Перелётные птицы собирались на юг

Помпезность — почти церемониальная торжественность — с которой их боссы пожали друг другу руки и презентовали новую эру, вдохновила и самого Альфреда. Сразу после официальной части он словно пребывал в тихой гавани, полностью расслабленный и умиротворённый. Разумеется, всё прошло не без эксцессов и оплошностей, но то направление, в котором они с Иваном теперь двигались, в очередной раз вскружило голову. Артур давно говорил, что самоуверенность и высокие ожидания не доведут его до добра — Иван иногда ворчал то же самое — но жизнь всё расставила по своим местам. Иван сидел у него на левом плече, брат оккупировал правое — или наоборот — и оба были невыносимы. И обоими Альфред дорожил. Наладил отношения со всеми, за всё отомстил. В который раз помирился с давнишним другом-врагом-любовником, разложил его на кровати и старался теперь на его милость. Он перевёл взгляд на чужую спину, двигаясь активнее. Иван распластался по постели, широко расставив колени, и тихо поскуливал. Альфред упивался его видом, этими царапинами и засосами на сведённых лопатках, на бёдрах и ягодицах — он везде Ивана пометил, подбадриваемый жаждущими вздохами. И готов был метить ещё. Но сперва — повернуть к себе и поцеловать, укрыть собой и под собой, ни дюйма на чужом лице не оставить без внимания. Он укусил Ивана за шею, ощущая под губами бешеное сердцебиение, то, как он судорожно сглатывал слюну и стоны. Альфред так хотел услышать его громким, что временами мог не рассчитать силу. — Сожми, — попросил Иван, кивнув вниз, — помоги мне. Альфред слушался. Сминал его всего с головы до пят: Иван мог бы и сам, но ощущать чужие ладони на себе наверняка было приятнее. Отдавая контроль, он отдавал и ответственность за своё состояние — нынешнее и будущее. Альфред не возражал. О, Альфред был совершенно не против. До самого конца не против. Сжать, взять под свой надзор любое действие: да, Ваня, я помогу, доведу до края и не оставлю там одного. Кожа к коже, глаза в глаза, рука об руку — Альфред был так рад продолжать. - Пока Иван приводил себя в порядок, выскользнув из его объятий, и после — пока занимался колбой и табаками, разогревал угли — Альфред готов был удавиться от неприятного дыма. Впрочем, он не говорил ни слова: в воздухе расплывался не только угарный газ, но и запахи самого Иван, его волос и тела. Они забивали Альфреду ноздри, стоило только подойти ближе, прижаться со спины и лизнуть позвонки. Костёр и табак мешали: спутывая один вкус с другим, Иван пачкал пальцы в вязкой слизи, пропитывался ей снаружи. Дурная привычка, которую он приобрёл совсем недавно, скоро возьмёт своё — и от трубки его уже будет не оторвать, сколько бы Альфред ни старался. Иван уговаривал его попробовать несколько раз, выдыхал дым ему в рот, отдавал свой мундштук — и всегда Альфред соглашался и плевался после пары затяжек, не вынося едкого привкуса и желания кашлять так, словно он готовился вытащить собственные лёгкие из груди. Альфреду больше по душе были крепкий чай и небольшие крендельки. Их Иван предусмотрительно кинул с собой в дорогу: привычка приберегать что-нибудь на всякий случай появилась у него намного раньше привычки дымить как паровоз. Но чем крепче получалось забить, тем более благодушным Иван становился потом — и Альфред потакал ему, скрепя сердце. Ведь чем более безмятежным был Иван, тем чаще удавалось и самому привести мысли в порядок. - — Меня твои комары сейчас всего съедят, — жаловался Альфред, замечая насекомое на голени. На давно почерневшем небе просматривались первые звёзды. Не так много — они отъехали от города совсем недалеко — но зрелище всё равно притягивало взгляд. Ни дождя, ни ветра — только куча мотыльков, снующих у лампочки под крышей небольшой беседки рядом с забродившим прудом: Иван любил отдыхать у воды. Все его домики строились обязательно рядом с речкой. Или с озером. Или морем. Или водоёмом — на крайний случай, когда о таком количестве частной собственности прознали в политбюро. Все их Иван вернул себе после развала союза — и в самые любимые возил Альфреда не раз. — Что поделать, ты больно вкусный. — Может, дым отпугнёт? Попробуй подышать на них. — Альфред, я не буду гоняться за каждой мошкой. — Но согласись, что летний дом на болотах не самое лучшее твоё приобретение. — Да нормальный дом! — надулся Иван. Болота не страшили его, даже наоборот: влажный прохладный воздух и проваливающаяся под ногами земля словно были его стихиями — так ловко он лавировал между высоких деревьев по мокрой почве, уводя самого Альфреда от всех бед и испытаний. Альфред родился и