Большая маленькая ложь

– Дорогие друзья! – торжественно провозгласил Дамблдор и окинул взглядом учеников. – Сегодня состоялось эпохальное событие! Гарри Поттер и Джинни Уизли объявили о своей помолвке! Давайте же поздравим молодых людей аплодисментами! – и захлопал в ладоши. В тишине, опустившейся на Большой зал, эти одинокие аплодисменты звучали сюрреалистично. Тыквенный сок, который я в этот момент отпивал из кубка, пошёл у меня носом. Рядом кашляла и давилась Джин. Гермиона похлопала меня по спине, а потом кинула Анапнео. Я благодарно кивнул ей, мельком взглянул на охуевшую Джинни, которая смотрела через несколько столов на Луну Лавгуд, свою девушку, и встал, накладывая на себя Сонорус, чтобы даже пауки в подземельях Хогвартса слышали, что я сказал. Зная старого интригана, можно было ожидать обвинения, что сказанное мной будет «не расслышано». – Простите, директор, но это невозможно! Я уже состою в браке. Полном. Магическом. Разорвать эти узы не может даже смерть! – я поднял руку, закатал рукав, снимая чары сокрытия, и выставил на всеобщее обозрение затейливую вязь брачного браслета, оплетавшую все моё предплечье от запястья до локтя. Невилл присвистнул. Он, как чистокровный, что не манкировал традициями и получил классическое образование наследника рода, отлично знал, что значит такая сложная вязь. Дамблдор опешил и чуть не сел мимо трона. Выражение его лица было бесценно, и я тщательно запомнил его. Это стоит отдельного флакона с воспоминаниями, что мы с мужем коллекционировали. Когда директор, возникший на поле боя неожиданно в самый нужный момент, как Мерлин под руками некроманта, вернулся в школу и занял место Снейпа, на место вернулся и его трон. Золотой и в финтифлюшках. Муж тогда сказал, что "дед совсем выжил из ума и явно забыл выпить галоперидол." – Но, Гарри, как... – эту растерянность, звучавшую в голосе, можно было пить как нектар. Я даже немножечко захмелел от ярких эмоций, поэтому выдал целую тираду, плюнув на всю конспирацию. Кто бы знал, как я устал изображать лояльного дурака, делающего вид, словно то, что Дамблдор отсиживался весь страшный период, когда мы с Роном и Гермионой мотались по лесам, голодали и прятались от егерей, нормально. И его поступок не чистейшее мудачество, а некая мудрость, хитрый ход, который невозможно разгадать простому смертному. – Я же не спрашиваю, как вы выжили, и где пропадали в самый сложный для магического общества период. Я не спрашиваю, почему я рос у маглов, как собака, что держат из страха перед обществом защиты животных, и только от того не выкидывают на улицу. Я не спрашиваю, почему единственный близкий мне человек, Сириус Блэк, отсидел двенадцать лет в тюрьме, хотя его при аресте даже не допросили. Я не спрашиваю, почему погибли мои однокурсники при битве за Хогвартс, но не погиб ни один аврор! Я не спрашиваю, в чём же состоит то всеобщее благо, если матери вынуждены хоронить своих детей! Я не спрашиваю, где были все те чиновники во время террора Тёмного Лорда, что после войны получили свои ордена за "помощь маглорожденным" или "сохранение имущества Министерства Магии". Вот и мне позвольте хранить свои секреты! – Снейп ожёг меня тяжёлым взглядом чёрных глаз, но я его больше не боялся. Не после признаний о его истинной роли в моей судьбе. Не после всего произошедшего. Высказавшись, я перешагнул лавку, и направился к выходу из Большого зала в перекрестье взглядов и зловещей тишине. Тишина была такой, что мне кажется, будто я услышал, как падает волосок из ухоженной шевелюры Драко Малфоя на стёртые каменные плиты пола. Лишь стук моих каблуков эхом отражался от древних стен и сердце заходилось стаккато. Внутри я ликовал. Выплеснувшись, раскрывшись – испытывал неимоверное облегчение, будто сбросил с плеч гору. Больше никакого притворства, никакой лояльности к человеку, которого я не уважаю. Теперь я могу предъявить мужа обществу и оптом послать весь сонм поклонников, который хотел урвать кусочек праздничного пирога в моём лице, одолевая меня неприличными предложениями. Свобода! Да, я злился на Дамблдора, что бросил меня один на один