О прекрасная, пусть имя твоё будет — Кроцелл, ведь истинное ты никому не поведаешь, забыв. Забудь же и все грехи чужого мира. Здравствует новый, дивный мир. После первых льдов, зажглось первородное пламя. И милосердие будет законом твоим, валькирия, память Мотыльков. Не коснётся тебя тень Луны. Не повтори ошибки старого мира.
***
«Почему же стираются в хаосе миры, что так бережно хранили мы? Почему поглощаются пузырьком в глубоком море и тонут людские мечты? Я хочу дать шанс этому миру, я желаю его защитить, спасти и исправить ошибки былых времён. Ибо скверна от боли прошлого ничто иное, как моя противоположность. Так воссияет баланс; тьма на горизонте станет гуще, а сердца людей чище. Ведь этот мир вот-вот сгорит в своём цикле.» «Такого было мое желание.» «И лазоревой звездой явилась я в этот мир.» Страна несбывшихся мечт. Страна вечного молчания. Холода и льда. Но раньше… Делились боги мудростью с людьми, тёплый ветер раздувал молодые посевы и где-то пробивались весенние цветы. На вершине горы росло пронизывающее этот мир древо Ирминсуль, оно, благословленное, прикасалось кроной к самим небесам. Поддерживая в людских сердцах веру в вечный рай. В сени огромного серебристо-белого древа, принцесса — радость страны цветущих гор — рисовала картину. А священник принимал новый дар богов, с вершины чудесной горы смотря на свою цветущую страну. Они бы жили сотню за сотней лет не зная печали. «Так почему же люди усомнились? Почему же испытывали страх неизвестного, когда все так предрешено? Это ли не глупость?» «Почему люди решили взойти в Небесные дворцы, дабы найти ответы там, когда могли не знать печали и жить по писанию нами же дарованному?»«Audi, vide et tace, si vis vivere.» «Слушай, смотри и молчи, если хочешь мира.»
Расколол Небесный шип на осколки серебристо-белое древо с башней-спиралью в небеса. И рассыпаны они, погребённые снегами, по всему пику, ближе всего находящемуся к Небу. Здесь никто не споёт песен, никто не сплетет венок цветов и больше не нарисует фреску, предзнаменующую будущее. Ведь рыцарь не вернулся. Принцессы дар — новое древо — не выжил в ветрах лютого мороза. Мольбы короля остались без ответа. И нет смысла петь свою песнь барду, которую никто не услышит более. — Почему так печально всё сложилось… Я… Не понимала. — Шаги топили вековой лёд, будто он замёрз лишь с утра в первые морозы. Синее пламя окутывало высокую фигуру, ступающую по новой для неё земле. Эта трагедия осталась под снегом, растапливаемая огнём нового посланника Неба, и паром обдавала деву. Как будто иллюзия тепла. Люди не могут войти в Божественный дворец. Лишь героическим душам позволительно стать частью истории и увидеть коридор, ведущий в Небеса. Но до чего порой жестоки поступки Богов, истребляющих нации за дерзость. Наблюдая за этим с далекого неба — вряд ли сердце дрогнет, но скорбь самой земли витает в воздухе. Ее шаги продолжали топить лёд и она совершенно не придавала этому значения. Святая направлялась прочь от частички родного — Шипа небесной стужи — погружённая в свои мысли. Первая картина для неё в этом мире стала столь поразительной, что расступающиеся пред ней монстры были чем-то совершенно незначительным. Синее от селестийки пламя сжигало грешную кровь заживо, темным пеплом пачкало снег. Могущественная сила уничтожала жизнь на пути. Распуганные птицы взвились в небо и снег осыпался сверху с ветки дерева, густым одеялом заслонив ее взор. Подмерзшие создания избегали неземного гостя, последними силами хлопая крыльями позади. — Ах… — обернулась святая, приподнимая белый капюшон. Путь ее продолжался от самой вершины к нижним склонам, тропой, где бушевал синий огонь. Лёд и снег, пропитанные дурной кровью, сдали позиции превосходящей силе, впредь не застилая землю. И будто где-то пробивалась сама жизнь, так давно желавшая почувствовать тепло и воздух. «Ежели ступать я буду дальше так, не смогу исполнить свой уговор…» — Негодовала дева, смотря на окутавшую ее синеву. — Хрртт…! — Совсем неясно, что имел в виду монстр, отползающий с её пути. Вид его был перепуганным, будто сам дьявол явился пред ним. Но это было нечто хуже. — Вы боитесь меня? — Риторически спросила девушка. Точно же, она совсем не задумывалась, какой будет реакция на неё в этом мире. С Селестии не являлись людям и нелюдям в своём истинном