Первые люди на теле Титана

      Тогда, при первой мысли об этом, Филлип, сам того не замечая, поставил на страничке дневника большую кляксу. Второй раз он сжал кулаки до белых костяшек. В третий раз он держал кинжал.       Его сокровенный и любимый брат тогда, когда в голову парня пришла первая мысль, всего лишь усмехнулся и не придал значения тому, что Филлип никогда не оставлял кляксы. –Ты сегодня рассеянный. – Мимолётно замечает Калеб, сосредоточив внимание на дырке в своей рубашке. –Не выспался.       Калеб пожимает плечами, попутно давая совет лечь пораньше. Но Филлип не ложиться раньше, наоборот задерживается допоздна, стараясь закончить карту города – точнее Скелетонии, как называют его местные жители. Он делал чертежи более недели, проделал огромную работу, старался изобразить каждое мелкое озерцо, отправлял брата в городок для разведки расположения домов и улиц, потому что в это время занимался изготовлением бумаги для своего дневника, паралельно укрепляя крышу после кипящего дождя. Интересно, что принесённый братом план почти никак не отличался от обычной анлийской улицы – торговая улица шла между домами, которые, кроме своей архитектуры с различными черепами и прочей нечистью, напоминали обычные двух-трёхэтажки; была библиотека, школа.       Их дом был обустроен по человечески, с самодельными обычными тумбочками и стульями, деревянной дверью и стеклянными окнами. Иногда, когда Филлип оставался один в этом доме, он отдаленно напоминал тот, что остался в мире людей.       Старший брат с теплом вспоминал Землю, стараясь преобразить свою комнату в ту, которая была там – светлая и чистая, она напоминала о начале новой жизни, попутно возвращая на родную землю. Даже не смотря на сиротство, он вспоминал Грейвсфилд с теплом, и Филлип искренне не понимал почему: тот трудился сутками, терпел побои, а платили ему гроши. Мальчишка старался сделать свою новую жизнь полностью иной, забыть о старой и оставить свои городские привычки.       С тех пор, как он нашел первый глиф, прошло три года.       Калеб спустя полгода их перебывания на Кипящих островах начинает ходить в город, теперь не разделяет их общей ненависти к ведьмам, начинает бормотать про скептическое отношение, что они такие же люди. Люди! Филлип хочет безумно смеяться и одновременно горько плакать, уже злиться и осознаёт, что брата начинают околдовывать, но тот продолжает категорически это отрицает. Просто другого объяснения этой "толерантности к нелюдям", как кажется охотнику, быть не может.       Потом он приводит в дом её. У неё каштановые волосы, почти такие же как у младшего Виттейбейна, белоснежная кожа и жгучие зелёные глаза, как трава из их, только их человеческого мира. И красная накидка выдает в ней дочку мастера палисманов мистера Клаторна – ведьму, ВЕДЬМУ, он посмел привести в их дом ведьму. Вторая мысль уже бушует, но никто не замечает, как ладони превращаются в кулаки.

Она и Калеб вырезали красного кардинала тем вечером.

***

–Я назову его...– и блондин смотрит на всё подряд, но не находит ответа как же назвать эту маленькую прелесть, севшую на руку юной девушке. Только недавно это был кусок необычного, но всё-таки дерева, а сейчас птица не чем не отличалась от настоящей, живой. –Ему нужно необычно имя. Такое, которого на Кипящих Островах ещё не было. – Эвелин задорно ему подмигивает, всё ещё сидя за столом. –Думаю, тебе будет не трудно.       Калеб краснеет от открытого комплимента и соглашается, но ничего не может придумать, лишь смотрит на нее, на ее аккуратные и тонкие руки, которые с мастерством подравнивают крылышки птице. Та от этого тихо возмущается, но вырваться ей не хватает сил. И он понимает, что даже не видя ниразу в жизни кардиналов, она полностью смогла повторить задуманный им эскиз, хотя эскизом назвать этот рисунок будет полным неуважением к художникам, но она отмахивается и говорит, что видела и похуже.       И почему-то в голову приходят воспоминания о свежеприготовленных румяных маминых оладьях. Наверное, из-за цвета золотистой брошки ее плаща в виде совы, или, может, из-за золотых рук.