И опыт, сын ошибок трудных

      Среди однокурсников Хоно Аими слыла чудаковатой чопорной одиночкой. Нет, она никогда не отказывалась скинуться на день рождения, завалиться всем скопом в кафе или съездить на пленэр, и даже исправно приглашала всю компанию к себе, когда следовало, но всегда успевала исчезнуть — или даже вовсе изящно свернуть общее веселье прежде, чем оно станет по-настоящему непринужденным, читай: разнузданным. При этом Аими была неизменно доброжелательна, с ней можно было поговорить обо всем на свете, и почувствовать себя при этом исключительно интересным собеседником, и даже пооткровенничать — но все равно от нее как-будто вечно слегка веяло холодком. И Аими оставалась чуточку — но в стороне. Отстраненной. Немного не здесь. И уж точно — никогда раскрывалась до конца сама.       Это бесило. Это страшно бесило. Бесило то, что она вечно… ускользает. Даже споить Аими не удавалось! Нет, она не отказывалась пить. Кажется, Аими могла выпить больше всех, ни разу не опьянев, а если и пьянела, все равно лишь вежливо и слегка печально улыбалась.       Свысока. Чертова огненная гордячка!       Цейхитея это бесило! Бесило до белых глаз, до крови из носа! И особенно бесило то, что на его шутки, подколки, прямые насмешки и, даже можно сказать, откровенные наезды Аими реагировала исключительно с прохладной вежливостью. Которую осиротевший на войне Цейхитей воспринимал не иначе, как высокомерную огненную снисходительность к ним, сиволапым.       Остальные же однокурсники ее скорее, любили, а некоторые, вроде Джин, так и были вовсе очарованы.       Это Цейхитея бесило отдельно, ведь Джин, живая, страстная, участливая, одаренная и щедрая, такая же, как и он, сирота войны Джин, была без ума от своей подруги.       И это было неизменным поводом для ссор парочки. — Как ты можешь доверять этой огненной сучке! — Не смей так говорить! Джин обижалась и отлучала Цея от постели, от чего последний весьма страдал, но вида не подавал, беспечно ухлестывая за другими студентками.       Аими же вечно была безмятежна, как лотос на поверхности пруда, в глубине которого обитают склизкие кровожадные духи.       По крайней мере, Цейхитей находил ее безмятежность зловещей. Как и то, что Аими никогда не сидела без денег. Это же ненормально для студентки факультета искусств, вы не находите?! Все остальные вечно совершали глупости, спускали всю стипендию в первый же день, а чудом продав работу, немедленно тратили деньги на пьянку или новую сумочку, а эта… В конце месяца весь поток был у нее в долгу — но Аими никогда не требовала денег обратно, лишь, неизменно изобретя вежливый предлог, закрывала кредит тем, кто хоть единожды не отдал долг. — Спорим, огненные заслали ее сюда, чтобы сгубить царя? — откинувшись на подушки, заявил Цейхитей. — Не начинай снова, дурачина, — фыркнула Джин. — Кто тебе одолжил бумагу для просмотра, не забыл?! Иди, трудись! — Она их агент. Шпионка. Согласись, у обычного человека никогда получилось бы сдавать все работы вовремя, — ворчал он, широкими мазками наверстывая упущенное и за себя, и за подругу. Просмотр был назначен на сегодня, на три часа дня.       