Тень бога. Планета чудовищ

Громкое эхо очередного предсмертного крика разносилось в сумраке этого места. В тумане, белым одеялом окутывавшим всё вокруг, виднелось движение. Какое-то существо осторожно пробиралось сквозь кусты. В царящем здесь сумраке, за плотной дымкой тумана можно было различить лишь силуэт, когда оно проходило мимо одного из ярко светящихся растений. Это существо отдаленно напоминало пса, если бы у того не было ушей и было шесть лап, длинный без шерсти хвост и пульсирующие светом прожилки, проходящие по всему телу. Пёс осторожно продирался сквозь листья, по щиколотку утопая в плотном ковре травы и пытаясь прижаться как можно ближе к земле, то и дело останавливаясь, вертя головой, будто принюхиваясь или прислушиваясь к чему-то в эти моменты. Когда ему казалось, что рядом никого нет, он позволял себе стремительные рывки. Быстро пробегал мимо огромных, по сравнению с ним, деревьев, если приглядеться, являвшимися симбиозом сотен и тысяч грибов, сплетённых между собой в похожую на дерево форму. Он двигался зигзагом, оббегая наиболее интенсивно светящиеся растения и кусты, видимо, несущие в себе угрозу, а также проплешины, в которых была лишь голая земля и ни клочка травы. Что примечательно - именно над ними шапки грибов-деревьев не смыкались, открывая вид на не слишком далёкий свод этой гигантской пещеры. Наконец, добравшись до одному ему известной точки, пёс подкрался к особо большому "дереву". Убедившись, что рядом никого нет, он встал на четыре задние лапы, упёршись двумя передними в ствол дерева, и потянулся к грибу-трутню, росшему на стволе. Его края были выгнуты к верху, как у чаши, так что вода скапливалась там, благодаря чему достаточно большие животные могли относительно безопасно испить из них воды. Одна из светящихся "вен" на стволе дерева осветила морду существа. Она была длинной и вытянутой, чёрного цвета, на ней отсутствовали глаза и носовые и ушные отверстия. Вместо них верхнюю часть головы существа покрывали похожие светящиеся вены. Они ветвились, будто корни дерева, формируя странный угрожающий рисунок. Вены пса отличались от вен встречавшихся ему растений и грибов-деревьев частотой, "силой" мерцания и цветом. У встречавшихся псу растений они имели коричневый и серый цвета, при редком мерцании почти полностью исчезающие. У него самого они были жёлтыми и очень часто мерцающими. Если бы не костяные шипы, идущие вдоль позвоночника, и костные наросты, полностью устилающие подбородок и освещённую часть шеи существа, то его голова была бы обтянута лишь лоснящейся от какой-то слизи кожей. Пёс погрузил часть морды в воду и приоткрыл рот, начав пить. Вода быстро убывала, так что уже через считанные секунды появилась возможность разглядеть его зубы. Они были среднего размера и имели загнутую форму с очень острыми краями, что давало возможность легко откусывать большие куски плоти от жертвы. Закончив пить, когда воды осталось меньше половины, пёс, оглядываясь, убежал. В этом месте снова стало тихо. Лишь перезвон падающих в медленно смешивающиеся между собой кровь и воду капель нарушал её. Мимо дерева прошуршала стая какой-то мелкой живности, которую нельзя было даже мельком увидеть среди колыхающейся от их движения густо переплетённой травы. Тут же, почти сразу, разыгралась битва — стая "псов" загоняла жертву, напоминающую собой земную кошку, только очень похожую своими формами на корягу, и наткнулась на огромное существо, маскировавшееся под небольшой холм. Этот живой холм, смог убить почти всю стаю, когда в сражение вмешалось титаническое существо. Оно возвышалось над деревьями и пока шло с монументальной лёгкостью валило их. Несколькими ударами нечто, напоминавшее собой колоссальных размеров краба, сравнимого по высоте с