стал тем, кем являлся сейчас, в совершенно других местах, но суровость обстоятельств, которая выковала их обоих, сближала как никогда. Он пожал плечами и забрал у Ивана трубку, распробовал снова: — И не надоедает тебе? Я имею в виду, тут же делать нечего, — в висках уже начинало покалывать от редеющего дыма, пока Альфред не сбросил наваждение. — Разве нечего? А ты тут тогда зачем? — хохотнул Иван. Заметил наполовину серьёзно: — Сюда сложнее добраться, а я не хочу видеть наших дорогих должностных лиц хотя бы пару дней. — Думаешь, не достанут нас здесь? — Даже если и достанут, я же ничего такого не делаю, всего лишь выполняю их поручения: гомосексуализм с американцами день и ночь, чтобы они боялись. Альфред усмехнулся его шутке, пихнул ногой под столом и посмотрел с искренним обожанием. Иван шутил и веселился, заражал этим весельем, светился эмоциями и самой жизнью. — Они считают, что смогут меня этим напугать? — игриво ответил Альфред. — День и ночь с тобой — что может быть лучше? — Лучше будет, когда я их всех прокляну. Заживающие шрамы домашних войн ещё наверняка мучили Ивана, но он справится — и Альфред ему в этом поможет. Особенно сейчас, когда удалось пережить сложный период. Не такой же сложный, какие бывали раньше, но он всё равно воспринимал это уроном их отношениям. Таким чудесным десятилетие назад. Иван сочился ожиданием. Предчувствием свободы — так бы сказал Альфред, забывая про то, как резко Иван реагировал на напоминания. Но память не подводила. — Будет получше, правда, — Альфред нагнулся к нему, уложил руки на стол, придвинулся так близко, как только мог: пересесть бы рядом, но хотелось наблюдать за Иваном постоянно, а не мельком переводя взор. Кроме Ивана и его неподвижного профиля тут и смотреть-то не на что. — С перезагрузкой неловко вышло, но ты же меня понял. Иван кивнул: — Знаешь, что они мне ещё сказали? — он глубоко затянулся и выдохнул пару колечек дыма вверх: — “Мы должны сконцентрироваться на том, чтобы сидеть на мешке с деньгами — и мы безусловно это будем делать в интересах всей России”. Потешный кончалыга. Иван был грубее обычного в словах, нежнее обычного в эмоциях и действиях. Его новый босс относился к Альфреду куда лучше предыдущего, не стеснялся и их отношений, с каждым годом всё более открытых. Альфред не мог нарадоваться. — Есть не хочешь? — спросил Альфред. — Ты же забрал те пирожки с мясом? Наверное, ещё не успели испортиться, я принесу. — Ты про пельмени? — поправил его Иван, снова затягиваясь. Дыма становилось всё меньше, а сам он — всё более жидким. — Да, давай, надоел этот хлеб. Альфред воодушевленно поднялся на ноги, игнорируя ком в глотке — голодно. Прошёл пару метров до входа в дом — и едва не свалился на грязный порог. Сердце билось прямо в горле, в ушах шумело помехами, слишком сильно захотелось блевать. — Ты чего? — Иван подхватил его под локти, в мгновение ока оказавшись рядом. Бежал он к нему, что ли? Или просто Альфред потерял счёт времени? — Измотал я тебя? — Просто твоим дымом надышался. Сейчас пройдёт. Иван довёл его до сбитой постели, уложил прямо так, не раздевая. Тошнота ещё накатывала волнами, но в горизонтальном положении сдерживать позывы было куда проще. Ещё проще — когда Иван кружил вокруг него, окутывал заботой, позабыв и об оставленных на улице вещах, и о еде — Альфред и его самочувствие, должно быть, занимали всё его сознание, и одна эта мысль в одиночку отвлекала от боли в переносице и висках. И даже когда стало совсем хорошо, Альфред не спешил подниматься: хотелось греться под чужим присмотром подольше. Их человеческие тела восстанавливались быстрее, чем у обычных людей; Иван не мог этого не знать, хоть и активно подыгрывал ему. Может, чувствовал вину, а может, искренне хотел похлопотать над ним. Иногда в Иване просыпались такие странные желания: приободрить, укрыть от невзгод, спрятать от врагов. Альфред ни в чём таком не нуждался — так он считал — однако приятно щекотало самолюбие, что о нём беспокоились. Выждав время, Иван лёг рядом, устроился поудобнее и обвёл кончиками пальцев его челюсть. Медленно выдохнул в шею. — А у тебя такого никогда не было? — нарушил тишину Альфред. — В самый первый раз — и сильно тошнило. Ты ещё легко отделался. — Твоими стараниями, — усмехнулся Альфред, поворачиваясь на бок и чуть вниз: на уровень ивановых глаз. Добавил добродушно: — Что бы я без тебя делал. Иван озорно улыбнулся, сцепляя их руки вместе, и придвинулся ближе. Всё верно. Кожа к коже, глаза в глаза, рука об руку — в конце концов, это именно то, что им обещали. Куда клонили. И ничто не смогло бы сбить их с пути.