Его чёртовы веснушки

В комнате невыносимо жарко. Не смотря на позднюю осень, приоткрытое окно и лёгкий, свежий ветерок, воздух в комнате будто бы густой и вязкий, его катастрофически не хватает. Он оседает в лёгких раскалённой тяжестью, от которой периодически ведёт и кружится голова. Перед глазами, то и дело вспыхивают белые пятна, что дезориентируют, и от которых, можно потеряться в пространстве. Чимина иной раз ведёт. Он загнанно рычит, и буквально задыхается, вцепляясь побелевшими пальцами за изголовье кровати, ощущая как всё тело, до последний мышцы, натянуто до своего предела. Мокрая чёлка неприятно липнет ко лбу и лезет в глаза, от чего Пак только недовольно сопит, переходя на ещё больше размашистый ритм, вцепляясь ногтями в изголовье, и оставляя на лакированном дереве небольшие борозды от ногтей. Все возведённые стены спокойствия рухнули. Чимин, неконтролируемо, пытается забыться, затеряться в ощущениях, хоть не на долго отключить голову от доводящих его до исступления мыслей. За последнее время, он чуть ли не каждый день, мог сам себе поклясться, что сходит с ума от всей сложившейся ситуации и сопутствующих мыслей. Он устал, это выводит из равновесия. Он ощущает себя в безопасности только в моменты близости с Феликсом, от чего хочется чуть ли не влезть ему под кожу, чтобы сохранить это чувство чуть дольше. Хочется загнанным зверем бежать, спасаясь бегством в объятьях мальчишки, почувствовать его окутывающее тепло. А в благодарность за спасение, он и сам не замечает, как буквально калечит его, кусая и терзая протянутую руку помощи. Изголовье кровати, ритмично бьётся о стену, а ножки, жалобно поскрипывают о паркет, чуть сдвигаясь с места, от того, что происходит на постели. Простыни сбились в кучу и съехали, путаясь где-то в ногах, от чего жёсткая ткань матраса неприятно натирает до красных пятен, те участки кожи, что беспощадно трутся об неё. — Х-хё-ён… — с трудом, на выдохе, выстанывает из себя Феликс, в очередной раз сорвав голос. Он, в который раз, безрезультатно пытается достучаться до старшего, на что в ответ получает только полные тумана отчаяния глаза, — Хён… П-пожалуйста… Розоволосый, будто не слыша сиплого хрипа, продолжает вбиваться в податливое тело, одной рукой удерживая парня за ногу под коленом, до боли сжимая мягкую кожу. Утром, на этом месте, явно разольются маленькими вселенными, уродливые, фиолетовые гематомы, но сейчас это никого не заботит. Он продолжает остервенело натягивать, уже не сопротивляющегося блондина, на себя, вгоняя свой член до упора, с пошлым чавкающим звуком, от которого по коже бегут мурашки. Но сейчас неловкость тут крайне лишняя. — Я не… — договорить блондину не дают, перехватив за ногу чуть выше щиколотки, и сильнее натягивая на себя до упора, заставляя захлебнуться полу болезненным стоном. Раскрасневшаяся, болезненно припухшая дырочка, неприятно саднит от долгого трения, вспенившаяся смазка вперемешку с предэкулянтом, громко и пошло хлюпает между ног, от каждого толчка размазываясь всё сильнее по ягодицам. Феликс потерял счёт времени после третьего, болезненного, сухого оргазма, голос сорван от стонов, а в горле, будто бы стеклянной крошки насыпали, больно першит от сухости. — Я… Ах… — от очередного резкого толчка, Ли в который раз содрогается в сухом оргазме, теряя связь с реальностью и отключаясь на несколько секунд. — Я… Б-больше… Не… Выдержу… — еле ворочая языком, шепчет он, пытаясь ухватиться взглядом, за тёмные, родные, но в то же время, незнакомые сейчас, глаза напротив, в которых плещется столько отчаяния, что сердце невольно сжимается, наполняясь густой и вязкой болью. Такого Чимина, Феликс видит впервые. Дикого, абсолютно незнакомого. Будто сорвавшегося с цепи, дикого зверя. Словно волк, что за всю свою жизнь, кроме палки и цепи, ласки никогда не видел. В глубине глаз плещется столько боли и страха, от которых кожа плавится. От былой мягкости и нежности, сейчас не осталось и следа. Тот Чимин, что сейчас нависает над ним, совершенно не знаком Феликсу, но он так же завораживает, своей пугающей холодной аурой, которая сродне адскому ледяному пламени, всё сжигает до тла. И Феликс готов гореть, во имя спасения их обоих. Есть в этих глазах что-то прекрасное, пусть болезненное, с горьким осадком на языке, но в то же время не менее родное и любимое. Ради него Феликс переживёт и это. Толкнувшись ещё несколько раз, Чимин, с рычащим стоном кончает глубоко внутрь блондина, вжимаясь в его тело, и продолжая мелко втрахивать, окончательно обмякшее тело в матрас, изливаясь в него до последней капли. Уткнувшись лбом, в влажное от пота плечо, Пак постепенно приходит в себя, будто туманная завеса рассеивается, являя чистоту разума и ясность взгляда. Следом, в глаза бросаются багровые пятна засосов и следы зубов на нежной коже ключиц и шее парня, что он лично оставил на нём, пока несколько часов, буквально истязал его тело. Волна сожаления и стыда, постепенно накрыла Чимина, будто цунами, сметая всё на своём пути, когда его разум прояснился. Он сорвал все накопившиеся в нём чувства, выплёскивая кислотным ядом, что будто чума, разъедали теперь не только его самого, вымещая и заменяя всё сокрушительной похотью, на своём любимом человеке, что сейчас лежит рядом, и даже дышать толком не может, через раз, с сиплым свистом, втягивая крупицы воздуха. — Боже… Малыш, прости меня, — заламывая брови, Пак притягивает Феликса к себе, аккуратно обнимая, и укладывая поудобнее, попутно оценивая масштаб своего разрушения. Кожа блондина будто обжигает, но не оставляет ожогов. Трогать его теперь, практически больно, поскольку сам же розоволосый теперь боится сделать хуже. Он и так достаточно натворил, куда ещё-то? Поэтому старается хотя бы сейчас всё делать максимально осторожно. — Всё… Всё в порядке, — сдавленный, хриплый шёпот, свидетельствует о том, что ещё пару дней, Феликс не сможет нормально говорить, в лучшем случае. Он принял свою участь мученика, впитывая всю боль и яд, что сочились из Чимина всё это время. Он ни капли не винит парня в содееном, просто принимает это, даруя спасение, и продолжает гладить дикого волка истерзанной рукой, наблюдая как зверь постепенно прячет клыки, и извиняясь скулит поджав хвост, зализывает раны, которые сам же и нанёс. — Не в порядке, — аккуратно целует парня в висок, утыкаясь носом во влажные волосы. Чимин готов из кожи вон вылезти, дабы загладить свою вину, да только толку уже? Содеянное не исправить. Ему теперь долго придётся стараться, дабы реабилитироваться в глазах