с поиском крестражей, намутил мути, в которой я плавал как слепой, ещё и под Аваду подставил, манипулируя чувством долга. А потом возник из небытия чистенький, ухоженный, упитанный, и убил очередного Тёмного Лорда, въезжая в историю на белом олене. Оленем был я. Не нужна мне была слава победителя, но вот то, что я шёл на смерть, понимая, что могу утащить за собой мужа, брак-то магический, и чуть не обоссался от страха за жизнь любимого человека, я ему не прощу. Но ещё более сильным чувством было разочарование. Дамблдора я считал наставником, искренне скорбел, когда тот "погиб" и уверенно нёс знамя Света, что тот вручил мне. В итоге оказалось что я – наивный олень, которого куда запрягают, туда и везёт. Как же орал на меня муж, когда узнал, что я подставился под Аваду Лорда. Мой обычно сдержанный муж рвал на себе волосы и бегал, сжимая кулаки и потрясая ими в воздухе. Орал, потом плакал, а потом трахал меня так, что искры летели. – Наплевать на меня, мне без тебя всё равно не жить! Но как ты мог поставить свою жизнь на кон? Тебе всего восемнадцать! Ты же почти не жил! Ты же ничего не видел. Не пробовал. Мерлин, за что ты послал мне этого идиота! – шептал он мне потом, прижимая к себе. Меня трясло от полярных чувств. Мы лежали на полу разрушенного класса чар в восточном крыле, оборванные, потные и грязные, и были безумно счастливы, что всё, наконец, закончилось, что мы выжили и мы вместе... В дверях меня нагнал Рон. – Гарри, это правда, дружище? Кто она? Почему ты мне не сказал? Когда успел? – Это не она, а он, – отрезал я. Рона я тоже так и не простил. Не за себя, а за Гермиону, которую он бросил зимой в лесу в голоде и холоде. И если мне с ним не жить, закончим Хог и разойдёмся как в море корабли, то Герм его любила... Хорошо, что это слово звучит в прошедшем времени. – Он?! – Рон споткнулся и отстал. Я не знаю, как среди чистокровных магов мог вырасти гомофоб, но он был им. За углом я наткнулся на Малфоя. Как он успел тут оказаться? Домовиком что-ли переместился? Тот вторгся в моё личное пространство, нависая, прижимая к стене. – Что, Потти, сделал «выстрел во французской опере»? Подцепил себе богатого старикана? Я взглянул в красивое наглое лицо, которое так цепляло меня долгие годы, и вздохнул. Эмоции от потомка древнего рода в отношении меня всегда выходили за рамки классического воспитания, что получил Малфой. Уверен, отец Драко моё имя слышал чаще, чем своё, когда читал письма сына из Хогвартса. Наверно, поэтому Люциус так бесился, слыша моё имя из уст сына. – Слушай, отъебись, а? Или если ты узнаешь, что муж у меня красавчик, тебя инфаркт хватит? – Не хватит! – А, ну отлично. Рад, что у тебя отличный фенотип. – Я попытался обойти Драко, но тот не дал, уперев руку в стену напротив моей головы. – Так что? – очевидно, животрепещущий для Малфоя вопрос. Глаза его мерцали, он облизывал губы. Я даже засмотрелся. – Что "что"? – не понял я. – Муж – красавчик? – Охуенный! – сказал я и, оттолкнув доставучего Хорька, пошёл к выходу из Хогвартса. Сзади раздались торопливые лёгкие шаги. – Гарри, это правда? – спросила запыхавшаяся Джинни. – Ага. – Джин стала моим вторым близким другом за последний год, после Гермионы. Я с удовольствием рассматривал встрёпанные рыжие волосы и лёгкий румянец на скулах. Малышка Уизли была удивительно похожа на мою маму времён выпуска из школы, если судить по фото. Очевидно, на этом и строился расчет Дамблдора. – Мерлин, как хорошо! Дамблдор с нас бы с живых не слез, будь ты свободен. И мама. А ей сейчас невозможно отказать, после смерти Фреда она такая беззащитная. Это самая лучшая новость за прошедший год! – Ты когда ей про Луну расскажешь? – Вот сегодня и расскажу! Хватит, я уже не малышка, и Луна, хоть и молчит, но думаю, ей не очень приятно, что я не могу открыто поцеловать её. Заявить всем, что я – её, а она – моя! – Конечно, неприятно, – со вздохом сказал я. Я, как никто другой, знал о том, как тяжело находиться рядом с тем, с кем делишь постель, жизнь и надежды, и даже не имеешь права не то, чтобы коснуться, а посмотреть приветливо. – Гарри, а кто