Somebody

      Вонхо прекрасно знал, что так делать нельзя.       Нельзя прикрывать устало глаза, опуская правую руку на колено, пока плавно выкатываешься на давно изученный перекресток, где, как правило, не бывает других машин. Ни встречных, ни пересекающих. Нельзя прикрывать устало глаза на известные всем правила дорожного движения, написанные кровью и слезами людей, которые, как и он, иногда перекладывали свою жизнь в руки судьбы.       Он знал, что так делать нельзя, что дома ждет сынишка-подросток с очаровательными ямочками на щеках, прямо как у его папы-омеги, что точно так же – по воле судьбы – скоропостижно покинул бренный мир еще пятнадцать лет назад. Но все равно не мог перебороть себя.       Так же произошло и в эту среду – совершенно обычную, с нудным совещанием утром, пролитым на идеально белую рубашку горячим американо и смс-кой от Чана «сегодня футбол, не забудь чипсы и колу :)». Что точно было не так – визг покрышек с путаными следами тормозов на асфальте, разрезающий глухую тишину улицы удар от столкновения металла и замерший от ужаса, от бессилия взгляд округлившихся глаз водителя встреченной машины.       Первой и последней осознанной мыслью Вонхо было – я виноват. Я должен был пропустить, а перед тем – сбавить скорость, практически остановиться, убедиться, что никого рядом нет. Его спидометр, кажется, замер где-то в районе восьмидесяти при разрешенных сорока. Автомобиль, появившийся по правую сторону т-образного перекрестка, двигался примерно так же. Сейчас же они оба остановились, только вот за белоснежной пеленой ударившей по груди и лицу подушки безопасности Вонхо не увидел, как своим внедорожником протаранил и протащил еще на полтора метра чужой легкий седан. Точнее бывший седан, а ныне лишь груду металлолома.       Удушливая боль, спазмом перехватившая горло, звон тишины, ударивший по барабанным перепонкам после оглушения, и сильнейшее головокружение поглотили его на долгие минут пять. А после в сознании стали одна за другой бить сирены. Больно – значит живой. Ноги целы – дороговизна машины себя оправдала, и двигатель, как говорится в народе, не влетел в салон. Готов был даже поспорить, что лобовое стекло не пошло россыпью трещин. Зато руки, плечи, грудь, живот и лицо травмировало подушкой до одури сильно. Возможно, даже есть перелом. Возможно, до тошноты, до сотрясения мозга ушибся головой.       Нет. Точно живой. Тело и дух альфы и не в такой передряге спасли бы жизнь, но сейчас едва хватает сил, чтобы открыть заклинившую дверь. Воздуха внутри автомобиля как будто бы и не осталось вовсе. Нужно обязательно выбраться наружу. Эх. Сын точно разозлится, когда узнает…       Холодно. Чертовски холодно вдруг оказывается на улице, стоит только обессиленно выпасть из салона прямиком на колени. Ладони покалывает мелкая пористость асфальта, который вдруг бензиновыми кругами расплывается перед глазами. Попытки покашлять лишь усугубляют ситуацию – боль скапливается в солнечном сплетении и парализующим током прокатывается в стороны. Нужно дышать. На пятом – шестом вдохе становится капельку лучше – кислород добрался до затуманенного мозга. Ладно еще, что выбрался сам, ведь на помощь тут вряд ли кто-то придет – до ближайшего населенного пункта еще два километра. Скорую вызовешь – ехать будут и того дольше – рядом ни единой больницы, только лишь коттеджные поселения.       Стоп. А тот мужчина... выбрался? Слишком уж тихо. Черт, да и как ему выбираться?! Прямо в его сторону же и влетел. Даже если бедняга в сознании, его могло придавить сталью, рейка опоры и дверь могли деформироваться, стекло разбиться. А были ли у него подушки безопасности, а ремень?..       