Чёрно-белое и рыжее

Высадка на юге Франции в конце 1944 года оказалась ложным обещанием, если, конечно, им вообще давали какие-нибудь обещания. В мгновение ока седьмая армия США променяла залитые солнцем пляжи Средиземноморья на сырые, мрачные леса Вогез и сейчас он скорчившись лежал в твердой декабрьской грязи. Пальцы нервно барабанили по металлическому портсигару, но не хотелось прилагать ни малейшего усилия, чтобы выудить из ранца зажигалку. Курение стало вынужденной, так и не прижившейся привычкой — просто способ занять руки в бесконечные часы ожидания между бойнями. Их пехотному подразделению сорок второй Радужной дивизии было поручено прорвать линию Мажино, которую французы столь усердно возводили, чтобы сдержать нашествие немцев. Они расположились на востоке, в долине реки, метко названной Иль, протекающей по земле столь изрытой минами и бомбами, что требовался целый день, чтобы преодолеть жалкие пять миль, и при этом предполагалось, что во время продвижения вы никому не будете служить мишенью. В свои двадцать два Малдер уже восемь недель как выпустился из учебного лагеря и серьезно переосмыслил собственное решение завербоваться в солдаты. Металл портсигара обжигал холодом потрескавшиеся ладони, а ступни в жёстких кожаных ботинках сводило судорогой. Ему хотелось вернуться домой. Согреться. Жениться на Диане. Жить нормальной жизнью, где нет угрозы фашистской тирании, не грохочут ежеминутно выстрелы, где человеческие сердца не изуродованы жестокостью. Обморожение — вот награда за то, что ты придерживаешься своих принципов. Завыла сирена воздушной тревоги и Малдер удивленно поднял взгляд к серому небу: на фронте не объявляют воздушную тревогу. Однако настойчивый гул не утихал. Повернувшись, он ощутил, как теплая кожа дивана трется о его щеку. Звон продолжался и наконец стало ясно, что это телефон. За окнами сгущалась тьма. Звонили из полиции. Где бы он ни находился — во Франции времён Второй мировой или в Вашингтоне, округ Колумбия, в наши дни, жертвам всегда был нужен тот, кто засвидетельствует их страдания. *** Стоя на профессорской кафедре, доктор Уотерстон возвышался над аудиторией, заполненной несколькими дюжинами студенток, будущих медсестер, которые рассаживались, шумно передвигая тяжёлые деревянные стулья. Наконец шорох белоснежных чулок и такого же цвета накрахмаленной униформы стих, и на аудиторию опустилась благоговейная тишина. Уверившись, что безраздельно завладел вниманием зала, профессор развернул на доске наглядное пособие. Молодые женщины потрясённо затихли, затем по рядам прокатилась волна нервных смешков. На вывешенном плакате в ярких призматических цветах был в разрезе изображен мужской таз, включая пенис и яички. — Дамы, прошу внимания, — начал доктор. — Я понимаю, что большинство из вас не замужем и, будучи таковыми, вы, естественно, не знакомы с особенностями строения мужских гениталий. Однако выбранная профессия требует от вас осквернить свою невинность во благо больных. И посему мне предстоит рассказать обо всех анатомических особенностях, которыми обладают ваши будущие пациенты-мужчины. Итак, основным мужским половым органом является пенис… Пока доктор Уотерстон читал лекцию, Дана тайком поглядывала на сокурсниц. Некоторые из них покраснели и чувствовали себя явно не в своей тарелке. Другие строчили в тетрадях, стараясь записать каждое слово преподавателя. Многие изо всех сил пытались скрыть ухмылки. Добрачный секс для женщин послевоенного времени был величайшим лицемерием: безусловно осуждаемый публично, втайне он оставался желанным. И сама Дана, даже будучи воцерковленной католичкой, далеко не впервые видела то, что было изображено на наглядном пособии, принесённом доктором Уотерстоном. Она уже давно прочитала соответствующую главу в учебнике, выделив ключевые моменты и тщательно законспектировав текст, поэтому позволила себе переключить внимание со слов лектора на него самого. Профессор всегда носил элегантные костюмы, его усы были аккуратно подстрижены, а седина лишь слегка припорошила виски. Меж дежурных медсестер в больнице ходили слухи, что он не любил жену и потому регулярно заглядывался на других женщин. Поначалу и Дана время от времени ловила на себе его похотливый взгляд, который встречала глядя ему прямо в глаза, что неизменно заставляло сластолюбца отвернуться. Но это случалось лишь в самом начале выпускного курса, и с тех пор доктор Уотерстон говорил с ней с напускным безразличием несмотря на ее неизменно высокие оценки. На этот раз профессор, видимо, решил почтить вниманием студентку по имени Эмили, кроткую как мышка девушку, тихо заискивавшую перед преподавателями. Доктор Уотерстон сошел с кафедры и встал вровень с первым рядом столов. — А сейчас, мисс Сим, опишите классу анатомические характеристики эрегированного пениса. — Эээ… я… ммм… повышенный приток крови к… эээ… — «Эээ», мисс Сим? Наверное, вы имеете в виду, что эректильная ткань, утолщаясь и набухая, удлиняет половой член до тех пор, пока тот не достигнет полностью твердого состояния? Бедняжка Эмили съежилась на своем стуле. Беглый взгляд на хорошо скроенные брюки доктора Уотерстона подтвердил худшие подозрения Даны: его возбуждало обсуждение этой, в любой другой ситуации табуированной, темы перед покорной аудиторией, состоящей из молодых женщин. Удовольствия, вероятно, добавляло и унижение скромной студентки. Скалли подняла руку: — Доктор Уотерстон, правда ли, что способность мужчины достигать и поддерживать полноценную эрекцию уменьшается с возрастом? Действительно ли со временем половая сила угасает? — то, как широко распахнулись ее глаза, не должно было оставить у профессора сомнений, что вопрос вызван исключительно профессиональным интересом. Доктор Уотерстон на мгновение растерялся, забыв о мисс Сим, что и было целью Даны. — Насколько помню, в программу учебного курса, запланированного на эту неделю, не входят подобные частности, мисс Скалли, — наконец выдавил он под смешки класса. — Я стараюсь пройти тему заранее, — и она невинно улыбнулась в ответ.