Калейдоскоп иллюзий

В машине было тепло. С включённой печкой, вшестером в одном салоне. За рулём сидел Джин, постоянно курил в приоткрытую форточку. Ворчание вернувшегося начальства действовало не дольше десяти минут, которых едва хватало на проветривание воздуха. Но никого на самом деле давно не напрягал постоянный запах табака. Эдварда так и вовсе успокаивал. Это стало своего рода визитной карточкой Джина. Не обязательно было обладать острым нюхом, чтобы опознать его. Рядом с водителем на переднем пассажирском умостился без расстёгнутого по обычаю кителя Хайманс. Ему одному плевать хотелось на сквозняки, тянувшие из окна. Казалось, он вообще никогда не замерзал благодаря телосложению, но ни один из товарищей не озвучивал предположение вслух. Остальные сидели сзади. Каин и Ватто держали на коленях вытянутый стальной костыль, подстраховывая на поворотах, чтобы тот не оцарапал обивку или их самих. А Эдвард устроился на коленях Ризы, предварительно извинившись за наглость. — Вроде бы я не должен быть таким тяжёлым без протезов, — сказал он тогда, неловко усмехнувшись странной шутке. На нём был китель Хайманса, большой, тёплый, который почти доставал до бёдер. Больничные лёгкие штаны особо не грели, как и бинты на голом торсе, а на дворе всё-таки стояла достаточно прохладная осенняя ночь. Те самые бинты, кстати, стараниями Ватто теперь красовались на единственной живой босой стопе Эдварда на манер портянки. До нормальной обуви она, конечно, не дотягивала, зато значительно снижала шансы травмироваться о ветки или камни. От предложений подчинённых поделиться с командиром ботинком тот ожидаемо отказался, наворчав на излишне заботливый отряд, заставивший его чувствовать себя предельно неловко из-за подобного отношения. Не заслужил ведь — казалось ему небезосновательно. Разговоры в машине, степенно двигавшейся по освещённым фонарями улицам, велись самые разные. Ребята наперебой рассказывали, что происходило, пока их юный начальник отсутствовал. Каждый норовил перебить другого, чтобы повторить историю с иной точки зрения. Они коротко спорили о правдивости упомянутых деталей, беззлобно подкалывали друг друга, шутили. И, конечно же, при любом удобном случае жаловались на непроходимую скуку. Но никто ни единым словом не обмолвился о полковнике Мустанге. Эдвард поддерживал диалоги охотно, смеялся вместе с остальными, несерьёзно возмущался на Джина, когда в салоне плотно вставал туман от дыма, отвешивал заядлому курильщику необидные подзатыльники, хвалил всех за работу, которую они продолжали исправно выполнять, несмотря на отсутствие старших офицеров. Признаться честно, он искренне гордился ими, однако выразить это вслух никак не получалось. Впрочем, за время, проведённое им в качестве начальника, команда научилась понимать его без лишних слов. С ними было спокойно. И каждый из них действительно был настоящим, не грубой подделкой. Ведь без многолетней практики в том бедламе, что творился сейчас в машине, не представлялось возможным хоть что-то понять, а, тем более успевать вставлять дополнительные комментарии по темам, менявшимся быстрее пейзажей за окном. Других доказательств попросту не требовалось. Немного неуютно было от толпы, набившейся в замкнутое пространство, но Эдвард литанией повторял себе, что он в безопасности, рядом с близкими людьми, не просто знакомыми — друзьями, почти семьёй. Они доверяли ему, волновались, помогали даже в совершенно идиотских начинаниях, не понимая ни причин, ни смысла. Даже не задавая вопросов. Просто были на его стороне в любой ситуации. Это ценилось им куда больше всего остального. Со своей командой, как с маленькой армией, Эдвард знал, что способен совершить