***
Руки Драко массируют кожу головы Гермионы, отчего она закатывает глаза и откидывает голову ему на плечо. Они лежат в огромной ванной. Гермиона прислоняется к широкой груди Драко, позволяя ему заниматься мытьем ее головы. Он отдувается от пены, которая летит во все стороны. Полумрак ванной комнаты разбавляют несколько танцующих свечей, которые парят в воздухе, управляемые магией. Пахнет бергамотом и пачулями. Аромат расслабляет, а движения мужа ласкают кожу — Гермиона закусывает губу от удовольствия. — Твой отец сегодня приходил, — говорит она неожиданно даже для себя. Чувствует, как Драко перестает массировать ей голову: — К тебе? — Да, он извинялся, — Гермиона пытается придать собственному голосу нейтральность и беспечность, хотя внутри у нее все трясется. — Чего? — в тоне Малфоя слышится намек на смех. Но он не веселый, а немного истеричный. — Это точно был он, а не домовик под оборотным? — Драко, домовые эльфы не могут принимать форму волшебника, — тоном заучки-Гермионы говорит ему и качает головой, — это был он и извинялся за Нарциссу. — Вот это ничего себе, — присвистывает Драко, переходя к ее плечам. Гермиона расправляет уставшие плечи, когда он начинает их массировать. — Ты приняла его извинения? — А могла не принять? — она слегка отклоняется, проводя руками по вытянутым под водой ногам. Гермиона не видит, но знает: Драко, ничего не ответив, пожимает плечами. Она разворачивается к нему лицом и забирается к Драко на колени, скрытые густой пеной. Она хочет забыться. Смыть с себя присутствие Люциуса, хочет избавиться от проклятого наваждения. Драко проводит руками по ее мокрой спине, задерживаясь на ямочках на пояснице. Гермиона накрывает его губы ртом слишком яростно, но сейчас ей плевать. Это ее лекарство, антидот. Малфой знает, чего она хочет, и немного приподнимается, делая их позу более удобной. Гермиона запускает пальцы в его влажные волосы и отрывается от губ. — Я соскучилась по тебе, — шепчет она. В ответ Драко смотрит потемневшими от желания глазами и немного разводит ноги. Гермиона чувствует его возбуждение, просовывает руку между их телами под водой и направляет член в себя. Выдыхает, чувствуя наполненность и привыкая к этому. Начинает двигаться. Драко кладет ее руки себе на плечи и прижимает ее теснее. Он откидывается на бортик ванны и смотрит на обнаженное тело жены. Она знает, что он смотрит, и ей это нравится. Нравится, что он восхищается ей. Гермиона ускоряется, преодолевая сопротивление воды. Она опирается на тело Драко, чтобы ей было легче двигаться. Их лица в нескольких миллиметрах друг от друга. — Смотри на меня, — он хватает ее подбородок пальцами, словно тисками, — я хочу видеть, как ты кончаешь. Вода плескалась в ванной, выливаясь за борта на пол. У Гермионы едва хватает сил, когда Драко прижимает ее к себе и сам вбивается в ее тело. Она обнимает его за шею и зло целует, чувствуя, что оргазм близок. Оторвавшись от его губ, она, не отводя взгляда, бьется в сладкой агонии. Драко громко стонет и кончает вслед за ней, а затем падает назад на бортик ванной. Расслабившись и не в силах пошевелиться, они лежат так несколько минут. Гермиона ощущает его внутри и тихо целует его грудь, чувствуя вкус пены. — Я люблю тебя, — шепчет Драко, трогая ее мокрые волосы. — Я знаю, — говорит она, зарываясь носом в его кожу. Этим же вечером Гермиона лежит в кровати, укрытая по грудь сатиновым одеялом. Она наблюдает за Драко, который что-то читает за столом в их спальне. Свет лампы бьет ей прямо в глаза, и Гермиона меняет положение, щурясь. Она оглядывает его голую прямую спину, перекатывающиеся мышцы, когда Драко меняет позу. Она пытается отмахнуться от мыслей, которые ей нашептывают разные гадости о голой спине человека, который приходил к ней сегодня. В этих ужасных мыслях она проводит языком по его спине и чувствует солоноватый вкус кожи. Переворачивает его на спину и седлает сверху. Он держит ее бедра, не давая слезть. Он смотрит на нее голодным взглядом, как сегодня в кабинете. Он поощряет ее развратные движения, которые она совершает, сидя на нем. Они оба голые. Он проводит языком по ее соскам и прикрывает глаза от наслаждения. Она возбуждена и хочет ощутить его внутри. — Чего ты там возишься? — Драко с подозрением оглядывается и спускает на нос очки для чтения. — Ничего, — слишком быстро отвечает Гермиона, пытаясь избавиться от фантазий, которые буквально заставляют ее взрываться изнутри. Она пылает, кровоточит. Ей почти больно. Ей хочется стонать и плакать. Это слишком… — А я знаю, чего он приходил к тебе сегодня, — весело говорит Драко, ложась рядом, не замечая взвинченного состояния жены. — О чем ты? — Об