С папкой еще сырых работ парочка ворвалась в самый последний момент, судорожно разложилась и получила свою порцию негодования преподавателя. Но просмотр им зачли — после чего вся группа отправилась праздновать (ну а кто-то — заливать горе…), а так как до степухи оставалось три дня, счет, видимо, предстояло оплатить Аими и еще одной кубышечке группы — купеческой дочке, щедро снабжаемой родителями. — Вздрогнем! — студенты сдвинули пивные кружки, и дружно набросились на большое блюдо пряной свинины, с набитыми ртами делясь впечатлениями о том, как сегодня прошел просмотр, на разные лады ругая придирчивого Линеечку… Такое прозвище преподаватель получил за то, что имел привычку трясти не понравившейся работой с воплями «как по линейке прочерчено»! — имея в виду механистичность графики…       Спор перекинулся на непосредственность в искусстве вообще, и Цейхитей по привычке набросился на Аими: — Вот уж кто у нас эксперт по формализму в искусстве! Твои работы всегда… прилизанные, как школьница на празднике! — Возможно, — рассеяно ответила Аими, Цейхитей предпринял еще пару не более успешных попыток вызвать непосредственный отклик, и на этом их пикировка благополучно увяла, но…       Что-то дрогнуло в ее лице. Джин талантливо показывала всей группе, как именно Цейхитей в последний момент заканчивал сразу две работы для просмотра — ее и свою, ребята покатывались от смеха, он снисходительно обводил их взглядом, цедя свои комментарии, Аими привычно-вежливо улыбалась, рассеяно разглядывая до боли знакомый интерьер закусочной…       Что-то дрогнуло в ее лице. «Жизнь!»       Наконец-то маска этой фарфоровой куклы треснула, и появилось живое выражение! Смятения? Даже ужаса… Сменившееся… радостным недоумением?       Цейхитей щурил желтые глаза, доставшиеся ему от мерзавца-папаши, и чувствовал азарт, как гончая, уловившая нотки крови в воздухе.       Меж тем, Аими сидела в расслабленной, даже какой-то утрированно-мирной позе, вставляла слово-другое в причудливо перескакивающий с темы на тему разговор, отпивала по маленькому глотку из своей кружки, поправляла волосы и изредка поглядывала куда-то… Наконец-то Цейхитею удалось отследить, куда же она смотрит.       Она время от времени бросала быстрый взгляд на одного и того же парня. Огненный лет двадцати, с военной выправкой, но в гражданском, сидящий в обществе пожилого сухощавого господина — тоже, скорее всего, из людей Огня, но не точно — смущали длинные волнистые седые волосы, собранные в хвост, и какой-то дамы с непримечательной внешностью. Посетители не торопясь ели, пили чай, заказывали десерты, и вели не слишком оживленную беседу. Юноша расположился в тени, и, Цейхитей мог поклясться — этот тип пристально разглядывает их компанию…       Впрочем, на кого ж еще тут смотреть? Они шумели так, что распугали, кажется, всю прочую публику. Кроме этой троицы.       Он намеренно встал, и, подчеркивая опьянение, так, что вся его тощая долговязая фигура казалась раскачивающейся на нитях карикатурной марионеткой, побрел к сортиру — длинным извилистым путем, который должен был закончиться у столика этой троицы, где Цейхитей намеревался споткнуться и рухнуть прямо на них, спровоцировав скандал, а еще лучше — драку…       При его приближении юноша, которого он буравил взглядом, еще больше отодвинулся в тень, а пожилой господин как-то очень быстро и ловко — словно змея бросилась — поднялся, подхватывая споткнувшегося было Цейхитея под руку — и хватка у него была железной — и деликатно, но твердо проводил до сортира.       Когда, оправясь, Цейхитей вышел, троицы уже и след простыл. Он досадливо цыкнул зубом, глядя, как их столик убирает знакомая официантка, спросил у нее, мимоходом ущипнув за тугую задницу, кто были эти типы — та ответила, что, кажется, какие-то коммерсанты из огненных, а может, и нет, и посоветовала Цею не лезть не в свои дела и идти проспаться, а когда он вернулся к своим — выяснилось, что и Аими уже ушла, а Джин решительно взяла его под руку и потащила домой.       «А парня этого мы разъясним!» — подумал про себя Цейхитей, засыпая, а перед внутренним взором у него стоял перехваченный тяжелый взгляд того парня, недобрый и хищный взгляд настоящего огненного…