невозможное. Наверное, так чувствовал себя Рой, имевший подобную безоговорочную поддержку за спиной. Наверное, она позволяла ему продолжать идти к цели, перешагивая через препятствия и неудачи. Они ехали на военное кладбище, но обстановка в служебном автомобиле царила отнюдь не похоронная, словно пассажиры направлялись на пикник. Эдвард отчасти был благодарен за общую позитивную атмосферу, которая не оставляла ни малейшей лазейки упадническим настроениям. Впервые за долгие недели он ощущал себя нормальным, живым, почти полностью. Не хватало лишь пары кусочков, чтобы мозаика собралась целиком, расставив произошедшие события по местам. Иногда Эдвард смотрел на дорогу через лобовое стекло, но улицы, мелькавшие мимо, расплывались серо-жёлтыми пятнами. Глаза быстро уставали напрягаться, и он снова переводил взгляд на ребят, которых было видно лучше. Ватто, сидевший в центре, державший ногу командира в районе трансмутированного крепления автопротеза, казалось, дремал или слишком глубоко ушёл в свои мысли. На протяжении всего пути его отличную память игнорировали, и он решил бросить попытки лезть в чужие споры, чтобы подсказать, как происходило на самом деле. Слева от него Каин протирал платочком линзы очков, запотевшие от жаркой дискуссии. Негромко ворчал под нос, сетуя на Джина за ослиное упрямство. Риза молча качала головой, аккуратно придерживая Эдварда поперёк бёдер и за поясницу, чтобы тот не соскользнул с её коленей при новом резком повороте или торможении. Она достаточно долго исполняла обязанности начальника отряда, чтобы сейчас, в присутствии настоящего, снова утихомиривать развернувшуюся словесную баталию. — Сержант Фьюри, — негромко позвал Эдвард, чтобы не мешать двоим спорщикам на передних сиденьях, — Вы можете ненадолго дать мне Ваши очки? — Да, конечно, — кивнул Каин, немного растерявшись от неожиданной просьбы, и протянул их собеседнику. — У них, правда, одна дужка сломана, — поспешил добавить чуть виновато, подслеповато прищурившись. — Ничего, я аккуратно, — улыбнулся Эдвард, почувствовав под пальцами скотч. Приблизил круглые линзы к глазам, готовый к тому, что ничего не изменится, но внезапно картинка прояснилась, пусть и не совсем. Зато щуриться в попытках разглядеть окружающий мир больше не приходилось. "Ну отлично, — невесело подумал про себя. — Мало мне было протезов руки и ноги, так теперь ещё очки понадобятся". — Вот, держи, — произнёс уже вслух, вернув чужую вещь обратно. — Как ты умудрился их сломать? — поинтересовался отстранённо, упрямо не желая прибавлять новый пункт в список полученных увечий. — Просто слишком сильно сжал, когда пытался не уронить, — неловко рассмеялся Каин, нацепив очки на нос. — Приехали, шеф, — сообщил Джин громко, не обернувшись. Затушил окурок в пепельнице водительской двери, выбросил его в приоткрытое окно и остановил машину возле кованого забора. — Что дальше? — Выгружаемся, — коротко скомандовал Эдвард, первым открыв дверь за своей спиной. Ухватился рукой за край крыши автомобиля, подтянулся, чтобы встать забинтованной ногой на мёрзлую землю и аккуратно вытащить костыль, никого случайно не задев. Остальные вышли следом, собравшись вокруг него с одним немым вопросом на всех. Каждый, впрочем, догадывался, зачем они приехали сюда, но никто не торопился получить подтверждение. — Лейтенант Хавок, лейтенант Бреда, прапорщик Фарман, — назвал Эдвард нужные имена, рассчитав в голове примерную скорость выполнения работ. — Берите четыре лопаты и пойдёмте со мной. Сержант Фьюри, на Вас, как обычно, связь. Лейтенант Хоукай, прикройте нас, если что. Не хотелось бы лишних свидетелей и объяснений. Отряд молча принялся исполнять указания, ответив на реплики командира лишь