Окделл

      Сидя верхом на стене когда-то неприступных ворот, я единственное, что испытывал, так это досаду. Кровь на Чести успела засохнуть и скатать его белую шерстку в неприятного вида сосульки, а достаточного количества воды под рукой не было, и мне пришлось растирать сосульки пальцами, чтобы привести малыша в более-менее приемлемый вид. Получалось плохо, шерстка продолжала отличаться краснотой и к тому же топорщилась в разные стороны, из-за чего малыш больше напоминал ежа, а не ызырга. Хотя, признаться, я благодарен, что смог найти хоть такое занятие: пока у меня заняты руки, в голове непривычно тихо и все очень просто.       Там нет страха за собственные поступки и нет этих глаз убитого не мной «барса».       - Живем, дружище, - произнес я на выдохе, снова уставившись взглядом в небо. – Живем…       Честь не разделял моего взгляда на все произошедшее и сейчас довольно жмурился, кажется, он усвоил закон войны куда лучше меня и считал его вполне честным.       - Вас Прымпердор спрашивает, – произнес Марьян, подходя ко мне.       - Иду, - легко согласился я, закидывая Честь себе в карман. – И, Марьян, ты…       - Ничего не видел, - спокойно произнес адуан, с опаской смотря на меня. Я устало покачал на это головой, кажется, я все же немного перестарался… или много, это с какой стороны посмотреть.       - Да нет, я свою шпагу сломал, – смутился я. – Мне бы новую достать…       - Конечно, - явно с облегчением произнес адуан.       - Как вы провели ночь, юноша? – вполне дружелюбно произнес Ворон.       - В бездействии, монсеньор.       - По вам видно, - хмыкнул Алва, почесывая голову уже успевшему перебраться к нему Чести.       - Это все он, - не согласился я, кивая на малыша, тот согласно жмурился и чуть ли не попискивал от восторга. Ворон только отрицательно помотал головой на мои слова и, передав прибалдевшего Честь мне обратно, вернулся к разговору с Куртом Вейзелем.       Меня же, признаться, этот разговор не трогал, я все еще был где-то там, на стенах.       - А вы что молчите, юноша? – спросил Ворон, хлопнув меня по плечу. – Это не похоже на вас. Давайте, я уже приготовился к вашим остротам.       - Если учесть, что я совсем недавно видел генерала Феншо, подозреваю, что я вам просто осточертел и…       Но договорить мне не дала хлёсткая пощечина, Ворон бил наотмашь, не удосужившись снять массивных перстней, из-за чего по щеке потекла кровь.       - Смерть столь же естественна, как и жизнь, Ричард, - произнес он, не обратив внимания на затихших союзников. – Отнимать чужую жизнь, чтобы сохранить свою, тоже естественно… Если вам так проще, то вспомните о своем долге и чести, а если и это не помогает… то возьмите у меня в палатке вина.       Я, не смотря на Ворона, побрел прочь, найдя в себе силы промямлить «благодарю за урок, монсеньор» куда-то в пустоту.       - Ричард, отправляйтесь с Савиньяком. Ваше дело стоять и смотреть. Когда начнется схватка, скачите к Его Преосвященству, он будет на другом краю рощи. Не заблудитесь?       Я послушно глянул на лесок и немного призадумался, уж очень лесок напоминал тот, что был рядом с родовым замком, тот самый, в котором я периодически терялся, хотя, может, это во мне говорят три бутылки "Крови"?       - Нет, монсеньор! – бодро соврал я, усиленно пытаясь стоять прямо и шататься лишь тогда, когда Ворон на меня не смотрел. Судя по спокойному лицу последнего и заинтересованной мордахе Бонифация, который явно получал от всего этого несказанное удовольствие, у меня получалось вполне сносно, я даже на Сону смог забраться всего с третьей попытки, чем, признаться, был очень горд.       Правда, потом оказалось, что за этими попытками держать лицо и не только его в вертикальном положении я пропустил адуанов в их новом обмундировании, да и все, что они там творили, тоже благополучно пропустил. Но зато мы с Эмилем нашли общий язык, по утверждению пресловутого Хорхе, что в последние месяцы исполнял роль моей няньки, такого дружного храпа перед атакой он еще ни разу не слышал, а потом признался, что и храпа во время атаки он тоже раньше никогда не слышал. Я же скромничать не стал и признался, что и для меня засыпать на галопирующей лошади тоже оказалось в новинку и что повторно я на такое больше никогда не пойду.       Причина для этого была всего одна и сейчас она, довольно жмурясь, сидела на плече у Ворона и оттирала кровь с мордашки, явно не желая повторно купаться и посему не спеша возвращаться ко мне. Мне же, признаться, надоело, что Честь воюет за меня, и посему сейчас я, для разнообразия вменяемый и трезвый, сидел в повозке и, высунув кончик языка, целился из пушки.       - Давай! – скомандовал Ворон. Я послушно схватился за фитиль.       Грянул выстрел.       - Беру свои слова обратно, юноша, - произнес Алва, провожая ядро взглядом. – Если немного помуштровать, то и из вас в военном деле выйдет толк… в крайнем случае, можно использовать вас как оружие массового поражения, всего один выстрел с вашей стороны, а они уже не выдержали. Браво, юноша.       Честь согласно пискнул и запрыгал на плече у Ворона, который уже был в седле и поспешно возвращался к нашим.       - Не кажется ли вам разумней использовать мой талант в дипломатических миссиях? – спросил я, наблюдая, как конница движется на нас.       - Только в том случае, если мне станет скучно и я захочу повоевать, – хохотнул Ворон.       - Думаю, в ближайшее время скучать вам не придется, - вздохнул я.       Я послушно рассказывал, все что помнил про Очи Сагранны, с опаской косясь на надвигающуюся грозу, но уходить с берега не спешил, где-то внутри что-то неустанно ныло, что я больше всего этого великолепия не увижу, и посему тяга к прекрасному побеждала страх и суеверия. Хотя, признаться, я рассчитывал, что моя тяга к прекрасному продиктована тем, что скоро от этого прекрасного стараниями Ворона ничего не останется, а не тем, что в Надор я отправлюсь в крытой карете или же неполным составом. Мне очень хотелось верить в первое, но, судя по всему, второе все же вероятней, и если мы не уберемся с берега в ближайшие полчаса, за которые гроза доберётся и досюда, то второй исход наступит значительней раньше моего следующего боя. О чем я и сообщил Ворону.       Тот только как-то зло хохотнул и, растрепав мне волосы, отправился вдоль берега по одним ему ведомым делам, а я уже собрался постыдно сбежать, как раздался грохот взрыва, и я удивленно услышал голос, за ним еще один и еще, они переплетались и множились, выстраивали целые замки из какофонии звуков и обрушали их тишиной, они пели мне что-то немыслимо прекрасное, завораживающее, и словно звали меня присоединиться к ним.       Камень, сорвавшийся, наконец, с места, пел одну ему понятную песню, а я завороженно слушал ее, впервые не обращая внимание на непогоду и не думая о том, сколько жизней заберет эта песнь.