If we all die tomorrow

— Дин, — Сэм выдерживает долгую, драматичную паузу, но не настолько продолжительную, чтобы старший начал волноваться: — А я тебя люблю. — Чувак, — о, Дин определённо собирается закрутить свою шарманку, Сэм слишком хорошо его знает. — Нет, не смей ничего говорить, слышишь? Мы вполне можем умереть завтра, так что я считаю, что обязан был это сказать. Дин хмурится: — Умереть могу я. Сэм невозмутимо пожимает плечами: — Если умрёшь ты, то лучше я сдохну следом. Дин фыркает и маскирует трепещущее естество за обреченной шуткой: — Ромео и Джульетта, блядь. Сэм улыбается, потому что читает всю эту щенячью, преданную и плохо скрываемую благодарность в его глазах. Старший вдруг прочищает горло, и звучит так очаровательно-неуверенно, тихо, как смущённый мальчишка и старается смотреть только на дорогу, но всё равно захватывает Сэма боковым зрением: — Я тебя тоже. Ну, люблю. Сэм только улыбается так широко, что щёки начинают болеть, и отмечает: — Ты мог это не говорить, если не хочешь. Это не обязательно, я знаю и осознаю это и так. Настал черёд Дина пожимать плечами. Чуть дразняще улыбаясь, он старательно пародирует: — Если сказал ты, то лучше я скажу следом! Сэм смешливо фыркает. Кладёт, даже не пытаясь поймать ускользающие крупинки времени, ладонь Дину на бедро. Тот отрывает одну руку от руля и бездумно берёт его кисть в свою руку, поглаживает костяшки. По его лицу скользит золотистый свет фонарей, а тени, станцевав секундный танец, прячутся за носом, под глазами и подбородком, нижней губой. Сэму хочется остановить миг и поцеловать их все, согнать с Динового лица и озарить его светом. Но отрывать его от дороги нельзя, так что Сэм просто гладит, передавая это желание, в ответ.