Перелётные птицы собирались на юг

Присмотрев примерную траекторию прыжка, Иван с разбега нырнул в речную воду с небольшого холма. Альфред прыгнул следом, подождав, пока в водной глади покажется потемневшая от воды макушка, чтобы не вмазать по ней ненароком. Подождал, удостоверился — и прыгнул. Ванина дача — одна из многих — располагалась настолько далеко от людей, что добираться пришлось несколько дней. Потные, грязные и голодные, они кинулись в речушку рядом с невысоким двухэтажным строением, как только Иван заглушил двигатель. Выбрались на берег, обсохли, едва не перегрелись на палящем солнце — и наконец доплелись до дома. Дом-не-дом был прохладен и пуст, спёртую атмосферу и слои пыли ещё предстояло разогнать, нужно было пустить в дом свежий воздух, чем Альфред и занялся, скинув влажные вещи и оставшись в одних трусах. Дикость, необжитость этого места, изоляция от всего мыслящего послужили бы им идеальным укрытием на пару дней, пока их не обнаружат подозрительные мужчины — Ваня, мне кажется, они тебя ко мне ревнуют — напичканные камерами и микрофонами под завязку. Да, у них ещё пару дней в запасе. Пока его хватятся, а там и праздники, да кому Иван нужен- — Ты что, стены клеем намазал? — спросил Альфред, ощупывая старую древесину. Пальцы приставали к поверхности — и пришлось брезгливо отдёрнуть руку. Стены Иван красил последний раз ещё при Союзе. Раньше там висел огромный персидский ковёр, который со временем забился мусором и пропах старостью. Пришлось выбросить его, хоть Иван и жалел: он с неохотой выкидывал вещи. Лет десять назад только снял, обнажая до сих пор липкие от олифы стены. — Или мёдом? — не унимался Альфред. — У-ууу, большой мишка. — Просто защитный материал плохо положил, — оправдывался Иван, и правда замечая, как дерево блестело неестественно ярко под полуденным солнечным светом. — Тогда ты у стены в этот раз спишь. — Годится, — мурлыкнул Иван прямо ему в ухо, обняв со спины. Хотелось разложить его прямо здесь и сейчас, невзирая на голод и общую усталость. Они ехали так долго, скрючившись на сиденьях и делая небольшие остановки на сон и на размяться, растянуть одеревеневшие конечности. Физический голод превратился в голод по чужому телу, стоило только обогреться о пронзительные лучи и об Альфреда, почувствовать его упругую кожу под пальцами. Развернуть к себе, взять горящее лицо в ладони, погладить по щекам. Чем Иван и занялся, скинув уже свои влажные вещи куда попало и оставшись в одном белье, натянутом в паху. И по ответному блеску в синих глазах Иван понимал — голодал тут не он один. — Небольшой перепих — и поедим? — выдохнул Альфред, раскрывая жёсткие губы для поцелуя. Ивану хотелось облизать языком каждую трещинку, но чужая болтливость мешала: — Жрать охота. — Жрать особо нечего, — вдруг понял Иван. Из съестного остались только пачка чипсов и пару крупных яблок, которые Иван заботливо завернул себе и Альфреду с собой. Как знал: о еде-то он не подумает заранее. — А вот под Москвой у меня теплицы были. Кстати, надо бы их проверить. Хорошо, что напомнил. — Обращайтесь, Иван Иванович, — полушутливо заявил Альфред. Он уже сам наступал на Ивана, затем толкнул его к огромной застеленной кровати, спихнул сумки на пол, освобождая место для их жаждущих тел. Где-то там должны быть свалены в кучу и смазка, и еда, и небольшой цветастый плед — собирались они впопыхах. — Я свожу тебя туда как-нибудь, — предложил Иван, проведя голой ногой Альфреду по икрам и вверх. Удобно устроил её на узкой талии, а