Фавориты королевы

      Возвращаться домой, покидая райские острова, было грустно, но необходимо. Дейенерис прощалась с Наатом со слезами на глазах, понимая, что так расчувствовалась из-за беременности, но будучи не в силах что-либо с собой поделать — слишком хорошо ей было на этом острове, слишком свободно и счастливо. Груз ответственности упал с плеч, она словно стала не королевой, а просто женщиной, и это оказалось так чудесно — быть просто человеком, без тяжести короны.       Корабль отплыл. Дени стояла на палубе, придерживая рукой живот, уже достаточно большой, чтобы причинять ей неудобства при ходьбе. Джорах подошел к ней сзади, обняв за плечи, и Дейенерис откинулась назад, опираясь спиной на его грудь.       — Ты скучал по Вестеросу, сир? — спросила она.       Джорах впервые задумался, скучал ли. Еще до встречи с Дени он привык считать родной материк чем-то далеким, недостижимым и навеки утраченным, а скучать по тому, чего у тебя никогда не будет — неразумно. Но…       — Нет, — честно сказал рыцарь. — Я бы скучал только в том случае, если бы там остались вы.       Дени серебристо засмеялась, поворачиваясь в его руках. Подняв руку, погладила колючую щеку, и Джорах тут же сам приласкался к ее ладони.       — Я бы никуда не уплыла без тебя.       — Я бы вас никуда одну и не отпустил.       — О, — Дейенерис вскинула бровь. — В вас все же есть властная натура?       — Дени, — взмолился Джорах. — Давай не будем, я в прошлый раз чуть со стыда не сгорел.       Идеи королевы, как можно провести время в постели, он выполнял, как и Даарио, но иногда ее фантазии, вроде той, с подчинением, были… слишком. В процессе всем все нравилось, Джорах сгорал от страсти, а потом, когда оргазм накрыл и схлынул, осознал, что делал, с кем, что и кому говорил, и ему захотелось утопиться. Если бы Дейенерис не осталась более чем довольна, он точно прыгнул бы в море, и знал, что Даарио тоже.       — Гореть нужно не от стыда, — Дени встала на цыпочки, поцеловав его в уголок губ. — Гореть нужно от чего-то другого.       — Да, но… не забывайте, что сейчас вы беременны, и вам нужно беречься, — словно в доказательство, Джорах положил ладони на ее живот — и охнул.       Что-то толкнулось в его руку.       Кто-то.       Великие Боги.       Дейенерис широко распахнула глаза, неверяще глядя на рыцаря. Положив руку поверх его ладони, она прислушалась, вся обратилась в слух… и ребенок толкнулся снова.       — Он… — прошептал Джорах. — Он… или она…       В его глазах Дени увидела отражение собственного счастья. Он или она… настоящий живой ребенок… Таргариен… дракон… Она поняла, что плачет, лишь когда Джорах сцеловал слезы с ее ресниц.       — Моя королева, — взяв ее руки в свои, он поцеловал пальцы. — Моя кхалиси.       «Кхалиси» резануло слух; раньше Дейенерис нравилось, когда ее рыцарь так ее называл, он был единственным, кто звал ее «кхалиси», из титула это медленно превратилось почти что в ласковое домашнее прозвище, но — она носила этот титул, когда носила первое дитя, и это дитя она потеряла.       — Я не кхалиси, — холодно отрезала Дени, отнимая руки. — Мой кхал мертв. Мертвы и те кхалы, которые хотели оставить меня в дош кхалин. Мертвы почти все мои ко. Нет народа, нет кхала, нет и кхалиси.       — Простите, — растерялся Джорах. — Я не хотел.       — Когда я была в Доме Бессмертных, — Дейенерис отвернулась от него, глядя на море. — У меня было видение. Я встретила Дрого и… — ее голос дрогнул. — …и Рейего. Он держал Рейего на руках. На какое-то мгновение я… я хотела остаться с ними.       — Дени…       — На какое-то мгновение, — повторила она. — Но, как видишь, я не осталась. Пока Солнце не взойдет на западе и не зайдет на востоке, пока не высохнут реки и ветер не сдует горы, как листья…       — Звучит очень красиво, ваше величество. Вы начали упражняться в стихосложении?       