уставными салютами. Каин раздал каждому мини-приёмники на ухо, какие они уже использовали, когда спускались в подвалы Штаба на зачистку химер. Джин передал Ризе ключи от служебного автомобиля, похлопав себя по карманам, чтобы не забыть случайно пачку сигарет. Ватто с Хаймансом стояли у багажника, вооружившись лопатами. В дальнейших объяснениях не было нужды. Обменявшись сдержанными кивками, члены отряда разошлись в разные стороны. Двое сели обратно в машину, остальные полезли через забор. Калитка на ночь запиралась, да и возле неё обязательно дежурила охрана. Никто в здравом уме не впустил бы на территорию людей с лопатами. Поэтому заходили тайком. Где-то глубоко в душе Эдвард корил себя за то, что не решился на это раньше. Ведь в его распоряжении было столько времени, столько возможностей. Даже ненавистные правила успел бы соблюсти вкупе с бюрократической волокитой. Целых полгода Рой считался мёртвым, а он сам — вменяемым. Вряд ли с официальным разрешением на эксгумацию возникло бы много проблем. Но тогда одна лишь мысль вообще явиться на кладбище казалась признанием поражения. О вскрытии могилы речи не шло. Возможно, стоило. Возможно, рискни Эдвард сделать это раньше, сейчас не пришлось бы красться в темноте по узким тропинкам между ровными рядами одинаковых надгробий. Так сильно не хотел прощаться с Роем, что не явился ни на церемонию, ни после — просто навестить. И, оглядываясь назад, считал себя слабаком. Трусом, боявшимся и признать очевидное, и опровергнуть его. Конечно, знай Эдвард наверняка, что конкретно зарыли в гробу, отнюдь не факт, что подобное знание помогло бы сохранить рассудок, посыпавшийся кусками из-за произошедшего в плену. Теперь, в любом случае, гадать было бессмысленно. А увидеть содержимое могилы — крайне необходимо. Копали в тишине, нарушаемой лишь хрустом стылой земли. Хайманс сильно стискивал зубы, чтобы ничего не говорить. Джин налегал на лопату с таким упорством, что напрочь забыл про сигареты. Они благополучно лежали в кармане кителя, который сперва расстегнули, согревшись от физической работы, а потом сняли совсем, устроив на надгробной плите. Ватто аккуратно выравнивал горки земли, чтобы после можно было накидать её обратно. Эдвард копал наравне с остальными. Почти не дыша, зажав подмышкой черенок лопаты. Одной рукой справляться с ней было чертовски неудобно. Древко вечно норовило соскользнуть, больно впиться под рёбра или попросту упасть на взрыхлённую землю. С ногами проблем было едва ли меньше. Особенно мешал грозивший довести создателя до белого каления костыль. Устоять на нём удавалось исключительно чудом. Он то проваливался из-за переноса веса, то спотыкался обо всё. С лопаты же срывался постоянно, слишком тонкий к концу. Эдвард ругался на чём свет стоит, стараясь говорить тише шёпота, но продолжал работать. Морально он ощущал себя поистине отвратительно. От волнения на грани страха выкручивало внутренности. Время от времени под кадык били приступы тошноты, кислый привкус которых приходилось часто сглатывать с языка. Рука — без того единственная — тряслась, мешая нормально держать лопату. Голова немного кружилась, а больная фантазия рисовала такие картины возможных исходов, что хотелось всё бросить, развернуться и уйти, никогда не возвращаясь. "Слабак, — ругался мысленно Эдвард, упрямо смаргивая туман перед глазами, не покидавший его с плена. — Копай, мелкий, только тебе это надо. Хватит уже сваливать свои проблемы на других". И он копал. Медленно, то и дело теряя равновесие, борясь с тошнотой и паническими атаками, которые старательно душил в зародыше. Вдруг ошибся? Вдруг Роя действительно похоронили тогда, а голос из соседней палаты ему подбросило поломанное