это? – Прости, Джин, не могу сейчас сказать. Но в ближайшее время я планирую дать интервью в "Пророке". – Это ведь он, я не ошиблась? – Не ошиблась. Давно поняла, что я играю за другую команду? – Когда ты нас в квиддич тренировал. Тебе наши попки были совсем не интересны. – Мне ничьи попки, кроме одной, не интересны. – Давно? – Всегда. Я никого не любил "до". А "после" не будет. Только "вместе" и "навсегда". Джин вздохнула прерывисто, обняла меня крепко, и стремительно ушла своими лёгкими шагами. Надеюсь, в совятню. Луна никогда не скажет, что ей больно. Именно Джин должна решить этот вопрос. Когда из неприметной ниши на меня выдвинулся Снейп, я почти не дрогнул. – Мистер Поттер! – Уже не совсем Поттер, – счастливо вздохнул я. Мерлин, как хорошо, что больше не надо скрывать! Дадим с мужем интервью "Пророку" и "Придире" и сможем любить друг друга открыто. Несмотря на то, что оба мы адреналиновые наркоманы, я невыносимо устал от тайн, скрытности и лжи. – Будто добавив ещё одну фамилию, вы перестали быть наглым, невоспитанным… – Северус, да ладно вам плеваться ядом, это вредно для цвета лица, – миролюбиво сказал я. Снейп удостоил меня чести называть себя по имени, после произошедшего в Визжащей хижине. – Гарри, зря вы были так горячны в разговоре с Дамблдором. Он этого так не оставит. – Спасибо за предупреждение, но мне на него плевать. Мне, знаете ли, очень повезло с мужем. Он не даст меня в обиду. – Зельевар полоснул по мне взглядом чёрных глаз и кивнул. – Что ж, тогда примите мои поздравления. – Благодарю! Вежливо раскланявшись, мы разошлись, довольные друг другом. Я спешил к апарационной площадке. Когда сзади на моё плечо опустилась рука, я чуть не выпрыгнул из штанов. Обернувшись, я увидел беспокойные карие глаза. – Гарри! – Герм, ты меня испугала до заикания! – Извини! Я хотела поздравить тебя! – И всё? Не будешь читать мне нотации, за то что я молчал, даже не побьёшь меня? И выпытывать кто это не будешь? – моя осенняя малышка, которую я считал скорее сестрой, чем подругой, была очень грозной в гневе. Если бы меня спросили, кого я боюсь больше: Волдеморта или злую Гермиону, я бы не колеблясь, выбрал второй вариант. – Нет. Мы все повзрослели, я тоже. Есть личное, на которое каждый из нас имеет право. – Оу! Я в приятном шоке, Герм! – Гермиона очаровательно зарделась. – К тому же, мне тоже есть, что скрывать, – смущённо улыбнулась она. Так вышло, что я знал её секрет. Смуглый, с широкими плечами и очень красивой улыбкой. И терпеливо ждал, когда она решится признаться, что Блейз Забини оказался настолько смел, что не побоялся ни осуждения отношений с маглорожденной, со стороны слизеринцев, ни травли со стороны гриффиндорцев. Я увидел их случайно в Запретном лесу и свято хранил чужую тайну. Гермиона порывисто обняла меня, обдав запахом осени и книжной пыли, и убежала, смахнув слезу. Надеюсь, к Блейзу. Я застал их в тот момент, когда он настойчиво просил обнародовать их отношения, Гермиона же отнекивалась, переживая, что Блейза будут травить обе стороны, на которые до сих пор было разделено наше общество. В дверях меня поймали наши главные дамы полусвета: Лаванда Браун, Падма и Парвати Патил. – Гарри! Я закатил глаза. От одних и тех же вопросов уже ломило зубы. Поэтому я скороговоркой выдал то, что мог сказать любому: – Дамы, это не она, а он! Я не скажу кто! Я его люблю и это навсегда, брак действительно магический! – Ах-х! Это так романтично! – с одинаковыми до комичности интонациями простонали синхронно три голоса. Среди девушек-магов оказалась неожиданная группа любительниц однополых отношений. Иногда мне казалось, что им проще считать понравившегося героя геем, чем тем, кто тобой пренебрёг или недоступен в силу ряда причин. А может просто магов интересует больше суть, а не форма. Ну какая разница, на самом деле, кого любит человек, если тебя это не касается лично? И это они в магическом мире не сталкивались с тотальной яростной гомофобией, что в мире маглов делает из геев и лесбиянок отверженных, которым в принятии себя приходится пройти все круги Ада. Процент самоубийств среди ЛГБТК-сообщества