Сольпуга и Каракурт

Слэш
R
Завершён
9
автор
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
9 Нравится 4 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Стоя перед дверьми в кабинет, он снова и снова задавался вопросом: почему ему нужно так много сил, чтобы сделать шаг вперёд? Это его компания. Это его, в конце концов, собственный кабинет. Там, за дверьми, ждёт его брат. Но… Именно это заставляло его останавливаться, прежде чем шагнуть. Останавливаться, приводя в порядок сбоящее сердце и скрывая мелкую дрожь в руках. Успокоиться. Держать себя в руках. Он не должен себя выдать. Да, сложно, но… Никак иначе. Он не может себе позволить провал. Не сейчас, когда столько лет убил на выстраивание нормальных отношений. Он не готов это терять. Не готов. А потому только так. Спокойно. Равнодушно. Незаинтересованно. Вдох-выдох. И вперёд.       Дверь с шорохом задвигается за спиной, отрезая от холодного света офисных ламп и погружая в приятный полумрак, освещённый лишь редкими вплавленными в стены светодиодами, сейчас едва тлеющими словно готовые погаснуть свечи. В панорамном окне отражается чёрное с тысячами искусственных огней небо Неон-Сити.       Сольпуга лежит на диване. Распластался, закинув ноги на спинку и свесив тяжёлую угловатую голову с подлокотника. Глубоко посаженные маленькие глаза сейчас закрыты. Но визоры глазных имплантов вспыхивают тусклым жёлтым фиксируясь на замершей на пороге фигуре.       Каракурт не торопится. Впитывает редкую между братьями атмосферу тишины и гармонии. Он знает правила. Выучил за столько-то лет. Двигается плавно и мягко, почти бесшумно, не совершая резких движений. Держится на виду. Знает, что хотя Сольпуга дремлет, часть его сознания всегда анализирует и следит за окружением через визоры и многочисленные сенсоры, разбросанные по всему телу. Он не хочет будить, но ещё меньше хочет словить разрывную пулю в лоб из-за того, что его восприняли как угрозу.       Поэтому всегда так. Медленно, аккуратно, всегда на виду.       Постепенно на креденции появляется пара кружек и заварочный чайник. Сольпуга любит именно так. По-обычному. Считает, что лишние навороты и добавки лишь портят вкус хорошего чая. Каракурт никогда не понимал этого. Ему было одинаково всё равно порошковые ли это чаи или заварочные клипсы, или же обычный листовой. Он бы и вовсе предпочёл кофе. Но Сольпуга любит так.       Поэтому чайник. Заварка, листовой, прессованный, с тихим хрустом ломающийся в пальцах пуэр мохнатого 1980 года. Единственная уступка — абсорбент, чтобы не сливать первый пролив.       За спиной слышится движение. Каракурт знает, что время спокойствия вышло. Теперь всё будет решать лишь смогут ли они договориться, или Сольпуга снова уйдёт, пропав на несколько месяцев.       — Ты заставил себя ждать.       Голос, настолько хриплый что кажется, что его обладателя душат колючей проволокой, проходится мурашками вдоль позвоночника. Каракурт молчит. Пальцы держащие заварочник бледнеют до синевы. Нельзя пролить ни капли. Это неуважение. Не поворачиваться, пока не успокоишься — это самосохранение. К счастью, на этот раз не приходится выбирать.       Дымящаяся кружка с пуэром в мозолистых и широких ладонях Сольпуги выглядит хрупкой и маленькой. Впрочем, даже его любимая пятнадцати килограммовая энергобластерная снайперская винтовка «Ненсис», названая так в честь первой жены, в руках своего хозяина кажется лёгкой.       Каракурт на мгновение задерживается взглядом на этих крупных жилистых руках. Осталась ли в них ещё настоящая плоть? Или все давно заменено синтетикой, нанитами и высокотехнологичными имплантами? Он не знает. Но очень хочет когда-нибудь узнать. Узнать, что будет, если лизнуть кончики пальцев, а потом медленно вобрать их в рот. Будут ли они тогда такими же осторожными как сейчас удерживая кружку или будут грубыми и несущими боль. Но это лишь фантазия. А сейчас у него есть только это мгновение, которым он даже продлить не в силах, прежде чем сесть напротив и взять свою чашку и сделать глоток равнодушно отводя взгляд.       Вкус пуэра. Землистый, отдающий корнями, прелой осенней листвой и древесной корой оседает на языке, заставляя Каракурта поморщиться и отставить чашку.        Сольпуга только хмыкает и прикрывает красные от полопавшихся сосудов глаза. Восемь имплантов на его лбу и висках медленно вспыхивают и вращаются, следя за каждым даже самым мимолётным жестом. Он делает медленный глоток словно действительно наслаждается вкусом не замечая реакцию собеседника.       