눈이와 “its snowing”

***

      Все по новой.       Глаза, лицо, руки, все тело, будто покрыты какой-то древесной корой, которую так и хочется содрать, да откинуть подальше. Разлепить заспанные, бережно обработанные глаза, не удается с первых попыток, однако через время взору вновь открывается вид на тот же потолок. — Какого черта… — злость на самого себя в его разуме будто не знала границ, хотелось встать и крушить все вокруг. Но крушить, увы, было нечего.       Комнатушка состояла из импровизированного матраса с той самой сумкой-подушкой, и небольшой стопки книг, журналов, то самое чтиво до которого редко доходят руки, но Феликс бережет эту макулатуру, как нечто ценное. Интересно, каково его отношение к литературе вовсе?       Сегодня четверг. Нападение было в среду. До выходных еще немного, значит нужно набраться сил. Ли решил не высовываться за пределы поставленных границ, надеясь, что принесенного хватит. В выходной, в лесу точно найдётся что-то ещё, тогда последующие дни станут чуточку легче.       В стене, кроме подобия окна, было и отверстие под дверь. Кривоватое, но все же, по росту немного не подходило. Прозвучали два стука.       Сердце блондина остановилось. Любой неверный шорох всегда заставлял бояться, немудрено, что даже если заходили свои, испугаться было чем-то нормальным. — Мы поговорить. Не против? — Ян заглянул первым, за ним зашел и старший.       Феликс промолчал. С таким выражением лица ему еще не хватало отвернуться в сторону, как при глубокой обиде. Парни присели на пол рядом. — Ты, конечно, молодец, отвлек их внимание на себя, тем самым спас жизнь девушке, но идти на жертвы… в нашем мире? — Постой! — Чан перебил его. — Ты не так говоришь. Мы пытаемся понять почему ты туда сунулся. Зачем? — Я упал. С крыши. Достаточно? — Ли поднял красивые, но грустные глаза. — Точно? — младшего этот ответ, возможно, удивил, но не так, чтобы это показать. — Если ты… — Начнешь чувствовать себя иначе — сообщи нам. Я помню, я знаю. Перестаньте так беспокоиться, а то я могу… — запнулся. — Идите.       Сложно понять, тех, кто живет без любви. Но точно так же сложно понять другим тех, кто купается в этом ежедневно. Разве можно описать это словами?       Оставшись в одиночестве, он задирает изорванные одеяния, чтобы осмотреть последствия. Огромнейшие кровоподтеки на месте чуть ниже легких, ссадины на плечах, шеи, и ноги… в ужасных синих синяках. Кроме неприятного вида, это все безобразие безбожно ныло. — Больше никаких крыш. — сказал Ли и отправился за угол своего дома.       Обычно он не курил. Никто здесь не курил, но пачки сигарет не давали пройти мимо них на складе, а очередная затяжка из никотина приводила в чувство лучше брызгов холодной воды. Зажигалка? Нет, спичка. И хорошо, если никто не узнает на что она потрачена.       Облокотившись на стену, закинув голову будто от удовольствия, а на самом деле для удобства, вновь задумался: — Если они так любят нас мучать… То почему не начнут делать это же друг с другом? — замолчал. — Почему мы не можем спокойно существовать, как они?.. Ай, нет, это все бред из-за чертовых сигарет! — выкинул бычок и растоптал его сколько было силы.       Феликс смелый. Но когда совершенные касаются лишенных… даже ногами, то в разуме вторых происходит какой-то шторм, заставляющий впадать в апатию, перекрывающий все умные и глупые пути решения ситуации, простыми словами: делая из них мешок для битья. И было бы уж слишком странно, притронься лишенный к совершенному, разве это что-то дало бы? Какова была бы реакция, не пошла бы она так как при обратном действии?       Думать не хотелось, но назойливые мысли, как ночные комары хотели больше и больше. В нос ударил легкий и приятный запах. Видимо кто-то разжег костер и начал готовку.       В этих местах не питались три, а то и больше раз в день. Было принято экономить: сегодня поели, а завтра нет. И если бы в этом было больше толку, но да ладно, блондин скептически относился к жизни, к этому и подавно.       Все собрались у костра, расположившегося вдали от домов, на более или менее ровной поверхности. Ветки оставались от походов в лес и ранних вылазок Чонина по утрам туда. Далеко парень не ходил, страх не позволял.       Женщина средних лет, стояла у котла приличных размеров, собирая уже со дна остатки пищи, подавая тарелку Ли. Прохладный ветерок уносил запах пищи куда-то далеко. Заставлял расслабиться на малые мгновения.       На дворе стояла осень. Листьев уже почти не осталось, а если и держались на ветках, то сила ветра заставляла пасть наземь. Приближение зимы пугало, зная, что особо теплых одеяний нет, радоваться снегу не хотелось. Будто их вовсе что-либо радовало когда-то.       День близился к концу, обработка ран остатками воды сошла на нет, Ли принял решение, что само заживет. Все жили в ожидании выхода в лес, будто это могло изменить их серую жизнь. Совершенные не появлялись, это правда было здорово, но ущерб нанесенный не так давно… все еще не давал покоя, всплывая яркими полотнами в голове.       