Джорах одновременно мысленно выругал и благословил Даарио Нахариса, который пусть и в своей бестактной манере, но отвлек королеву от меланхолии.       — Это пророчество, — сказала Дени.       — Ерунда все эти пророчества, — заметил наемник. — Мейеги набивают себе цену, вот и все.       — Не ерунда.       Все трое обернулись на новый голос. Мелисандра держалась так царственно, что можно было решить, будто именно она занимает Железный Престол по праву рождения.       — Пророчества правдивы. Но те, что исходят из уст слуг Великого Иного — искажены и недосказаны. Ваше пророчество на самом деле сбылось.       — Как же? — недоверчиво переспросила Дейенерис. Почему-то она ни на миг не сомневалась в том, что жрица знает.       — Солнце взошло на западе и зашло на востоке, и солнцем этим был Квентин Мартелл, Сын Солнца. Он прибыл из Вестероса — с запада — в Эссос, на восток, надеясь встретить вас и предложить вам брачный союз, ибо издавна принято, что Таргариены заключают браки с Мартеллами. Однако он не добрался до вас. Он был убит, и солнце его зашло. И моря тоже высохли — вы видели это сами, видели, как желтеют и жухнут травы в Дотракийском море. Причиной же того, что ветер сдул горы, как листья, стали вы сами, когда ваши драконы разрушили пирамиды в Миэрине. Однако в пророчестве была и четвертая часть. Стоит ли упоминать ее при мужчинах? — Мелисандра глянула на Джораха и затем на Даарио. Рыцарь был сосредоточен, наемник побледнел, скрывая страх.       — Мне нечего скрывать от моих мужей, — сказала Дени. — Мейега сказала, что мое чрево никогда не зачнет и не родит живого ребенка.       — Ваши дни в Красной Пустыне были обильны?       Дейенерис вздрогнула.       — Вы хотите сказать…       Мелисандра кивнула.       — Когда беременность на самых ранних сроках, это незаметно. Вы были беременны. Ваше чрево зачало живое дитя, но не родило. И все же дитя у вас было. Ваше и Дрого.       — Нет, — Дени побледнела, уложив ладони на живот. Джорах шагнул вперед, загораживая ее собой.       — Хватит, миледи.       — Нет, — возразила Дейенерис. — Я в порядке. Леди Мелисандра, вы ведь говорите мне это потому, что настала пора услышать?       — Да.       — Тогда вы могли бы объяснить мне другие мои видения?       Мелисандра кивнула. На палубе появился Давос — он прятался за дверью каюты, но вышел из укрытия.       — Я видела женщину. Она лежала на полу полностью нагая, и по ее телу ползали четыре уродливых карлика, больше похожих на крыс, чем на людей. Один насиловал ее, а другой пожирал ее соски.       Даарио передернуло. Джорах обнял Дейенерис за плечи. Давос тихо чертыхнулся — рыцаря-контрабандиста никто не замечал, но он не сомневался, что Мелисандра знает о его присутствии. Она всегда все знала.       — Эта женщина была землей Вестероса, — спокойно проговорила жрица. — А карлики-крысы — лже-королями, которые на тот момент ее делили.       — Их было четверо, — вырвалось у Давоса. Он не хотел вмешиваться, но не смог смолчать. — Простите, ваше величество, — неловко поклонился Луковый Рыцарь. — Но вы сказали сами, их было четверо. Королей — пятеро.       — На тот момент, — мягко повторила Мелисандра тоном, каким втолковывают непослушному ребенку, что огонь обжигает, — четверо, ибо Ренли был уже мертв.       — Убит, — зачем-то уточнил Давос.       — Убит, — признала жрица.       — Сир Давос, я очень прошу вас не мешать нашему разговору, — раздраженно сказала Дейенерис. — Далее, леди Мелисандра…       Даарио куда-то исчез.       — Я видела пир мертвецов. Если это можно было назвать пиром. Мертвые тела валялись в лужах крови среди разбитых столов и скамей. Их возглавлял мертвец с головой волка и в железной короне.       