своего солнечного мальчика, которого он практически сломал, не сдержав лавину внутри себя. — Мне ужасно стыдно за себя... Чимин много раз пытался поделиться с Феликсом тем, что его терзает. Рассказать всё, во всех подробностях, о том что происходит, о преследовании, о том, что находясь рядом с Паком, Феликс тоже подвергает себя опасности. Но он всё тянул, словно сам был виноват во всём происходящем и боялся столкнуться с осуждением в медовых глазах. Сначала он постыдно боялся что блондин испугается и исчезнет, выбрав более лёгкий путь решения проблемы, оставив Чимина наедине со своими страхами и лабиринтами пустоты после себя. А потом, уже просто затянул с этим, когда подробностей стало слишком много, а история, с каждым днём становилась всё запутаннее, словно песчинка на дне океана, обрастая слоями уродливых наростов, притронуться к которой было до безумия брезгливо. Чимин хотел во всём разобраться сам, не впутывая, и не подвергая ещё большей опасности своего любимого, посчитав, что пусть пока он живёт в неведении, а когда всё разрешится, то обязательно всё расскажет, пусть и разговор будет не из приятных. Он не хотел чтобы Феликс волновался, но, не видел очевидного в том, что делал этим только хуже, доводя себя до пропасти, в которую, минутами ранее чуть не сиганул, окончательно потерявшись в себе и своих страхах. Погрузившись в свои мысли, Пак аккуратно перебирал пальцами спутанные высветленные волосы, измотанного и вмиг уснувшего Феликса, что даже во сне дышал слишком поверхностно и рвано, периодически всхлипывая сквозь сон и мелко подрагивая. Как бы не хотелось этого признавать, но на время, Чимин почувствовал тошнотворное облегчение, будто бы ценой всего мира, спас себя от гибели, но оценить или похвалить некому, вокруг одни руины да пепелища. — Чимин, — шёпот Чонгука вырвал розоволосого из своих мыслей, — На пару слов. В темноте дверного проема, не было видно осуждающего взгляда лучшего друга. Так же как и того, с каким сожалением он посмотрел на спящего, и замотанного в одеяло, словно в кокон Феликса. Чонгук держался последних сил, чтобы не закричать на друга, не влепить отрезвляющую пощечину и не выгнать к чёртовой матери за дверь квартиры, не пуская на порог пару дней. Он понимал, что его другу сейчас нужна помощь, а не камень вины на плечах. Брюнет метался между двух огней, не зная как поступить верно. — Как давно ты дома? — спросил Пак, как только прикрыл за собой дверь в спальню. — Достаточно. — коротко ответил Чон, нервно проводя рукой по волосам. Ему было чертовски неловко. А ещё он злился, в первую очередь на Чимина. Он прекрасно понимал, в каком состоянии его друг, он постоянно поддерживал и старался отвлечь его, подбадривая как мог. Чаще оставлял их с Феликсом наедине, прекрасно понимая, что блондин действует на Чимина как исцеляющий эликсир жизни. Эти двое, могли занимать друг друга целыми днями, и им не было скучно вдвоём. Чонгук, по началу даже немного ревновал, когда его друг стал уделять больше своего внимания Ли, но потом, когда увидел как эти двое светятся рядом друг с другом, не мог нарадоваться за них. Он восхищался ими. Но то, свидетелем чего он невольно стал сегодня, заставило эту картину рассыпаться на осколки. Тот маленький, уютный и тёплый мирок был безжалостно растоптан, а сердце Чонгука болезненно сжималось, от осознания того, что есть шанс, что он больше не увидит этого всего. Отчасти, он сам тоже был виноват, ведь вовремя не вмешался, а просто остался сторонним слушателем симфонии боли за дверью. — Кхм, я… Я не знаю, как правильно это сказать… — когда неловкое молчание затянулось, Чонгук понял, что если не начнёт сейчас, то уже не сможет произнести вслух то, что его терзало, — Чимин, ты мой лучший друг, ты знаешь это. Так же, я знаю, что сейчас не самое лучшее время… — брюнет в очередной раз замялся, пытаясь подобрать мягкие слова и выражения, дабы не вспылить, и не сделать хуже, — Но… Он не успел договорить, дверь в спальню Чимина медленно раскрылась, выпуская в коридор Феликса, что едва держась на ногах, опираясь о стену, вышел из комнаты. Весь его разбитый вид буквально кричал о том, что блондин едва держится, чтобы не рассыпаться на осколки. Измученный мальчишка колыхался, будто осенний лист от несуществующего ветерка. Только тронь — развеется. — Ой, извините, — хрипло прошептал блондин, не ожидавший столкнуться в коридоре не только с Чимином, но и с Чонгуком. — Привет, Гук-хён. — Малыш, ты чего не в постели? — обеспокоенно спросил Пак, рассматривая свои метки на парне при свете, что горел в комнате Чона, и не плохо освещал тёмный коридор, являя взору безобразную картину чернеющих, набирающих воспаление меток на шее. — Пить захотел, — чуть пожал плечами блондин, плотнее кутаясь в плед, заметив взгляды устремлённые на его шею. Извиняющийся, полный сожаления и вновь вернувшийся нежности, взгляд Чимина, и полный недовольства, шока и злости — Чонгука, у которого залегли тени негодования на лице, — Всё в порядке, я возьму воды и вернусь в кровать. — Иди ложись, я сейчас всё принесу. — мягко приобняв блондина, Чимин поцеловал его в висок, пытаясь хоть немного усмирить свою злость на себя. Чувствуя, как воздух в узком коридоре накаляется, он не мог оставить Феликса, и позволить тому, еле стоя на ногах, передвигаться по квартире. Тем более, Чонгук увидел деяние его рук, а осуждающий взгляд, только добавлял дров в костёр самобичевания. Пора отвечать за свои поступки, замаливать грехи и вымаливать прощение, хоть целую вечность стоя на коленях. Уложив Феликса обратно в кровать, Чимин принёс ему воды, проходя мимо Чонгука, стараясь не поднимать на него взгляд, чтобы не столкнуться с испепеляющим осуждением в глазах друга. Феликс правда не злился и не винил Чимина в содеянном. Он видел эти полные боли глаза, заломанные в немом страхе брови и буквально кожей ощущал эту ауру загнанного зверя, что исходила от парня в момент особой грубости. Это был своего рода, странный, полный отчаяния, крик о помощи, что звенел молчанием и скрипом кровати о светлый паркет. Не бывает так, что за считанные недели, полный света, озорных бликов и любви ко всей жизни в целом, человек, что радуется ветру в волосах, любуется лучами солнца, что пробиваются сквозь осенние тучи, создавая уютное тепло, без какой либо причины, превращается в выжженную и вымученную копию себя, с болезненными впалыми, словно после тяжёлой болезни глазами, и треснутой, будто приклеенной улыбкой. Просто так, без причины, никто не меняется так кардинально. На то