отце, — ухмыляется он, словно придумал ужасно остроумную шутку, — подбивает к тебе клинья. А что, уведет жену у сына. Гермиона нервно смеется, понимая, что он ждет от нее именно этой реакции. Конечно, Драко и подумать не может о том, что Гермиона что-то чувствует к его отцу. Нечто грязное и запретное. Такое, от чего ей хочется спрятаться в кокон и никогда больше не показываться людям. — Ты идиот, — Гермиона легко бьёт его в плечо, оголяя грудь. — Но все его ухищрения напрасны, ведь ты безумно любишь своего мужа, а старому прощелыге ничего не светит, — говорит он нараспев и заканчивает эту мини-сказку шутовским поклоном. Гермиона смеется через силу, а внутри все ревет и плачет. Она хочет, чтобы это быстрее закончилось. Она не хочет думать о Люциусе, не хочет слышать его ласкающий голос у себя в голове, не хочет ощущать фантомные прикосновения к своей коже. А самое главное, она не хочет представлять его на месте его сына.Часть 2
12 июня 2022 г. в 12:48
Примечания:
Fleur — Улыбки сфинксов
У Гермионы рябит в глазах. Ее соседка по ближайшему кабинету разодета, словно попугай в брачный период. Та пришла к ней на бранч и жует свой сэндвич, прижавшись бедром к столу. Рассказывает о новом парне, с которым познакомилась на рождественском ужине у родителей. От парня она не в восторге, как и от его стиля в одежде: он любит свитера с оленями. Кажется, Гермиона уже где-то это слышала…
— Как твое Рождество? — спрашивает Эмма — так зовут ее соседку. У нее светлые волосы, она немного полновата, но не толстая. У нее приятные ямочки на щеках и милая улыбка. Ее речь не очень внятная. Гермионе иногда приходится догадываться, что Эмма имеет в виду.
— Веселее не придумаешь, — хмыкает Гермиона, — ненавижу Рождество.
— Не понимаю, — говорит Эмма, громко отпивая кофе из термокружки, — неужели ты не можешь туда не пойти? Ну скажи своему Малфою, что не хочешь.
— Это так не работает, — вздыхает она. — Я знала, на что шла, когда выходила за него замуж. Теперь расплачиваюсь.
— Зато вы богаты, — мечтательно говорит собеседница, — а когда его родители умрут, станете еще богаче.
— Мерлин, Эмма, — нервно хихикает Гермиона, — я не заглядываю так далеко.
— Наверняка думала о том, как бы прирезать мамочку Драко, — Эмма делает характерный жест себе по горлу. — Я бы точно думала.
После того, как Эмма покидает кабинет, Гермиона какое-то время разглядывает табличку с именем и фамилией на своем столе. «Гермиона Малфой». За четыре года она так и не смогла привыкнуть к этому странному звучанию. Она вертит в руках позолоченную табличку и ставит ту на место.
На столе идеальный порядок. Гермиона считает, что порядок в голове и порядок на рабочем месте взаимосвязаны. Только сегодня в ее голове полный бедлам, как и в последние дни. Она никак не может выкинуть из памяти прошедший ужин и стыдится своих мыслей относительно Малфоя-старшего. Он ничего ей не сказал в тот вечер, но то, что Люциус владеет искусством легилименции, дает повод думать, что он в курсе ее грязных мыслей.
Стыд снова заливает щеки. Наваждение накрывает ее липкой пленкой, от которой не отмыться. Гермиона закрывает глаза и выдыхает. Перед внутренним взором всплывает широкий разворот плеч, тонкие губы, голубые глаза и светлые, практически белые волосы. Он так похож на Драко. Гермиона бы очень хотела, чтобы человек, поселившийся в ее мыслях, был ее мужем.
Она до боли сжимает переносицу, пытаясь изгнать непрошенные образы из сознания. Решает, что она властительница своих эмоций, а не наоборот и начинает перебирать бумаги. Глаза скользят по строкам на русалочьем языке. Судя по всему, это жалоба, которые этот склочный народ любит присылать в Министерство. Она отправляет жалобу в огромную стопку на подоконнике к похожим письмам.
Гермиона слышит уверенный стук и просит человека за дверью войти. Она дочитывает письмо о том, что в Годриковой впадине обнаружен незарегистрированный нюхлер, и слышит тихие шаги.
— Здравствуйте, — Гермиона отрывает взгляд от пергамента и улыбается вошедшему. Улыбка сползла с ее лица, а глаза расширились:
— Мистер Малфой? — она немного закашлялась. — Вы здесь…
— Добрый день, — его лицо непроницаемо. Гермиона не может сказать, о чем он думает. Люциус указывает тростью на стул у ее стола. — Я присяду?
— Конечно, — спохватывается она и тоже указывает ладонью на этот злосчастный стул. Внутренне чертыхается и, сцепляя руки в замок, кладет их перед собой, чтобы не было соблазна что-то нервно трогать. Во рту пересохло.
— У вас, кхм, интересный кабинет. — Она обводит взглядом комнату, в которой находится. Кабинет Гермионы скорее напоминает каморку для швабр. Он маленький и неуютный и находится на цокольном этаже.
