Монстр и его солнце

Сяо пять. Он боится монстров из-под кровати, мама заглядывает под нее каждый вечер, мама улыбается, смеется, треплет его щеки и говорит: «Там никого нет». Сяо ей верит. Что-то внутри Сяо говорит: «Откуда ей знать?» Что-то внутри Сяо говорит: «Если там кто-то есть, ей не справиться с этим». Сяо пять, и ему снится монстр много страшнее тех, кто может жить под его кроватью. В этих снах монстр топит и тонет в крови, кричит под крики людей и живет, будто умирает. В этих снах монстр — он сам. Сяо пять, и он просыпается в слезах. Мама стирает его слезы. Сяо жмется к ее рукам: он любит ее, его любовь такая огромная, что не помещается в его маленьком пятилетнем теле. Он жмется к ее рукам, но что-то внутри него горько понимает: не он. Сяо пять, и его пугает это холодное внутри него. Он жмется к рукам отца, те треплют его по волосам, в груди пузырится счастье — теплое и детское. И все же… не он. Сяо снится, как монстр бережно держит в руках солнце. Солнце греет ладони, гонит прочь тьму, и Сяо видит вокруг себя не сгоревшие руины и изломанные тела, а цветы. Красиво. Сяо бежит по улице, задирает голову к небу и смотрит. Солнце бьет в глаза наотмашь, выжигает болью, слепит. Разве так должно быть? Разве солнце должно быть таким? Сяо хочет плакать, но ему больше не пять, он знает, что руки, что он ищет, не утрут его слез. Во снах монстр жмется к этим рукам и мурлычет, как кошка. Сяо семь, и он носит на шее янтарь. Он сжимает в руке желтый камень, вечно теплый от его ладони, и Сяо хочется думать, что этот камень растопит ледяной осколок в груди. Когда он говорит об осколке родителям, те тревожно переглядываются. Когда перед ним стоит врач и хмурит седые брови, Сяо говорит: никакого осколка, все хорошо. И продолжает мерзнуть. И пытается нарисовать солнце из своих снов. Он плохо помнит сны, только чужие руки, только родинку под ключицей, только желтое и теплое, разгоняющее тьму. Сяо десять, и он видит, как танцуют ребята из соседнего двора. Сяо пятнадцать. Он носит янтарь на шее, не по размеру джинсовые куртки и красит кончики волос в зеленый. У него вечно сбитые коленки, он танцует в школьном кружке и в студии около дома, и их приглашают на соревнования в соседний город. Сяо пятнадцать. Его сны все сложнее, и он помнит их все хуже. В этих снах кто-то предупреждает его, кто-то шепчет: «Его душа больна, мы не сможем полностью очистить ее от кармы». В этих снах кто-то гладит его и говорит: «Ты станцуешь для меня?» Сяо танцует в одиночестве каждый вечер. Сяо шестнадцать, и на автобусной остановке он знакомится с девушкой в желтом платье. Она рисует в тетрадях цветными ручками, звонко смеется и мокро целуется. У нее родинка под ключицей, и Сяо думает, есть ли у нее родинка на животе. Сяо семнадцать. Он трогает губами родинку на животе парня — тот собирает длинные светлые волосы в косу и помогает всем, кто попросит о помощи. Сяо семнадцать, и осколок в груди разрастается, словно раковая опухоль. Сяо не чувствует больше пузырящегося счастья, и только кусок янтаря на шее, кажется, еще способен хранить тепло. — У тебя холодные ладони, — говорит девушка с солнечной улыбкой. — У тебя холодное сердце, — говорит парень с теплыми глазами. Во сне ему говорят: «Ты прекрасен, Сяо». Во сне монстр захлебывается в черной тухлой крови. В реальности он думает, что чужие сны на вкус как миндальный тофу. Сяо восемнадцать, и ему кажется, будто тени шепчут ему из углов, скользят злым шипением в уши: «Убийца». Сяо не знает, почему с ними соглашается. Он смотрит на небо и думает, что хочет быть птицей с золотыми крыльями. Сяо восемнадцать и он едва успевает вытащить парнишку из-под колес автомобиля. Визг тормозов оглушает, нога немеет, и Сяо отрешенно думает, сможет ли танцевать. «Ты станцуешь для меня, Сяо?» Через час мама плачет от облегчения. В коридоре невысокая женщина держит за руку парнишку и благодарит в третий раз. Сяо пытается нащупать на груди камень и не находит. Ему хочется заплакать. Ему девятнадцать, когда он видит эту маску на прилавке. Их группа шумной гурьбой передвигается по рынку, девчонки меряют украшения, парни их фотографируют, отвешивают комплименты. Сяо плетется позади всех и отрешенно думает, что у него есть друзья. Несмотря на «У тебя холодное сердце, Сяо». Сяо сжимает ладонь в кулак — чувствует холодные