медуза

Арно ждал его всё это время.  Валентина настолько это удивило, что он, как только увидел стоявшую на том же месте машину, замер на лестнице и на несколько мгновений задержал дыхание, чтобы с резким выдохом спуститься на ступеньку ниже и, не глядя под ноги, чуть не упасть. У него проскользнула мысль, что Арно, может быть, снова решил оригинальным способом поглумиться, и сейчас он, тоже заприметив Валентина, уедет у него прямо из-под носа, но теперь любое ожидание подлянки перекрывалось простым выводом: Арно на самом деле прекрасно умел сочувствовать. Он мог ёрничать, приставать, строить кислые мины, упорно делать вид, что пытался навредить, — и всё равно чуть ли не поправлять одеялко на ночь, специально готовить завтрак для одного Валентина и ждать в машине полтора часа, чтобы отвезти его домой.  — Возьми, — сказал Арно вместо приветствия и небрежно всучил ему в руки большой горячий бумажный стакан и сэндвич, притворившись, что это всего лишь часть занимавшей его суеты перед поездкой, на которую не стоило обращать внимания. — Пообедаем только через час, так что…  Это вот к списку доказательств того, что Арно не может оставить даже своего самого заклятого врага голодать или мёрзнуть — Валентин бы даже по-доброму фыркнул, если бы мог сейчас.  — Что это? — мирно спросил он про содержимое стакана. Пахло шадди, но не обычным крепким, а с какими-то добавками.  Арно замер, прекратив бестолково перекладывать вещи и проверять какие-то кнопки и переключатели по десять раз, покосился на Валентина и сделал очень довольное хитрое лицо.  — Это страшно приторная жижа, которую я купил специально для тебя. Там сахар, два сиропа и шоколадная посыпка.  Валентин уже открыл крышку и заметил, что это не просто была посыпка, а немного смазанная надпись «допивай кофе и иди нахуй<3». О… как мило. Долго перед баристой мялся, чтобы такое попросить?  — Решил сгладить мои впечатления от поездки?  Арно посмотрел на него с удивлением. Валентин же спрятал ухмылку в стакане, сделав большой глоток, — да, действительно страшно сладкая и поэтому ужасно вкусная жижа. Справедливости ради, он бы на месте Савиньяка тоже подумал, что тот любил самый чёрный горький шадди, но Валентин всегда был полон сюрпризов и сейчас мысленно стонал от удовольствия, когда пил эту жидкую сахарницу.  В конце концов Арно, явно смущённый не той реакцией, которую ожидал, отвернулся. — Спасибо.  Валентин, услышав в ответ только сопение, быстро затолкал в рот сэндвич и потом сидел с оставшимся шадди, которого оказалось слишком много, молча. Но в тишине, к сожалению, активно мыслились мысли, и Валентин, хотя и не стал просить напрямую включить свой режим энергетического вампира, начал кидать на Арно многозначительные взгляды, которые он периодически перехватывал и сразу возвращал свой на дорогу. Они играли в гляделки несколько минут, прежде чем он спросил:  — Тебе серьезно понравилось или ты просто притворяешься? Валентин пожал плечами.  — Я люблю послаще.  Арно нахмурился. Он так и не остановил свой взгляд на нём. — Настолько сладко? — Если бы я не любил настолько сладко, то весь этот шадди был бы уже в тебе, — буднично ответил Валентин.  — Я наконец-то дождался угроз от тебя? В следующий раз возьму горький.  — Тебе нравятся угрозы? Учти, что пить его придётся тебе.  — Не-а. Тогда я отвезу его Лионелю.  — А смысл его покупать вообще?  Арно обиженно засопел и немного помолчал.  — Ты допил? Тогда иди нахрен.  Валентин улыбнулся уголком рта. Не допил, вообще-то. Этому стакану будто не было конца, так что Арно, вероятно, и здесь промахнулся.  Когда вдруг зазвонил телефон, он не сразу ответил и, судя по недовольному лицу, не хотел. Валентин уже думал предложить помощь, но Арно всё-таки достал его одной рукой и, поставив звонок на громкую связь, небрежно положил себе на бедро.  — Мам, что-то срочное?  — Вы в дороге? — Да.  — Закончили? Арно покосился на Валентина. Тот ничего не сказал.  — Вроде.  — Как Валентин? — вдруг спросила Арлетта и с упрёком добавила: — Я надеюсь, ты всё ещё с ним достаточно обходителен.  Арно закатил глаза.  — Ма, ты на громкой связи, ты можешь спросить у него сама.  — Ой, Валентин, привет!  Его от такой теплоты в голосе аж невольно потянуло улыбнуться и ответить в тон. Совсем не хотелось держать себя на большой дистанции, как он обычно делал это примерно со всеми. Кроме Савиньяков и Юстина — воистину чарующие люди.  — Здравствуйте, Арлетта.  — Как у тебя дела? Всё в порядке? Арно тебя не обижает?  Она спрашивала о том же ещё вчера, тоже, по телефону, и искренней заинтересованности у неё ничуть не поубавилось.  — Я в порядке, спасибо, — отвечал Валентин вежливо и больше участливо, чем отстранённо. — Арно не обижает.  Арно бросил на него короткий вопросительный взгляд. Придд до конца не понял, что именно у него вызвало удивление: что Валентин не стал жаловаться его маме прямо при нём, как маленький? Или что такой ответ мог сойти за правду, учитывая то, что Валентин себя особо униженным и оскорблённым не ощущал, и это, вероятно, было заметно?  — Ну славно, славно… Тогда очень вас жду дома! И Арно, Создателя ради, не отвлекайся от дороги!  — Но ты сама мне позвонила, — возразил Арно в тот момент, когда она отключила звонок, и потом ругнулся себе под нос. Валентин ждал, что он спросит про «Арно не обижает» — ну, не спросит, скорее подколет — но этого не произошло. Он остался сосредоточенным только на дороге, и Валентин понял, что теперь помощи просить не мог. Даже взглядами.  Он откинулся на кресло, отвернул голову к окну и до боли сжал пальцами запястье. Почему они все такие… такие?  Заботливые. Любящие. Смешные. Открытые даже к тем, кого знают всего-ничего. Проницательные. Со своими шутками и безобидными заскоками. Готовые отдавать, принимать и показывать свою любовь — и её не нужно было заслуживать.  Живые, в конце концов.  И почему у них всё было ровно наоборот? Почему один его брат мёртв в двадцать шесть лет, два других уже воспитываются так же, как и все они, одна сестра никогда не была довольна своей жизнью и думала, что уже и не будет, а другая вынуждена справлять свой день рождения в больнице практически одна?  Валентин совершенно не мог себе представить, чтобы кто-нибудь из его семьи звонил ему хотя бы раз в неделю, просто так, узнать, как дела. Или предложил провести время вместе, тоже просто так, поиграть, приготовить, поговорить, подурачиться, погулять — что должно было случиться такого, чтобы это произошло? Чтобы хоть кто-то попытался?   Или, вернее, чего не должно было случиться.  Честное слово, Габриэла никогда не говорила ему «лучше бы это был ты», но Валентин каждую секунду боялся, что скажет прямо сейчас. Наверное потому, что постоянно думал так сам и никто не мог его переубедить: он этим не делился. Валентин тоже подхватил эту ещё большую общую погруженность в себя, особенно после стольких трещин на сердце: вопросов от малышей, когда вернётся Юстин, надрывного вполголоса «мы всё испортили, прости нас» от присевшей к могиле Ирэны, от первых и единственных объятий с Алвой, от упоминания имени только шёпотом в родительском доме, слёз, бесконечных слёз, опустошения, когда уже не находилось сил, и понимания, что тайну нужно хранить, что бы ни случилось. Потому что он сам этого хотел.  Валентин так закрылся в себе, в своей квартире, будто ещё хотелось защитить то, что осталось, но сегодня он услышал ещё один хруст внутри себя тогда, когда Габриэла сказала ему: «спасибо, что хотя бы ты пришёл».  Но сначала был не хруст, а чувство провалившегося вниз сердца — от того, что Рокэ пришёл тоже. Что Валентин видел его костыль, тяжёлый взгляд, аметистовое колечко, слишком изящное для него и идеальное для Юстина, бесцветное лицо, жуткую усталость во всём и краем сознания понимал, что всё написанное о причине его нынешнего состояния могло легко оказаться правдой. И скорее всего ей и являлось.  Валентину перед ним даже было немного стыдно. Рокэ заслуживал знать правду, какую бы сильную иррациональную злость он ни вызывал, — и у Придда, честно говоря, была надежда на то, что однажды Юстин всё-таки скажет, что жив.  Что если за него говорило не только нервное напряжение, но и это потаённое желание, когда он промахнулся аж два раза? Сначала случайно сказал, что Арно «знает», а не «знал» Юстина, а потом и чуть не подставив его самого абсолютно дурацким способом, потому что не мог знать, как и чем он прикрыл свои поездки в больницу для подачи согласия. Валентин успокоил себя тем, что Рокэ его не понял, хотя и будто цеплялся за эти слова, — но при этом Придд испытывал какое-то странное облегчение от мысли, что он мог выйти на факт живого Юстина сам. Получилось бы так, что он и ничего не сказал напрямую, и косвенно разрешил то, что сильно мучило их троих… Хотелось бы, чтобы это не стало ещё большей трагедией, но Валентин не был уверен.  Да, ему вот только не хватало до кучи трудностей с Арно.  Он сойдёт с ума.  — Музыку? — мысль материализовалась, и Арно вдруг напомнил о себе. — Но только на мой вкус. В таком случае он сойдёт с ума под составленный Арно плейлист. Звучало неплохо, хотя и Валентин в ответ лишь слабо кивнул — Савиньяку было совсем необязательно знать, что у него, по мнению Придда, очень хороший музыкальный вкус. 