пятиэтажным домом, превратило в лепёшки дерущихся и своей странной, будто оттянутой чем-то, пастью сожрало останки, после чего отправилось дальше. Рядом с этим непрекращающимся циклом насилия и смерти всё это время зарождалась новая жизнь. На границе кляксы крови, что постепенно рассасывалась в воде в грибе-трутне, появились едва заметные бежевые частицы. Их становилось всё больше. Увеличиваясь в количестве, они становились всё заметнее. Можно было разглядеть их движение от одной крупицы крови до другой. Их движение напоминало всё растущую волну, оставляющую после себя лишь хаотичные "брызги" ищущие, что бы ещё поглотить. Вскоре в воде остались только они, ни единого проблеска крови не осталось. Будто постепенно осознавая, что еды больше нет, это странное нечто постепенно замедлялось и оседало на дно, формируя единую горку чего-то. Уровень воды в "чаше" стал опускаться. Небольшой водоворот соединил поверхность воды и верхушку горки. Когда же воды почти не осталось, разбухший комок покрылся плёнкой, под которой всё начало шевелиться. Казалось, что каждая мельчайшая частица двигалась в абсолютно случайном направлении. Под плёнкой нельзя было заметить хоть чего-то отличающегося от этого постоянно изменяющегося и движущегося хаоса. Но это не продлилось долго. Сначала появились отдельные "нити". Их становилось всё больше, пока не остались только они, в свою очередь начавшие сплетаться в более толстые волокна. Теперь их движение можно было принять за хаотичное лишь на первый взгляд. Они начали кружиться вокруг одним им известной оси. Это напоминало водоворот, но только в этом "водовороте" каждая частица двигалась в разном с другими направлении. Содержимое самого что ни на есть настоящего кокона стало более прозрачным. Это позволило смутно увидеть формирующееся внутри тело. Оно буквально сплеталось из кружащихся в коконе волокон. Кости существа на глазах появлялись и утолщались, создавая основу для четырёх конечностей и длинного, как всё остальное тело, хвоста. Процесс не прерывался ни на секунду, и одновременно с появлением костей, в черепе и позвоночнике начала появляться нервная система. Те её окончания, что должны проходить по мышцам и органам, пока что просто висели в этой движущейся субстанции, постепенно вплетаясь в появляющиеся органы и ткани. Вскоре движущихся отдельно от тела волокон почти не осталось. Из-за слишком малого количества они стали двигаться прямо по телу "собираемого" существа. Его верхняя часть тела и конечности уже были сформированы, остался только хвост. Он был полностью костяным. На каждом позвонке было по четыре шипа-лезвия, а конец хвоста увенчан особенно большим шипом. И в один момент движение в коконе прекратилось. Тело существа было полностью сформировано. Сильная судорога прошла по нему, прежде чем веки содрогнулись и начали открываться. Сначала одно, потом другое. Чёрные глазки, непропорционально маленькие по сравнению со всей головой, смотрели будто сквозь натянутую перед ними плёнку. Это продолжалось недолго. Спустя несколько секунд его инстинкты "включились" и он начал растягивать плёнку передними лапами, одновременно с этим поддаваясь вперёд в попытке вдохнуть. Равновесие было потеряно и существо в остатках кокона стало заваливаться вперёд. В попытке сохранить своё положение оно рефлекторно вынесло хвост назад, вспоров оболочку. Получив доступ к воздуху, новорождённый, если так можно выразиться относительно существа, появившегося подобным образом, хрипло задышал, опираясь на передние лапы. Остатки плёнки постепенно впитывались в его тело... Постепенно звуки дыхания стихли. Глаза начинали фокусироваться на том, что находится вокруг. Мутная вода, выпирающая в некоторых местах поверхность гриба и лапы. На последних существо