Возвращение домой

      Каждый отход ко сну давался Леви сложно, и дело было не в его увечьях — к ним он на удивление быстро привык. Дело было в воспоминаниях. Конечно же, в них. И его позиция не сожалеть о выборе, которой он неизменно следовал всю свою предыдущую жизнь, совершенно не помогала. Каждую ночь он лежал и думал: «Что, если?..»       ...Он бы сказал что-то другое в той ситуации, иначе сформулировал свою мысль?       ...Поступил бы иначе вот тогда?       ...Промолчал бы?       ...Заставил бы других действовать по-другому?       ...Взял бы ситуацию в свои руки?       Бесконечный поток предположений, которые ничего уже не изменят, никого не вернут. Он ненавидел себя за эти мысли и не мог от них избавиться. Пытался думать о чем-то другом, но снова и снова возвращался к бесполезным размышлениям.       Он мог лежать так до самого рассвета, мог заснуть только под утро, надеясь, что что-то случится, и глаза открыть он уже не сможет, но надежда день за днем не оправдывалась.       Утром он подолгу лежал в постели, глядя в потолок, отказываясь начинать новый бессмысленный день — голова в такие моменты ненадолго, но оставалась пустой, и это было лучшее время из всего дня. В конце концов он сдавался под натиском потребностей тела.       Он ненавидел уборную — здесь просто все кричало о том, что в доме живет калека: чертовы поручни были даже у унитаза, будто Леви не мог помочиться, стоя на одной ноге. Хотя при других обстоятельствах он бы обожал эту часть своего дома: воду для ванны не приходилось таскать ведрами — она текла из кранов, а унитаз Леви и вовсе считал чем-то волшебным — он колоссально экономил силы во время уборки. Леви оценил его устройство еще в ту злосчастную поездку в Марли и тогда же подумал, что, по-хорошему, именно унитазы и канализацию следовало бы перенять у марлийцев в первую очередь.       Леви подошел на костылях к раковине и набрал в нее воды, заткнув слив. Он все научился делать левой рукой, даже бриться, хотя первое время выглядел после этого так, будто брился вообще впервые в жизни — или и вовсе хотел исполосовать лицо и сделал это специально. Сейчас выходило вполне прилично, правда иногда все же проскальзывали мысли наклонить голову вбок, насколько бы вышло, и надавить бритвой чуть сильней там, где чувствовался сердечный ритм. Он и не такую боль переносил, да и продлится она недолго. И его никто не успеет спасти: сопляки навещали его пару раз в неделю, и предыдущий был всего два дня назад, так что он сможет спокойно истечь кровью и, наконец, перестать думать. Перестать сожалеть. Перестать дышать, в конце концов.       Леви смыл остатки мыла с лица и вытерся, разглядывая себя в зеркале. Сегодня даже ни разу не порезался. Он вытер лезвие бритвы и вернул ее в футляр.       Может быть, завтра...       Он доковылял на костылях до кухни и разжег огонь в печи, чтобы нагреть воду в чайнике. Фалько в прошлый приход натаскал дров столько, что Леви должно было хватить до конца недели точно — готовил он редко, предпочитая перебиваться чем-то простым, вроде вареных яиц или каши. К тому же, Габи каждый раз обязательно что-то для него готовила и оставляла консервы и соленья в кладовой. А еще они каждый раз приносили фрукты и орехи. Орехи Леви обожал — он мог съесть горсть на завтрак и весь остальной день перебиваться одним только чаем. Не то чтобы у него не было аппетита, хотя и это тоже, но с тех пор, как из всех его физических нагрузок осталось только таскание собственного тела на костылях по дому, есть он стал гораздо меньше. Он находил это очень удобным: меньше ешь — меньше весишь — меньше усилий, чтобы таскать собственную тушу.       