*
В комнате царил полумрак. Темные плотные шторы не пропускали ни единого солнечного луча, лишь небольшие зазоры между слоями ткани позволяли свету изредка проникать внутрь. Пол был усеян пустыми тарами из-под разных напитков и школьными снимками с Джованной, напоминавших о временах, когда Блэк был действительно счастлив. Нет более ужасного страданья, как вспоминать о светлых временах в несчастии. Он лежал на кровати в позе зародыша, качая в руках полупустую бутылку крепкого алкоголя. Его длинные волосы были спутаны на подушке в подобие вороньего гнезда, одежда смята словно жухлая листва, а под глазами залегли темные круги, свидетельствующие о начавшейся бессоннице. Всем видом Блэк напоминал побитую собаку, брошенную на обочину жизни, которой на самом деле и являлся. В этом положении его нашел Римус спустя неделю после злополучного разговора. — Сириус, ты не можешь оставаться в этом состоянии дальше. — шатен осторожно подошел к кровати и сел около друга, вынимая из его рук спиртное. Брюнет медленно поднял взгляд на гостя, будто только в этот момент заметил его присутствие. Он перевернулся на спину, разминая затекшие конечности, и пригладил волосы рукой, будто это могло исправить безобразие на его голове. — Когда ты закончишь читать нотации? — недовольно прорычал Блэк. — Когда ты начнешь слушать. — спокойно ответил Люпин, но в словах слышалась отеческая строгость. — Лунатик, — голос Сириуса походил на скрип несмазанных петель, — когда ты понял, что близнецы имеют ко мне какое-то отношение? Он не раз задумывался о том, как давно его друг заметил сходство. И почему не сказал ему об этом. — Когда впервые увидел вас троих рядом. — Римус опустил взгляд в пол, сосредотачивая внимание на одном из лежащих на полу снимков. — Но я подумал, что мне лишь кажется, — он обернулся к брюнету, не скрывая свое недоумение, — вы же расстались сразу после выпускного, и она уехала в Италию до… — осознание, словно бладжер, ударило по нему. — … до свадьбы Джеймса и Лили. В ту ночь ты ушел с ней? — Лунатик изучающе смотрел на друга. Сириус множество раз вспоминал тот вечер. Безусловно, свадьба лучшего друга была одним из самых счастливых моментов в его жизни: он был шафером, отвечал за обручальные кольца, произносил речь в честь молодоженов, сделал множество памятных снимков, был в центре внимания не меньше самих виновников торжества, однако весь праздник не мог отвести взгляд от бывшей подруги. А она, казалось, вообще не замечала его. Блэк умом понимал, что пытаться заговорить и провести вместе время — неуместно, особенно после того, как сам инициировал расставание, но его гриффиндорское сердце считало иначе. Слабоумие и отвага — так ведь о них говорят? Сириус был в достаточной мере окружен женским, и не только, вниманием, но в тот момент он был заинтересован лишь в Джине, и к концу торжества рискнул к ней подойти. Неожиданно для них обоих она ответила ему, и, когда спустя несколько часов общения Сириус поцеловал ее, не оттолкнула. А после он трансгрессировал с ней к себе домой, где провел одну из самых чувственных ночей в своей жизни. — Да, — с горечью ответил он, — вот только утром проснулся один в постели, а на тумбочке нашел приглашение на ее свадьбу. — Сириус подавлено рассмеялся. — Отличный, однако, подарок вышел, не находишь?.. Как думаешь, он знал, что дети не его? — Думаешь, Джина стала бы от него такое скрывать? — Ну, от меня же скрыла. — Блэк принял сидячее положение, опустив ноги с кровати, и отвернулся от сверлящего взгляда Люпина. — Бродяга, не будь ребенком. Это разные вещи. — резко сказал шатен, прерывая возмущенный порыв друга. — Со свадьбы Джеймса до свадьбы Джины прошло не больше 10 дней, вероятнее всего, она сама не знала о беременности. — А потом… — А потом, — перебил он брюнета, — Джованна стала женой другого мужчины. И мне кажется, что это достаточно веская причина, чтобы не афишировать твое отцовство. — Почему ты всегда на ее стороне? — его слова были пронизаны обидой. — Я ни на чьей стороне, Бродяга. — вздохнул Люпин, проводя ладонью по своему лицу. — Я лишь пытаюсь поставить себя на ее место. — он посмотрел другу в глаза в надежде, что тот сможет все понять. — Тебе тоже стоит попробовать. Хотя бы раз.*
