Чем больше, тем лучше

Он резко проламывает дверь в комнату, где сидел Марк, нервно поджимающий к себе ноги. Цезарь ехидно улыбается, с издевкой, готовясь вот-вот напасть и загрызть младшего. Он медленно проходит к нему, ощущая собственное величие над непосредственно испуганным малым, который сведет себя с ума и без его помощи. Он мягко проводит рукой по волосам, а после хватает за шею, пока младший брыкается, надавливает на сонную артерию большим пальцем, чтобы во время сна он не так мешал всем тем странным и необычным прихотям альтернатива. Ранее такого не было. Никогда. Вообще. Хитклифф брыкается, пытается вырваться, но силы покидают тело и страх заполоняет разум. Он закатывает глаза и ноги обвисают внизу, дыхание учащается. Тошно и душно, не получается нормально сосредоточиться, а потому он теряет сознание. Мерзкий язык скользит по шейке, оглаживает ее, а потом клыки врезаются в плоть и прокусывают ее до крови. Алая жидкость стекает вниз, но тот не дергается, потеря сознания не сулит ничего хорошего для Марка. Но он ничего не может с этим поделать, Цезарь альтернатив слишком силен. Он собирает кончиком язычка кровь, слизывает все до единой капли, но ничего не ощущает, наверное, потому что он не полностью вжился в тело Торреса. Может, если присвоить и сломать волю еще более-менее живого человека, то у него выйдет выжить? Думает он недолго, быстро отталкивая еще дышащего Хитклиффа на кровать и нависая над ним. Он долизывает вновь подступившую к губам кровь, не оставляя ничего, разум мутнеет от такого количества блаженной жидкости. Рука с длинными и неестественно острыми когтями касается груди и разрывает светло-серую толстовку, дразняще и медленно прорезая кончиками черную футболку, оголяя крепкий торс, а после снова оставляя маленькую красную полосочку. Не рассчитав свою силу правильно, он немного порезал кожу, ну, ничего страшного. — Упс, — без доли сожалению произносит тот и слезает рукой вниз, избавляясь от джинс и хватая в ладошку половой орган, к сожалению, ещё не стоящий, однако сейчас он это исправит. Давно же Цезарь замечал за Марком очень странную склонность к боли, к причинению боли самому себе. От мелких случайно сделанных порезов до жутких отметин на руке от ножа. Острый коготок скользит по груди, а после останавливается вокруг сосков, мягко сжимая их, а после резко и со всей дури выдирая, от чего потерявший сознание парень моментально раскрывает глаза и вскрикивает, но рот ему затыкают розой и он судорожно прокашливается от колючек, что режут горло. Неудивительно, но это сильно возбуждает Хитклиффа, от чего член ударяется об вторую руку и Цезарь снова ехидно улыбается, с издевкой так, словно вот-вот сам с ума сойдет от этих ощущений. Он скучающе рассматривает орган младшего, а потом проникает когтем в уретру, оглаживая стенки члена и щекоча их. Марк закрывает рот рукой и вытаскивает розу, откидывая ее в сторону и в отчаянных попытках отстраниться, утыкается сильнее когтями в половой орган и нервно дергается, захлебываясь в собственных стонах, перемешанных с болезненными вдохами и выдохами, настолько мучительными, что даже сам Сатана был бы готов им позавидовать. Он громко дышит и задыхается от боли в груди, ласкового языка, который нежно проводит по кровавым разводам и слизывает их, на месте оставляя лишь мясо, а после закидывая в рот оторванные соски. Альтернатив нагло усмехается и рассматривает безудержные попытки своей жертвы прийти в себя, которые перерастают в адскую боль и неразборчивое мычание, вплоть смешанное с криками и стонами особого удовольствия. Но резко Цезарь остановился, замолчав и опустив взгляд на свою руку. С длинных когтей стекала неприятная и мерзкая жидкость желтого цвета — моча, это заставило прийти того в ступор на пару мгновений, а после вовсе отстранить руку от члена. Марк без сил свалился на спину, уже