есть причины, очень болезненные, словно эпидемия чумы, разъедающие всё нутро, с которыми Чимин ведёт войну в одиночку, и Феликс хотел бы поддержать его, подобрать правильные слова поддержки и утешения, если бы знал причину его боли. Но а пока, он стерпит этот океан отчаяния, что Пак неосознанно вылил на него. Чимин вышел из комнаты, только тогда, когда убедился что блондин спит, и больше его ничего не потревожит. Чонгук встретил его на том же месте в коридоре, молча кивнув головой в сторону входной двери, приглашая друга следовать за ним. Он не хотел находиться дома, не хотел снова вспоминать эти обрывки болезненных хрипов, что доносились из спальни Чимина. Им нужно было поговорить, вскрыть эту болезненно гниющую рану, и наконец вычистить всё ее зловонное содержимое, но не в стенах их квартиры. Да и Паку не мешало бы развеяться. Наконец выдохнуть всю ту боль и отчаяние что буквально плескалось в его глазах, норовя перелиться через край и обрушиться водопадом. Гук готов подтолкнуть его к этой исповеди. Свежий воздух ночной улицы обрушился на Пака, словно ушат ледяной воды. Уютное тепло квартиры постепенно выветривалось из под куртки, вынуждая зябко кутаться и прятать кончики пальцев в рукавах. Чонгук шёл вглубь улицы, не оборачиваясь, зная что Чимин последует за ним без лишних вопросов. Его спина была напряжена, Чонгук весь, в целом, был натянут как струна, готовый вот-вот лопнуть от неверно брошенного слова. Он честно пытался успокоить поток накручивающих мыслей, но от этого только ещё больше сматывал свои нервы в тугой клубок. Дойдя до ближайшей лавочки, что приглашающе освещалась тёплым фонарным светом, Чонгук как-то грузно опустился на деревянную поверхность, тяжело вздохнув и сложив руки на груди. Молчание затягивалось, напряжение росло и буквально искрилось. Ни один из них не смел начать этот разговор первым. Чимин понимал, что чертовски вляпался, ему нет оправданий. Любое слово, что бы он не сказал, будет звучать жалко и не к месту. В свою очередь, Чон пытался подобрать слова, чтобы не сделать хуже. Он чувствовал те волны отчаяния что исходили от его друга, и он судорожно пытался найти верный подход. — Гук-и… Я… — начал было Пак, но замолчал на полуслове, тоже не зная что сказать. — Нет, Чимин, заткнись... — вышло грубее чем хотелось, но брюнет решил, что извиняться будет не к месту, главное сейчас вправить мозги другу, а всё остальное потом. — Просто заткнись… Я нахожусь в не меньшем ужасе чем ты. Черт… Это сложнее чем казалось. — он нервно запускает пальцы в волосы, оттягивая чёлку и пытаясь как-то собраться с мыслями, что выходит крайне плохо, — Как такое вообще произошло? Ты же не такой, я тебя знаю всю свою жизнь. Ты можешь мне объяснить что произошло? Мне, правда, хватило звонка от соседки, что в красках рассказала мне, что за стеной будто кого-то убивают. Но твою версию я тоже хочу услышать. В одночасье плотина рухнула. Все накопившиеся страхи, переживания, и все тёмные мысли, что копились в сознании Чимина, буквально за долю секунды нашли свой выход. Слёзы хлынули неконтролируемым потоком, горячими каплями срываясь с ресниц парня. Он не стесняясь проявлению своей слабости, рыдал в голос, отчаянно подвывая, уткнувшись лицом в ладони и размазывая солёную жидкость по щекам. Невнятный бубнёж сквозь рыдания, постепенно начал формироваться в отдельные слова, из которых большей частью были слова извинений. — Гук-и, я так виноват… — наконец, сипло выдавил из себя Чимин, задыхаясь всхлипами, — Мне нет оправдания, я сам не знаю… Я не понимаю, как… — на его истерику было больно смотреть. Весь образ розоволосого буквально кричал о сломленности. Всё. Это именно тот момент, когда люди могут безвозвратно сломаться, не найдя поддержки из вне. Чонгук, наблюдавший за потоком слёз друга, не выдержал. Он прижал парня к себе, позволив промокнуть его горькие слёзы о свою куртку, успокаивающе поглаживая напряжённую спину. — Так больше продолжаться не может. — мрачно заключил Чонгук, не читаемым взглядом рассматривая мелкие крупинки едва моросящего дождя, что блестели в свете фонаря. Пак глухо промычал куда-то в плечо друга, в очередной раз громко всхлипнув, от особо сильного спазма в горле. Из него, как будто разом вырвали с корнем все чувства и эмоции, кроме опустошающего отчаяния, что и так клубилось чернотой в груди на протяжении долгого времени. — Что ты предлагаешь сделать? — сдавленно прохрипел розоволосый, отстраняясь от друга и пытаясь взять себя в руки. Черты лица Чона были заострены, тени залегли резкими полосами, а побелевшие от напряжения губы сжаты в узкую полоску. То, что он хотел предложить, было не самой лучшей идеей, но, в данный момент, это было, пожалуй, лучшим вариантом из всего, что у них было. Конечно, он понимал что они имеют дело с неуравновешенным человеком, возможно с буйным и опасным для общества. Но так продолжаться больше не могло. У полиции нет зацепок, они с Чимином ходят в участок чуть ли не каждый день. Улыбчивый офицер, каждый раз говорит одно и тоже, как заученную мантру, а от его слов хочется уже кричать о том, что работают они, видимо, мягко говоря, хреново. Либо вообще забили на это пустяковое, по их мнению, заявление. — Выманим эту стерву сами. — озвучил свою мысль брюнет, тяжело выдохнув. Чимин непонимающе уставился на парня, в голове строя догадки, каким образом они это сделают, ведь его преследовательница была крайне осторожна, никогда даже не давала намёков на то, кем она может быть. Никто из его окружения не попал под подозрение. К тому же, Чимин особо и не общался с прекрасной половиной. В школьные годы, ему не хватало уверенности в себе, чтобы первым подойти к девушкам, с целью познакомиться. Ему всегда казалось что его уже заранее отшили. Ему тогда казалось, что он слишком простой и заурядный, такой же как все и в нём нет ничего такого, что могло бы вызвать интерес, чтобы на него кто-то по настоящему обратил внимание. А когда он стал старше, то уже особо не интересовался, посвящая всего себя учёбе и хобби в виде подработки. Конечно, у Пака были несколько знакомых женского пола, но он был уверен в том, что его фанатичная поклонница не из их числа. — Как ты хочешь это сделать? — уже заранее соглашаясь на этот отчаянный шаг, больше для галочки, спросил Пак. Сейчас, он бы согласился на любую, самую бредовую идею, лишь бы она сработала. — Возможно, тебе это не понравится, но думаю, что это может сработать… — задумчиво, протянул Чонгук, всё так же рассматривая поблёскивающую моросящую рябь под фонарём.