Дождь тихо падал над Лондоном, отбивая беспорядочную мелодию на фоне размышлений Джованны. Она сидела в рабочем кресле, стараясь отвлечься от назойливых мыслей, прячась в работе над новыми нарядами. Джина не привыкла убегать от проблем, но у нее не было идей, как выбраться из сложившейся ситуации. Ей было трудно думать о том, с чем сейчас имеет дело Блэк по ее вине. У нее не было права лишать его возможности участвовать в жизни их детей, невзирая на замужество. Он должен был решить это сам 18 лет назад. За прошедшие годы она порядком устала нести на себе крест за рождение близнецов. Открытие истины должно было облегчить эту ношу, вот только покой оставался мелькающей вдали несбыточной надеждой. Джина никогда не жалела о решении оставить детей, но наблюдать, насколько похожими на отца они растут, было выше ее сил. Их движения, мимика, смех, чрезмерное любопытство, тяга к нарушению правил, привычка встряхивать волосами для большего драматизма, предпочтения в еде, музыке, одежде — все это было о Сириусе. Она с трудом представляла, насколько на самом деле было трудно Лео воспитывать их. Отдавать им всего себя, но видеть в них отражение другого мужчины. Мужчины, который испугался своих чувств. Мужчины, которого продолжала любить его жена. Мужчины, который ее не заслуживал. Те забота и тепло, с которыми он относился к близнецам, лишь усиливали беспрерывные муки совести Джованны.*
За прошедшую неделю ее воспоминания все чаще возвращались в день свадьбы Поттеров. Тем летом Джина не хотела возвращаться в Англию и тем более пересекаться с Блэком, но не могла отвернуться от подруги в такой важный для нее день. Она была решительно настроена сделать все, чтобы не испортить своими размолвками чужой праздник, и использовала самую распространенную тактику – игнорирование. Ей было невыносимо трудно наблюдать, как развлекается Сириус в компании взволнованных девиц спустя 2 месяца после их расставания, словно прошедший год для него ничего не значил. Будто не было всех этих планов о совместной жизни после выпуска и окончания войны, о предстоящих путешествиях и редких, но столь глубоких, разговоров о семье. Об их семье. Предаваясь этим мечтам, они создали свой маленький безопасный мир, который стал их укрытием от гнетущей и жестокой текущей реальности. Вот только в один день Блэк решил, что ему ничего больше не нужно и разорвал их отношения точно проклятое письмо. Она замечала его взгляды в свою сторону весь вечер, но отказывалась отвечать на них. Джина глупо надеялась, что он найдет в себе совесть и не станет подходить к ней, но о какой нравственности может идти речь, когда мы говорим о Сириусе? Ближе к концу торжества он все же набрался наглости и завязал с Джиной непринуждённую беседу, обходя всеми возможными способами тему их расставания. Общение всегда давалось им легко, даже вопреки постоянным конфликтам, которые преследовали их с самого детства. Спустя несколько часов отвлеченного, но весьма легкого и живого разговора, а также пары бутылок лимончелло, привезенных Джиной на торжество, он осмелился поцеловать ее. Джина отдавала себе отчёт, насколько неверным будет решение поддаться ему, но отношения с гриффиндорцем не прошли даром. Она понимала, что совершает, вероятно, одну из самых серьезных ошибок в жизни, но не хотела упускать шанс побыть с ним ещё один раз. Последний. Прикосновение их губ принесло успокоение, которого так не хватало обоим в последнее время. Все словно вернулось на свои места. Они будто вновь оказались дома после долгой и утомительной поездки. Дом. Место, где чувствуешь себя защищенным. Место, в котором тебя всегда примут и поддержат. Место, приносящее душевный покой. Именно так они ощущали себя, находясь рядом друг с другом, и ничто в мире не могло эти чувства заменить. Той ночью пара растворялась в прикосновениях, пытаясь выразить все свои переживания и заполнить образовавшуюся ранее пустоту. Они знали, что с наступлением утра их жизни снова разойдутся, потому старались отдать друг другу как можно больше. Джине повезло избежать неловкого разговора, проснувшись раньше парня. Она с тоской посмотрела на Сириуса, полагая, что видит его в последний раз прежде, чем оставить на тумбочке приглашение на собственную свадьбу и свой дом навсегда. Вот только она не знала, как сильно эта ночь свяжет их на всю оставшуюся жизнь.