был пугающе высок. Это единственный момент, когда я рад, что сирота. Будь у меня родители-маглы, я мог осиротеть в момент своего каминг-аута. Мать Дина Томаса не хотела отпускать того в школу, узнав, что у того отношения с сокурсником. От полного разрыва отношений в рамках семьи его спасла война. Когда на твоего ребёнка идёт охота, как на дикое животное, жизненные приоритеты смещаются, вытаскивая на поверхность действительно важные вещи. А, учитывая необходимость скрывать отношения, дамы не знали, что заебись как романтично впопыхах сосать член, пытаясь хоть как-то доставить удовольствие любимому, но не успевать его поцеловать, потому что нас в любой момент могут застукать! Я мастер по скоростному минету! Или стонать от боли и наслаждения, потому что на подготовку нет времени, а проникнуть в любимое тело, сродни глотку воздуха – жизненно необходимо. А наше бракосочетание? Ночью, в родовом зале заброшенного менора, в свидетелях домовик и портрет, из украшений – росчерк спермы на одежде, потому что мы соскучились до трясущихся рук и не могли не соединиться! А может я свадебное платье хотел, чулки с подвязкой, корсет и бриллиант на палец с голубиное яйцо?! И метнуть букетом невесты в чьё-нибудь лицо? Я раздумывал, как бы отреагировал мой на платье в кружавчиках, когда меня сзади схватили за плечо. Пугаться я устал, так что молча развернулся и задрал голову. Невилл так вырос за два года, что я каждый раз замирал от восхищения. Новый вид мандрагор он что-ли вывел? "Протеиновые мандрагоры от Лонгботтома, визжать будут не они, а девушки!" А что, отличный лозунг для будущей звезды гербологии. Учитывая, что Невилл изменился не только внешне, но и внутренне, даже умудрился под чутким руководством Слизнорта овладеть тонкой наукой зельеварения, сейчас Лонгботтом был крайне привлекателен с точки зрения партнёрских отношений. Умный, красивый, подающий надежды герболог, с хорошим потенциалом к зельеварению. Спраут прочила ему карьеру профессора и они уже заключили договор о Наставничестве. – Гарри? – М-м-м? – То, что ты сказал в зале, это правда? – Да. – И это по любви, а не по необходимости? – По очень большой любви. Большей, чем ты себе можешь представить в самых смелых фантазиях, – хмыкнул я. Меня действительно закоротило на муже, а он всё не верил, что его можно так любить. Но я готов был доказывать это каждую ночь. Иногда утром. А в самые прекрасные дни – и после обеда. – Поздравляю, рад за тебя, – протянул основательную ладонь Невилл и я посмотрел на него с уважением. – Спасибо! Шикарный мужик, повезло кому-то, думал я, спускаясь по ступенькам во двор. – Гарри! Я обернулся и еле скрыл досаду. Как Слизнорт смог меня догнать? Он не так, чтобы спортсмен. Тайный ход, не указанный на карте Мародёров? – Да, профессор? – спросил я осторожно. – Я могу тебя поздравить? – Можете. – А твоя пара... – Единственное, что я могу сказать, только что это он, а не она. Так Дамблдору и передайте. Профессор улыбнулся с облегчением, кивнул и неторопливо пошёл назад. Терпеливый он всё же мужик. Я бы на его месте уже бы не только сварил яд и отравил Дамблдора, но уже бы и отсидел, и вышел. Убийство в случае самозащиты – это всего лишь пять лет Азкабана. – Мой мальчик! Едрит твою налево! Мне только предсказаний сейчас не хватало о моей очередной смерти. Трелони материализовалась на моём пути как привидение. Глаза за огромными очками таинственно мерцали. "Сейчас чего-нибудь пизданёт", с ужасом понял я. Только бы не очередное пророчество! – Может не надо? – с робкой надеждой спросил я. – Надо! – жёстко, без привычных завываний и заламывания рук, сказала Трелони. – Я просто рада, что ты так обломал Дамблдора. Давно пора это было сделать. Прими мою искреннюю благодарность! – с достоинством сказала Трелони и проплыла мимо меня, обдав запахом хереса и ментоловых сигарет. Я с изумлением посмотрел ей вслед. – Гарри! Ох ты ж бля, как я испугался Хагрида, выскочившего на меня из-за дуба! Путь до аппарационной площадки Хогвартса никогда не был таким долгим и замысловатым. – Да, Хагрид. – Я таво.. Рад за тебя и.. Ну, в общем рад