***

Вне учебное время, библиотека университета была практически пустой. Никто, в здравом уме, не горел желанием тратить своё свободное время на то, чтобы просиживать свою пятую точку, до изнеможения и атрофии мышц и глотать старую книжную пыль. Вместо этого, все студенты спешили покинуть кладезь знаний как можно скорее и заняться чем-то более, по их мнению нужным и интересным. Чимин сидел в самом центре библиотеки, зарывшись в книги и старался запомнить хоть что-то из прочитанных строк, не смотря на то, что выходило, мягко говоря, не очень. Он постоянно отвлекался на дверь в помещение, но в это время в неё никто уже не входил. Только задержавшиеся студенты спешно уходили, бросая на Пака сочувственно непонимающие взгляды, в которых читалось: «Мы уважаем твоё упорство и целеустремлённость, ты самый стойкий воин из всех нас. Так держать. Но ты всё же псих.» Телефон, что лежал на столе рядом с парнем, призывно пискнул, оповещая о новом входящем сообщении. На экране всплыло окошко с именем друга. Пак не сдержал облегчённого вздоха. Ему тяжело далось изображение спокойствия и полного погружения в новые знания. Всё проведённое в библиотеки время, он чувствовал себя на иголках, ощущая себя уязвимо и слишком открыто, как зверёк в клетке. [Jeon Jungkook] 18:15 Заметил что-нибудь?

[Park Jimin] 18:15 Нет, мне кажется она уже не объявится.

[Jeon Jungkook] 18:16 Чёрт, даже обидно. Но попытаться всё же стоило.

[Park Jimin] 18:16 И то верно. Ладно, пойдём домой, я чертовски устал…

Чимин захлопнул книгу какого-то пособия с глухим хлопком, вымученно зажмурившись. Глаза болели от напряжения и усталости. Было ощущение, будто он попал в песчаную бурю, в горле першило от нервов, а глаза щипало от сухости и напряжения. Раньше, Пак не замечал как тут пыльно и душно, а сейчас, отсидев в библиотеке несколько часов, хотелось наконец выйти на свежий воздух. Их с Чонгуком план, казалось, был лучшим выходом из сложившейся ситуации. Чимин, на очередное сообщение своей маниакальной поклонницы, пишет что якобы всё осознал, каким он был слепым дураком, и что он готов хоть сию секунду прыгнуть к ней в объятия. Назначил встречу в довольно людном месте, дабы избежать возможного непредсказуемого поведения, к тому же, должны были быть свидетели, если вдруг на него решат напасть. На удивление, обычно многословная девушка, прислала только сухое «Ок». Парни очень надеялись, что она ничего не заподозрит, и придёт в назначенное место, даже раньше времени, всё-таки она так долго добивалась внимания Чимина, а тут на него снизошло осознание того, что он теряет… Но, к огромному разочарованию, никто так и не пришёл. На удивление, в этот раз, к Чимину вообще никто не подходил, даже те, кто его знал, чтобы просто поздороваться. Закон подлости, не иначе. Это злило. Чимин чертовски устал от всей этой истории. Он хотел, чтобы это дерьмо, в которое его так старательно окунули, наконец закончилось. Чтобы, наконец забыть весь этот ужас. Всё-таки, не каждый день у тебя появляется сумасшедший сталкер, от которого, не знаешь чего ожидать. Доходило уже до смешного, даже дома, Пак не чувствовал себя в полной безопасности. Паранойя постоянно подкидывала ему мысль о том, что психически больные люди, часто обладают разными талантами, и не исключено, что его сталкерша, к примеру, умеет вскрывать замки. Его фантазия, услужливо и чётко рисовала картину, как ночью, пока он спит, над ним возвышается тёмный силуэт, обязательно с ножом в руке и безумной улыбкой на безликом лице. Рой липких мурашек пробежал вверх по позвоночнику, от чего кожу на затылке, уже как-то привычно, неприятно стянуло. Нет, о таком нельзя думать. Нельзя допускать подобные мысли, и загонять себя в эти капканы саморучно тоже ни в коем случае нельзя. Иначе это будет началом конца. Тогда, можно будет вывешивать белый флаг. Как-то судорожно выдохнув, Чимин прибавил шагу, направляясь в сторону Чонгука, который уже ждал его, покинув свою точку, своеобразной засады.