и сосредоточилось. Сжало пальцы на правой лапе, потом на левой, поводило ими в воде, сосредотачиваясь на ощущениях прохлады и пронизанной канальцами поверхности гриба. Усевшись на задние лапы, новорождённый начал внимательней осматривать свои четырёхпалые руки. Повертел их, потыкал и постучал когтями, пока не дошёл глазами до того места, дальше которого не мог чисто физически осмотреть себя. С этим не помогала даже длинная, пусть и с будто бы горбом, шея. Так, существо продолжило осматривать свои ноги, хвост и часть живота. Особенное внимание было уделено хвосту. Медленно изгибающийся... Резко расправляющийся в сторону... Он будто гипнотизировал своего хозяина. Но это, конечно же, не правда. Просто животное было очень увлеченно видом и звуком перекатывающихся позвонков в нём. Придя, наконец, в себя, новорождённый обратил внимание на своё окружение. В особенности — на назревающий голод, что уже давал о себе знать лёгким раздражением, мельтешащим на краю сознания. Он встал на четвереньки и огляделся. С одной стороны возвышался ствол, а со всех остальных были края чаши, формируемой грибом. Потворствуя своему любопытству, новорождённый пошёл к краю гриба. Это получалось из рук вон плохо — ходить было настолько непривычно, что этому процессу приходилось отдавать всё своё внимание. Только подходя к краю "тарелки", он смог приноровиться идти, не следя за каждым шагом. Как раз вовремя — уже в следующее мгновение существо смогло заглянуть за край. За ним находился абсолютно другой мир, заставивший его на секунду замереть. Большой мир. Но этим зрелищем ему не дали насладиться. По провисающим между деревьями лианам в его сторону всё быстрее двигалась какая-то непонятная тварь. Она являлась неудачным смешением обезьяны и паука. На изуродованно-растянутой вширь голове, среди клочками прорастающей шерсти, находилось множество фасеточных глаз. Чуть ли не из самой раздутой шеи, в которой виднелись переплетённые между собой мышцы, кости и панцирь, из стыков между которыми текла кровь, росли неестественно худые, многосуставные, руки. Таких у твари было восемь. Ещё четыре росли чуть ниже по обезьяньему торсу. Нижняя же часть тела существа представлялась свисающим гниющим коконом из хаотично переплетённого мяса и конечностей существа. Новорождённый бежал настолько быстро, насколько позволяли всё ещё заплетающиеся ноги. Он направлялся прямиком к дереву, чтобы попытаться спрятаться там. Только подбежав к нему, он смог позволить себе оглянуться. Тварь была рядом. Теперь же можно было и увидеть её размеры - она с трудом могла поместиться на грибе, который её добыча пересекала секунд десять, несясь на полной скорости. Ствол гриба-дерева был испещрён бороздами, как палец от переизбытка влаги. Цепляясь за их края, беглец осторожно двинулся на противоположную сторону. Уже на половине пути дерево сильно тряхнуло. Гриб скрипел и потрескивал, но выдержал свалившуюся на него тушу. Громко подвывая и ухая, обезьяна-паук искала под ногами свой будущий обед. А поняв, что его там нет, завыла пуще прежнего, начав при этом бешено крушить всё вокруг. Прыжки и удары, проходившие преимущественно по трутню, прогибали тот всё больше. Новорождённый почти долез до противоположной части дерева, когда то с громким треском встряхнулось. Его лапы соскользнули, и он упал. Сильно испугавшись, существо издало громкий скрежещущий клёкот. Оно успело ухватиться за расположенные ниже борозды и не свалилось на землю. Треск и вой с той стороны дерева резко прекратились. Непонятные шорохи. Испуганная жертва прижалась к дереву, выжидая. Лёгкий скрип, будто когтями провели по металлу. Добыча осторожно двинулась вверх, к своему спасению. Вдруг прямо перед носом у неё приземлилась лапа, с противным скрипом