•••

— Арно-о, ты же проводишь Валентина?  За стеной тишину сначала прерывало только яростное нажатие кнопок геймпада, а затем послышался недовольный ответ Арно:  — Да, мам, конечно провожу.  — Вот и славно, — сказала себе под нос Арлетта и поставила перед Валентином стакан домашнего лимонада и широкую тарелку с круглыми румяными булочками. Сказала, что после обеда у них всегда есть десерт, и он не смог устоять. Арно, к слову, заверил, что не голоден, и скорее всего наврал.  Честно говоря, Валентин бы отдал что угодно за возможность провести побольше времени с Савиньяками, если бы мог хоть что-нибудь дать взамен и не имел столько такта. Арлетта в реальности понравилась ему ещё больше, чем в разговорах по телефону: вежливая, интересная, лёгкая в общении, юморная, при этом остроумная, в меру строгая и просто... очень хорошая родительница. Валентину даже не нужен был её рассказ, чтобы это понять.  — Арно по сути рос со мной, — вполголоса сказала она, помешивая чай. — Мальчики учились и дома большую часть времени не проводили, мужа не стало через семь лет, как он родился, так я всё внимание ему и отдавала. Почти ничего не запрещала, он всё на собственном опыте узнал. Ну и через мальчиков, конечно, — улыбнулась. — Арно даже сначала их побаивался, когда они приезжали на каникулы, но потом ничего. Подпривык, перестал пугаться того, что это не у него в глазах двоится, а просто братьев двое, и стал ещё больше свободы и внимания получать, — а, понятно, тогда Валентин точно подтвердил свои мысли насчёт Арно. — Может, он выглядит теперь немного безалаберным, но мне кажется, лучше более лёгкое отношение к жизни, чем взгляд на неё как на прямую дорогу от рождения до смерти. Не безответственное, а именно лёгкое. Как думаешь, Валентин?  Валентин, тыкая трубочкой в кусочки лимонов, задумчиво ответил:  — Тогда уж не дорога, а очень длинный тёмный колодец.  Арлетта засмеялась, а потом посмотрела на него с интересом.  — Ты просто выглядишь как тот, у кого отношение к жизни именно такое. Я, должно быть, ошибаюсь?  Валентин поколебался. Здесь была доля правды: они явно по-разному относились к жизни, и у Придда однозначно были причины на то, чтобы смотреть на неё более трезво с уклоном в мрачность. Сказать ей или лучше не стоит? Будет ли спрашивать, почему так?  Взрослая часть Валентина, конечно, не хотела бы, но маленькая, от которой ещё остались какие-то крупицы детской обиды и отчаяния, упорно толкала прямо к её плечу — обнять, разреветься и всё-всё-всё рассказать.  — Ма-а-м, если у вас там булочки, то мне тоже оставьте!  Рука Валентина замерла над тарелкой.  — Так приди и сам возьми, сколько нужно! — Арно ожидаемо не встал, и Арлетта снова обратилась к нему: — Ешь-ешь, не стесняйся, — она немного помолчала, в нерешительности поглядывая на Валентина, потом всё же осторожно окликнула его снова: — Валентин. У тебя дома всё хорошо, я надеюсь? — он завис, не зная, что и ответить, и Арлетта успела испугаться: — Тебе нужна помощь?  — О, нет, спасибо, — Валентин помотал головой и коротко улыбнулся. — Я не могу сказать, что у нас всё идеально, но и помощь тоже не требуется.  Так честно и не открыто настолько, что совестно. — Приезжай как-нибудь ещё обязательно, — тепло попросила Арлетта после недолгой паузы: кажется, ждала, что Валентин скажет больше, но он так и не смог позволить себе пожаловаться. — У нас хорошо, я тебя всегда выслушаю. Только Арно почему-то немножко дурит, правда, но если захочет, то сам мне расскажет.  Валентин даже не помнил, когда слышал такое в последний раз и слышал ли вообще.    — Вам… вам не стоит так обо мне заботиться, но спасибо большое, — смущённо отозвался он, отрывая кусочек булочки, потому что по-другому выпечку не ел.  