Мы выбираем, нас выбирают...

Со временем Матвиенко расслабился и подумал, что, возможно, он действительно что-то себе навоображал. Подумаешь, разок взгляд Арсения задержался на Шастуне! Мальчишка-то и впрямь привлекателен, а Попов не железный. Главное, что дальше всё было как обычно. Никаких эксцессов. За новым интересным занятием шустро побежали дни, наполненные яркими событиями, месяцы поиска новых креативных идей, а потом и четыре года пролетело, как интересный цветной сон. Всё это время Арсений вёл себя безукоризненно, не давая ни малейшего повода усомниться в своём благоразумии. Когда Алёна Попова родила дочь, Сергей выдохнул и окончательно отпустил вожжи, что и стало роковой ошибкой. В 2016 году «Импровизация» вышла на ТНТ и сразу же завоевала сердца целой армии поклонников. Впрочем, после первого выпуска артисты этого ещё не знали, но отпраздновать первое «боевое крещение» на экране собрались с размахом, ухлопав солидную часть первого солидного гонорара. Шеминов заказал отдельный зал в одном из самых крутых ресторанов Москвы. Впервые в жизни Серёжа попробовал устриц, но на этом положительные моменты того вечера резко закончились. Жизнь разделилась на «до» и «после» в тот момент, когда он, трезвенник, устав от налакавшейся мартини и шампанского толпы, решил выйти на улицу. Извинившись перед Димой и Катей Позовыми, с которыми болтал, он поднялся и покинул зал. Для того, чтобы выйти на улицу, требовалось преодолеть мраморную лестницу, ведущую со второго этажа, где располагались обеденные залы, на первый, и толкнуть тяжёлую дверь из цельного дерева. Швейцар стоял снаружи, чтобы заранее не допустить в ресторан неугодных. Внизу под лестницей находилась неприметная дверца в подсобное помещение. Там хранился инвентарь обслуживающего персонала и, разумеется, в стол поздний час она была наглухо заперта, именно поэтому раздавшийся возле неё шорох очень удивил Матвиенко. «Может, закрываются уже? К уборке готовятся. Так надо другим тогда сообщить!» - подумал он и осторожно заглянул вниз. Перед глазами в ту же секунду сверкнул гром и заплясали всполохи молний. Арсений Попов и Антон Шастун стояли в полумраке, сплетясь руками и ногами, будто виноградные лозы. Антон прижимал актёра к двери, притираясь всем телом и поставив колено между чуть разведённых ног. Одна длинная рука уходила куда-то за спину, в район копчика, а второй, оставшейся свободной, он торопливо гладил Попова по лицу, перемежая поглаживания с нежными поцелуями в щёки, нос, глаза, шею, задерживаясь на губах с лёгкими, еле слышными стонами. Арсений, в свою очередь, обнимал его, скользя ладонями по острым лопаткам. Это было до боли интимно. Сергей, конечно, пару раз оказывался там, где не должен был, в те моменты, когда Арсу меньше всего этого хотелось, но ещё никогда он не видел такой чувственности и...нежности? Никакой механики - руками и губами явно управляет сердце. Матвиенко резко отшатнулся, но, вместо того, чтобы побежать назад, отчего-то всё-таки бросился на улицу, выдавая своё присутствие топотом по мраморным ступеням. На стоянке он прыгнул в машину и, забив на то, что они с Арсом приехали вместе, рывком вставил ключ в замок зажигания. О Попове есть, кому позаботиться. Не пропадёт. Утихшие было чувства поднялись в груди с новой силой, вызывая приступ удушья. - Я ему к ногам мир готов бросить, а он не берёт. Шастун его лапает, прижимая, как шлюху, а он тает маслом на солнышке. В какой-то момент шевельнулась надежда, что Арсений догонит его – не чужие люди всё-таки, но она быстро угасла. Монументальная дверь ресторана не шевелилась. Следом никто не спешил. Попов появился в его квартире утром. Сергей молча впустил его и сразу ушёл на кухню заправлять кофеварку. Арс последовал за ним, присел на краешек стула и рассеянно взял из стоящей на столе вазы с фруктами яблоко. Больше даже не для того, чтобы есть (укусит пару раз, а остальное придётся привычно выбросить), а для того, чтобы чем-то занять руки. - Ну, что ты вчера устроил, Серёг? – наконец, заговорил он, по-птичьи наклоняя голову к правому плечу. - И тебя с добрым утром. - Слушай, не юродствуй. Мне пришлось на ходу имитировать твой звонок и выдумывать историю, про соседей, которых ты их заливаешь. Зато Шаст поверил и перестал спрашивать, куда