пытающаяся зацепиться за борозды. Безуспешно. Конечность мутанта просто проскользнула, падая на жертву. Та инстинктивно ударила хвостом по ней. Относительную тишину разорвал злой рёв обезьяны-паука. Рассерженная таким нахальством, она отдёрнула лапу с белой полосой на месте удара. Чтобы в следующее мгновение со всей силой ударить ею по тому месту, где была огрызающаяся добыча. Но та не останавливала движения, лишь в отчаянии всё быстрее перебирая лапами, рискуя в любой момент сорваться и быть сожранной мутантом, либо превратиться в фарш, упав на землю. Инстинкты говорили беглецу, что даже если он не умрёт, упав, то долго там точно не протянет. Удар задел лишь болтающийся при движении хвост, с противным хрустом разломав его на неравные части. С болью гаркнув, он всё продолжал лезть вверх. Из обломка хвоста текла розоватая жидкость. С противоположной стороны дерева раздался хруст пережёвываемых костей. Три лапы ударили в то же место, но добычи там уже не было. Видимо, поняв это, мутант опять попытался зацепиться за кору и попасть на эту часть дерева. В этот раз успешно. Перекинув поближе остальные лапы, он повис, ища глазами свою жертву... И вскоре его глаза сосредоточились на ней. Облизнувшись и утробно прогоготав, мутант полез за ней. Этому сильно мешал болтающийся и трущийся о кору кокон, обильно истекающий потоками гноя. Беглец позволил себе на мгновение остановиться, чтобы оглянуться. Обезьяна-паук намного быстрее него двигалась вверх и уже готовилась схватить его. Уже не считаясь с рисками, он прыжками безумно карабкался вверх, лишь бы сохранить свою жизнь. Торжествующий вой. Загнанный зверь сжался и приготовился прыгнуть на морду твари. Скрип, заставивший всех на мгновение замереть от неожиданности. Всхлип, переходящий в дикий вопль боли, исходящий от мутанта, заставил его добычу обернуться. Неудачливый охотник отчаянно цеплялся за кору дерева, постепенно сползая. В его кокон что-то вцепилось и уже наполовину исчезло внутри. Снаружи болтался лишь тонкий зелёный хвост, уделанный в крови, гнили и гное. Везунчик продолжил ползти вверх, продвигаясь к расположенному чуть в стороне грибу-трутню. Грохот падения. Звуки отчаянной борьбы с неизбежным перемежаются с жалким скулежом. Мутант — мертвец, не желающий это принимать. Забравшись на чуть выпуклую поверхность, выживший развалился на ней, часто дыша. Только созданное тело явно не было готово к таким нагрузкам. Что сейчас и высказывало своему "хозяину". Жажда, голод, урчание желудка, что может привлечь всю округу, блевотина рядом с пастью — это только самые понятные последствия этой погони. Непонятные же... Пока так и останутся непонятными. Голод — отличный мотиватор для того, чтобы подняться и идти искать пищу. А вид того, как и без того небольшая мускулатура усыхает на глазах, а обломанный хвост отрастает — даже неразумную тварь заставят в спешке метаться в её поисках. Алчущий не нашёл на этом трутовике ничего съедобного, поэтому отправился выше. Перемещаясь от одного гриба к другому, он слабел всё больше, а пищи так и не было. Но сегодня удача была на стороне этого существа. У самой кроны-шляпки древовидного гриба оно нашло себе обед. Только вылупившийся жук, недалеко отошедший от кладки. Его броня была белёсого, несколько полупрозрачного, цвета и наверняка очень мягкой. Но даже так он был очень опасным врагом для новорождённого в этот момент. Пусть хвост и полностью регенерировал, но взамен он забрал часть мышц. Теперь существо было значительно медленнее и слабее, чем сразу после рождения. Так что следовало опасаться шипов на ногах жука, его жвал и, особенно, острого рога на голове того. Начавший ветвиться на конце, он был очень опасен. Новорождённый очень хотел есть. И пить. А ещё он был очень-очень