шаст 9:29 где я?
тычок в три кружочка — буфер обмена — вставить. вы 9:30 антон, ты у нас дома. я эдик, твой парень. на столе стоит яичница, поешь и, если не сможешь снова заснуть, открой ноутбук и посмотри какой-нибудь фильм. я приеду на обед и вечером, привезу чипсов. почитай записи в блокноте за вчерашний день, он на столе, ручка там же. вы 9:30 люблю тебя каждый день начинается с одного и того же — с нового знакомства. антон собственными глазами пронаблюдал, как автобус с его родителями вылетел с моста из-за неисправности с тормозом: стоя уже на остановке, он собирался отпраздновать день рождения в их компании. эда тогда рядом не было — работу никто не отменял, — и они договаривались объявить о своих отношениях в этот же вечер, на ужине, когда выграновский вернется. все закончилось еще даже не начавшись. дрожащими пальцами шастун кое-как дозвонился до него, невнятно подышал в трубку, а потом разрыдался. не имея возможности увидеть его прямо в этот момент, эд едва не поседел от страха, пока добирался до больницы, куда он попал. врачи, конечно, сделали все возможное, но тем не менее результат вышел неутешительный. забыв почти две трети прошлого года, антон вместе с этим забыл и эда, и их переезд, и вообще почти всё, что было у них совместного. а потом выяснилось кое-что еще: на то, чтобы он снова начал что-то запоминать, может уйти очень и очень много времени. — антон, ты… — мы знакомы? страшнее фразы и придумать нельзя, если честно. прямо кино какое-то. эд постоянно вспоминает эту сцену, постоянно прокручивает в голове чужое лицо без намека на прежнюю привязанность, зеленые глаза, напуганные и уставшие, постоянно корит себя за то, что не был с ним в тот день и что не помог пережить этот ужас. каждый день теперь и правда начинается одинаково. эду удалось доказать, что они были лучшими друзьями — лечащий врач поморщился на упоминании отношений, — удалось привлечь к этому всех их знакомых, кто знал об этом, и, в конце концов, забрать антона домой получилось. только теперь в этом и смысла-то особо нет, потому что он каждое утро знакомится с этим местом заново.шаст 9:31 парень? о чем ты говоришь? и почему дверь закрыта?
опять. выграновский порядком привык к его недоверию, к тому, что антон отказывается верить в их отношения и постоянно отгораживается, говоря, что вообще-то по девушкам всю жизнь был, привык ко всем этим трудностям, но терпеть это становится все тяжелее. рутина теперь совершенно не такая романтичная, как о ней пишут: больше никаких совместных готовок, никаких прогулок, никаких совместных просмотров фильмов. через день — терапия по расписанию, занятия творчеством и сеансы у психолога. эду жалко, что все это уходит в никуда и теряется в глубинах поломанной антоновской головы, но он упорно продолжает водить его в больницу, когда это нужно, упорно продолжает рассказывать ему о них каждый день, каждый день пробует спрашивать о чем-то из недавнего прошлого. видимо, в надежде, что однажды он проснется утром и вспомнит о куске вчерашнего торта в холодильнике, а не обнаружит его там с искренним непониманием.шаст 9:32 я сейчас полицию вызову шаст 9:32 почему я не могу выйти отсюда шаст 9:32 эй???
эд застегивает шлем и торопливо выезжает с парковки, оглядываясь вокруг, чтобы ни в кого не въехать. разбираться с антоном нет никакого желания, он сам может все прекрасно выяснить из кучи записок, они лежат там на самом видном месте, чтобы не искать их каждый раз. иногда это раздражает, когда он искренне — и эд уверен, совершенно по-настоящему — чего-то не понимает или особенно рьяно протестует против похода в больницу. с ним тяжело бывает договориться, даже объяснить толком не получается, почему он должен туда идти и кто эдик такой. в последнее время тактика сообщения прямо в лоб, мол так и так, я твой парень, стала более эффективной. но градус не спадал. говорят, что ценить начинаешь только тогда, когда теряешь. эду до сих пор кажется, что это довольно странное утверждение, но почему-то с каждым днём оно имеет все больший вес. он устал вести все в одиночку, устал, что не может прийти вечером и ткнуться в антона для пополнения сил, что не может просто так поцеловать его когда захочется, устал, что не выходит из дома дальше работы и больницы. шастуна не опасно оставлять одного, но если он выйдет на улицу и потеряется, вернуть его будет ой как трудно. в целом, ничего по сути не нарушилось. эд сам не понимает, хочет ли вообще нести эту ношу и держать антона рядом с собой. может быть, ему было бы лучше, если бы он остался лечиться в больнице? может, ему стало бы легче жить. выграновский больше не приставал бы к нему со своими воспоминаниями, не рассказывал бы ему, как они собирались уехать отсюда через несколько лет, когда накопили бы денег. все это сейчас не имеет совершенно никакого смысла: вряд ли антон хоть когда-нибудь вспомнит о нем. конечно, надежда умирает последней. но, может, не стоит дожидаться, пока она умрет сама, а облегчить ей страдания?