Сделайте меня умным

Тота послушно пошел за L, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Его обеспокоило услышанное. Он уловил в голосе L напряжение и печаль, и нетерпеливое ожидание. Но чем вызваны эти чувства, Тота не догадывался. Вероятно, L снова задумал нечто рискованное и неожиданное. В общем зале, как всегда, собралась вся команда. Лайт сидел за рабочим столом перед раскрытой тетрадью и рассматривал имена, написанные ровным почерком Хигути. L подошел к нему и сел в кресло напротив в своей привычной странной манере. - Я придумал вот что, - сказал он, - если мы сами не решаемся проверить истинность правил тетради, то, по крайней мере, можем использовать для этой цели осужденного на смерть преступника. Он сделает все, что нужно, после чего нам останется только ждать. - Но Рюдзаки! - начал Лайт. - Ты умертвишь человека только ради того, чтобы проверить действие тетради? - А ты можешь предложить иной выход? - Но это бесчеловечно, - вмешался Соичиро. L со спокойным любопытством оглядел окружающих: - Этот человек так или иначе умрет, а тетрадь, возможно, избавит его от излишней боли. Судя по записям в тетради, он может заказать себе легкую смерть. Не каждому из живущих дается такая роскошь - умереть без мучений. - И чем ты, Рюдзаки, в таком случае отличаешься от Киры, - спросил Лайт, - раз готов ради проверки каких-то правил убить человека. - Практически ничем, - ответил L, не поведя и бровью, - иначе я бы никогда не смог уловить ход его мыслей. Я понимаю логику его поступков и обязательно поймаю его. Соичиро и Моги переглянулись. - Вы всё еще можете покинуть команду в любой момент, - сказал L. - Я один доведу дело до конца. Разве только Лайт останется со мной, ведь он тоже желает завершить это расследование. - Да, я останусь, - сказал Лайт. - Хоть я и не одобряю твои методы работы, Рюдзаки. - Ну, раз уж мы пришли к соглашению, Лайт, и никто больше не возражает, - усмехнувшись, сказал L, - я назначу день испытаний, и мы посмотрим, приведут они к чему-нибудь или нет. Только для начала я подыщу подходящую кандидатуру. Это займет пару недель, не больше. Впрочем, - он снова пытливо оглядел команду, - это не окончательное решение. Если у кого-то есть возражения, завтра утром я буду готов вас выслушать. Если к тому времени я все еще буду жив. - Ты думаешь, что Кира доберется до тебя и здесь? - спросил Тота. - Вместе со всеми предосторожностями, вымышленными именами, охраной и всем остальным? - Если это так, то моя смерть станет предупреждением для остальных, - ответил L, не оборачиваясь. - Предупреждением, что даже разговоры вслух могут быть опасными. Многое прояснится, если я действительно не доживу до утра. Сидя над дневником, Тота никак не мог сосредоточиться в эту ночь. Его ужасала даже мысль о том, что L не появится утром в зале, а, возможно, уже лежит холодный и безучастный ко всему где-то в темном углу этого небоскреба. Он надеялся, что Ватари следит за состоянием L и предпримет все необходимые меры, если что-то действительно случится. Он старательно отгонял от себя образы белого лица с заострившимися чертами, закрытыми навечно глазами. Его охватывало чувство безысходности, но ничего поделать с этим Тота не мог. L не отвечал на телефонные звонки и не приглашал разделить с ним комнату в эти ночные часы. И это тревожное ожидание изводило Тоту. Он мучительно пытался придумать другой выход из создавшегося положения, чтобы утром озвучить его и убедить L отказаться от задуманного. Но мысли разбредались и ни одна из не была действительно стоящей внимания. "Почему эксперимент пошел не так? - написал Тота. - Я надеялся на рост интеллекта, но вместо этого получил неожиданные и бесполезные способности. Что они мне приносят кроме лишних переживаний? Не могу не испытывать досады по этому поводу. Кому-то достается и острый ум и аналитические способности, но только не мне". Тота спросил себя - как он мог чувствовать неприязнь к L ранее? К этому невозможному, раздражающему, но смелому и верному человеку. Человеку, в котором под пластами внешней холодности и жестокости скрываются умение сострадать и понимать окружающих. Острый живой ум и обостренное чувство справедливости делали его таким непохожим на привычных Тоте людей. И сейчас, когда ему грозит особенная опасность, Тота даже не может находиться рядом, поддерживать, да хотя бы просто делить на двоих это громадное, навалившее словно ниоткуда, одиночество. - Что я буду делать без тебя? - спросил Тота в пустоту комнаты. Он знал, как называется это чувство, но никогда не произнес бы его названия вслух. Это было как-то нелепо и глупо, совершенно неподходяще ни времени, ни обстановке. Но оно было. Тота слышал отголоски этого чувства в словах L, обращенных к нему самому. Он знал, что пути назад уже нет. И это заставляло его мучиться от горечи своего положения и неопределенности. "Если бы я знал, во что это выльется, согласился бы я на операцию? - думал Тота, уже зная ответ: - Я рядом с ним и одновременно так далеко. Наверное, я не смог бы найти его, даже если бы обошел все эти холодные серые коридоры. Я тянусь к нему и не могу даже прикоснуться. Только ты, Тота, вечно умудряешься вляпаться в самые дурацкие ситуации. Хуже просто не придумаешь. Все бы отдал, только чтобы услышать его голос". Тота сам не заметил, как уснул. Наутро L, к великой радости Тоты, появился живой и невредимый в общем зале. Он был странно умиротворен и спокоен. Было заметно, что в эту ночь