Каракурт лучше, чем кто-либо другой знающий брата, чувствует неприятный холодок на спине. Сейчас Сольпуга как никогда похож на пустынную тварь, затаившуюся перед броском. Если он ошибётся. Закуской станет он. И всё же он рискует, делая первый выпад:       — Как ты можешь это пить? На вкус как болото…       Сольпуга обманчиво расслаблен, сутулясь и опуская взгляд в чашку, где плещется почти чёрный от крепости напиток. Но его визоры замёрзли на вытянутой и худой фигуре брата, прежде чем наконец разрезанный до ушей рот дёргается в неком подобии на ухмылку.       — Я слишком долго жрал грязь, чтобы теперь от неё отказываться.       Всё, что Каракурту остаётся — это сглотнуть и отвести взгляд, откидываясь на кресло. Этот раунд он проиграл.       Он знает и помнит, ради кого Сольпуга «жрал грязь». Помнит и никогда не сможет забыть и расплатиться, будь трижды проклята его модификационная резистентность.       Помнит и то, как будучи совсем мальчишкой лежал опутанный проводами на слишком большой, но узкой кровати и сквозь щель не до конца закрытой двери вслушивался в тогда ещё не такой хриплый, но уже низкий голос брата, который вошёл в его жизнь только ради того, чтобы принести ему столь необходимые для жизни модифицированные импланты. Помнит, как почти год спустя стоял в дверях, сжимая тощие руки в кулаки, бесконечно ожидая и страшась увидеть знакомую фигуру.       И дело было вовсе не в проснувшейся жажде жизни, а безграничном чувстве вины. Каждый раз, когда Сольпуга уходил ни Каракурт, ни его мать, Тарантул, не знали, вернётся ли он с очередной вылазки или нет. А если вернётся, то в каком состоянии.       Помнит и бесконечные подтёки, и капли крови от многочисленных ран, размазанные по всему дому после его приходов. И то, как в двенадцать встал перед братом требуя прекратить. Требуя и честно признавая, что он того не стоит.       Помнит и хлёсткую пощёчину, которая сбила его с ног. И грубое пожелание заткнуться. Помнит и как утирал кровь с разбитых пощёчиной брата губ, и как почти с ненавистью провожал удаляющуюся спину.       Помнит, как сбежал из дома, превращённого ради него в больничную палату, желая сдохнуть, где-нибудь на тёмных улицах Неон-Сити, чтобы только не вынуждать брата, который мог бы прекрасно жить без него, снова и снова рисковать своей жизнью.       Помнит удар в живот, от которого он блевал кровью на грязный разбитый в бензинных пятнах асфальт и то, как унизительно было получить злое и разочарованное — «червяк».       Он не забыл и то, как перед решающей операцией Сольпуга вернулся с оторванной нижней челюстью.       Вид окровавленного, изуродованного, едва стоящего на ногах от ран и кровопотери брата, грубо всовывающего в руки напуганного врача, драгоценный имплант навсегда остался в его памяти.       Как и вид раскроенной головы испачканной в крови и голубой инфузлимфой которая текла из разбитых имплантов смешиваясь с копотью и потом. Без Сольпуги компания бы не пережила того рейдерского налета.       Он ничего не забыл. И не хочет забывать. Мало того, он по-настоящему благодарен своей болезни. Благодарен, потому что, если бы не эта модификационная резистентность, Сольпуга никогда бы не появился в его жизни. Да, может быть, он бы немногое потерял и его жизнь была бы такой же… Но Сольпуги бы в ней не было… А без него… Без него жизнь не кажется такой ценной.       И все же сейчас не время вспоминать. У прихода Сольпуги всегда есть причины. И всегда есть последствия. Чутье подсказывает Каракурту, что он действительно не хочет этого знать на данный момент.       А потому взгляд в сторону. И молчание. Долгое молчание в темноте под светом лишь мерцающих огней Неон-Сити из окна и тусклых светодиодов.       Сольпуга пьёт пуэр медленно. Смакуя каждый глоток и закрывая глаза. Высшая форма доверия с его стороны. И ничего что визоры, мерцая, скользят по пространству, отыскивая малейшую угрозу, а за поясом скрыт тяжёлый электромагнитный Квазар. Это доверие. И Каракурт ценит. А потому молчит. Не спрашивает. Не торопит. Не мешает.       Сольпуга не любит, когда ему мешают. Каракурт знает.       Когда чашка наконец опустела и отставлена на стол, Сольпуга наконец потягивается, а кожа предплечий вдруг складывается, выпуская острые клинки, словно когти огромной кошки. Рефлекторный жест, который бывает только при свежеустановленных имплантах, к которым пользователь ещё не до конца привык. Это тоже доверие. Совершенно особое, а потому не передаваемое.       Каракурт смотрит почти зачарованно, но быстро склоняет голову, отворачиваясь в чувстве какой-то иррациональной обиды. Он знал, что не было ничего удивительного в клинках богомола, установленных на руках у брата, одержимого модификациями, но всё же надеялся, что когда-нибудь доведется побывать в настоящих руках, а не пусть идентичных, но всё же искусственных модулях. Жаль, но это ничего. Он готов принять Сольпугу любым.       