***

Феликс злился, в первую очередь на самого себя. Он не знал, как именно подступиться к Чимину, как подтолкнуть его к разговору, и при этом не выглядеть глупо и навязчиво, ведь он неоднократно пытался, но это всегда звучало как-то нелепо. А поговорить им было о чём. Но, чем дольше он тянул с этим, тем всё больше казалось что момент упущен. Хотя казалось бы, можно поставить вопрос ребром, и силой вытянуть всё что ему было нужно. Но он медлил. Виной тому, был мягкий характер, и нежелание создавать конфликт. Феликс не хотел давить, ведь он видел что Чимин сам не свой. К тому же, с каждым днём все становилось только хуже. — Сделаешь ещё шаг, и я тебя ударю. — прокомментировал метания парня Минхо, что наблюдал со своей кровати, как блондин мерит их общую комнату нервными шагами. — Это помогает мне думать. — отмахнулся Феликс, запуская пальцы в чёлку и оттягивая её назад. — О, так вот чем ты занимался всё это время, а я думал что тебе энергию девать некуда. — повёл плечом брюнет, закатывая глаза. Его с каждым днём всё больше бесило поведение соседа. Феликс был не только соседом по общежитию, но и другом, и Минхо волновался за него. Конечно, младший ничего не говорил о своих метаниях, очень размыто рассказывал о том, что его терзает, а Минхо и не давил, в силу того, что был уверен — Феликс захочет и сам придёт к нему за советом, когда сочтёт нужным. Лезть в душу и копаться в чужих скелетах, Минхо не любил и не умел, вдруг только хуже сделает. — Чёрт, мелкий, если нужен совет… — Нет, — перебил его блондин. Получилось как-то надломленно, и грубее чем хотелось, — Прости, но я сам ни черта не знаю, сам додумываю… — прозвучало как-то треснуто и даже жалко, что начало казаться, будто все грехи этого мира, опустились на его хрупкие плечи. — Я, конечно, ничего не понял, но, тебя что-то терзает, — Минхо ощутил себя сапёром, подбирая правильные слова, дабы не спугнуть младшего, но и просто наблюдать за тем, как его друг изводит себя, было выше его сил. — И если я могу хотя бы выслушать, то ты можешь не стесняться. Феликс загнанно выдохнул, в очередной раз зажмурившись, до белых пятен под веками, и попытался сложить свою мысль, во что-то более сформулированное, чем набор слов, где маты вместо запятых. Вышло из рук вон плохо, но попытаться стоило. Всё-таки, он уже не первую неделю грызёт себя, изводит мыслями, где самый лучший исход, это то, что его просто бросят. Ли конечно же думал об этом. О том, что скорее всего Чимин не просто так отдалился, что возможно, он нашёл себе кого-то на стороне, а теперь просто не знает как сообщить ему, Феликсу об этом. Либо, у Пака проблемы. Он перешёл дорогу серьезным людям, а теперь на него объявили охоту. Поэтому Чимин стал таким холодным и отстранённым, ведь он постоянно на мушке. Блондин как-то истерично хохотнул своим мыслям. Бред какой-то. Надо меньше смотреть детективов... Даже в голове, это всё звучит как-то бредово. А если это всё озвучить, то тот же Минхо, в лучшем случае покрутит пальцем у виска. Но скорее всего, он сдаст его в ближайшую клинику, нервишки подлечить. — Мне надо поговорить с Чимином. — наконец произнёс Феликс. — Но я, чёрт возьми, не знаю как. Я не знаю как подступиться к нему. Всё это время, он как будто и не здесь вовсе. Казалось бы, вот он, рядом со мной, но он закрылся. Его что-то терзает, но он не говорит мне ничего, постоянно отмахивается, будто это ничего такого, но я вижу как его это разъедает изнутри. С минуту Минхо задумчиво дул губы, взвешивая, стоит ли давать мелкому исцеляющего подзатыльника, а затем, щёлкнув пальцами, указал на Феликса: — Ты, друг мой, полнейший кретин, ты в курсе? — брюнет, довольный оскорблённой реакцией младшего, недобро хохотнул, — Ты слишком много думаешь о других. Только и слышу от тебя: «Чимин то, Чимин сё…», побудь немного эгоистом. Прижми его к стенке. Ты же не бесхребетная, забитая главная героиня дорамы, покажи ему, что у тебя есть яйца, не в прямом смысле конечно… Но пусть уяснит, что с тобой шутки плохи. — Я так не могу… — грустно пробубнил младший, нервно кусая губы и будто бы разом сдуваясь. — Я так не могу… — передразнил его сосед, недовольно кривя губы, — А ты смоги. Мне хватило того, как ты недавно, неделю с кровати не вставал, валялся тут, еле живой. Я не знаю, что у вас там произошло, но ты выглядел так, будто тебя поезд переехал. — Минхо недобро зыркнул на парня, призывая его дослушать, когда тот, встрепенувшись, попытался что-то сказать, — Ты слишком понимающий, слишком добрый… Так что, либо я бью твоему ненаглядному Чимину, его смазливую морду, за то что обижает тебя, моего друга, либо ты, используешь свой рот, по прямому назначению и разговариваешь с ним. Идёт? Судорожно выдохнув, Феликс кивнул. Минхо прав, ведь он и правда, слишком добрый и мягкий. Всё время, в первую очередь, он думает о других. А иначе он и не мог, ведь когда ты любишь человека, само собой разумеющееся, то, что для тебя в приоритете желания и потребности любимого, чем свои, ведь когда любишь, то готов отдать всего себя, не задумываясь. Но это не всегда правильно. Как сейчас, Феликс полностью забыл про себя. Он постоянно думает только о других. Поблагодарив соседа, Феликс быстро собрался и выбежал из общежития. Действительно, пора уже, как сказал Минхо, прижать Чимина к стенке и потребовать объяснений. Ведь это первые, серьёзные отношения Феликса, он очень трепетно и нежно к ним относится. Это как первый, хрупкий росточек нежного цветка, что тянется к солнцу весной, после суровой зимы. От одного его вида, сердце наполняется порхающими бабочками, хочется заботиться и оберегать его. Но, когда этот самый росток начинает чахнуть, нужно с этим что-то делать. Сегодня, на сколько помнит Ли, у Чимина занятия по хореографии со своими учениками, и если поторопиться, он как раз успеет в студию к окончанию репетиции. Когда они останутся наедине, Чимину будет некуда деваться, ему придётся дать вразумительный ответ. Прибавив шагу, блондин шёл к студии, настраивая себя, сегодня получить внятные объяснения тому, что происходит. Он слишком затянул с этим, не очень приятным разговором. Всё давал Чимину время, надеялся что тот, сам созрев, поделится своими демонами. Терпение кончилось. Вернее оно кончилось уже давно, но сейчас, Феликс требует взаимного уважения к своим чувствам.