он опять не спал, но не выглядел смертельно уставшим. Отчего-то L не поднимал вопроса о готовящемся испытании, он вообще мало о чем говорил, только высчитывал что-то, уставившись в экран. Лайт откровенно скучал. Если у него и были какие-то соображения насчет решения L, он держал их при себе. Утро тянулось бесконечно долго, и Тота каждые полчаса выходил на дальний балкон покурить. Для этого нужно было выбраться из зала, преодолеть длинный кусок коридора, а затем еще немного за поворотом. Это бесцельное хождение позволяло убить немного времени и снять напряжение. В одну из таких вылазок Тота обнаружил, что он на балконе не один. L стоял у балконных перил и смотрел вниз. Раскурив сигарету и, пару раз затянувшись, Тота сказал: - Шинигами куда-то пропала, все утро ее не было видно. - А разгадка проста, Тота, - ответил L. - Я уничтожил тетрадь. - Что!? Когда!? - Тота от удивления чуть не выронил сигарету. - И ты все еще жив? - Как видишь. - Но зачем? - Тота почувствовал, как его пальцы дрожат от ужаса. - Там же было написано, что если тетради причинить вред, то все, кто ее касался, умрут. Ты же мог убить всех нас, - он откинул волосы со лба и выдохнул, - просто ради проверки своих догадок. - Это правило как раз меня и насторожило. Мы, передающие тетрадь из рук в руки, видимо, не наносили ей достаточно вреда. А ведь Соичиро, доставая ее из сумки Хигути, уронил на асфальт, отчего на ней остались видимые повреждения. И не умер. И мы, трогавшие ее, не умерли. Возможно, это произойдет позже, но тогда - какая разница. И я решился пойти до конца. - Ты сумасшедший, - Тота нервно затушил сигарету в пепельнице. - Не больше, чем ты. В тот день, когда шел ливень, я выходил с тетрадью на открытый воздух, заменив ее в сейфе точной копией. И обнаружил, что она, как любая другая обычная тетрадь, мокнет под дождем. И ее страницы вполне могли бы расползтись от воды, оставь я ее там. Но даже этого вреда оказалось недостаточно. Тогда я сказал себе - возможно, нужен вред именно от человеческих рук, погодных условий недостаточно. Хотя мысль утопить ее в океане показалась мне соблазнительной. - Но ты же сказал, что собираешься проверить правило тринадцати дней. - Это был отвлекающий маневр, мне нужно было только потянуть время, дождаться - не наступит ли мне конец от повреждения тетради дождевой водой. И он не наступил. И ночью я изъял тетрадь из сейфа и сжег ее целиком, обнаружив любопытное свойство - нельзя уничтожить ее, вырывая лист за листом. Страницы не кончаются. - Но риск все равно был. И зачем ее вообще было уничтожать? Ты фактически забрал у нас единственное доказательство существования Киры. - А затем, что ничего кроме вреда эта тетрадь не принесет. Только на мгновение предположи, что мы бы испытали ее и убедились в том, что она действует. Могли бы мы сохранить испытания в тайне? А десять лет, а сто? Неужели никто никогда не прознал бы о том, что существует такое идеальное оружие? - Но ты же хранил ее. - В сейфе? Сколько я ее хранил? Несколько дней. И за это время слух о странной смерти Хигути, конечно, не распространился повсюду. И никто, совершенно никто не сделал никаких выводов. Только мы одни такие умные и прозорливые, да. Нет таких мест, где можно было бы спрятать тетрадь навсегда. И я решил ее уничтожить. Правда, я сомневался, удастся ли мне это. К счастью, она сгорела, как самая обычная тетрадь, оставив после себя немного пепла. - Значит, ты отказался от продолжения расследования? - Не то, чтобы совсем. Но я оценил наши шансы и пришел к выводу, что в семидесяти пяти процентах вероятных исходов все погибнут. Вся команда. И ты. Кира обязательно будет пойман, но не обязательно наказан. И цена этой поимки непомерна. Для меня непомерна, конечно же. Да и суд над Кирой вынес был тетрадь на всеобщее обозрение. - А если появятся или уже есть еще тетради? - Наверняка, есть еще. И когда я их найду, то сделаю с ними то же, что и с этой. По крайней мере я знаю, что это возможно. Допускаю, что я не прав, но никто не сможет владеть такой тетрадью без соблазна ее применить. - А ты? - Возможно и я бы захотел воспользоваться ей. Я пришел к выводу, что стал несколько предвзятым, - в голосе L проскользнуло смущение. - Но по крайней мере я это прекрасно осознаю, и буду вносить поправки в свои будущие решения, зная об этом. - Это из-за меня? - неверяще спросил Тота. - Отчасти, - добавил L. - Тота, я человек, а не вычислительная машина. Я хочу, чтобы ты оставался в живых, и желательно дольше, чем я. Ты молодец, что решился на тот эксперимент. Если бы не он, я бы не разглядел в тебе то, что вижу сейчас. - И что мы будем делать делать дальше? - спросил Тота, обводя жестом их с L. - Вот со всем этим. - Поживем - увидим, - ответил L. - Я полагаю, у нас с тобой впереди еще очень времени на то, чтобы это решить. - Видишь ли, я могу потерять все, что приобрел, - проговорил Тота. - Ты не знаешь, но предыдущий доброволец растерял все свои способности и вернулся к тому, с чего начал. - А почему ты решил, что мне нужны твои способности? - А иначе зачем? - Нет, Тота. Я заметил тебя еще в тот день, когда мы увиделись впервые. А потом только присматривался до тех пор, пока ты достаточно очевидно не заявил о своих намерениях. - А если бы не заявил? - Тогда история пошла бы по другому пути, - улыбнувшись, ответил L. - Пойдем обратно Тота. Уверен, мы и так вызываем ненужные подозрения своими разговорами в перекурах. Пойдем, у нас еще очень много дел.