это Серёга так ебанул. А если бы ты в Москву не перебрался? Что бы я тогда врал? Про открывшийся внезапно понос? - Ты, небось, решил, что я ревную?! – Матвиенко поднял на друга обречённый взгляд. - Нет… – глаза актёра спокойные и даже слегка безмятежные, как небо в июльский полдень. – Серёж, я не знаю, насколько ты ревнуешь и ревнуешь ли, но в том, что ты дико боишься факта пребывания меня и Антона в одном коллективе, я уверен. - Блядь, для несостоявшегося электрика мог бы и проще сформулировать. - Окей, ты – противник «служебных» романов. Ну… С некоторых пор. - А ещё я иногда не понимаю, как ты умудряешься быть таким проницательным, страдая душевной слепотой. - А вот сейчас было обидно. - Арс, нахуя тебе это?! Мы в одной кастрюле варимся, отсюда не сбежишь и от Шаста не спрячешься, когда надоест! Это не… - Посмотри на меня, будь так добр… Голос Арсения прозвучал неожиданно высоко и почти умоляюще. Матвиенко осёкся на полуфразе и с тревогой заглянул в осунувшееся лицо с несвойственным ему лихорадочным румянцем. - Серёж, ты ещё не понял… Это - не увлечение, не мимолётная интрижка. Я люблю его. - Ты… Лю… - Серёжа шлёпнулся на стул и с размаху опустил голову, глухо стукнувшись лбом о гладкую поверхность, накрытую яркой клеенчатой скатертью. - Да. И ты даже не представляешь, как сильно. - А как давно? – отрываться от спасительного стола Сергею очень не хотелось. - Прости, ты спрашиваешь у меня или у столешницы? Я почти ничего не слышу. - КАК ДАВНО?! - Лучше бы я не переспрашивал… Не знаю, что тебе ответить. Сейчас мне кажется, что всю жизнь. - Арс, он пиздюк ещё, несмышлёныш! – Сергей рывком поднимает голову и сцепляет перед собой ладони. – Он любить-то ещё толком не пробовал, тем более мужчину! - Я бы так не сказал. В некоторых вещах он умнее меня. - Ты серьёзно? - Абсолютно. Я сам никогда не подошёл бы к нему с подобными вещами – я был уверен, что он только по девочкам. Антон понял мои сомнения и сделал первый шаг навстречу. Просто приехал как-то ко мне в Питер. Я обалдел, когда увидел его на пороге. Такой решительный, нежный и абсолютно уверенный в том, что делает… - А где он адрес взял? У меня точно не спрашивал, я бы запомнил. - Окси, оказывается, - корыстная душа. Это стоило ему корзины клубники в белом шоколаде. Серёж, мы тогда два дня не выходили из квартиры! И это не только то, о чём ты думаешь. Мы долго разговаривали, признавались друг другу в каких-то вещах, делились мыслями. Я не скрывал, что считал его поверхностным и легкомысленным, поэтому боялся открыться, а он – что считал меня недоступным и поэтому долго страдал в одиночестве. - А кто-нибудь ещё… - Стас догадывается. И ненавидит меня за это. И за то, что не может выгнать. Шаст моментально уйдёт следом, а он – его козырная карта… Что смешного?! - Прости! – Матвиенко с трудом подавил идиотское хихиканье, вырвавшееся у него, как только Арсений произнёс предпоследнюю фразу. – Дружище, тебе твоя любовь макушку напекла. Никуда Шастун не уйдёт, не подумает даже! Я тебе больше скажу: он будет, как дрессированная собачка, выполнять все команды Стаса, в том числе и «Брось Арсения», а она обязательно прозвучит. - Ну хватит! – Арсений решительно встал и сдернул Матвиенко со стула, ставя напротив себя. – Давай договоримся? - О чём? - Ты не говоришь об Антоне в таком ключе и таким тоном больше никогда. Иначе, мы очень сильно поссоримся. Я не шучу. - Готов полностью променять меня на него? - Нет. Вы оба играете очень важные, пусть и разноплановые роли в моей жизни. Но я не могу позволить обижать любимого человека даже лучшему другу. Прошу понять меня правильно. - Хорошо. Прости. Я, наверное, действительно перегнул. - Вот так сразу? – голубые глаза Попова смотрели недоверчиво, но наметившийся в них холод уже исчез. - Арс, я искренне считаю, что Шаст – неплохой парень. Так что, вполне возможно, что он не способен на предательство. - Спасибо… - Арсений тепло улыбнулся и обнял Серёжу, устраиваясь щекой на его плече. Матвиенко зажмурился, заставляя закатиться обратно непрошенные слезинки и тяжело вздохнул: «Твой Шаст действительно - не подлец, я не соврал. Но и в ущерб себе он не поступит. Скоро тебе станет больно, но ты, хотя бы, будешь не один» - подумал он перед тем, как объятия мягко разжались.