Арлетта склонила голову набок и легко улыбнулась, от чего в уголках её спокойно и постоянно горящих глаз собрались морщинки.  — Если я вижу, что тебе это нужно, и могу что-нибудь сделать для тебя, то почему бы и нет?  Валентин будто только что прочувствовал каждую картинку с этими искажёнными смайликами, переполненные сердечками, и выражение «я в любви». Хотелось издать какой-то непонятный писклявый звук вместо нормальных слов, но даже с ним не получилось, потому что Валентин вдруг услышал из комнаты Арно трель звонка. Он хотел извиниться перед Арлеттой и спокойно пойти ответить, но за мелодией раздались торопливые шаги, а затем она и вовсе прекратилась — так что Валентину, сразу сообразившему, что Арно добрался до его телефона, пришлось вскочить со стула и в несколько мгновений долететь до комнаты.  — …если по-хорошему, то я его парень.  Валентин обомлел от ужаса. Арно при виде него заулыбался, продолжая говорить: — Да. Вы же знаете, он мог бы и через три года не сказать.  Придд не услышал, какой именно был ответ, но по голосу понял, что это Ирэна, всего лишь Ирэна, а она в курсе, что Валентин…  Но это совершенно не помешало ему задохнуться от возмущения, сжать губы до побеления и вырвать телефон из рук с несвойственной для себя агрессией. Арно отскочил, будто побоявшись, что его сейчас ударят за такое, но Валентину конкретно сейчас было не до этого.  — Ирэна? Здравствуй, извини, у него очень глупые шутки. Он пошутил. Мы не встречаемся. Он просто мой... — он бросил на занятого изучением узора на обоях Савиньяка короткий взгляд и сквозь сжатые зубы закончил: — приятель.  — Валентин, если это твой мальчик, то можешь так и сказать, — ровно и даже несколько равнодушно ответила Ирэна. И хотя ей действительно было без разницы, это равнодушие казалось скорее деланным и скрыть от Валентина нотку удивления в голосе ей не удалось.  — Мы не встречаемся, — настойчивее повторил он.  — Тогда извини. Джастин тоже так говорил о своем первом парне, я подумала, что и ты решил сделать так же для перестраховки.  Валентин закусил губу. Ну да, уже привыкла к Юстину, так что из-за Валентина абсолютно никакого всполоха не произошло. Между ними, по крайней мере, — а больше никто не знал.  — Я бы вряд ли стал отрицать. Смысл, если ты и так всё знаешь?  — Тоже правда, — согласилась Ирэна и добавила: — Как съездил? — Я… — Валентин снова посмотрел на Арно, который даже не додумался выйти, —  можно я тебе немного попозже перезвоню? Мне нужно поговорить с Арно.  — Без насилия. Ты его гость.  Они пересеклись взглядами. Савиньяк, который всё слышал, взглянул с недоумением, Валентин же редко смотрел на людей настолько холодно и серьёзно, как на него сейчас.  — А косвенное можно? — Можно, — разрешила Ирэна, говоря абсолютно без смеха. Даже если шутки и существовали в их семье, то только в таком виде. — Пиши, если нужны будут лопата и мешок.  — Спасибо, непременно.  Ирэна отключилась, и повисла полная тишина.  Арно, явно перестав чувствовать себя в доминантном положении, переминался с ноги на ногу и выглядел так, будто при малейшем движении Валентина с его сторону готов убежать. Он, конечно, бить его ни в коем разе не собирался, но вот пристыдить Савиньяка, у которого на самом деле была совесть, — это обязательно.  — Арно, — с тем же металлом в голосе начал Валентин. — А если бы она узнала только сейчас и попросила в таком случае не возвращаться домой? Что если бы она донесла родителям и меня бы тоже занесли в чёрный список как неугодного ребёнка? — он не хотел выдавать что-то совсем личное, чего боялся и не хотел, но случайно оступился. — Знаешь, только если у Джастина была возможность жить хорошо и без них, то у меня её нет. Ты бы мог сейчас окончательно поломать мне жизнь всего за минуту, ты понимаешь?  