вторую просунул между коленей. Такой твёрдый — уже, уже совсем готов, с него течёт — и напряжённый без повода. С чего бы, удивился Иван. Он даст Альфреду всё, чего он только захочет, не скажет ни слова против. Только подбери правильные слова, только не испорти- — Окна не зашторили, — заметил Альфред, чуть кивнув себе за спину. — Ничего? Вероятно, вспомнил ивановы давнишние страхи, въевшиеся в мозг, оставившие след на всём его существовании задолго до того, как у людей появились навороченные и изощрённые методы слежки. Альфред держал в голове его ужас и не чурался его. Хотелось позорно закричать о своих бешеных любви и признании, но Иван сдержался. — Я думал, ты не заметишь, — осторожно начал он, поглаживая чужой загривок, вдавливая пальцы за ушами и растирая мочки, — всё в порядке. Знаю, что здесь никого. — Славно, — искренне обрадовался Альфред и вернулся к его шее: куснул за родинки, облизал кожу сбоку и вверх — до уха и обратно. Остановился на ямочке между ключицами и уткнулся в неё носом, прикрыв глаза. — Кстати, про твои теплицы. — Ммм, что такое? — смешки вибрировали у Ивана в горле. — Загорелся желанием поехать? — Я просто вспоминал места, где мы трахались, — начал Альфред. Иван сразу не понял, на что тот намекал, а когда дошло, захотелось его стукнуть.— А там мы этим ещё не занимались! Смотри: никто без нашего надзора туда не зайдёт, снаружи ничего не видно, жарко и есть еда — как тебе? Стукнуть не сильно, по-дружески, по-братски даже, хотя у него никогда язык бы не повернулся назвать Альфреда братом. — Что за глупости, — тепло рассмеялся Иван. Тепло. Ему было так тепло — и совсем не от зноя, разлившегося по его участку и природе вокруг. Иван ощущал жар чужого тела, но и это не то. На самом деле, подобрать слова и правда оказалось трудно: чтобы адекватно выразить то, что Иван чувствовал в тот момент, не хватило бы его запаса. — Ну классная же идея, нет? — Там пауки, насекомые всякие. Пчёлы залетают. Тебе не понравится. — Тогда давай сейчас, — аккуратно повернув его, Альфред опустил ладонь Ивану на спину, провёл вдоль позвоночника, задержался на талии и сжал, цепко удерживая на месте. — Не помню, я тебе смазку закинул или нет? — Рядом с водой во внутреннем кармане. Там, сбоку, — напомнил ему Иван. Возбуждение накатывало волнами, и от предвкушения, от противоречивых эмоций сводило зубы: — В твоей сумке. Слишком холодно, когда Альфред отстранялся, слишком жарко, когда припадал всем телом вновь. Слишком свободно: Иван не знал, куда деть руки, приподнимался на локтях и в нетерпении вертел головой. Слишком туго: Альфред стянул его запястья рукавами своей же мокрой рубашки, рывком нагнул Ивана лицом в подушку и приспустил бельё. Помешкал немного — и стянул его полностью. — Куда ты спешишь? — спросил Иван, не оборачиваясь. Мягкий холодный лён так кстати остужал его зардевшиеся щёки и лоб, приводил в чувства. Он обуздал свой первый порыв выпутаться и поступить с Альфредом точно так же: понравится ли ему такое, да ещё и без спроса? — Не терпится быстрее добраться до тебя, — пропел Альфред в перерывах между стремительными поцелуями куда придётся. Потом спросил серьёзно: — Помедленнее? — Просто не так резко. Ещё придушишь ненароком. — А что, хорошая идея, попробуем сегодня? — шутливо спросил Альфред, входя скользкими пальцами и самим собой, когда вдоволь насладился чужим изнывающим видом. — Эх, сошёлся я с тобой на свою голову, родной, — пробормотал Иван, ощущая первые бережные толчки. Несмотря на всю