обличии. Само ее существование превосходило человека, а порождение грешной крови и вовсе. Он чувствовал это. Он понимал. Осознавал. И потому так неистово хотел сбежать, но давящая сила распластывала и монстр полз несуразно назад; в конце концов вжимаясь в глыбу льда, в которой зеркалом отразился синий свет. А что будет, увидь ее человек? Такое вряд ли останется неприметным событием. Даже если слова его окажутся в думах других бредом, слухи пойдут своим чередом — это испортит все, к чему стремилась святая. Но… К чему же она стремилась? Вступив на бренные земли, неведомые чувства захватили сердце. Как будто всё, что казалось ей важным, что внушали откуда то сверху, совсем в другом мире, — оказалось чем-то слишком жестоким и острым для неё. Кроцелл закрыла глаза, пока пламя тлело на трупах монстров в округе. Иллюзия этажей спирали и яркий свет ещё всплывали в памяти так отчетливо. Как спешно она рвалась в этот мир, покидая Небесный дворец, что почти сбежала. «…Я узнаю за утрату сердец Богов! Ежели Вы верите в честность моих слов, позвольте лично у каждого узнать и доложить Вам, Небесная правительница!» «…Слабость моих сестёр пять веков назад принесла большие потери…» «…Позвольте… Исправить то, что…» «…Ради Вас, Благословленная, Вечная Правительница…» «…Во имя Небесного порядка, я…!» Во имя Божественного закона, основы всех основ всемирной праведности. Того, что к Небесам возносится и с Небес спускается, пронизывает этот мир, но является всегда лишь сверху. Подчиняющий, а предавшихся пороку - обрекающий на погибель. Нарушившие его, Архонты и люди, должны предстать перед Небесным судом. Голубые глаза взглянули вперед, где крошился лёд, рушась на землю кусками. Пламя от неё вгрызалось застывшую драконью кровь, нарушая тот приговор, который установила Селестия тысячелетия назад. Вечный холод в цветущих землях. Пламя, что когда-то давно растопило первые льды, ныне — оно должно крепко быть заперто в божественном сердце. Сила воина Селестии влияла на этот мир. А в нём осталось лишь семь Богов-правителей и некто, сравнимый с ними по силе, не должен вмешиваться в течение артерий. Три узора крыла, три парные печати на ее спине: они сдержат ее сущность от чужих глаз. Со всеми — она почти что человек, одаренный благосклонностью Селестии. Но теряя — всё больше возвращает себя в изначальное. Лишись всех — нарушит Небесный порядок: баланс дрогнет и ей придётся вернуться, так и не завершив свой путь. Кроцелл такого позволить не могла. Подобными сковывали самих Звёзд, вторгнувшихся в этот мир. Белая иллюзия крыльев рассеялась в воздухе светящимся блеском и смешалась со снегом. Кроцелл лишилась огня, окутывавшего ее. И сразу холод коснулся щёк, пощипывая. Девушка поражено посмотрела на пар, когда выдохнула, не понимая насколько это реально. — Ах… Утихающее жжение на спине и мороз не могли отрезвить, вынуждая поражено осматривать свои изменения. Золотые украшения на одежде поблекли, а весомый венец рогов рассеялся, будто и был иллюзией столько тысяч лет. Она сняла белый капюшон, опавший на лицо, рассеяла его огнём; ранее он покрывал рога и длина ткани без них доходила до подбородка. Девушка опасливо коснулась макушки, погладив себя по потемневшим, русым волосам: было странно лишиться венца. И вес собственного тела показался ей чуждым. — Так… Неприятно. — Чуть разочарованно выдохнула Кроцелл и вновь удивилась пару изо рта. От себя же вздохнула снова, но закрыв глаза. Все было ужасно непривычным. Дева приложила руку к сердцу, пытаясь распознать свою силу и даже смутившись страху, не лишилась ли она пламени. Не стала ли она простым человеком, потеряв божественность? Ее огонь был глубоко сокрыт в сердце, подчиняясь новому порядку и печатям. И только коснувшись чужого сердца, он сможет очистить душу. Более она не могла сжигать скверну так легко; созданной лишь с этой целью — это было большим ударом. «Все будет сложнее…» — Синий огонёк, привыкая к изменением, робко колыхался на ладони. Кроцелл сжала ее, снова тяжело вздыхая. Лишь во всё так же сияющих звёздами глазах отражался ночной, неподвластный ей, небосвод.Кроцелл Лазоревая Инферно.
Совсем не зная своё будущее в мире людей, она продолжила — спускаться ниже и ниже, к подножью хребта. Только ныне холод казался ей досадной мелочью, а на ресницах цеплялись снежинки.