***

Наблюдая за своими подопечными, Чимин, впервые за долгое время, радовался как ребёнок. Они очень быстро освоили новый танец, выкладывались на максимум и сегодня отрепетировали всё синхронно, без единой заминки и ошибки. Их совместные труды, давали свои плоды. Пак гордился каждым из ребят. Не смотря на все трудности, что сопровождали его будто тень, всё последнее время, сегодня Чимин ощущал себя как никогда лучше. Ему, на мгновение начало казаться, будто все его страхи и переживания, случились и не с ним вовсе. В сердце начал зарождаться долгожданный покой, по которому Пак истосковался за все те дни и недели, что он жил в постоянном стрессе. Чимин решил, что сегодня после занятий он обязательно встретится с Феликсом. Пора бы ему уже всё рассказать. Ведь младший заслуживает знать. Конечно, он более чем уверен, что блондин будет зол, а возможно, даже напуган всеми подробностями. Но ведь, его так долго держали в неведении. Тянуть больше нельзя. Чимин любит этого солнечного мальчика, он никогда и никого так сильно не любил, поэтому он должен быть с ним честным и откровенным до конца. Не смотря на временные недомолвки, настал как раз тот момент, когда пора исправлять свои ошибки, пока момент не будет упущен окончательно. Он должен открыться, ведь отношения строятся на доверии. Чимин уверен что Феликс поймёт и останется рядом с ним, хотя, возможно, будет долго обижаться на него. А ещё Чимину следовало бы, в очередной раз извиниться за тот случай. Не смотря на то, что прошла уже неделя, все синяки и напоминания на теле младшего уже почти полностью сошли, но на душе Чимина зияет огромная рана, которая не затягивается ни на секунду, постоянно напоминая о том, что своим упрямством, Пак делает больно самым близким людям. Даже у себя в голове, Чимин не может называть вещи своими именами. Он всё это время называет это «тот самый случай», после которого он долго вымаливал прощение, с трудом сдерживая слёзы, стараясь быть сильным перед Феликсом. Хотя о какой силе может идти речь, когда ты стоишь на коленях перед кроватью, на которой изнасиловал своего любимого, растерзал его тело и душу, и просишь прощение за все свои грешки. Из мыслей его выдернули, уже ставшие традицией аплодисменты его подопечных. Каждое окончание занятий, вся группа Чимина аплодирует своему учителю, в качестве благодарности за свою работу. Сколько бы он не просил, этого не делать, не смотря на смущение, постепенно научился принимать эту благодарность от своих подопечных. — Спасибо, — смущённо улыбаясь, благодарит своих учеников Пак. — Но, вы тоже молодцы. Вы мотивируете меня своими стараниями. Несколько студентов облепили Чимина, продолжая осыпать его благодарностями и комплиментами, от чего розоволосый готов был сгореть от смущения, или провалиться под паркет. Принимать похвалу, всегда было чем-то смущающим. — Учитель, если бы не Ваша вера в нас, уверяю, у нас бы не получилось и половины того, чего мы достигли благодаря Вам! — одна из его подопечных, вклинилась между двух других девушек, оттесняя их от Пака. — Ну что вы, перестаньте, — ощущая, как горят щеки от смущения, залепетал Чимин. Всё это время, он готовил свою группу к Рождественскому концерту, обучая новым танцам и продумывая выступления вместе с организаторами мероприятия, обещая потрясающее шоу. Организаторы мероприятия были в восторге, когда вся группа Чимина дала согласие на участие в концерте университетского шоу талантов, в честь праздника, и теперь каждый из ребят, ждал этого события, как своего маленького звёздного часа. Приняв ещё множество слов благодарности за терпение и труд, Чимин проводил своих подопечных, и включив в проигрывателе случайную подборку песен, начал наводить порядок в студии. Как только закончилось занятие, он списался с Феликсом и договорился о встрече рядом со студией. Пак был приятно удивлён тому, что младший как раз был по дороге к нему. Во всём теле покалывало приятное волнение. Сегодня же они обо всём поговорят, Чимин наконец всё расскажет и сможет дышать чуть свободнее, не пытаясь уйти от неприятных ответов. В горле немного запершило от волнения и Чимин залпом осушил бутылку воды, что лежала у него в спортивной сумке. Он волнуется так, будто сейчас совершит прыжок веры. Хотя, это почти так и есть. Проверив время на телефоне, и убедившись, что у него в запасе есть еще минут десять, Чимин перепроверил весь убранный инвентарь, что использовался во время разминки, и уже готов был идти на выход, когда почувствовал лёгкое головокружение и онемение в конечностях. Отругав себя за чрезмерное волнение, он медленно двинулся в сторону своей сумки в другом конце зала, но ноги слушались меньше, с каждым шагом. Ощущая подкатывающую панику, Чимин постепенно понимал что что-то не так. Он никогда не терял контроль над своим телом. Даже в моменты изнурительных тренировок, в попытках скинуть подростковую пухлость, он не чувствовал своё тело, как что-то инородное. Сейчас же, каждый шаг был как победа над искусственным аватаром. — Нет… Нет, нет… — в ужасе зашептал Пак, ощутив сильное головокружение, и падая на колени, держась за стену. Тело переставало слушать прямых приказов, мышцы становились всё слабее, а мозг в панике бил тревогу. — Только не это… — заплетающимся языком простонал парень, понимая в какой ужасной ситуации он оказался. Он только перестал вздрагивать и шарахаться от каждой тени и звука, только уговорил себя перестать накручивать себя. Ведь это же не конец света, он же мог справиться со всем. Особенно с поддержкой Чонгука, который не отходил от него ни на шаг, и он уверен что и Феликса, который бы обязательно всё понял. Именно сейчас, когда он потерял бдительность, когда его лёгкие снова начали расправляться и наконец полноценно дышать, когда он сам себе скормил ту самую надежду на то, что всё наконец наладится, всё обернулось тем, что он ползёт вдоль стены на трясущихся коленях, а от страха и паники, что циркулируют вместо крови по венам, сердце готово остановиться. Несколько дней. Хватило всего лишь нескольких, жалких дней, чтобы Чимин