сознание? Вдруг половина его воспоминаний — выдумка? Все эти вопросы назойливыми пчёлами зудели в голове, но Эдвард продолжал рыть землю, под конец готовый бросить лопату к чёрту, потому что голой рукой удалось бы лучше. Яма неумолимо росла, становясь шире, глубже, но он едва ли замечал её. Когда металлическое полотно ударило по дереву гроба, сердце эхом грохнуло в груди в унисон и, казалось, замерло. Выбросив на верхний край могилы бесполезное орудие труда, Эдвард рухнул на колено, ладонью сгребая комья ледяной земли в стороны. Как только отыскалась щель между крышкой и основной коробкой, он переместился, насилу просунув в неё костыль на манер лома, которым обычно отпирали двери или навесные замки. Приподнялся, услышав характерный хруст выдираемых гвоздей. Бедро над креплением автопротеза ныло от напряжения, грозя вывернуться под неестественным углом, а Эдвард всё продолжал давить на прочную сталь, отталкиваясь живой ногой ото дна ямы и рукой — от ближайшего края. Наконец крышка сдалась, со скрипом отъехав в сторону. Тишина, нарушаемая раньше хоть какими-то звуками, стала абсолютной. Даже дыхания людей рядом было не слышно. Кто-то включил фонарик, но Эдвард никак не находил в себе смелости посмотреть наконец в гроб. До этого момента ещё можно было отступить, продолжать тешиться иллюзиями, надеждами. Сейчас же они все могли рассыпаться прахом, если внутри в самом деле лежало тело Роя. Пусть поеденное червями, сгнившее от времени, полуразложившееся. Подобные мелочи не могли помешать Эдварду узнать его — он точно был уверен, что отличит подмену. Никто из стоявших за спиной не поторапливал, не озвучивал, что успел увидеть. Все, если не понимали, то точно догадывались, чего стоило их молодому командиру решиться на лёгкое движение головы. "Пожалуйста, — просил он мысленно, зажмурившись и сжав челюсти до боли. — Блядь, пожалуйста, пожалуйста, пусть не он". Наконец, глубоко вздохнув и задержав дыхание, Эдвард открыл глаза, медленно обернувшись. Посмотрел внутрь гроба, куда светил слабоватый луч карманного фонарика. Тело там действительно лежало, но другое. Намного меньше ростом, без обеих рук. И главное, без военной формы. В изножье же покоился крупный камень, качественно закреплённый в обивку при помощи алхимии. Видимо, для добавочного веса, чтобы излишняя лёгкость не ощущалась чересчур подозрительно на похоронах. На груди подгнившего трупа светлела приколотая записка. Чтобы прочитать смазавшийся текст, пришлось едва ли не ткнуться в неё носом. "София Фарнед, 1905 — 1915". Эдвард резко отшатнулся, сев прямо на землю на дне могилы. Невозможно. Этого просто не могло быть, потому что останки девочки так и не нашли, а она вообще была преобразована в химеру. Ту самую, что сожрали другие у него на глазах в качестве расплаты за очередной отказ помогать тюремщикам. "Но остальных жертв ведь нашли, — запоздало подумал Эдвард, заставив память работать. — Каждое из двадцати шести. Для полного списка не хватило только меня и Софии, потому что она считалась пропавшей. Пропавшей... — догадался наконец, сложив два и два. — Полковник просто не сказал мне, что с ней на самом деле произошло, а похоронил, когда подвернулся случай. — Довёл до логического завершения мысль, беззвучно нервно рассмеявшись в грязную ладонь, закрывшую лицо. — Только один придурок мог додуматься до такого, чтобы лишний раз не напоминать мне о ней. Значит, он не умирал в больнице. Точно не умирал". — Шеф? — осторожно окликнул его Джин, вместе с остальными уже выбравшись наверх. — Я в порядке, — отозвался Эдвард, размазав по лбу и щекам горячие слёзы вперемешку с землёй. "Я уже говорил это сегодня утром", — вспомнил отстранённо, на секунду вернувшись