зол. Сейчас его не интересовал ни внешний вид жука, ни окружение. Того неисчерпаемого любопытства, что было при рождении, как не бывало. Сложно сохранить это чувство, когда тебя чуть не сожрал какой-то мутант, ты валишься от усталости с ног, дико напуган происходящими с телом метаморфозами, смотря на которые инстинкты набатом орут о неправильности этого и просят бежать подальше, да к тому же сейчас тебе предстоит, как и противнику, первое сражение насмерть, дабы один из вас смог зваться Охотником или же Хищником. Это чувство не исчезло. Нет. Просто затаилось до того момента, пока злость, граничащая с яростью, поутихнет. Противник также заметил приближающееся существо. Он прекратил обследовать местность и сильно напрягся. Боя не избежать. Он это знает. Даже если бы новорождённый не был так голоден — бой бы состоялся. Они оба следуют инстинктам и обоим они говорят одно — сражайся. Порви противника и стань сильнее. Костяной хвост пришёл в движение. Он исполнял всё тот же медитативный танец, но с дополнительным элементом. Противники смотрели друг другу в глаза, пока расстояние между ними постепенно уменьшалось. Очередное движение хвоста... Удар! Жук на секунду отвлёкся на поднявшуюся от удара справа от новорождённого пыль. Расстояние сократилось чуть больше, чем должно было, но враг не заметил. Удар! Несколько шагов ближе к жуку, пока тот отвлечен, и снова движение по кругу... Удар! Сближение... Удар! Враг послушно переводит взгляд на облако пыли. Удар! Теперь длины хвоста хватает, чтобы достать до врага. Тот этого ещё не понял. Всё его внимание было приковано к хвосту. Быстрое сближение. Существо зашло в бок очнувшегося жука. Хвост проникает между головной и наспинными пластинами, с трудом пробивая тонкую броню жука в сочленении. Жук быстро стал разворачиваться, чтобы покарать резвого оппонента, но и тот не стоял на месте. Новорождённый целенаправленно старался держаться позади жука, раз за разом атакуя хвостом неприкрытые толстой бронёй участки. Больше всего доставалось брюшку. Множество ран истекали оранжевой жидкостью, вероятно — кровью насекомого. В какой-то момент их стало настолько много, что при каждом особо быстром движении в сторону они лишь ещё больше увеличивались. Долго жук не смог продержаться. Будь он хоть на пару дней старше, его броня бы затвердела достаточно, чтобы хвост даже не смог поцарапать её. Но он только родился. Только поэтому именно он сейчас лежал, поедаемый, а не наоборот. Новорождённый, теперь уже ставший Охотником, с удовольствием отрывал куски внутренностей из задней части жука и поедал их. Больше он не сможет забыть вкус мяса и, особенно, свежей, ещё теплой крови. Голод с жаждой постепенно отступили. Накатила приятная усталость и спокойствие. Он лег поудобнее. Веки стали закрываться и сон почти завладел разумом победителя... но громкий хлопок заставил подскочить на ноги и обратить всё внимание на его источник. Он шёл со стороны кладки яиц. Вылупился ещё один жук. Охотник было двинулся туда, чтобы и его прикончить, но прозвучал ещё один хлопок. И ещё. И ещё. Множество яиц разом стали разрываться, выпуская из своих тонких, полупрозрачных оболочек множество жуков. Охотник начал отходить к стволу дерева, чтобы уйти как можно дальше — стольких жуков разом он не сможет убить... Хищник быстро взбирался на верхушку древа-гриба. За ним буквально по пятам следовали десятки, даже сотни мутно-белых жуков-носорогов. Всё новые из них поднимались через край шляпки дерева, заполняя собой всё вокруг. Первые из них, дышавшие убийце их сородича в спину, уже успели оторвать половину его многострадального хвоста, чуть не сожрав вместе с ним остальное тело. Существо бежало к лиане, висящей над центром гриба. И ещё не факт, что получится до