Зато на Арно это подействовало, и ему уже явно было не так весело, как тогда, когда он только ответил на звонок.  — Я уже понял, что ты не собираешься соблюдать нейтралитет, — Валентин поднял руки, — окей, пожалуйста, но я уходить в любом случае не собираюсь.  Он открыл рот, но всё-таки не стал добавлять, что у него больше ничего нет. Ничего хорошего, по крайней мере — только сан-джуниперовские встречи с Юстином и Савиньяками.  — Ну, мне повезло, — буркнул Арно, пожав плечами и опустив глаза.  — Ещё скажи, что тебе ничуть не совестно, — огрызнулся Валентин, прекрасно зная, что ему совестно. У Арно на лице было написано «извини», но вслух он ничего не сказал. Только потоптался ещё немного на месте, проверив время, и в конце концов тяжёлыми шагами вышел из комнаты. Валентин на оставшиеся полчаса вернулся к Арлетте, ничего не рассказав ей о произошедшем.  До вокзала они ехали в полнейшей тишине, стараясь даже не смотреть друг на друга. 

•••

Арно молчал, явно обиженный тем, что ещё один член его семьи уделил Валентину чуть больше внимания, чем должен был, Придд же молчал из гордости и немного обиды. Ужасно хотелось попросить его братьев поставить ему мозги на место, но прибегать к такой мере он не считал удачным решением. Они навсегда останутся во врагах, а Валентину бы… после того, как он понял Арно несколько лучше, стало ясно, что можно не просто тянуть их конфликт до бесконечности, пока Савиньяк не перебесится, а воздействовать на него. В смысле, своими ответами можно добиться того, что он рано или поздно поймёт всё сам — видимо, это могло стать рабочей схемой, если у Арно уже совесть вступала в противоречия с тем, что он хотел сделать с Приддом.  Будет болезненно, но Валентин, зная это, всё равно был доволен. Могло выйти хуже, если бы Арно оказался менее сердобольным.  Когда у входа появилась проводница, Валентин, уверенный, что Арно не пойдёт его провожать в сам вагон, обернулся и сказал:  — Спасибо за гостеприимство.  Савиньяк недовольно пробурчал, не поднимая головы:  — Спасибо за то, что снова всё портишь.  Валентин сузил глаза и с вызовом спросил:  — Что я порчу?  — Всё, — решительно повторил он, посмотрел на него исподлобья и переменил тон на более угрожающий. — Я люблю свою семью и видеть тебя в ней не хочу.  — Только не забудь составить ей список, с кем общаться можно, а с кем нельзя, — съязвил Валентин и потом вспомнил, что раз несколько сменил тактику, то лучше говорить прямо, чем с провоцирующим на болезненную реакцию ядом. — Арно, мне нет разницы, чего хочешь именно ты. Я знаю, что хочу остаться, и ещё я знаю, что они не против, поэтому не собираюсь уходить.  — Думаешь, мне не хватит сил или ума выставить тебя?  Весь внешний вид ощетинившегося Арно так и просил «ну давай, оскорби меня, нагруби, скажи что-нибудь мерзкое, чтобы я мог ненавидеть тебя со спокойной душой» — но Валентин сказал только одно и только правду:  — Жестокости. Арно вопросительно повёл головой.  — А?  — Тебе не хватит жестокости, — прохладно, терпеливо, немного надменно объяснил Валентин, потому что он пока один из них двоих понимал, что это действительно было так. — У тебя её нет, Арно, здесь только дурацкая детская обида, упрямство и жажда внимания. Я не собираюсь отбирать твоё место, ладно? Нам хватит…  Потрясённый Арно вздрогнул и напоследок рявкнул, бесцеремонно перебив его:   — Ну так и сваливай.  Он развернулся и зашагал прочь с перрона. Валентин сначала на несколько мгновений растерялся, потом нервно оскалился и пробормотал себе под нос:  — До встречи.  Арно так ни разу и не обернулся. Валентин, ещё немного посмотрев вслед его быстро удалявшейся съежившейся фигуре, решительно нырнул в очередь на вход в вагон и растворился среди однотонной толпы пассажиров.  В Арно определённо что-то ломалось, и он не собирался это останавливать.