Леви заварил чай и достал яйцо из кипящей воды, и, балансируя на одной ноге, поставил тарелку с хлебом и яйцом на стол. Надо бы пододвинуть стол поближе к плите, но тогда он ни за что не сможет развернуться здесь на своем кресле — Леви ненавидел его и старался пользоваться как можно реже, но иногда, когда погода портилась и колено ломило так, что мысль о бритве в уборной становилась главной в голове, ему приходилось в него садиться. Он испробовал все мази, которые ему предлагали в госпиталях — шарлатаны, судя по тому, что ни одна из них не помогала, — все упражнения и прочие неработающие рекомендации и зарекся обращаться к лекарям, даже если ногу вовсе оторвет. Но свой рецепт Леви все же выработал: горячая ванна и полбутылки виски — дрянное пойло, которое обжигало все внутренности, но оно же выжигало и боль в колене и пальцах, которых давно не было на кисти.       Леви поставил рядом с тарелкой чашку с чаем и сел на стул, прислонив костыли к столу.       Еще один бессмысленный день. Еще одна пустая трата продуктов.       Леви стукнул ложкой по яйцу и принялся счищать скорлупу, тут же поморщившись — вместо белка и желтка Леви увидел труп наполовину сформировавшегося цыпленка.       Еще один дрянной день.       Леви посмотрел на кастрюлю на столе у печки в паре метров от себя и вздохнул. К черту, он обойдется чаем с хлебом.       Но не успел он сделать глоток чая, как во входную дверь громко постучали. Леви замер, уставившись в проход. Это точно были не сопляки — они прекрасно знали, что Леви никогда не запирал дверь, да и были они совсем недавно, значит, кто-то другой. Леви никого не ждал, значит, это посторонний. А это в свою очередь означало, что прилагать усилия и тащиться до двери не было смысла. Устанут ждать и уйдут.       Стук повторился — громче и дольше.       – Просто проваливайте, – на выдохе попросил Леви.       – Капитан Леви!       Леви свесил голову вперед и прикрыл веки.       День становился все хуже и хуже.       – Открыто! – рявкнул он и прислушался: дверь открылась, раздались шаги. – Вытри обувь о тряпку у двери, проклятый сопляк! Ты хоть представляешь, чего мне стоит уборка?!       Шаги в коридоре затихли, послышалась возня. Леви помассировал висок, нахмурившись — где-то глубоко внутри зарождалась головная боль, и он был уверен, что после этого неожиданного визита, она заполнит всю голову до конца дня.       – Я на кухне, – произнес он, вновь услышав шаги.       – Извините, я не подумал, – на кухню вошел Армин, и Леви окинул его взглядом.       – Ты что, еще выше стал?       – Эм... не знаю, не уверен, – чуть нахмурился Армин и удивленно посмотрел на стол: – Поздний завтрак?       – Мне незачем рано просыпаться. Налей себе чай — я только заварил. Чашки в шкафу, – Леви указал на шкаф с посудой.       – Спасибо, – Армин подошел к шкафу и достал чашку.       – Что ты здесь забыл?       – Переговоры о сотрудничестве...       – Нет, что ты забыл конкретно в этом доме, – прервал его Леви.       Армин глянул на него через плечо, но быстро отвернулся, заметив взгляд Леви.       – Хотел проведать, – пожал плечами он. – Куда делось кресло?       – Сломалось. – Не говорить же ему, что в кресле Леви чувствовал себя совершенно беспомощным?       – Почему Габи и Фалько не позаботились об этом? Я распоряжусь...       – Нет.       – Капитан...       – Я больше не капитан, – процедил Леви и гневно уставился на Армина.       – Простите, – тихо извинился Армин, не торопясь поворачиваться к Леви лицом.       Леви вздохнул.       Дрянной день. Премерзкий.       – С креслом все в порядке. Стоит в спальне. Просто решил хоть немного размяться — от постоянного сидения болит спина. Раз уж ты все еще стоишь — подай яйцо из кастрюли. Это испорченное.       Армин положил на тарелку новое и все-таки сел напротив Леви, избегая взгляда.       – Переговоры, говоришь? – спросил Леви, стараясь хоть как-то заполнить тишину, прерываемую треском скорлупы.       – Да. Закупаем ткацкие станки — на Парадизе будет своя ткацкая фабрика.       – Замечательно. – Леви было совершенно плевать.       – Вообще-то я пришел предложить навестить нас.       – Кого это — нас? – нахмурился Леви и поддел ложкой жидкий желток.       – Меня, Микасу, Жана — всех.       – Поверь мне, сопляк, никто не хочет меня видеть. И ты притащился сюда только из чувства долга — по крайней мере, я надеюсь на то, что визит не вызван жалостью.       – Вы ошибаетесь. Мы все хотим вас увидеть. Все соскучились за два года.       Леви фыркнул.       – И именно поэтому ты споткнулся о пачку писем под дверью, верно? – он посмотрел Армину в глаза, приподняв бровь.       Единственным человеком, кто ему писал, была королева — Леви ни разу ей не ответил, хотя стоило бы: этот дом, еда и даже гадкое кресло и костыли были оплачены из казны, и по ее распоряжению Леви полагалось пожизненное жалование, благодаря которому он мог не задумываться о средствах к существованию.       – Через две недели...       – Я знаю, что будет через две недели, – в очередной раз прервал его Леви. – Нет.       – Эрен бы этого хотел.       – Хотел бы, чтобы я притащился через море и половину острова и постоял у камня под деревом, вспоминая, как с моей помощью ему отрубили голову? – уточнил Леви. – У него, конечно, было своеобразное мышление под конец, но вряд ли он хотел бы чего-то подобного даже тогда.       – Было не только это. Это день памяти — воспоминаний обо всем, а не только о последнем дне.       Леви отложил пустую скорлупу на стол и положил рядом ложку, тяжело вздохнув.       – И что? Тебе это помогает? Становится легче пережить день, когда думаешь обо всем том хорошем, что было между тобой и Эрвином? – Армин стиснул челюсти, уставившись на свою чашку с чаем, но Леви продолжил сверлить его взглядом. – Испытываешь положительные эмоции, когда понимаешь, что все это в прошлом и больше никогда не повторится? Что с каждым днем эти воспоминания становятся все дальше от тебя? Но ты еще совсем сопляк — ты еще испытаешь что-то отдаленно похожее на те чувства. А я стареющий калека с отвратительным характером — меня в будущем ничего не ждет. И если у тебя куча забот и не хватает часов в одном дне, то у меня из важных дел — справить нужду и дотащить свое тело до кровати, и я только и делаю, что тону в воспоминаниях. Мне не нужен какой-то отдельный день памяти — для меня каждый день такой.       – И как вы с этим справляетесь?       – Я же сказал, – пожал плечами Леви. – Я просто позволяю им медленно свести себя с ума.       – Может, все же вернетесь на Парадиз? Вы могли бы стать советником...       – Советником чего? – усмехнулся Леви. – Одноногой одноглазой армии?       – Уверен, ее величество была бы благодарна любым вашим советам. И наверняка прислушивалась бы к ним.       – Я умел убивать. И когда-то — хорошо воровать. Других навыков у меня нет. Вряд ли королеве нужны советы на этот счет.       – Вы недооцениваете свой ум.       – Ты переоцениваешь свой дар к переговорам, – парировал Леви. – Я не хочу возвращаться на Парадиз. Не хочу видеть призраков, а они там везде. Гораздо больше, чем у тебя — чем у любого из вас. Там рассудка я лишусь еще быстрей.       – Я возвращаюсь на Парадиз на завтрашнем корабле, – Армин сунул руку в карман пиджака и достал оттуда билет. – Для вас тоже есть каюта, – он положил билет на стол и пододвинул его ближе к Леви. – Она для богатых особ, так что просторная и удобная. Вы свободно сможете передвигаться по ней в кресле.       – Выброси в печь, пока дрова еще горят, – Леви оттолкнул билет от себя, и Армин едва успел поймать его, чтобы тот не упал на пол.       – Корабль отходит в два пополудни, – Армин положил билет на край стола, подальше от Леви. – В двенадцать подъеду к вашему дому.       – Не трать время — я не выйду из дома.       Армин кивнул и поднялся из-за стола.       – Спасибо за чай.       – Я серьезно, Арлерт. Я не потащусь на остров.       – Я вас услышал, – снова кивнул Армин и направился к выходу из кухни, но остановился в дверях. – Вы никогда не думали, что призраки оставят вас, если вы с ними проститесь?       Леви промолчал, и Армин посмотрел в его глаза.       – Они — все, что у меня осталось, – тихо ответил Леви.       – Тогда вам тем более стоит навестить их. Надеюсь, до завтра... – он запнулся и закончил чуть слышно: – Леви.       Леви сверлил его спину взглядом, пока Армин не скрылся за поворотом коридора, и только после того, как входная дверь тихо закрылась, он позволил себе шумно выдохнуть и уткнуться лицом в ладони.       Никуда он не собирался. Ни на какие памятные дни, ни на какие встречи бывших сослуживцев — меньше, чем ходить по местам, где ему всюду мерещились бы мертвецы, он хотел видеть, как все остальные продолжали жить, будто ничего не было: влюблялись, заводили семьи, продвигались по службе. Будто Эрен не пожертвовал своей жизнью ради этих никчемных, неблагодарных мерзавцев, которые — ну надо же! — выделили целый день в году для того, чтобы утром, после завтрака и перед тем, как отправиться на свою бессмысленную службу, прийти к камню под деревом и почтить память. Ублюдки. Все до единого. Может, было бы и лучше, если бы после своего побега в Марли Эрен так и остался бы среди марлийцев, а остров — стерли с лица земли со всеми его жителями. Они и пальца Эрена не стоят — все, в том числе и Леви, который был причастен к его смерти, который был одной из причин, почему Эрен решился на подобный поступок.       Боль разрослась и заполнила всю голову. Леви поморщился, но поднялся и встал посередине между обеденным столом и раковиной, переставляя чашки и тарелку с первого в последнюю.       Никуда он не отправится. Может быть, вообще совершит уже давно задуманное и совсем перестанет мыслить. Может быть, он хоть так сможет оказаться рядом с Эреном. Он иногда думал об этом. Ведь он видел тени разведчиков в день смерти Эрена — может, это было не просто видение, может, существовала какая-то иная жизнь, которая начинается после смерти? И если так и было — где-то там его ждал Эрен. И все друзья. Вдруг он тратил время здесь — искалеченный, беспомощный, одинокий, утопающий в сожалениях, хотя мог бы быть среди тех, по кому так тоскует?       Эти вопросы так занимали его, что навязчивая мысль о бритве становилась все сильней — он ведь окажется в выигрыше в любом случае: либо его предположения подтвердятся, либо это уже не будет иметь никакого значения.       Леви вытер чашки и тарелку и вернул их в шкаф. Он неудачно перехватил костыли, и один из них с грохотом упал на пол — в голове зазвенело от шума, но Леви только вздохнул и кое-как поднял костыль. Из-за наклона боль в голове усилилась, и он пару мгновений стоял с закрытыми глазами, стараясь пережить острую боль и надеясь, что она утихнет до предыдущего уровня.       Да уж, он в своем состоянии прекрасно подходил для дальних путешествий. Леви вдруг представил, как бы его швыряло по каюте во время качки, если бы он сидел в кресле на колесах. А уж если бы был на костылях, то непременно добавил бы себе еще пару увечий. Горе-путешественник.       Леви посмотрел на оставленный билет и вздохнул. Бросить бы его в огонь, но из-за головной боли он отказался от любых лишних движений и поковылял в гостиную, чтобы сесть в кресло, устроить искалеченную ногу на пуф и не шевелиться ближайшую пару часов.       