обратно в замурованную собственноручно палату, где пытался убедить себя в том же. Однако сейчас произнесённые слова уже не были ложью. И отчаянный крик не душил изнутри, давя на горло. — Я в порядке, ребята, правда, — добавил почти спокойно, поднявшись. Вытащил костыль из чужого гроба, аккуратно вернул на место крышку. Выбраться наружу ему молча помогли, ухватив за запястье и пустой рукав, едва уцепившись за стальное крепление на плече. Буквально вытянули наверх, потому что сил сделать это самостоятельно попросту не нашлось. Напоследок Эдвард вновь взглянул в яму, сознательно оставив на дне давние сомнения вместе с чувством вины за смерть маленькой девочки. Хватит — переболело. — Давайте закопаем всё обратно, — попросил тихо, первым взявшись за валявшуюся рядом лопату. Ребята молча повторили его действие. И с каждым комом земли, падавшим поверх прикрытого гроба, Эдвард чувствовал, как на сердце становилось легче. Могила принадлежала не Рою. За эту смерть, конечно, тоже можно было винить себя, но, рассудив здраво, не стал даже начинать. "Я обычный человек, — мысленно пожал он плечами. — Когда дело доходит до смерти, даже Государственные Алхимики — всего лишь люди, которые не способны защитить всех и каждого. Себя-то порой не способны, что уж там о других говорить", — вздохнул тяжело, перехватив скользкое древко поудобнее. Страх наконец отпустил, рука перестала дрожать, сердце забилось ровно. Даже нашлись силы на вполне искреннюю улыбку, когда весь отряд снова загрузился в машину, закончив ровнять землю на перекопанной могиле и выбравшись с кладбища старым путём. — Спасибо Вам, — с чувством выдал Эдвард, устроившись на коленях Ризы, вытянув костыль вдоль заднего сиденья в руках Каина и Ватто. Откинулся назад, оперевшись спиной на закрытую дверь. — Спасибо за всё. — Не за что, шеф. — Рады стараться. — Всегда пожалуйста. Нескладным хором прокатился по салону многоголосый ответ. — Вы отличная команда, — добавил, поочерёдно взглянув на каждого. — Лучшей и не пожелаешь. — В этот раз они промолчали, ограничившись довольными усмешками. — А теперь скажите-ка мне — только честно! — вы знаете, где сейчас полковник? * * * Входить в Центральный штаб через главные ворота Эдварду доводилось редко. Западная дверь располагалась намного ближе к их рабочему кабинету, да и обе квартиры: Роя и его напарника — были в том же направлении, куда после небольшого мостика, переброшенного через ров с водой, вела узкая дорога между домами. Поэтому сейчас, когда автомобиль, под завязку забитый пассажирами, остановился возле высокой крытой лестницы, сделалось немного не по себе. Словно вместо знакомого здания стоял у чужого порога. Сюда Эдвард попросил привезти его сразу, как машина отъехала от кладбища. Переночевать на привычном диване казалось наилучшим решением из возможных. Лучше было бы только влезть в квартиру Роя, но там до сих пор царил разгром, устроенный химерой. Следы пожара вряд ли кто-нибудь убирал, особенно учитывая, что дверь, спрятанную алхимией под слоем бетона, оставалось только взрывать. За всю дорогу до Штаба в салоне прозвучало лишь несколько отрывочных фраз. Каждый хранил молчание по собственным причинам, а Эдварду хватило информации для размышлений, чтобы глубоко закопаться в них. Рой всё-таки был жив, пусть только теоретически. Из-за серьёзных ран он уже месяц находился в коме. Но и подобной малости хватало, чтобы порадоваться. "Я не убийца", — с облегчением констатировал Эдвард, физически ощутив, как стало легче дышать. Будто гора с плеч свалилась. Но мимолетное счастье не продлилось долго. Он специально запретил себе думать в этом направлении, переключившись на более привычные темы. Расследование убийств