В эту ночь сна не было. Волнение перед предстоящим будоражило все тело. Смотря в потолок, парень думал, вспоминал:       Не слишком давно, в их окрестностях жила молодая девушка. Она была тихой, спокойной. Как и все здесь. Но из-за нехватки медикаментов спасти увядавшую жизнь не удалось. С каждым днем она становилась все слабее, а ни один лишенный понятия не имел что с ней. Она скончалась. И пусть смысла в ее существовании как такового не было, но наблюдать за уходом души из тела, было в тысячу раз больнее, чем получать палками по ребрам. За этой бедой последовало и множество других. В этот же день напали совершенные. Огромной группой в человек сто. Такое случалось редко, в плане количества, обычно их было до десяти. И что же им было нужно? Обыскать дома лишенных, посмотреть их запасы и увидеть эту убогую жизнь. Оставляя саркастические комментарии на каждом шагу, остановились у дома поникшей.       Всем было все равно, что ее убила болезнь, а не отсутствие сил жить в этом хаосе. Каждого. Они избили каждого в этой местности. Ведь мы не предотвратили чужую участь. Тот день остался в памяти каждого. Ребенка, взрослого. Вспоминать такое без слез, страха и боли в сердце — невозможно. Они сломали жизнь тысячам людей, потому что те не были такими, как они. — Подымайся! — послышалось сквозь туманные думы. И вправду наступил новый день, солнце только вставало.       Сердце, при одной мысли о чистой, прохладной воде, трещало сильнее. Ждать таких выходов, серьезно, стоило как чего-то неземного, но возможные последствия… что будет если они и там застигнут всех лишенных?       Отмахнувшись, чуть стукнув себя — вышел на улицу. Там уже во всю обсуждали план выхода. Кто-то протестовал, желая отложить эту затею на позже, а другие отстаивали именно эту дату, ведь все складывалось как никогда удачно. Все были отправлены собрать какие-то вещи для стирки, вода же в свободном доступе, а также прийти в чувство, вздремнуть.       Больше всего на таких «мероприятиях» было жаль детей. Они, не видя другой жизни, как и все здесь, ждали того выхода, называя — «мой день рождение». Наверное, малыши были единственными оптимистами в этих местах, но жизнь жестока, и в будущем они такими точно не будут. Лишенные не теряли смысла жизни, потому что у них его никогда и не было.       День в ожидании, как бы странно не было, пронесся слишком быстро. Небосвод был усыпан мелкими звёздочками, а где-то за ветвями леса виднелись лучи полумесяца. Было решено держаться группами по трое или четверо, а группы должны быть не дальше пяти метров друг от друга. Фонариков было немного, все пользовались чем только можно было, даже спичкой или делали факелы, как в древности. — Хей, Феликс, не отставай! Возьми меня хоть за руку. — Чан обернулся, замечая парня достаточно далеко. — Небо красивое, но давай полюбуешься потом? — Конечно… — подошел ближе, но руку не подал.       Иногда Ли был как маленький избалованный ребенок, но разве можно было разбаловаться в таких условиях? Скорее совершенные и были избалованными детишками, родившиеся с уже полным на всю жизнь банковским счетом. А подаренное им чувство влечения и нежности делало невероятно жестокими, какой контраст. Он был в этом уверен.       Добравшись до леса — остановилась. Вокруг была тишина и тьма. Стало решено двигаться дальше с теми же правилами. Долгие хождения по холодной, колючей, но все равно приятной траве. Некоторая невнимательность одаривала легкими ударами о стволы деревьев — нечего спать находу. В скором времени, лишенные, добрались до озерца. В лучах луны это выглядело, как сказочный оазис. Блестящий, немного колышущейся. Размеры были не столь невообразимыми, но для них этого правда было достаточно. Все стали промывать одеяния, умывать лица, собирать воду в тары, и просто наблюдать за своим отражением. Атмосфера спокойствия удовлетворяла несчастные души. В одно мгновение Ли расслабился и его тело с громким звуком свалилось в воду. Чистая холодная вода приятно ласкала кожу, заставила зажмуриться, волосы распушились. Вылазить наружу не хотелось, ведь здесь, на дне лесного озера было намного лучше, чем там — на дне бесчеловечного мира.       Когда кислорода стало не хватать, блондин стал самостоятельно всплывать к воздуху. Не открывая глаз, вылез на землю и только тогда до его ушей дошел страшный крик.       Они пришли.       Все было подстроено. И те фальшивые разговоры о занятости в субботу были лишь приманкой, потому что совершенным было известно о вылазках лишенных в лес, и вот, они смогли встретиться на новой территории. Во главе этой обширной банды было двое, а может и кто-то один из них, но выглядело все так будто главенствует и тот крашенный парень и совершенно новое лицо. Темные волосы, собранные в небольшой хвостик. Приятные черты лица, высокий рост.       Лучше бы Ли не открывал глаза, не слышал этих душераздирающих криков. Лучше бы он не всплывал со своего тихого места. Их окружили, беспомощных, жалких, такие статные и сильные. Темным глазам открылся взор и первое, что он увидел — его. Пара глаз смотрела прямо в блестящие очи Феликса. — Хенджин, каковы наши действия? — проговорил Минхо не испытывая каких-то эмоций, а лишь ожидая.       Но ответа не последовало. Оторвать глаз от чужих, таких… было невозможно, а этот блеск, привлекший еще сильнее.       Оказался лишь слезами.