Когда Сольпуга наконец нормально садится, время идиллии заканчивается. Пришло время серьёзных разговоров.       Каракурт молчит. Сольпуга пришёл первым. А значит, ему первым и говорить. Это одно из множества правил, которые Каракурт вывел для общения с братом. Казалось бы мелочь, но без этой мелочи разговор закончится даже не начавшись, а холодно зыркнувший брат просто уйдёт, скрывшись из виду на несколько адских месяцев, во время которых останется только ждать и надеяться, что он в порядке и когда-нибудь согласится снова выйти на связь.       — Мне нужен Маскирейновский Хамелеон.       Каракурт вздрагивает впервые за эту встречу, глядя прямо на брата. Он не хочет знать, зачем ему Хамелеон. Действительно не хочет. До сведённых мышц не хочет.       Черные глаза встречаются с выцветшими жёлтыми.       И Каракурт сдаётся. Отводит взгляд и, откидываясь на спинку кресла и закрыв глаза, лишь спрашивает:       — На сколько?       — Месяца три, с малой периодичностью от получаса до восьми часов.       Каракурт вздыхает, залпом опрокидывая в себя уже остывший пуэр. Морщится, ощущая землистую горечь на языке и дёргает головой       — Оно не из Неон-Сити?       Теперь уже Сольпуга отводит взгляд и смотрит в окно на мигающие огни города.       Каракурт понимает это молчание. И чувствует горечь от того, что сейчас всё закончится. Вот так. На такой ноте. И торопится исправить если, конечно, возможно.       — Ладно, ладно…       — Да, он из нормалов.       Ответ приходит совершенно нежданный и неожиданный. Заставляющий Каракурта замереть и хмуро растереть переносицу, едва справляясь с подступающей головной болью.        Он. Не она.       Нехорошо.       Каракурт мог мириться с многочисленными любовницами и жёнами брата, но, когда дело доходило до любовников и мужей, коих тоже было немало, сдерживаться становилось куда сложнее.       Сольпуга молча сутулится, прикрывая воспалённые от постоянного отсутствия сна и боевых стимуляторов глаза. Только визоры тускло вращаются и мигают тусклыми огнями.        Каракурт молчит. Молчит, прежде чем встаёт и достаёт из бара бутылку.       Под молчаливым взглядом откупоривает и делает глубокий глоток из горла.       Сама ситуация уже вызывала головную боль. А уж когда дело доходит до «нормалов», людей, живущих на земле, вне закрытых летящих городов Модификантов и агрессивно настроенным к «проклятым киборгам» Каракурт и сам не знает, как реагировать. То ли считать брата абсолютно поехавшим крышей в поисках своей «идеальной» любви, ради которой он готов замаскироваться под нормала и поставить себя под риск быть разоблачённым со всеми вытекающими, то ли радоваться, что новая игрушка в постели брата долго не протянет.       Либо сдохнет, наложив на себя руки. Никто еще не выдержал муштры брата, увлечённого доводкой партнёра до идеальности и его сексуальных пристрастий. Либо полностью его разочарует.       — Ладно. Я… — Каракурт делает очередной глоток крепкого неоново-зелёного «кецекоатля» и закрывает лицо рукой, — попытаюсь. Попытаюсь, но… Давай позже. Чуть-чуть позже.       Сольпуга молчит. Только слышно едва слышный скрип дивана, когда он встаёт. И шуршание сработавшей автоматики двери, обозначавший его уход.       Каракурту смешно. Так смешно, что даже острая горечь полынно пахнущего алкоголя не перебивает это чувство обречённого безумия.       Тихие шаги Тарантул, вошедшей через скрытую дверь, и её лёгкая рука на плече приводят его в чувство.       — Твой брат снова себе кого-то нашёл? Какой это будет брак? Девятый? Двенадцатый?       Тарантул чуть усмехается, забирая у сына бутылку, и, достав бокал, наливает себе.       Каракурт поднимает на неё усталый взгляд. Мать такая же сильная, опасная, яркая, смелая и равнодушная. Он никогда не был таким и уже не удивляется тому, что она, никогда не бывшая близка со старшим сыном, понимает Сольпугу лучше, чем он, который посвятил наблюдению за братом всю свою жизнь       — Восьмой. — Каракурт слабо ухмыляется и переводит взгляд на дверь. — Это будет восьмой.       Тарантул кивает и медленно смакуя пьёт напиток.       — Удивительно как складываются гены…       — Да. — Каракурт поднимает взгляд глядя прямо на мать. Сильная, смелая, равнодушная и агрессивная. Её восемь мужей до сих пор празднуют развод с ней как лишний праздник в году. Тарантул только смееться над ними. Самодостаточная и уверенная она не оставила в своей жизни никого кроме него и брата. Но это не мешает ей все еще пытаться поймать своего «идеального мужчину»…       Сольпуга такой же. Вечный охотник за недостижимым идеалом.       — Восьмой, — тихо бормочет Каракурт, забирая у матери бокал и допивая под её улыбкой его залпом. — И последний. На этот раз я об этом позабочусь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.