Леви устроился в кресле в гостиной и посмотрел за окно. Голова не зря разболелась: в сторону города шли темные тучи, а значит, скоро заноет и колено, и невидимые пальцы, и глаз. Ему стоило уже сейчас плеснуть себе виски, чтобы оттянуть момент, когда колено разноется в полную силу. Он посмотрел на бутылку на столике неподалеку и выругался. Пустая. За новой нужно было идти в кладовую, а с бутылкой он не доберется до гостиной на костылях, значит, нужно было бы пересаживаться в кресло, чего Леви совершенно не хотелось делать.       Он вздохнул и прикрыл веки. Плевать. Просидит, сколько сможет, а там — будь что будет.       Две бессонные ночи подряд дали о себе знать, и Леви задремал, несмотря на головную боль.       Со сном у него всегда были проблемы — сколько он себя помнил, но даже когда ему удавалось уснуть — облегчения это не приносило. Ему снились самые тяжелые воспоминания из прошлого, переплетаясь с не менее ужасными фантазиями его уставшей головы, с самыми большими его страхами, и почти каждый раз он просыпался с заходящимся в груди сердцем и больше не мог уснуть. Исключением были ночи, когда рядом с ним спал Эрен. Леви пугал и будил его в такие моменты, но сонное бормотанье Эрена после успокаивало Леви настолько, что он мог вновь провалиться в сон — не легкий, но уже не такой тревожный.       Леви любил такие моменты, несмотря на то, что прерывал сон Эрена, что тот в очередной раз пытался успокоить его — Леви нравилось погружаться в сон под его ворчливый голос.       – Привет, любовь моя.       Леви почувствовал прикосновение к изувеченному колену и открыл веки.       – Эрен?..       Он стоял перед Леви на коленях и улыбался — тепло, непринужденно, разглядывая Леви светящимися от нежности глазами.       – Эрен, – Леви подался вперед и обхватил его лицо ладонями, прижимаясь к его лбу своим. – Мой мальчик... – он прильнул к его щеке, ласкаясь, и почувствовал объятие. – Я так соскучился...       – Я знаю. Я тоже скучаю по тебе.       Леви прижался лицом к его шее и вдохнул его запах — такой родной, такой желанный. И его кожа была такой теплой — Леви только в этот момент понял, как холодно ему было последние два года, как ему не хватало этого тепла.       Леви попытался опуститься ниже, и Эрен немного отстранился, будто понял, что пытался сделать Леви, и позволил приложиться ухом к своей груди.       – Эрен... – бездумно повторил Леви, вслушиваясь в мерный стук сердца. Сколько раз он засыпал, слушая этот ритм? Сколько раз только он его и успокаивал? Позволял освободить голову от ненужных мыслей?       – Я здесь, любовь моя.       – Я думал, что ты никогда не вернешься.       – Почему ты не хочешь вернуться ко мне?       Леви нахмурился и отстранился, заглядывая Эрену в глаза.       – О чем ты? – несмотря на замешательство от его вопроса, Леви продолжил прикасаться к Эрену пальцами: обводил брови, нос, губы, до сих пор не веря, что Эрен действительно стоял перед ним.       – Садись на корабль. Вернись на Парадиз, – Эрен подался вперед и прильнул губами к губам Леви — они были все такими же мягкими. – Я скучаю, – прошептал в поцелуй Эрен и посмотрел Леви в глаза совсем близко. – Вернись ко мне...       Леви вздрогнул от раската грома и едва не подскочил из кресла. За окном хлестал ливень, в гостиной потемнело, и она лишь изредка освещалась вспышками молний.       Леви откинулся обратно на спинку кресла и вытер влажные щеки.       