в Централе, конечно, было давно закрыто, подозреваемый — пойман и осуждён. Только теперь, собрав в голове остатки пазла, Эдвард понял, что проблема в этот раз состояла в другом. В отличие от событий двадцатилетней давности, теперь химер создавали из животных, прикрепляя к ним человеческие души. Иногда в ход шли ещё некоторые части тел жертв, однако не всегда. Поэтому находились трупы разной степени изувеченности, а сами результаты применения биологической алхимии внешне напоминали зверей без малейшего намёка на что-то ещё. Снова коротко кольнуло внутри, стоило вспомнить о Софие. Теперь, оглянувшись назад, Эдвард знал, как стоило поступить, чтобы сохранить ей жизнь, хотя бы такую. Но искренне сомневался, что самой девчушке она была нужна. "Лучше бы Рой тогда, и правда, сжёг её в моей квартире", — подумал безысходно, тут же мысленно влепив себе пощёчину за глупость. Сейчас же, выбравшись из машины, он начал размышлять о насущном. Сколько времени потребуется, чтобы вызвать Уинри в столицу, сколько ещё уйдёт на восстановление протезов практически с нуля? У ноги, вероятно, придётся даже крепление менять, а это снова дополнительное время на соответствующую операцию. А главное, будет ли в его распоряжении вообще столько времени? Но додумать ему не дали. Из тоннеля главного входа высыпали военные, окружив маленький отряд со всех сторон. Эдвард мгновенно подобрался, готовый защищать подчинённых, пока даже не известно, от чего. Внутри заворочались нехорошие подозрения о возможных причинах такой встречи. — Встать в кольцо, — скомандовал он, и ребята мгновенно прижались друг к другу плечами. Так у них был максимальный обзор, а спины прикрыты от вероятных атак. — Кто тут старший?! — повысил голос Эдвард, прищурившись по привычке. Но быстро сориентировался, протянув в сторону руку. — Сержант, дайте очки, — попросил тише, и в раскрытую ладонь сразу же ткнулась сломанная дужка. Ловким движением он надел их, выправив прижавшуюся за ухом челку, моргнул, привыкая к изменившейся картинке, обрётшей более чёткие очертания. Повезло, что зрение Каина было примерно на уровне упавшего зрения Эдварда. Только один глаз всё равно видел чуть хуже другого, но это не играло особой роли. — В чём дело вообще, мне кто-нибудь объяснит?! — Майор Элрик? — послышался чей-то голос из толпы военных, неуверенный, знакомый. — Майор Армстронг! — почти радостно отозвался Эдвард, отыскав среди прочих самую громоздкую фигуру. — По какому поводу собрание? — Поступил приказ фюрера арестовать весь отряд Мустанга-Элрика, — холодно сообщил майор Армстронг, но любой, знакомый с ним достаточно хорошо, понимал, что за подобным тоном скрывались грусть и растерянность. — Много же людей для этой цели вытащили среди ночи, — фыркнул Эдвард самодовольно. Раз уж на простой арест вызвали едва ли не половину регулярного состава Штаба, значит их боялись. — Прямо комплимент. И за какие же заслуги нам такая честь? — Я... — начал было майор Армстронг, но его прервал другой голос, басовитый, хрипловатый, от которого у каждого солдата бессознательно холодели внутренности. — О, майор Эдвард Элрик, рад видеть Вас в добром здравии. Военные, не сговариваясь, вытянулись по стойке "смирно", застыв восковыми изваяниями с винтовками наперевес. Только шестеро человек в центре круга остались неподвижны. — Доброй ночи, Ваше Превосходительство, — ровно ответил Эдвард, переведя взгляд на новоприбывшего собеседника, ступившего внутрь линии окружения. — Увы, не могу ответить Вам тем же. Объясните, пожалуйста, в чём обвиняется мой отряд, и для чего здесь столько людей? — Шеф, может, не надо? — на грани слышимости опасливо уточнил Джин. — Всё-таки фюрер... Не потрудившись даже