потерял бдительность и начал верить в то, что весь тот кошмар скоро закончится. Всего лишь несколько дней ему не приходило ни одного сообщения с угрозами, и он поверил в то, что от него возможно, наконец отстали. А сейчас, не ощущая толком своего тела, он практически на ощупь ползёт в сторону двери, и молится о том, что бы хоть кто-то зашёл и заметил его. Если бы он мог, то закричал о помощи, но язык предательски прилип к нёбу, а в горле ощущалась сухость, от которой буквально склеивались связки, максимум выдавая жалкие хрипы. Тихий скрип двери, прозвучал как гром в воспалённой панической атакой, голове Чимина. Из-за расширенных зрачков и яркого света в зале, он не мог толком разглядеть того, кто вошёл в помещение. Размытый силуэт, мягкой поступью прошел в противоположную от Чимина сторону, убавил свет в зале, оставляя только мягкую подсветку вдоль пола, а затем направился в сторону вжавшегося в стену парня. По мере приближения, Чимин видел все чётче того, кто словно хищник, ходит вокруг, но не нападает, будто загоняет свою жертву в угол. Хотя, казалось бы, куда сильнее. — Кто… — с трудом прохрипел Пак, щурясь и пытаясь сфокусировать свой взгляд, на размытом пятне, что отдалённо напоминало человека. — О нет, не старайся, — наблюдая за слабыми попытками парня отползти в сторону, хмыкнул довольно знакомый, мягкий, мелодичный женский голос, — Еще пара минут, и ты вообще не сможешь двигаться. Ужас, охвативший Чимина, буквально ощущался физически, и парализовал, не хуже той дряни, которой его скорее всего опоили. Он готов был выть в голос от отчаяния, но всё, на что его хватало, это тихое, паническое поскуливание. В голову лезли страшные мысли, что скорее всего, та самая психопатка, наконец наигравшись, решила устранить свою надоевшую игрушку и отравила его. Ведь, по криминальной статистике, девушки чаще используют яды. От этой резко промелькнувшей мысли, Чимину показалось, что ему стало ещё хуже. Тошнота, вызванная паникой, начала давить на горло и норовила вырваться с испуганным воплем, но как бы это не было абсурдно, горло только сильнее сдавливало будто металлическим жгутом. Всё вокруг ощущалось как очень дурной сон, когда не можешь убежать от своего кошмара, не можешь кричать, а только барахтаешься на месте и жалко хрипишь, не в силах дать отпор. — Отойди… — окончательно убедившись в том, что это не больно воображение, Пак замотал головой, вжимаясь спиной в зеркальную стену. Хриплый шёпот не внушал уверенности, но парень не оставлял попыток, — Не подходи ко мне… Больная стерва… — Ты правда не помнишь? — голос девушки показался каким-то надломленным, но Чимин не предал этому особого значения, зная, какими нестабильными и непредсказуемыми могут быть психопаты. Несколько шагов, и размытый силуэт девушки начал проясняться. Над Паком склонилась одна из его учениц. Наён, а именно так звали девушку, начала заниматься не так давно. Тихая, вежливая, никогда не вешалась на Пака с навязчивыми предложениями. За всё время её присутствия, Чимину сначала казалось, будто он её где-то уже видел, но не мог понять где, а со временем, когда у него началось проблемы, он упустил из виду эту мысль и попросту забил. На неё он никогда бы не подумал. К тому же, Наён вроде как дружила с Харин, а как правило, девушки не жалуют общество друг друга, когда им нравится один парень. На её лице залегли тени сожаления и злости, что окончательно сбило Чимина с толку. Что именно он должен был помнить? На самом деле, вся ситуация начала напоминать ему какой-то малобюджетный триллер, с очень плохим сюжетом, где главного героя ждала расправа за то, что он в начале фильма случайно толкнул кого-то, а этот кто-то затаил обиду. — Что я должен помнить? — зло прошипел Чимин, не оставляя попыток взять контроль над своим телом. — Как ты смеешь! — выкрикнула Наён, а от её перемены настроения, сердце пропустило удар, — Всю старшую школу в Пусане, я как дура ходила за тобой хвостиком, а ты… Ты! — больно ткнув пальчиком в грудь парня, Наён будто пыталась пробить в нём дырку, — Ты просто не замечал… Будто я пустое место… — уже тише продолжила девушка. — Правда, я тогда была совсем другой… Все в школе дразнили меня, издевались, называли уродкой и железнозубой лошадью, из-за брекотов, помнишь? А после того, как ты, заступился за меня, они прекратили… Ты тогда спас меня, оппа. Но ты забыл, этим напомнив что я пустое место. Чимин вспомнил, как в школе действительно пару раз заступался за несуразную девчонку, жалея её и отгоняя хулиганов, которые за её счёт пытались самоутвердиться. Но после, он её больше не видел в школе. Тогда, Пак подумал, что она, скорее всего перевелась, но оказывается, она стала его тенью, и просто не попадалась на глаза. Тогда, Чимин не предал своему жесту доброты, слишком большое значение, ну, заступился и заступился, любой, нормальный человек, на его месте поступил бы так же, тем более, те хулиганы не действовали открыто, а издевались исподтишка, а то, что Чимин тогда застал их за издевательствами, была чистая случайность. Кто бы мог подумать, что для Наён, это будет таким поводом для одержимости. — Ты стал для меня всем миром, оппа, — продолжила Наён, забираясь на колени к Паку и обвивая его шею руками, переходя на шёпот, от которого хотелось заткнуть уши, — Я была совершенно пустой, во мне все видели только мишень для травли, но ты… — прижавшись щекой к виску парня, она совершенно не замечала его напряжения, как от каждого слова и движения, тело под ней, даже будучи под действием наркотика, потряхивает. — Я так долго ждала этого, оппа. И, наконец, я могу позволить себе то, чего так долго хотела. Наклонившись, Наён накрыла губы Чимина своими, целуя сначала неуверенно, но постепенно осмелев, начала беспорядочно терзать его рот, губо целуя и болезненно кусая, совершенно не заботясь о парне, от чего, ему начало казаться что во рту появился железный привкус крови, от которого начало мутить сильнее. Пока его тело было во власти девушки, Чимин зажмурившись, пытался не думать о плохом. С него и так хватит. Если он сейчас не