* * *
В Бейкон-Хиллс никогда не бывает спокойно, но по истечение обозначенного срока Айзека это уже волнует в значительно меньшей степени. К тому же очередная опасность миновала, зловещие Доктора повержены, и на неопределённое время городок может вздохнуть спокойно и вернуться к будничной суете. И пусть затишье — всего лишь пауза перед бурей, это возможность вернуться, не попав сразу на поле битвы. У Лейхи за три дня до рейса из Европы в Америку собран чемодан, и где-то среди свитшотов и ароматного мыла для подарков покоится увесистый мешок оправданий. Он — оборотень, и мистический маяк Неметона горит и для него в том числе. Это — его дом, и он хотел бы в нём побывать, прежде чем решить, что делать дальше по жизни. Во Франции без Арджента всё же немного тоскливо. И, в конце-то концов, он соскучился по этой Богом забытой дыре. Вот только соскучился ли Бейкон-Хиллс по нему?* * *
В Калифорнии, разумеется, солнечно — совсем как на Корсике, куда Крис однажды вытащил его на каникулы к каким-то своим старым-старым знакомым. По крайней мере, Айзек не замечает существенной разницы, когда в первое утро в маленькой съёмной квартирке своего опекуна он сидит на подоконнике и прикидывает, куда можно сгонять с утра за свежей выпечкой — на ум, на удивление, не приходит ни одного подходящего заведения. Улицы встречают его приветливой чистотой, на небе не единого облачка — и всё же шестым чувством он улавливает присутствие незримой тени, омрачающей позитивный настрой. «Это нормально — чувствовать себя не в своей тарелке, возвращаясь в город-призрак. — рассуждает Айзек, оглядывая свой бывший дом с висящей на двери табличкой «На продажу», к которому сами принесли его ноги, и делает ещё глоток обжигающе-горячего второсортного кофе из забегаловки неподалёку от крытого катка. — В город, запечатлённый в памяти таким, каким он был, когда ты последний раз оглянулся через плечо, убегая в неведомое — прочь от страха, боли и отчаяния. Но который продолжал жить и меняться в твоё отсутствие». Он швыряет пустой стаканчик на стриженный газон за обшарпанным серым заборчиком и даже почти не чувствует угрызений совести. Американский подросток — безалаберный и дерзкий — внутри него ликует. У него грандиозные планы. Ему нужно разыскать друзей.* * *
Путь до дома Макколлов, занимает, кажется, какие-то пять минут, хотя на деле Айзек топает до него пешком несколько километров, петляя по памятным местам. Суббота, а значит, все на месте. Мелисса приветливо улыбается, спешно вытирая мокрые после мытья посуды руки о домашние брюки, и приглашает внутрь — на мгновение парень впадает в ступор, словно опешив от того, что те сцены, которые он представлял последние несколько недель перед сном, происходят взаправду — так легко и естественно, будто он никуда не уезжал. Скотт наверху старательно имитирует уборку — он как раз складывает в корзину для белья несколько пар одинаковых чёрных боксеров, причём делает это так медленно и неохотно, словно перебирает важные бумаги в офисе — когда Айзек заглядывает в его комнату. Альфа стремительно поворачивает голову, учуяв смутно знакомый запах — это понятно по тому, как он чуть заметно втягивает носом воздух, и Лейхи даже начинает сомневаться, какой из органов чувств сработал первым — обоняние или слух. И прежде чем лицо озаряет радость, что-то неуловимое проносится во взгляде тёплых карих глаз — что-то, отчего у Айзека по загривку пробегает волна мурашек. Усталость, отголоски тщательно запертой под сердцем боли и… обида? Они обнимаются. Ладони Айзека блуждают по широкой спине Макколла, поднимаясь всё выше: от поясницы по линии позвоночника, обводят плавными движениями ключицы и тянутся к затылку, не находя спутанных волос там, куда они отрастали раньше. И всё же его тело помнит Скотта. Они болтают обо всём подряд, полулёжа на кровати, в углу которой на покрывале лежит позабытая стопка трусов — и это, мелькает у Айзека в голове, можно в каком-то смысле считать хорошим знаком, ведь это значит, что Скотт чувствует себя достаточно комфортно в его присутствии. Как раньше. Простыни другие, на пробковую доску кнопками прикреплены новые фотографии, но в общем и целом это место осталось таким же, каким и запомнил его Айзек. Та же кровать, тот же шкаф, те же книжные полки. Убежище. Как уютный шалаш из одеял — вроде тех, что когда-то очень давно, в другой жизни, они строили со старшим братом. В эту комнату он приходил иногда по ночам, когда кошмары становились слишком яркими, и всегда получал разрешение остаться до рассвета, пригреться под боком, вслушиваясь в размеренный стук сердца волчонка. Они бездельничают большую часть субботы — Айзеку ничего другого и не надо. Когда день подходит к концу, и приходит время прощаться — он искренне надеется, что ненадолго — парень чувствует себя невероятно счастливым. Закатное солнце пробирается сквозь полуопущенные занавески, играет бликами на стенах, и в его мягком свете в воздухе кружатся пылинки. А потом взгляд случайно падает на томик Джека Лондона в тёмно-синей обложке — всегда стоящий в первых рядах на полке, и под «всегда» Айзек подразумевает «сколько он знает эту комнату», что не на выдающийся срок не тянет, но иное не имеет значения — он тоже покрыт пылью. Айзек старается не зацикливаться на этом, потому что, серьёзно, такая мелочь не заслуживает совершенно никакого беспокойства.* * *
Однако пару дней спустя, успев пересечься с Лидией и Стайлзом — последний едва не сбивает его тележкой в супермаркете — и проведя больше времени со Скоттом, он начинает понимать, что всё не совсем так, как кажется на первый взгляд. Вечером понедельника Айзек пьёт колу из банки, сидя на спинке скамейки в сквере в двух минутах ходьбы от бывшего лофта Дерека, и обдумывает два новых постулата его бытия. Во-первых, ему нужно о многом узнать подробнее. О Мексике, о девушке Скотта, которая оказалась супер-крутой сверхъестественной лисицей, способной контролировать электричество (нет, Айзек не ревнует), о мелком бете Скотта, от которого за милю несёт гормонами и неприятностями, о девушке-койоте, засранце по имени Тео, а ещё об огромном лохматом монстре, который не мылся с восемнадцатого века, спиздил личность чувака, приходящегося бойфрендом чуваку, который вроде оборотень, но не совсем, и может становиться невидимым, и о том, как Эллисон в некотором роде спасла Скотту жизнь. И во-вторых, учитывая всё перечисленное в первом пункте, нельзя винить Скотта в том, что тот не раскрыл всей правды пропадавшему всё это время во Франции Айзеку. А правда заключается в том, что после всего произошедшего в сознании Скотта что-то сломалось, какая-то крохотная деталь, и его внутреннее солнце, свет которого был Айзеку столь дорог, стало светить тусклее. Бейкон-Хиллс не просто изменился — он нахрен мутировал, и играть по старым правилам уже не получится. И только в одном Айзек уверен: если этот городок обошёлся без него — как и он приспособился к жизни в незнакомой стране, то Скотт хотя бы по нему скучал. Теперь они снова рядом, но отчего-то теперь он сам скучает по Скотту ещё сильнее.