шикнуть на него, Эдвард навскидку двинул ему локтём под рёбра. Больше тот не произнёс ни звука. — Ваш отряд обвиняется в несанкционированном разрушении стены военного госпиталя, — спокойно ответил Кинг Бредли, замерев на равном расстоянии между оцеплением и горсткой людей в центре, чтобы не повышать голос. — Не все их прошения были одобрены, поэтому им придётся понести наказание за то, что они сделали. Каждый из них подписался под личной ответственностью за проведение операции, поэтому теперь их ждёт расследование и трибунал. — Позвольте говорить открыто, — произнёс Эдвард, глубоко вздохнув, и сделал шаг вперёд. Маленькое кольцо отряда сомкнулось за ним. Фюрер усмехнулся, но кивнул, дав своё разрешение. — Мне глубоко насрать, сэр! — уверенно отчеканил Эдвард, воинственно вскинув подбородок. — Эти люди — всё ещё мои подчинённые. И до тех пор, пока это остаётся неизменным, ответственность за любые их действия лежит на мне. Поэтому я прошу Вас отпустить их здесь и сейчас, а арестовать меня. Они исполняли свой долг: всячески помогать командиру. Их не за что судить. Повисла гробовая тишина. Но не такая, как недавно на кладбище, а звеневшая от напряжения в ожидании вердикта. Эдвард знал устав на отлично, изучил вдоль и поперёк, когда только вступил на пост начальника отдела. Поэтому сейчас, пожалуй, боялся одного — того, что с него немедленно снимут полномочия за грубость, а ребят всё-таки отдадут под трибунал, где его показания не будут иметь особого значения. Но варианты действий, которые едва пришедший в норму разум прорабатывал с огромной скоростью, вылетели из головы, когда Кинг Бредли громко рассмеялся. — Узнаю эту безрассудную смелость! — произнёс он с улыбкой, жестом велев военным опустить оружие. — Прямо, как на экзамене, да, майор Элрик? — Немного по-другому, — осторожно ответил Эдвард, растерявшись. — Да, немного по-другому, — согласно кивнули ему в ответ. — Но это лучше всего доказывает, что ты готов вернуться к службе. Даже без дополнительного психологического освидетельствования. — С радостью вернусь к своим обязанностям, Ваше Превосходительство, — несмело улыбнулся Эдвард, но расслабиться себе не позволил. — А что с моей командой? — всё же решился уточнить, незаметно сжав кулак возле бедра. — О, им ничего не грозит, — взмахнул рукой Кинг Бредли — и круг солдат разомкнулся. — Это была простая проверка лично для Вас, майор. — А... Ясно, — заторможенно отреагировал собеседник. — Так понимаю, я её прошёл? — Как и экзамен четыре года назад, — снова рассмеялся Кинг Бредли. Но вдруг лицо его стало хмурым, а взгляд — ледяным. — В таком случае, раз Вы теперь способны нести ответственность за свои слова и действия, Вы обвиняетесь в покушении на убийство старшего офицера, Вашего прямого начальника, Государственного Алхимика, полковника Роя Мустанга, — добавил он тоном, не терпевшим возражений и пререканий. Несколько солдат подошли к Эдварду, отделив его от отряда, всё ещё стоявшего в круговой оборонительной позиции. Риза предсказуемо дернулась вперёд, но была остановлена коротким жестом юного командира. Тому даже не пришлось оборачиваться, чтобы почувствовать её движение. — Отставить, лейтенант, — произнёс он отстранённо, в душе согласный с обвинением. — Поручаю отдел обратно Вам на то время, что меня не будет. И простите, что опять придётся меня ждать, — усмехнулся горько, сняв очки, и протянул их Ризе, обернувшись через плечо. — Верните сержанту, — добавил вместо прощания, направившись в сопровождении конвоя к уже другой машине, ожидавшей его у обочины. — Ваше Превосходительство, простите, мы можем свидетельствовать на заседании трибунала? — когда Эдвард отошёл на достаточное расстояние, спросила