Нужно бежать, смотреть, помогать. Спасать. Это же я виноват! Еще одну смерть на свою совесть принимать не хочу. Это не должно было повториться. Лучше бы со столбом один на один встретился, чем другого человека подвергать опасности. Возможно, именно того и искал бессознательно… Мысли материальны. Но как же сын? И почему тогда я цел, на своих двоих иду сейчас, тогда как случайный пострадавший сейчас заблокирован в смертельной опасности. Говорят, авария на такой скорости – все равно что падение с многоэтажки… Черт бы меня побрал.       А если с этим человеком что-то случится, как Чану смотреть в глаза? Как на самого себя потом смотреть? Как молить о прощении близких людей того, кого убил..?       Нет, вот уже его машина. Вот дверь с пассажирской стороны. Закрыто, блокировка не деактивировалась от удара, что, в общем-то, и понятно, ведь половина бортового компьютера повреждена. Лобовое разбито, меж машин сквозь облако пыли тянется призрачный силуэт дыма из-под капота. Выглядит не так опасно, как бледные худые руки водителя, упавшие набок прямиком к ручному тормозу. Пытался среагировать ценой своего авто, но не успел?.. Дурацкое решение. Но не такое дурацкое, как вписываться в поворот на скорости.       От уличного фонаря проку мало, никак не удается лучше рассмотреть, что происходит внутри. Видно лишь, что подушек безопасности немного, буквально три раскрылись, плотно обволакивая хрупкое тело мужчины подобно одеялу. Его голова упала к плечу, с левой стороны вогнут каркас двери и руль совершенно неестественно вывернут. Вокруг осколки и куски пластика. Почему-то разбросаны цветы, некогда бывшие пышным букетом. И кровь…       Вот это отрезвляет похлеще удара.       У пешеходного тротуара находится увесистый кусок треснувшего поребрика, которым удается разбить стекло с пассажирской стороны, чтобы тут же нырнуть рукой вовнутрь и разблокировать дверь нажатием кнопки. А после рывком залезть вглубь салона, проминая коленом сидение, спешно и очень нервно отстегивая ремень мужчины, который, слава всем богам, дышит. Рвано, хрипло и крайне тяжело.       - Ты в сознании?? Дай знак, если слышишь, - Вонхо не замечает, как громко выкрикивает, обращаясь неформально, пытаясь крайне осторожно приподнять голову незнакомца грязной ладонью. О возможных переломах позвоночника не стоит забывать, но также важно вытащить его наружу.       - Ммм… Больно, - срывается едва слышно с губ водителя, стоит только попытаться приподнять его ногу под коленом. Он принимает чужую помощь, откидывая обессиленно голову чуть назад и смотрит из-под полуприкрытых век непонимающим взглядом, - что случилось?..       - Тише, не разговаривай. Я сейчас вызову скорую, мы вытащим тебя, - Вонхо стискивает кулаки от ненависти к самому себе. Видит разбитую бровь, видит наливающуюся кровью гематому вокруг глаза с левой стороны. Видит, как судорожно втягивает носом воздух этот омега, чьи глаза наполняются слезами ужаса. Омега, черт возьми. Хрупкий, беззащитный, красивый...       - Я не могу… Мне нельзя в больницу… - из последних сил сдерживает себя от совершенно животной истерики. Задавленные последним перед ударом вздохом эмоции вдруг переполняют собой рассудок, вызывая дрожь в ледяных пальцах, что цепляются вдруг за чужие крепкие плечи.       - Почему? – так же тихо шепчет Вонхо, заглядывая в округлившиеся глаза напротив. Обхватывает крепче уже под затылком, удерживая голову мужчины буквально навесу, и утешающе сжимает чужое колено в ответ.       - У меня у сына сегодня... день рождение. Он ждёт меня дома…       Вонхо ненавидит себя до боли, до головокружения. Ведь он виноват! Как самый последний человек в этом мире виноват во всем, что произошло. Виноват, что жизнь еще одного омеги взял на свою совесть, под свою безответственность.