Эрен никогда не снился ему в подобных снах. Леви всегда снились только кошмары с его участием: обезглавленное тело, дергавшееся, мучавшееся в пасти титана; окровавленная изуродованная голова, отделенная от тела, умолявшая помочь, спасти, сжалиться; воспоминания, когда он едва не терял Эрена в прошлом, но дополненные его мучительной смертью, когда Леви мог только наблюдать, но никак не мог помочь ему, будто его тело было обездвижено. Хуже всего были сны, когда хорошие воспоминания превращались в кошмары — они пятнали воспоминания наяву, Леви было сложно возвращаться к ним без мыслей о кошмарах, и он после каждого такого сна терял еще один приятный момент из их прошлого.       Но в этот раз ничего подобного не было. И ощущения были такими настоящими, такими реальными... Тепло, голос, запах — Эрен как будто только вышел из комнаты, чтобы приготовить им чай. Вот он сейчас вернется, поставит чашки на столик у кресла и склонится над плечом Леви, чтобы оставить поцелуй на шее...       Леви вновь вздрогнул, но не от раската грома — он вспомнил, о чем говорил Эрен во сне, и дотянулся до костылей, торопливо поднимаясь и неуклюже из-за скорости ковыляя на кухню.       Билет, билет, где проклятый билет?!       Билет лежал на том же месте, где его оставил Армин, и Леви схватил его и зажал между зубами за уголок, чтобы не помять его и не уронить — Леви боялся, что он проскользнет в щель под мебель, и тогда достать его он точно не сможет.       Он проковылял в спальню и положил билет на тумбу у кровати, а сам сел в кресло — в нем собирать вещи в чемодан будет проще.       Леви не сомневался совершенно. Он отказывался размышлять о том, стоило ли прислушиваться к сновидениям, принимать решения на их основе и тем более — возвращаться туда, где все раны вскроются в одно мгновение. Эрен звал его, значит, Леви будет там, где Эрен хочет его видеть. Что бы за этим ни последовало. Чего бы это ни стоило.       Он подготовил чемодан в рекордно короткое время. Он чиркнул записку Фалько и Габи, чтобы они не сходили с ума, когда придут в пустой дом. Он поужинал, принял ванну и подготовил одежду на следующий день, чтобы не тратить лишнее время утром. Он проспал в гостиной гораздо дольше, чем изначально подумал, а потому ложился в постель с мыслью, что ночь будет одной из самых длинных за последние два года. Но сон начал обволакивать его, едва Леви нашел удобное положение на кровати. И, уже засыпая, он понял, что, несмотря на ужасную погоду, колено совершенно его не беспокоило — он только чувствовал мягкое прикосновение Эрена на нем все это время.       Леви улыбнулся в подушку и умиротворенно вздохнул:       – Спасибо, мой мальчик.

-*-

      Леви сидел в кресле на крыльце дома уже с час и нетерпеливо дергал здоровой ногой.       Что, если Армин передумал? Что, если решил, что ждать под дверьми бессмысленно, и сразу отправился в порт? Что, если его что-то задержало, и они не успеют на корабль?       Как Леви доберется самостоятельно? Он ведь ни за что не сможет. Вызвать Фалько? Но сколько времени это займет? Вдруг Леви не успеет? Вдруг этот сопляк решит упрямиться и не повезет Леви в порт, потому что на острове помогать Леви будет некому?       Леви ведь опоздает ко дню памяти, если не сядет на этот корабль. А Эрен его ждет — станет ли он ждать больше необходимого? Он ведь и так два года ждет...       – Да где его носит? – Леви смотрел в обе стороны улицы, но ничего не видел из-за кустов — они не были высокими, но обзор сидящему в кресле Леви закрывали. Он не хотел стоять с костылями — он был уверен, что еще замучается с ними и успеет устать, пока будет находиться на корабле. Там в кресло он точно не сядет.       К тропинке у дома Леви подъехал фаэтон, и Леви увидел изумленное лицо Армина внутри.       – Ну, чего расселся? – проворчал Леви и надел шляпу, подхватывая костыли. – Помоги с креслом и чемоданом.       – Да, – спохватился Армин и выскочил из фаэтона. – Да, конечно, Леви. Билет при вас?       Леви после этого вопроса едва не выронил костыли и проверил карман пиджака — билет был при нем, и он облегченно выдохнул, кивнув.       – Да, у меня. Мы точно успеем?       – Конечно, еще два часа до отправления, – Армин закрепил чемодан на полке сзади, следом закрепив и кресло ремнями. – Вам помочь? – он протянул руку, чтобы помочь Леви взобраться в транспорт, но он оттолкнул его и неуклюже плюхнулся на сидение, втаскивая за собой костыли.       – Садись и поехали уже.       – Как скажете, – кивнул Армин и вскочил в экипаж. – Трогай!       – Кресло не потеряем? – Леви оглянулся, но не увидел кресла в маленькое окошко сзади.       – Нет, обещаю. К тому же, в порту на Парадизе всегда имеется запасное — специально для вас, если вы решите посетить нас.       – Слишком много чести, – пробормотал Леви и уставился в противоположную от Армина сторону, нервно сжимая перекладины костылей.       – Все хорошо?       – Готовлюсь к встрече с призраками прошлого. Как у тебя дела с твоей каменной девчонкой? – попытался сменить тему разговора Леви.       – Каменной?.. Вы об Энни?       – А что, была еще одна? – недовольно фыркнул Леви.       – Нет, не было, – тихо ответил Армин, и Леви посмотрел на него с приподнятой бровью. Нет, он в самом деле ответил на его вопрос? – Она ухаживает за отцом, так что я давно ее не видел.       – И что, ты ее даже не навещаешь? На меня время находишь, а на нее — нет?       – Нет, – нахмурился Армин и добавил чуть слышно: – За два года многое изменилось. Хотя вы, кажется, остались прежним.       – Все еще думаешь, что моему возвращению обрадуются? Обрадуются законсервированному напоминанию о прошлом?       Армин промолчал и посмотрел в сторону. Леви усмехнулся.       – Я так взгляд прятать не собираюсь и буду смотреть каждому из вас в глаза. Это вы стали забывать — я все помню.       – Вы тоже в этом участвовали, – тихо прошипел Армин.       – И несу груз вины каждый день. И не снимаю с себя ответственности.       – Я тоже ее с себя не снимаю! – Армин с негодованием посмотрел на Леви. – Я дал Эрену обещание, что сделаю все, чтобы случившееся не стало напрасным, и я это делаю. Каждый день. Я отказался от чувств к Энни ради этого обещания. Вы не единственный, кто что-то потерял, – выплюнул он и тут же уставился на Леви огромными глазами. – Простите. Простите, это было грубо. Мне не следовало так говорить, простите.       – Удивительно, что королева решила назначить именно тебя главным переговорщиком со всем остальным миром, – спокойно произнес Леви. К грубости ему не привыкать. – Ты ведь теряешь рассудок даже быстрей Ханджи, когда ей говорили что-то, возбуждавшее ее воображение.       – Запасного капитана Леви, который охлаждал бы пыл, в этом мире не имеется, – отбил Армин. – А единственный живущий не хочет иметь с островом ничего общего.       – Не желаю видеть, как быстро Эрена забывают. Как быстро всё начинают принимать, как должное. А ему — один день в году и треклятое дерево с камнем под ним.       – Тогда почему согласились отправиться на остров?       Леви поджал губы и нахмурился. Отвечать он не собирался. Он все еще был уверен, что поспешное решение было единственно верным. Эрен никогда не обращался к нему с просьбой навестить, и сон никогда еще не ощущался таким реалистичным — настолько, что Леви до сих пор чувствовал тепло его тела на своих щеках, его объятие и ласку ладоней на спине. Эрен был таким настоящим, что сомневаться не приходилось — все это не просто выжившее из ума воображение. Это что-то большее. Впервые — это что-то большее.       Фаэтон довез их до порта к моменту, когда пассажиров на корабль только начали пускать, и их было еще не так много в очереди. Леви был этому только рад — толкаться в очереди он не желал, тем более в своем состоянии. Он бы обязательно поставил костыль кому-нибудь на ногу, а после, вместо извинений, еще бы и оскорбил слепого идиота, не заметившего калеку.       