просто сипло мыча и стараясь подавить слезы. Неестественная улыбка Торреса стала еще шире и он просунул в свой громадный рот ладонь, начав слизывать всю жидкость, пока младший лишь мельком взглянул на того и неприятно съежился. — Это некрасиво, Марк, — издевательски замечает тот, а потом проводит обоссанной рукой по груди Хитклиффа, смешивая мочу с кровью и нервно улыбаясь. Он мягко обхватывает член, а потом резко и со всей дури дергает его кверху. Вырвать член выходит быстро, а потому он переводит взгляд вниз, пока младший снова закрывает глаза без возможности прийти в себя. Кровь льется из органа и все яйца теперь такие грязные, обоссанные и мерзкие, красные, словно наливные яблочки, но от удовольствия альтернатив не может остановиться, поэтому он укладывается на кровать и берет в рот два яичка сразу, откусывая их и отрывая. У Марка нет сил, даже чтобы подняться. Кричать? Он уже сорвал свое горло. Цезарь с большим аппетитом проглатывает их, причмокивая и вытирая свои губы от красной крови, слизывая ее отовсюду огромным языком. Пока предсмертные конвульсии пробивают тело Хитклиффа, а сопение не превращается в бессмысленные мольбы к Богу, на что старший лишь расплывается в улыбке и утыкается в губки Марка, проводя по ним противным языком и собирая всю сладость с губок, пока слюни не скатываются на растрепанную грудь, от чего она раздувается сильнее, а парень пытается отстраниться, но сопротивления резко прекращаются и наступает острая боль в языке — его резко откусили. Изо рта полилась кровь и он снова свалился на кровать, зажмурившись. Это была последняя капля и тело обмякает на простынях, больше не двигаясь. Цезарь с удовольствием проглатывает язык и хмыкает. Он расстегивает черные штаны и входит в Марка, трахая мертвое тело друга и доедая остатки язычка, которые оставил за стенками зубов, с издевательством причмокивая и обслюнявливая все вокруг. Жаль, что он так быстро умер и поиграться с ним толком не вышло, но ничего страшного, его же тело нигде не раствориться, а это значит, что все в порядке и он продолжит раздрабливать бедное очко Хитклиффа. Когда он уже готов кончить, то альтернатив выходит из его входа, пока оттуда выливается кровь, а сам член немного стер кожу от грубой поверхности. Он присел на обоссанную грудь Марка, а потом сунул свои когти ему в глаза, резко вырвав глазные яблоки и начав ими наяривать свой член, рассматривая уже мертвое личико младшего, с которого в три ручья лилась кровь и обливала бледный член полностью, теплой жидкостью. Когда же ему это надоело, то он проткнул грудь Хитклиффа и разодрал грудь в мясо, нащупав рукой кишку и вырвав ее, сантиметров двадцать, а потом достал и второй бедный глаз младшего, начав их завязывать на кишке, имитируя так называемые шарики на ниточке. Он тихо усмехается, а потом смазывает кровью свой анальный проход и проталкивает свеобразные анальные шарики глубже в себя, тихо помыкивая и членом упираясь в пустой глаз, снова начиная себе надрачивать в пустую глазницу. Это длится пару минут, а потом он сплевывает кровь и резко кончает прямо в мозги, которые он пробил, судорожно выдыхая и плюхаясь к ногам Марка. Цезарь шумно дышит, стараясь прийти в себя, пока анальные шарики сами выходят из себя, потому что освобождать их рукой было бы слишком неприятно. Альтернатив закрыл глаза, ощущая стойкий запах крови перед носом, и сам валясь в этом мерзком месиве из кишок и крови. Тот в свою очередь раскладывается на кровати и упирается грязными ботинками в обконченные, истраханные пустые глазницы, тихо хихикает, будучи довольным проделанной своей работой и беря в ладошку грязные "шарики", засовывая их в рот и заглатывая разом вместе с кишкой, снова причмокивая. Кажется, тело прижилось, а это значит, что удовлетворить себя можно будет еще несколько раз. Так... Чтобы уж точно все стало на свои места.