуть этот дом. — Мне еще нужно в Министерство. Спасибо за колье. Малфои коротко с ней прощаются, и Гермиона исчезает в зеленом огне камина. Не разбирая дороги, она спешит к своей лестнице и чуть ли не кубарем скатывается вниз. Запирается в кабинете и сползает вниз по двери. Зарывается пальцами в волосы, откидывая от себя коробку с украшением. Рычит сквозь стиснутые зубы и смахивает злые слезы. Она не понимает своих чувств. Гермионе вспоминаются слова Рона о том, что человек не может испытывать столько чувств сразу — он разорвется. Она близка к этому. Умом она понимает, что Люциус был прав, оттолкнув ее. Он заботился о себе, но и Гермионе не позволил сотворить глупость. Если бы она поддалась этому искушению, смогла бы смотреть в глаза Драко? Смогла бы жить так, как будто ничего не произошло? Вряд ли. Она разрушила бы две семьи и несколько жизней. Она должна быть благодарна Люциусу за это. Но она не может. Ее пылающее тело не может принять тот факт, что он ее отверг. Этот резонанс между желанием и рассудком сводит с ума. А что же сердце? Гермиона знает. Она знает, что пульсирующий орган всегда выберет Драко. Эта любовь сидит глубоко внутри нее, под кожей. И какие бы чувства она ни испытывала к его отцу, они временны. Стоит лишь подождать, пока образ порочного лица Люциуса не исчезнет из сознания. Но сколько на это понадобится времени и сил — она не знает.***
В ресторане невероятное количество людей. Гермиона чувствует себя некомфортно, но глядя на то, как Эмма флиртует с официантом, против воли улыбается. Обеденный перерыв они решили провести в новом модном заведении «В полете», успевшем стать популярным — люди набились, как пикси в банку. Внутри все напоминало о квиддиче: метлы, растяжки и плакаты с названиями команд, колдографии игроков, развешанные на стенах. Гермиона даже заметила улыбающуюся Джинни, которая махала со стены над соседним столом. Гермиона не очень хотела сюда, ведь она не могла причислить себя к любителям этой варварской игры, но Эмма, как обычно, состроила щенячьи глазки, и вот они сидят среди снующих туда-сюда болельщиков и таких же работников Министерства, которые просто пришли пообедать. После произошедшего в Малфой-мэноре прошло три дня, и Гермиона как могла существовала дальше. Каждый вечер ее темная сторона уговаривала светлую написать письмо Люциусу и попросить о встрече. Но каждый раз, занося руку над пергаментом, она сминала его и кидала в мусорное ведро. Она даже не знала, о чем хочет поговорить с ним. И говорить ли. Она старалась уделять больше внимания Драко, и это даже помогало. Гермиона отвлекалась и забывала о своих низменных желаниях к другому мужчине, который так же ее желал. Она отдавала себе отчет, что, даже если бы они решили кинуться в омут с головой, у них ничего не вышло бы. Нельзя танцевать на костях чужого горя. — О чем ты все время думаешь? — Эмма касается ее руки и поджимает губы. — Который день уже. — Прости, — виновато говорит Гермиона, возвращаясь из своих размышлений, — многое навалилось. — Смотри, это что, Людвиг Хепберн? — Эмма уже ее не слышит и восторженно шепчет на ухо, указывая на пару людей через три стола от них. Это действительно Людвиг Хепберн. Гермиона знает его лично. Он так же, как и Драко, является соучередителем волшебного заповедника Саламандра. Хепберн — высокий брюнет лет сорока с одухотворенным лицом. Что уж говорить, он изумительно хорош собой. С ним за столом сидит женщина не менее красивая. Сидит к ним лицом, и Гермиона может хорошо ее рассмотреть. Темные волосы, пухлые губы и раскосые глаза. Фигуру скрывает темно-зеленая мантия, но, судя по всему, довольно стройная. Гермиона не может понять, почему та рассматривает ее так внимательно, но что-то ей кажется знакомым. Возможно, наклон головы или улыбка, но ее не покидает ощущение, что она уже встречала эту женщину. — Мерлин, какой же все-таки шикарный мужчина, — Эмма не стесняясь смотрит на Людвига, и тот, метнув взгляд в сторону их стола, замечает Гермиону. Он сдержанно ей кивает и что-то говорит своей спутнице. Та нервно дергается и смотрит прямо на Гермиону. Нет, она не знает ее. Лицо слишком запоминающееся. Женщина ведет себя странно, нервно. Гермиона искоса наблюдает за ними, не совсем отдавая себе отчет — зачем. Невооруженным взглядом видно, что дамочка жутко волнуется. Она поднимается, несмотря на то, что Хепберн что-то шепчет ей на ухо. Вероятно, он пытается ее успокоить, но она отдергивает свою руку и решительно направляется к выходу. Людвиг, отбросив салфетку, спешит за ней. И только когда Гермиона видит этот жест и смотрит прямо на руку женщины, она все понимает. Осознание накатывает волнами, и Гермиона нервно смеется. — Что случилось? — Эмма тоже наблюдает эту сцену с большим интересом. — Это ведь она, — говорит Гермиона, не в силах поверить своим глазам. — Кто? — Она ему изменяет. Вот сука! — Гермиона шипит сквозь зубы и сцепляет руки на столе. — Да о чем ты говоришь? — хмурится Эмма. — Это была Нарцисса, — объясняет Гермиона. — Она изменяет ему с Людвигом. — Это была не она. — На ее пальце фамильный перстень Малфоев. Я столько раз видела этот