неё допрыгнуть — высота не маленькая. Ещё одно сочленение хвоста с хрустом исчезло в пасти жука. Лапы задвигались ещё быстрее. Расстояние до спасительного растения сокращалось так же быстро, как и длина хвоста. Жуки были уже повсюду, стремительно сокращая расстояние до своего обеда. Не успевает. Охотник подсознательно чувствовал, что не успеет добежать до "точки прыжка", прежде чем откусывать куски будут уже от задних лап. Его лапы вышли на свой предел, буквально размываясь в воздухе от скорости. Но на них тут же начали расти кровавые кляксы и рваться кожа. Впервые с начала погони между ним и носорогами начала расти дистанция. Но как бы не так! Глаза жуков заволокла сеть лопнувших капилляров, из их трахей на панцирях повалил еле заметный пар, и разрыв прекратил увеличиваться. Прыжок. Охотник вцепился зубами за конец лианы и начал подтягиваться передними лапами. Задних, как и хвоста, уже не было. Чёрные бусинки заволокли поблёскивающие слёзы боли. Яростный хрип приглушался растением. Лапы методично подбрасывали остатки тела все выше, унося от поверхности, но не от опасности. Лиана пошла волнами и натянулась, начав сильно раскачиваться. Будто что-то большое на неё залезло. Руки задвигались ещё стремительней. Весь измазанный какой-то зелёно-коричневой дрянью, хищник хотел сразиться. Убить, разорвать на куски и сожрать всех преследователей, но он был слаб. Ничтожен, по сравнению с нескончаемым потоком жуков-носорогов, преследовавших его. Оставалась лишь надежда, что он сможет спастись, стать сильнее. И отомстить. Он взбирался всё выше, отправляя широко разинувшим рты тварям раскачивающийся ручеёк крови. Вибрации становились сильнее, буквально бросая жертву из стороны в сторону. Это происходило практически в тишине. Снизу доносилось перестукивание множества ножек, из округи — редкие звуки активной жизни, а от хищника — тихое рычание. Поэтому резкий свист с потолка был отчётливо слышен. Охотник додумался прекратить движение и прижаться к растению, пытаясь стать с ним одним целым, а вот его преследователи — нет. Да им и не помогло бы это. Многократный хруст сминаемой хитиновой брони, и через несколько секунд рядом с ним плавно проплывают четыре жука, нанизанные на "вертел". Им послужило подобие языка. Оно было неимоверно длинным и оканчивалось заострённой костью, будто гарпун, только естественного происхождения. Он посмотрел вниз. Количество жуков на лиане хоть и уменьшилось, но убиты были лишь носороги с одной её стороны. И это далеко не большая их часть. Благо кровь прекратила литься из ошмётков ног и хвоста, вызывая волну недовольных перещёлкиваний со стороны разинувших пасти тварей. Регенерация вступила в дело. Хищник двинулся вперёд, в высь. Инстинкты говорили бежать. Но не от жуков, преследующих его. От Голода. Он проснулся, чтобы никогда не утихнуть. Преследовать Охотника. Подгонять. Поглотить, если тот даст слабину. Дать сил, чтобы убежать. Возможностей, чтобы спрятаться. И никогда не дать остановиться. Ни по своей воле, ни по чьей-либо ещё. Ему на встречу полетели "гарпуны", но он не остановился. Они пролетели мимо, так и не задев, и вернулись с уже нанизанной добычей, неся её в бездонное чрево неведомой твари. От тел пришлось уворачиваться — они были слишком массивны и проходили почти вплотную к лиане. Носорогов резко поубавилось на ней, а их остатки схлынули с опасного участка. Жуки потеряли интерес к преследованию, постепенно удаляясь на обратную сторону шляпки древа-гриба. Новый Охотник этого инопланетного мира продолжил теперь уже не грозящий скорой гибелью подъём. Хотя кто знает, что его ждёт там, наверху? _______________________________________ Мавлид — это собрание мусульман для выражения радости по случаю рождения пророка и любви к нему