Даарио вернулся с удобным креслом, поставил его позади Дени и помог королеве сесть. Один из перехваченных им по пути Безупречных поставил такое же кресло для Мелисандры, и та опустилась на сиденье, как на трон.       — Этим мертвецом с головой волка был Робб Старк. Вы ведь слышали про Красную Свадьбу?       Дейенерис кивнула.       — Потом… потом я видела дом с красной дверью. Дом, где мы с Визерисом жили в Браавосе. Думаю, это видение не нуждается в толковании… А после я видела тронный зал. Огромный тронный зал, черепа драконов на стенах и старик на троне. Он сказал «Да будет он королем пепла».       — Верно, видение вашего дома детства — прошлое, и оно не вернется, — Мелисандра сложила руки на коленях. — Кто был стариком на троне, вы тоже знаете.       — Мой отец?       — Именно. Эйерис II Безумный.       — Он же не имел в виду… меня?       — Нет. Он имел в виду Роберта. Так ваш отец сказал, отдав приказ заминировать город диким огнем: «Пусть Роберт царствует над кучей костей и горелого мяса».       Давос понял, что у него дрожат руки — откуда, откуда, откуда она все знала? Почему говорила с такой уверенностью? Упрекнуть бы ее во лжи — но она не лгала, все так и происходило…       — После я видела Рейегара, — Дени сжала кулаки на коленях. — И… Лианну Старк. Скорее всего, ее, ибо они сидели на ложе рядом. а она держала на руках ребенка. И не была Мартелл. Черноволосая, сероглазая… она спросила, как назвать сына, а Рейегар сказал — Эйегон. И обернулся ко мне. Он говорил уже со мной, а не с ней, я уверена. Он сказал… «Должен быть еще один. У дракона три головы». Что это значило? Кто это — еще один?       Мелисандра молчала. Наконец она разомкнула губы.       — Пока вы не можете это знать.       — Или вы лжете! — взорвался Давос. — Так легко предсказывать прошлое! Мертвец с головой волка! Король пепла! Красная дверь! Вы говорите то, что ее величество хочет слышать!       — Еще слово, сир Давос, — сказала Дейенерис, — и я сожгу вас заживо. Леди Мелисандра, не обращайте на него внимания. Если я не могу чего-то знать, то так тоже должно быть… наверное.       — В сире Давосе мало веры, — насмешливо сказала Мелисандра. — Но, ваше величество, я докажу вам, что не лгу. Далее вы увидели Бессмертных. Мертвых Бессмертных. Древний старец с телом густо-лилового цвета, даже белки его глаз стали синими… Старуха в шелковом платье, с одной обнаженной грудью, ее сосок казался железным… Но не они говорили с вами.       — Да! — воскликнула Дейенерис, крепко сжимая руку Джораха. Рыцарь стоял за спинкой ее кресла, Даарио устроился у ее ног, и его ладонь она стиснула не менее крепко. — Да, так все и было!       — Испей из чаши льда, сказали они, и испей из чаши огня. Вы пили огонь, оказавшись на погребальном костре кхала Дрого. Вы пили лед, оказавшись в самом сердце зимы на Севере. Матерь драконов. Дитя троих… это относится не к вашему отцу с матерью. Дитя — не обязательно дочь. Дитя — потомок… Вы — потомок троих великих королей, Эйегона Завоевателя, Рейенис и Висеньи. Ибо три головы у дракона… Дитя бури… Нет нужды объяснять, ибо все знают, что вы появились на свет во время великой бури… Три огня вы должны зажечь, за жизнь, за смерть и за любовь. Трех коней оседлать — для похоти, для страха и для любви… Три измены вы должны испытать — из-за золота, из-за крови и из-за любви…       — И?       Даже кожей Джорах чувствовал, как Дейенерис напряжена. Давоса потряхивало; ему было плевать на пророчества для последней из рода Таргариен, но не было плевать на Мелисандру, которая произносила их — так, словно пела песню. Диковинную песню, страшную песню.       — Первый огонь вы зажгли, когда родились ваши драконы. Огонь за жизнь. Второй, за смерть — когда горели города, взятые вашими армиями. Зажженное пламя за любовь прямо сейчас пылает у вас внутри. Конь, оседланный для похоти — ваш первый муж, ибо лишь похоть связывала вас с Дрого. Конь для страха — Дрогон, ибо страх нес он на своих черных крыльях. Конь для любви… — Мелисандра лукаво сощурилась. — Думаю, их у вас сразу два.       Джорах с Даарио дружно покраснели.       — А измены? — жадно спросила Дейенерис.       — Из-за золота — очевидно, ваша служанка Дореа и Ксаро Ксоан Даксос, который клялся вам в верности и предал. Из-за крови — измена Мирри маз Дуур. А из-за любви… Снова вы двое, господа.       — Я не предавал ее величество! — возмутился Даарио. — Он — да, — наемник кивнул на Джораха, — но не я!       — Я предавал не вас! — взмолился Джорах. — И уж точно не из-за любви!       — Так и есть, — кивнула Мелисандра. — «Испытать» не значит, что предадут вас. Сир Даарио, вы убили своих командиров, чтобы перейти на сторону королевы, поскольку полюбили ее. Сир Джорах, вы прекратили писать письма Роберту, и, следовательно, предали его, также потому, что полюбили ее величество… и это все. Пока я не могу приоткрывать завесу больше.       Дейенерис шокированно смотрела то на Джораха, то на Даарио. Грациозно встав с кресла, Мелисандра проплыла к своей каюте. Давос сжал и разжал кулаки, заметил, как сближаются консорты и королева, и незаметной бесшумной тенью двинулся прочь с палубы. Не в свою каюту.       — Леди Мелисандра, — начал Давос, но как продолжить — не знал. Что сказать этой женщине, которая то приближалась к нему, то стремительно отдалялась, то была живым человеком и плавилась в его руках, то изрекала такие вещи, какие могло знать лишь некое сверхъестественное высшее существо.       — Сир Давос?       — Я… ничего, — проронил он. — Ничего особенного. Я не хотел быть грубым с вами… снова.        — Меня не оскорбляет грубость.       — Кто вы такая? — беспомощно спросил он. Шагнул к жрице, взяв в ладони ее лицо, заглянул в глаза — почти алые, и повторил, — Кто ты? Человек? Мейега? Неведомый, принявший облик женщины?       — Я уже тысячу раз говорила вам, кто я, сир. И к Неведомому я не имею никакого отношения. Он — не мой бог. Как и Великий Иной, которому служат мейеги.       Ее глаза призывно сверкали, она вся полыхала пламенем, и Давос не смог противиться притяжению, склоняясь и целуя, терзая губами ее губы. Мелисандра ответила, приоткрывая рот, позволяя их языкам соединяться. Ее руки легли на шнуровку его штанов.       — Этого ты тоже хочешь, не как человек? — спросил Давос, разрывая поцелуй. — Только чтобы получить твою треклятую силу?       — Это благословенная сила.       — Мелисандра, — простонал он. — Ты меня убиваешь.       — Да, — она сжала ладонь на его твердо стоящем члене через ткань штанов. — Убиваю. Убиваю, возрождаю, уничтожаю, чтобы собрать из пепла. Разве нет? Разве не так?       — Так…       Горячий язык лезвием скользнул по его открытому горлу. Давос запрокинул голову, позволяя Мелисандре прикусывать кожу на его шее. Потянул ее за собой на кровать, подумал — можно навалиться сверху, намотать волосы на кулак, если она не против грубости… но вместо этого развел ее ноги в стороны, лаская и вылизывая жаркое лоно, и не он, а она крепко сжимала в пальцах пряди его волос.       — Ты все равно моя, — упрямо прошептал Давос, входя в нее. — Ты все равно моя.       Мелисандра двигала бедрами навстречу, принимала его в себя, он срывал с ее губ длинные стоны, но все равно чувствовал — она не здесь. Не полностью.       Не с ним.       Раньше он думал, что самая безнадежная любовь может быть к королеве, и более недоступных женщин нет, но ошибался. Самая недоступная женщина прямо сейчас лежала в его объятиях.