очень. Ты таким всегда одиноким был, как я. И у меня как Олимпия появилась, мне даже неудобно было, а тут вона чё. Ты ведь не пошутил там, в зале? – Не пошутил, Хагрид, – мягко сказал я. – Ой, как хорошо! – широко и искренне улыбнулся лесник. Мне действительно было хорошо. Хорошо, что я наконец дал себе волю быть тем и с тем, кого я люблю. Я хочу со своим мужем держаться за руки и целоваться, а не делать вид, что мне на него начхать. И в спальню к нему переехать, а не слушать по ночам в общей спальне как Дин шпилит Симуса или Рон на них передёргивает. Гомофоб сраный. Правду говорят, что самые ярые гомофобы – латентные геи. – Гарри Поттер! – Здравствуйте! – очевидно мне стоит ждать, что и деревья начнут со мной говорить. В Запретном лесу много ясеней, насколько я знаю. – Марс сегодня особенно ярок. Издалека зашёл... Интересно, этот-то откуда узнал новость века? Его же даже в зале не было. – И чем это мне грозит? – вкрадчиво спросил я. – Да ничем, просто замечание, – сказал Флоренс, и улыбнулся мне. – Я иногда люблю смотреть, как скучнеют даже самые заинтересованные девушки, когда я несу непонятную высокопарную чушь про планеты. А потом заржал, конь поганый, увидев, как у меня отвисает челюсть. – Передавайте привет вашему мужу. Я уверен, что ему повезло. – Мне не меньше, – буркнул я и крутнулся, уходя в аппарацию. Гриммо встретил меня тишиной, запахами еды с кухни и теплом. После того, как я по всем правилам принял род, старый дом и домовик преобразились, одаривая меня теплом и заботой. Вот и сейчас Кричер ждал меня в гостиной. – Привет, муж дома? – Добрый вечер, хозяин! Да. Прибыл буквально пять минут назад порталом. Сейчас муж хозяина в кабинете. Подать ужин туда? – Не надо. Не беспокой нас пару часов, хорошо? – Опять мебельщику работы подкинете? – сощурился Кричер. А потом засеменил рядом, заломив молитвенно руки. – Только не стол, прошу вас! Он принадлежал ещё Альнатаку Блэку! – Слушай, это было всего раз или два! – я прибавил ходу, не желая слушать нотации. – Кровать, подаренная королём Генрихом VIII Гамме Блэку, это раз! Кресло из библиотеки, что заказывал у краснодеревщика Орион Блэк, это два! Кухонный стол, сработанный гоблинами на заказ Альбедо Блэком, это три! – нудил мне Кричер в спину, загибая узловатые пальцы, пока я убегал от него вверх по лестнице. – А шокированный портрет Найджелуса Блэка! Ему пришлось искать психолога, работающего с живыми портретами! – возопил Кричер. – А нехрен подглядывать! – крикнул я сверху и хлопнул дверью. – Я не подглядывал! – обиженно воскликнул потрет Найджелуса со стены кабинета и я шарахнулся от него в сторону. Да твою же мать! Из меня сегодня сделали неврастеника! – А кто дёргал себя за член и кричал: «Разверни его, мне плохо видно!» ? Мне потом ещё на чистку картину пришлось отдавать! Она вся была заляпана изнутри спермой! Извращенец! – Я? Я извращенец?! Да мне такое даже в пубертат не снилось, что вы творите! – Я скучал! – Скучал?! Скучал! Да если бы я так… – Но вы не так, уважаемый, – сказал подошедший ко мне муж, и обнял со спины. – Что я вам в прошлый раз говорил? – тон, с которым он обратился к портрету, ничем хорошим не грозил. – Что обездвижите меня и повесите перед общественным туалетом на Кингс Кроссе, – выплюнул Найджелус и независимо скрестил руки на груди в защитном жесте. Не отвечать мне и мужу на прямой вопрос портреты принятого рода не имели права. – Перед муниципальным бесплатным общественным туалетом маглов, – с удовольствием уточнил муж. У меня побежали по спине мурашки. Когда он включал тирана, у меня стояло, как у волка на морозе. Вот и сейчас в штанах стало тесно. – Изверг! – визгливо выкрикнул Найджелус и возмущённо ушёл из портрета. – Ты чего такой взбудораженный, любимый? М-м-м? – сказал муж и прикусил кромку уха, в которое дышал и тыкался носом. Я хихикнул. – Будто ты не видел, как Дамблдор посреди большого зала начал поздравлять меня с помолвкой с Джинни Уизли? Или ты плохо рассмотрел? – Совсем дед кукушкой поехал, – притворно сочувствующе сказал муж. – Ага. Зелье Деменции работает. – Конечно, работает! Его же готовил я!