обсторгируется, то точно лишится рассудка. Перед закрытыми глазами стоял образ его солнечного мальчика, улыбка которого была словно солнечный зайчик, которым хотелось любоваться. Сейчас, Чимин бы всё отдал, чтобы оказаться в объятиях Феликса, пусть даже на этом же полу в танцевальном зале, но с блондином, он чувствовал себя в уютной безопасности. Его личный островок спокойствия. Ощутив холодные пальцы на коже живота, Пак вынырнул из своих мыслей, резко дёрнувшись и ударившись затылком о стену. Наён беспорядочно шарила руками по его телу, словно оголодавший и обезумевший зверь, пытавшийся пометить свою добычу. Её прикосновения приносили дискомфорт и желание сбросить с себя её руки. — Не прикасайся ко мне. — прошипел Чимин, пытаясь скинуть с себя девушку, но всё на что хватило ослабленное тело, это поднять словно налитые свинцом руки, и положив их на колени Наён, не сильно сжать пальцы, пытаясь, хотя бы этим показать свой протест. Со стороны, наверное это бы выглядело даже мило, парочка обжимается на полу, не дотерпев до дома. Но на самом деле, будучи жертвой, практически насилия, Чимину было уже не до умиления. — Убери от меня руки! —не оставлял попыток розоволосый, пытаясь сильнее сжать пальцы, но на всё что хватало сил, это вялые поглаживания, от чего хотелось выть, не стесняясь слёз. — Хватит сопротивляться, тебе понравится, обещаю, — игриво подмигнула Наён, пытаясь соблазнительно облизнуть губы. Все её манипуляции вызывали в Чимине только отвращение, которое читалось на его лице, что привело Наён в бешенство. Она искренне не понимала, что делает не так. Изначально она пыталась соблазнить парня интимными фотографиями и знаками внимания, писала в подробностях о том, что испытывает к нему и как бы хотела всё это воплотить в жизнь. В ответ её отвергли. Но Наён так долго хранила все свои чувства в себе, что уже не могла просто отпустить ситуацию. Особенно когда рядом с её возлюбленным, постоянно вилась свита из лучшего друга, а потом и белобрысой подстилки. Наён не поленилась, разузнала про каждого из них всё что ей нужно было знать. Когда Наён узнала, какие отношения связывают ее любимого Чимина и этого Феликса, ей впервые в жизни захотелось убить. Желательно их обоих. Но на смену агрессии, пришло чёткое понимание того, что ей нужно просто доказать Чимину то, что она лучше этого Феликса. Всё-таки у неё больше достоинств чем у худого как палка, несуразного, по ее мнению, парня. Да и вообще, как парень может искренне любить парня. Это только забава. Временное помешательство на почве одиночества. Когда Чимин не откликался на её ласки, Наён начала закипать. — Распробуй меня, оппа, ты будешь в восторге, — прошептала девушка в губы Пака и впилась в них поцелуем, снова принося этим боль, кусая губы, будто она этого и добивалась, от чего Чимин болезненно застонал, беспомощно ёрзая под ней, ощущая себя безвольной куклой, в руках садиста кукловода. Чимин настолько сосредоточился на болезненных ощущениях и стуку собственного сердца в ушах, что не слышал ничего вокруг. Он как мантру, считал секунды в голове, сам не понимая, зачем отсчитывает время. Лишь бы не чувствовать прикосновения к своему телу и уйти от ощущений. От каждого прикосновения Наён, будто бы оставались ожоги на коже. Её холодные пальцы, словно жидкий азот, шрамировали не тело, а душу. Беспомощность безвольного тела уже не вызывала той злости, что была изначально, В какой-то момент, Чимину даже стало смешно от абсурдности ситуации, ведь не каждый день тебя попытается изнасиловать поехавшая поклонница. Не каждый таким сможет похвастаться. Определённо, будет что рассказать внукам, если Наён не прихватит с собой трофей, в виде частей его тела. Джеффри Дамер в юбке. На задворках воспалённого паникой сознания, в голове Чимина всплыла мысль, что Феликс должен был уже прийти. Он может в любой момент зайти и увидеть эту совершенно не двусмысленную картину, чего Паку совершенно не хотелось. Ведь в этом состоянии, он ничего не сможет объяснить. Чёрт. Только этого не хватало. Нужно хотя бы попытаться что-то сделать. Будто бы почувствовав усилившуюся панику Чимина, Наён с ещё большим рвением начала терзать его тело, переключившись на шею, она больно кусала кожу, оставляя следы от зубов, словно это была месть за всё то, что не оправдалось её фантазией. Когда она попыталась стянуть с Чимина спортивные брюки, розоволосый не выдержал, и собрав все силы что в нём оставались, закричал. Хотя на крик это было даже не похоже, скорее на хриплый стон. Но Паку уже было всё равно, ему нужно было взять хоть какой-то контроль над ситуацией, иначе его сознание не выдержит. Он и так в шаге от пропасти. Возможно, наркотик, которым Наён накачала Пака подействовал по новому, либо его сознание уже просто отказывалось воспринимать реальность, но парень перестал вообще понимать где находится. Он понял что что-то изменилось, когда с трудом разлепив глаза, не увидел над собой Наён. Он вообще мало что различал в полумраке. Голоса и шум доносились как из под воды, был слышен истеричный визг Наён, и возможно ругательства Чонгука. Чонгук здесь? Неужели всё-таки кто-то пришёл? — Эй, хён, посмотри на меня, — огромные испуганные глаза Чонгука, были единственным что видит Чимин, — Хён, не отключайся, смотри на меня! Слабо похлопав Пака по щекам, и видимо убедившись что он не умирает, Чонгук пропал с поля зрения видимости воспалённых глаз парня, упомянув скорую и что-то еще. Окончательно придя в себя в больнице, Чимин, правда медленно, но в полной мере начал осознавать что пережил за этот вечер, и как ему повезло с друзьями. Всё ещё заторможенное после наркотика сознание, особо не позволяло расклеиться, а успокоительное, которое услужливо предложили, сделало всю работу за психологов, к которым бы Пак ходил всю оставшуюся жизнь, если бы его так никто и не хватился. Уже только перед тем как отключиться в больничной палате, Чимин понял что ему необходимо срочно позвонить Феликсу, всё ему рассказать, но лекарства, что ему дали врачи подействовали быстрее и он наконец провалился в темноту.