— Что привело вас сюда, мистер Малфой? — Гермиона сглатывает прежде, чем заговорить.
Она впитывает в себя его образ. Жадно смотрит, чтобы не пропустить ни одной детали. Темная мантия из дорогого материала скрывает костюм. Виден лишь воротник рубашки, который обрамляет светлую кожу шеи. На безымянном пальце поблескивает фамильный перстень, а руки цепко держат волшебную палочку, замаскированную под трость.
Люциус сидит к ней боком, положив ногу на ногу, и молчит несколько мгновений. О чем-то думает и словно подбирает слова. Его брови нахмурены, а губы собраны в тонкую линию. Гермиона выжидающе смотрит и боится пошевелиться. Она даже неосознанно задерживает дыхание.
Он резко поворачивается к ней, чем заставляет немного вздрогнуть. Люциус скользит по ней непонятным взглядом и будто собирается с мыслями. Вероятно, для него это тоже непростой разговор, и Гермиона чуть расслабляется.
— Гермиона, — он обращается к ней по имени, — я здесь не просто так. Я хотел бы извиниться перед вами за свою супругу.
— Изви… — Гермиона заикается, думая, правильно ли она расслышала, — извиниться?
— Именно, — кивает он и проводит тростью по гладкой поверхности стола. — Нарцисса вела себя непозволительно, и я хотел, чтобы вы ее простили.
— Мистер Малфой, — начинает Гермиона, — не то чтобы я злюсь… Хотя нет, я злюсь, но в большей степени из-за Драко. Мне не хочется, чтобы он метался между нами, как меж двух огней. Ему от этого больно.
— Я знаю, — Люциус выпрямляется, его лицо снова ничего не выражает. — Боюсь, Нарциссе до сих пор тяжело свыкнуться с его выбором. Простите меня за прямоту.
— А вам? — Гермиона прикусывает язык, но поздно. Брови Люциуса ползут вверх:
— Вы имеете в виду, как я отношусь к тому, что вы маглорожденная? — Гермиона кивает. — Конкретно к вам я отношусь нейтрально.
Гермиона набирает полную грудь воздуха, хотя ей кажется, что кислорода катастрофически не хватает. «Нейтрально» — это слово ей неприятно. Оно такое безликое и ничего не значащее, но, а о чем она думала? Если в ее голове расплодились какие-то дикие мысли об отце ее мужа, это не значит, что он думает о том же. И слава Мерлину, что не думает. Она справится с этим наваждением, а если и Люциус будет испытывать подобное — это может плохо кончиться. Для всех них.
И все же это его «нейтрально» ранит и заставляет размышлять о собственной несостоятельности и непривлекательности. Хотя о чем тут говорить? Люциус всю жизнь презирал таких, как она. Хорошо хоть с факелами не бросается.
— Вам не нравится это слово? — вдруг роняет он, внимательно исследуя лицо Гермионы. Она так глубоко погружается в свои мысли, что не замечает, как он разглядывает ее. Она молчит. — Гермиона, я не стану осыпать вас комплиментами только из-за того, что Нарцисса повела себя ужасно по отношению к вам и Драко. Это не в моей природе. Вы не худший вариант для моего сына. И вы умны.
Гермиона молчала, не находя слов, чтобы ответить. Его слова, словно звонкие пощечины, имели смысл. С чего она вообще решила, что он знает о ее мыслях относительно его персоны? Она не чувствовала щекотку в мозгу, которая сопровождает легилименцию. Его взгляд. Тогда на ужине его глаза говорили о многом. Он смотрел на нее, словно хищник перед прыжком, промокая салфеткой губы. На нее никто так не смотрел, даже Драко. И вот сейчас этого словно не было. Это другой человек. Он считает ее не худшей партией для сына. Большое спасибо.
— Вы же понимаете, что я не стану благодарить вас за эти слова, — Гермиона чувствует подступающую к горлу ярость.
— Я понимаю ваше негодование, Гермиона, — на лице Люциуса появляется подобие полуулыбки, которая меняет лицо. Он словно молодеет лет на десять.
— Не думаю, — она трясет волосами и убирает прядь за ухо, — вряд ли вы вообще понимаете, что происходит.
Ее можно понять двояко, но ей все равно. Гермиона следит за реакцией Люциуса, и та есть: его зрачки немного расширяются, а ноздри раздуваются. Это не слишком заметно, но она смотрит внимательно. В его взгляде проступает тревога и что-то еще, чего Гермиона не может понять. Он крепче перехватывает трость и поднимается со стула. Почти прозрачные глаза так же мечутся по ее лицу. Она бы дорого отдала, чтобы понять, о чем он думает.
— Мне пора, — наконец он отводит взгляд и отступает к двери, — до свидания.
Гермиона успевает только встать и кивнуть, прежде чем он покидает ее кабинет. Она обессиленно падает на стул, ее словно выпотрошили, морально изнасиловали. Тело наконец расслабляется после сильного напряжения. Ей многое не ясно после его визита, но одно она понимает точно. Теперь Гермиона знает, что Малфой-старший чувствовал, помимо тревоги, когда смотрел на нее. Это было желание.