Леви посмотрел на трап и выругался. Столько ступеней — он по́том обольется, пока доберется до палубы. И как он забыл?       – Позвольте помочь, – тихо предложил Армин, но Леви дернул плечом, едва почувствовал прикосновение:       – Убери руки, сопляк, – прошипел он и поставил костыли на первую ступеньку.       – Быть может, господину будет удобней подняться по грузовым сходням? – предложил контролер и указал в сторону — Леви проследил взглядом за рукой и увидел пологий подъем на корабль, по которому закатывали бочки и заносили сундуки.       Леви кивнул и поковылял к сходням. Армин шел следом, толкая перед собой кресло.       – Леви, сядьте в кресло, и я подниму вас.       Леви промолчал, торопливо переставляя костыли.       – Да не будьте вы таким упрямым — позвольте помочь, – с нажимом произнес Армин, и Леви усмехнулся против воли — парнишка натренировал командный голос за эти годы. – И как Эрен вас терпел, – выдохнул Армин, и Леви резко остановился, вытянувшись по струнке, но глядя перед собой.       – Ну... теперь мы этого не узнаем, – злобно проворчал Леви, не посмотрев в сторону Армина, и поспешил к сходням.       Грузчики ругались и обменивались оскорблениями, не обращая внимания на окружение, и Леви постарался занять самый край сходней, чтобы не мешать. К тому же, он опасался, что на него что-нибудь уронят, и тогда ему точно придется вернуться в ненавистный пустой дом, где он слышал только стук костылей по полу и собственное дыхание. И он не сможет исполнить просьбу Эрена. Последнее пугало больше всего.       – Леви, вы устали. Сядьте в кресло, – приказал Армин, но Леви только хмыкнул, проверяя надежность поставленных на очередную горизонтальную планку костылей.       – Ты не забыл, сопляк? Я больше не капитан. И тебе не подчиняюсь. Лучше бы пошел проверил каюты.       – Я не оставлю вас, – пробормотал Армин, и Леви вздохнул.       Лучше бы он сгинул куда-нибудь — не то чтобы он мельтешил перед глазами, но Леви отчетливо чувствовал буравящий спину взгляд сопляка, и он раздражал. Ему не нужна жалость, подачки и помощь. Он вполне самостоятельный.       Подъем отнял гораздо больше времени и сил, чем рассчитывал Леви. Он остановился на палубе и привалился к фальшборту, отойдя подальше от погрузочных работ.       – Может, все-таки сядете? – посмотрел на него Армин — выглядел он при этом так, будто устал больше Леви. – Вы уже всем все доказали.       – Оттолкай кресло в каюту, пацан, – нахмурился Леви и развернулся лицом к порту. – Раздражаешь.       Армин за спиной громко вздохнул, но послушался и, наконец, оставил Леви в покое. Но расслабился Леви, когда Армин скрылся внутри корабля, и только тогда позволил себе облокотиться на фальшборт, прикрывая глаза.       Спина ныла, руки горели огнем и подрагивали от усталости. Когда раны только зажили, и Леви перебрался в Марли, он ежедневно тренировал те мышцы, которые не были повреждены травмой. Он не терял форму первые полгода, но потом понял, насколько это бессмысленно. Стальные мышцы не нужны тому, для кого самый большой вызов за целый день — расстояние от кровати до кухни. А отсутствие аппетита и скромные приемы пищи только способствовали быстрому истощению — он исхудал и до этого момента даже не думал, насколько отвык от физических нагрузок.       Он облился потом, запыхался, как настоящий старик, и мысленно отчитал себя за то, насколько распустился. Беспомощный калека. Самый настоящий. Такого не жаль выбросить за борт и смотреть, как он барахтается, точно слепой котенок. Отвратительно. Леви был себе отвратителен — даже больше, чем прежде.       Он отдышался и поковылял к каютам.