герб, что узнаю его из тысячи. — Ну ладно, но, может быть, они просто обедали? — Эмма пожимает плечами. — Это не очень было похоже на свидание. Гермиона ничего не отвечает подруге, а только погружается в свои мысли до конца обеда. Она знает, что Нарцисса изменяет ему. Что бы ни говорила Эмма, человек, которому нечего скрывать, не будет принимать чужой облик для того, чтобы сходить пообедать. Внутри бушует праведный гнев. У Гермионы складывается ощущение, будто обманывают ее. Презрение к Нарциссе застилает глаза, но только вот чем она лучше? Она бы тоже изменила, если бы Люциус ее не остановил. Возникает вопрос: что ей делать с полученной информацией? Вечером того же дня, когда Гермиона занимается взятой работой на дом, чтобы унять свои мысли, в дверь раздается стук. Драко снова был на острове, дома она одна и никого не ждет. Отложив пергамент, который читала, Гермиона подходит к двери и заглядывает в глазок. Нарцисса в той же темно-зеленой мантии топчется на пороге. Вот черт! К ее визиту она совсем не готова. Гермиона выдыхает и поворачивает замок. — Гермиона, — Нарцисса скованно улыбается, — добрый вечер. — Добрый, — Гермиона отходит в сторону, чтобы дать свекрови войти. Коридор заполняет морозный воздух, и она быстро захлопывает дверь. — Что-то случилось? — Не то чтобы, — Нарцисса на ходу снимает перчатки, проходя в гостиную. Ее движения нервозные, а походка несмелая. Совсем не похожа на обычную себя. — Нам нужно кое-что обсудить. — Драко дома нет, — говорит Гермиона и идет следом. — Я знаю, — Нарцисса оборачивается, — я хотела поговорить с тобой наедине. И думаю, ты знаешь, о чем пойдет разговор. — У меня есть пара предположений, — сухо говорит Гермиона, — выпьете? — Не откажусь, — она ежится, снимая меховую мантию и оставаясь в одном светло-лиловом платье. Что-то подсказывает Гермионе, что ежится Нарцисса не от холода. Пока Гермиона наливает огневиски в стаканы, ее кровь бешено бежит по венам, разливая панику. Могла ли Нарцисса узнать о том дне, когда Гермиона приходила в Малфой-мэнор, или все-таки она хочет обсудить то, что случилось сегодня в обед? Но почему она пришла сама? Это ведь прямое признание вины. Мысли путались, и ей нужно было выпить, чтобы унять волнение. Она подходит к Нарциссе и протягивает стакан на четверть полный янтарной жидкостью. — Спасибо, — кивает та и делает большой глоток. Видимо, не одной Гермионе нужно успокоиться. Она ждет, пока Нарцисса начнет разговор. Сама того не замечая, начинает постукивать ногой по паркету. — Я люблю своего мужа, — наконец говорит Нарцисса, и во рту Гермионы пересыхает. Она делает еще один глоток и даже не морщится. — Я думаю, тебе это знакомо. — Что? Я не понимаю, — лепечет Гермиона, чувствуя, как вспотели руки. — Я знаю, что ты видела меня сегодня, Гермиона, — словно не замечая состояния Гермионы, говорит Нарцисса. Она встает и подходит к окну. Ставит стакан на подоконник. — Вы изменяете Люциусу, — это совсем не вопрос. — Все совсем не так! — она оборачивается, лицо перекошено от гнева и страха. Гермиона будто смотрится в собственное отражение. — Вы были там под другой личиной, — говорит Гермиона, немного успокоившись. Нарцисса ничего не знает о них с Люциусом. Мерлин, как это ужасно звучит. — Простите, но это единственное объяснение, которое напрашивается. К тому же вы пришли сами. — Гермиона, послушай меня, — она снова садится рядом на диван, — ты должна меня понять. Это совсем ничего не значит. — Зачем вы все это мне говорите? — осознание приходит секундой позже. Она боится, что Гермиона будет ее шантажировать и все расскажет Люциусу. Мерлин, ей ведь даже в голову это не пришло. — Я прошу тебя сохранить этот секрет, — Нарцисса почти умоляет ее, — не говори ничего Драко и Люциусу. Я понимаю, что причин делать это у тебя немного, но прошу, пойми меня. Это было словно наваждение. Я поступила ужасно и раскаиваюсь в этом. Если Люциус узнает об этом — все рухнет. Моментально в голове Гермионы созревает план. Она смотрит на то, как Нарцисса унижается перед ней из-за желания сохранить семью. Эта женщина не справилась со своим демонами и грехами. А Гермиона справится. — Я ничего никому не скажу, — твердо говорит Гермиона и замечает, как Нарцисса выдыхает, — при одном условии. — Все что угодно. — Вы больше никогда не будете навязывать моей семье свою точку зрения. Больше никогда не заикнетесь о детях и о том, что я не член семьи Малфой. Честно говоря, мне на все это плевать, но из-за желания уколоть меня вы совсем не замечаете страданий собственного сына. — Я… — Я не закончила, — тон словно колотый лед, — я буду молчать. Это не мое дело, что вы обманываете мужа. Он любит вас. Он так вас любит… Последние слова даются ей сложнее всего. Горечь чувствуется на языке, и ее не сглотнуть. Люциус не поддался своим низменным желаниям и не дал этого сделать Гермионе. Но Нарциссе не так повезло. Гермиона благодарна Люциусу за это. За то, что не нужно ни о чем жалеть. Не нужно ничего стыдиться. Гермиона выжидающе смотрит на Нарциссу, которая, сжав губы в тонкую линию, коротко кивает. Гермиона видит в ней себя. Она видит в ней неверную жену.