пальцы. Маска лежит на прилавке. Он отдает деньги, не торгуясь, вертит маску в руках. «О, прикупил себе лик демона? Тебе пойдет. Примерь». «Нет». Он не надевает ее ни разу. Маска лежит на столе возле кровати. Ему снятся сны. — Сяо. Сяо-Сяо-Сяо-Сяо. — Прекрати. Аяка танцевала для него. Сяо знает, но знает не от Итэра. В груди жжет так, что хочется выблевать внутренности, хочется вычеркнуть из головы это знание. Эту выжженную на веках картинку. Аяка танцует для Итэра. Итэр смотрит. Любуется. Сяо поворачивает голову к зеркалу. Он красивый? Итэр считает его красивым? «Ты прекрасен». — Я чем-то тебя обидел? — Итэра невозможно обмануть. Сяо может носить любую маску и верить, что это его лицо, а Итэр разглядит сразу, с одного взгляда. Не спрячешься. — Я сказал, чтобы ты звал меня, когда будешь в опасности. А не просто так. — Я не просто так, — Итэр не щурится смешливо, как Сяо уже привык, смотрит убийственно серьезно. — Я скучал. А ты нет? Я хочу танцевать для тебя. Сяо смотрит на маску, которую держит в руках. Когда-то так и было. Ведь было же? Как давно. Итэр притягивает его к себе и обнимает. — Спасибо, что пришел. Сяо плачет, когда просыпается. Солнце. Солнце. Его солнце. Сны забываются. Сяо двадцать один. Он танцует сам и учит других, он объездил всю страну и еще с десяток других стран, и везде солнце больно бьет по глазам, и везде кто-то смотрит на него восхищенно и солнечно — и совершенно, абсолютно не так. Но это неважно. Он все равно ждет. Сяо двадцать два, когда он видит перед собой огромное поле цветов. — Вот это местечко для фестиваля, — присвистывают рядом. — Сяо, тебя сфотографировать? К горлу подступает ком. Сяо мотает головой. Он смотрит на море цветов, и рука, держащая маску, дрожит. — Мы тогда пойдем с теми ребятами пофоткаемся. Сяо провожает их взглядом. Некомфортно передергивает плечами в костюме демона. Уговорили же. Смотреть на цветы почему-то страшно. А потом он слышит флейту. «Я буду танцевать, и флейта будет звучать среди моря цветов». Сердце сжимается. — Я могу сделать кое-что, — неуверенно говорит Венти. — Но думаю, тебе не понравится. — Говори. — Его тело поражено темными миазмами. Я думаю, если извлечь душу, тьма перестанет так на него действовать. — Это поможет? — Его душа тоже больна, и мы не сможем полностью очистить его от кармы. Но если исчезнет то, что подпитывает тьму извне, душа перестанет так страдать. Сяо чувствует, как напрягаются руки Итэра. — Что ты подразумеваешь под «извне»? — Его тело. И этот мир. — Ты предлагаешь отправить душу Сяо в другой мир? — Да. Нет. — Это все равно лучше, чем дать его душе погрузиться во тьму, — мягко говорит Моракс. Итэра трясет. — И я его никогда не увижу? — Кто знает. Я. Я знаю. Невозможно найти одну больную душу среди тысячи миров. Нельзя. — Сяо. Сяо… Если бы сейчас был фестиваль фонарей, что бы ты загадал? Если бы у меня были желания? — Тебя. Я всегда загадывал тебя. Итэр стискивает его в объятьях. — Как мы это сделаем? — Я могу извлечь душу из тела и поместить ее в осколок бирюзы Вайюда, чтобы сберечь. — А как отправить ее в другой мир? — К сожалению, ни я, ни другие архонты не умеем путешествовать между мирами. Тут нужна другая сила. Твоя. — Но у меня больше нет силы путешествовать между мирами. — Так найди хоть какие-то ее крупицы. Сяо поднимает голову и смотрит на цветы. Огромное море цветов. — Я выучил эту мелодию специально для тебя. Нравится? Монстр из снов. Убийца. Златокрылая птица. Сяо оборачивается и видит перед собой солнце. Солнце улыбается ему. — Я нашел тебя. Невозможно найти одну больную душу среди тысячи миров, среди тысячи тысяч живых существ. «Я тебя найду, слышишь? Я обязательно тебя найду». Да и кто станет искать среди тысячи миров одного проклятого Яксу? Солнце улыбается, но улыбка эта ломкая. В ней: «Ты помнишь меня? Я еще нужен тебе? Я не опоздал?» — Я готов ждать тебя тысячу лет. Итэр протягивает руку. Можно? Правда можно? Твои руки все такие же теплые? Да. Руки Итэра теплые, и он смешливо щурится и улыбается так, что Сяо хочется выдрать сердце из груди и отдать ему. Итэр никогда не скажет, что его сердце холодное. Сяо чувствует, как те самые руки стирают слезы с его щек. Спасибо. Спасибо-спасибо-спасибо. Что искал меня. Что нашел меня. Что выбрал меня. — Сяо. — Я хочу станцевать для тебя. Сяо надевает свою маску.