Глубокая ночь. Улицы освещают только яркие неоновые вывески. Они отражаются в лужах разлитого на земле топлива, что смешалось с дождевой водой. Грязное отражение города в них было на секунду смято двумя пробежавшими по переулку девочками лет шести. Задыхаясь от долгой погони, они держались за руки друг друга до последнего, хотя дождевые капли так и норовили разлучить скользкие ладошки. Сёстры сказали бы, что прошёл целый мучительный час, а для работорговцев — от силы пятнадцать минут. Издалека слышался их животный смех, звон оружия и небрежная ходьба по лужам — они никуда не спешили, им было весело.
Дети повернули в следующий переулок и впали в оцепенение — дальше прохода нет, только высокая-высокая стена. Выбежать в противоположную сторону не получилось — охотникам надоела эта игра, и они, самодовольно хмыкая, хищно приблизились к девочкам. Та, что была чуть выше, загородила собой младшую близняшку. Последняя прижалась к изрисованной граффити стене — отступать было некуда.
В ночной тьме блеснули жёлтые зубы мужчин, будто волки охотятся на ягнят. Шаг, другой, неторопливо подошёл один из них и схватил ребёнка за руку. Она его укусила в другую и попыталась своими маленькими ручками, пытаясь освободить доступ к кислороду, и пнула так сильно, как только могла. Шестёрка зашипел и с силой приложил о кирпичную кладку дома девочку, которая тут же зашлась кашлем. В голове зазвенело, а в глазах, кажется, помутнело. Трудно сказать, когда перед тобой лишь тьма и отражение вывесок в лужах.
— Маки! – другая сестра, что всё ещё прижималась к стене, попыталась подбежать и забрать сестру к себе, пойти вместе домой и скушать вкусные онигири мамы. Только вот ни мамы, ни дома уже давно не было.
— Заказчик нас прибьёт, если поставку задержим, быстрее, Исикава, То… – хриплый голос третьего, который Маки уже не слышала за звоном в ушах. Её, как мешок картошки, закинули на плечо и понесли в неизвестную сторону. А сестру в последний раз так и не получилось увидеть. Маки обмякла, и пустота захватила её полностью.
***
Лицо того мудака Исикавы Маки так и не смогла запомнить, а жаль, так шанс найти его возрос бы. Иначе сейчас явно потягалась бы с ним силами и заставила бы сказать, куда они дели сестру. А пока приходится закрывать лицо от яркого, назойливого света прожекторов, хвататься за нагинату и скрипеть её клинком по бетонному полу. Мерзкие крики более чем пятисот человек эхом разбивались о потолок, а от их топота и жажды кровопролития затрясло пол. Нынешний хозяин Маки, Наоя Зенин, кинул в неё пластиковый стаканчик и велел побыстрее начинать, потому что пришли его друзья, перед которыми надо похвастаться своей игрушкой.
Девушка поманила к себе жестом, как собачку, противника, который тут же озверел от ущемлённого эго и набросился на соперницу с воплем, слюни попали на её лицо, и Маки разозлилась. Опять отмываться ближайшую неделю.
— Запомни имя того, кто сейчас убьёт тебя! Я Рю! – этот самый Рю влил в клинок проклятую энергию, и рабыня в отражении своих потрескавшихся очков увидела голубое пламя, охватившее меч.
Впрочем, это явно не стоит нервов. Девушка устало посмотрела на другого гладиатора и, увернувшись от его удара, зашла за спину и рассекла её по диагонали своим оружием. Пока этот выпендрёжник визжал от боли, Маки подошла вплотную и стукнула боковой частью ладони по сонной артерии – Рю потерял сознание, но ненадолго. И именно это бесило Наою в «игрушке»:
— В чём проблема просто убить его, бестолочь?! – хозяин зашёл на ринг, облил чем-то дурнопахнущим Маки под улюлюканье толпы, и, со злобой отодвинув полы плаща, отправился к выходу.
Смахнув с лица капли, девушка пошла в сторону выхода для гладиаторов. Справа от неё, смешавшись с толпой, кто-то пристально следил за каждым движением как обычно опозоренной рабыни. Маки обернулась, но блеск карих глаз уже исчез.
А ночью за ней пришли.