браваду и грубые прикосновения, Альфред давал ему время привыкнуть и освоиться. Подстроиться под его темп: Иван шире развёл колени, прогнулся в спине и почти распластался ничком на постели. — Нагнись ко мне, — просипел он. Так Альфред сильнее попадал по простате, вбивался под правильным углом — и Иван переставал понимать происходящее, оставалось только безмерное возбуждение, что билось в сознании. Альфред повиновался и ускорился — пару минут хватило, чтобы громко застонать в подушку, срываясь на поскуливания. Да уж. — Развернёшься? — предложил ему Альфред и замедлился, опираясь удобнее. — Возьми да разверни, у меня руки немного заняты, как видишь, — Иван чуть пошевелил сведёнными сзади ладонями, чувствуя скользкую жидкость на пояснице и в промежности. Смазки Альфред не жалел — и она стекала в разные стороны, Ивану по спине и ногам, пачкала простыни вместе с предсеменем, пачкала самого Альфреда. Эти бесконечные хождения по самому краю уже начинали раздражать. Альфред пожал плечами и рванул Ивана назад. Откинулся на спину, усаживая его сверху спиной к себе. — Такой шикарный вид, — он восторженно провёл рукой по его лопаткам, затем вниз, сжал ягодицу и от души хлопнул. — Ты прекрасен. — Не бей, — приказал-попросил Иван, сжимаясь и морщась от неприятных ощущений. Иван ненавидел, не выносил, когда его били: это сбивало настрой, уносило мысли глубоко во тьму, вытягивало на поверхность кошмарные моменты. А в последнее время стало хуже, от этих дум так сложно отвязаться, всё ведь хорошо шло, зачем Альфред так- — Тихо-тихо, Ваня, — Альфред поднялся к нему, легко чмокнул в шею, погладил по плечам. — Всё хорошо. Прости, надо было спросить. Он развязал Ивану руки, подхватил за талию и дёрнул бёдрами. Снова прилёг на спину. Именно, стоило вернуться к делам насущным. В запястьях покалывало от прилива крови — их бы растереть и размять, однако Иван снова завёл их назад и начал двигаться. Он отталкивался коленями, кончиками пальцев — от чужого живота, надавливал на кожу и вены как можно мягче, стараясь не причинить боль. Чуть опускал голову, наблюдая, как прогибался матрас от его движений. Сосредотачивался на этих вмятинах, на светлых волосах у Альфреда на ногах, на том, как поджимались его пальцы. Стоны и чужое тяжёлое дыхание щекотали Ивану руки, сливались с его собственными напряжёнными вздохами и растворялись в душном пространстве — от этих звуков и тепла кружилась голова. Всё зудело в преддверии разрядки, и от ощущения чужой спермы внутри — Альфред успел раньше — Иван кончил с протяжным воем. Ломано, дёрганно опёрся об икры, едва-едва приходя в себя. Альфред ещё был твёрдым, порывисто ёрзал под ним, вскидывал бёдра на остатках удовольствия. Сейчас бы прилечь и выровнять дыхание — это Иван и сделал, мягко опустившись спиной, чтобы сильно не придавить. В выпирающий позвонок тотчас же впились слабым укусом. Расхристанный, Иван устало вытянул подогнутые до того ноги и повернулся чуть вправо, чтобы Альфред оставил в покое его шею и поцеловал в губы. — Так что, отшлёпать тебя не получится? — тихо спросил Альфред, выдохнув горячий воздух куда-то ему в висок. Щекотно. Иван отрицательно покачал головой. — А если в твоих теплицах? Чтобы никто не видел? — Нет. — Я понял. Значит, будешь от меня пчёл отгонять. И ос. Одну Иван уже видел в углу: насекомое кружило вокруг распахнутого окна, вылетало из комнаты и возвращалось обратно. Садилось на старенький гвоздик, за который раньше держался такой же старенький ковёр. Ждало своего часа.