Риза, сделав пару шагов к фюреру. Тот молча смотрел на невысокую фигуру, неловко залезавшую на заднее сиденье служебного автомобиля с решётками на окнах. — Ваши показания не будут иметь особый вес, потому что вы все лично заинтересованы в конкретном исходе, — покачал головой Кинг Бредли, обернувшись к собеседнице. — Но присутствовать на слушании вам не запрещено. Вы отлично потрудились, лейтенант. Благодаря Вам и Вашему отряду майор Элрик снова в строю. — Да, сэр, спасибо, сэр, — кивнула та, стиснув зубы, чтобы проглотить ругательство. — Разрешите идти? — Разрешаю. Коротко отсалютовав, Риза развернулась на пятках, поспешив к остальным членам отряда. Пересказала им слова фюрера, вернула Каину очки и тяжело вздохнула. — Нас даже слушать не станут, — закончила негромко, проведя ладонью по лицу сверху вниз. — В итоге мы снова остались сами по себе. — Кажется, я знаю, кого они послушают, — неожиданно усмехнулся Хайманс, спрятав руки в карманы. — Узнайте, пожалуйста, когда состоится суд, лейтенант, а мне нужно срочно уточнить кое-что, — добавил задумчиво, сжав пальцами подбородок. — Разрешите взять машину? — Конечно, — кивнула Риза, даже не спросив, что за идея пришла в голову товарищу. В его способности разрабатывать планы и находить средства для их осуществления давно никто не сомневался. А, разделившись, они явно успеют сделать больше. — Прапорщик Фарман, лейтенант Хавок, нам с вами сегодня предстоит очередная бессонная ночь в Штабе. — Сержант, составьте мне компанию, — улыбнулся Хайманс, хлопнув расстроенного Каина по плечу. — Думаю, твои знания нам очень пригодятся. — Ладно, — безразлично согласился тот, получив ещё одну ободряющую улыбку от напарника. — Постарайтесь управиться поскорее, мы будем ждать вас в кабинете, — попросила Риза, вновь обернувшись на то место, где стоял недавно конвойный автомобиль, увёзший Эдварда. Тяжело сглотнула, вернув всё внимание собеседнику. — Очень надеюсь, что вы принесёте хорошие новости. — Да уж, — нервно усмехнулся Джин, выдохнув клуб густого дыма. Никто даже не заметил, когда он успел закурить. — Хороших новостей нам в последнее время не хватает, — поддержал его Ватто, отмахнувшись от запаха табака. — Мы очень постараемся! — пообещал Хайманс и, отсалютовав товарищам вместо прощания, ухватил Каина под локоть и потащил к машине, в которой они приехали сюда недавно целым составом. — Твои передатчики для связи в багажнике? — спросил негромко, наклонившись к спутнику. — Да, но зачем они тебе сейчас? — без особого интереса уточнил Каин, подняв глаза на собеседника. — Приедем — узнаешь, — подмигнул тот, указав ему на пассажирское сиденье спереди, а сам устроился за рулём. Каин лишь пожал плечами, решив не надоедать и не отвлекать товарища лишними разговорами. В конце концов, раз он был так воодушевлён, значит ситуация только на первый взгляд казалась безвыходной. * * * Как выглядел малый зал военного трибунала, Эдвард знал не понаслышке. Именно здесь принимались решения о закрытии дела о загадочном серийном убийце и оправдании двоих подозреваемых, находившихся в бегах: Альфонса Элрика и Дрейка Лэшера. Тогда, правда, выступавший перед военной верхушкой чувствовал себя намного увереннее, находясь за трибуной следователя с поддержкой подполковника Маэса Хьюза. Теперь же они были по разные стороны баррикад: один — со стороны обвинения, а другой — подсудимого. От Эдварда присутствовала часть его отряда в неполном составе, но они не могли давать показания, как объявил секретарь перед самым началом заседания. Впрочем, в их заступничестве не имелось нужды. Преступник сам считал себя виновным по уши, даже готов был собственноручно запереться в камере. Просто с одной рукой задача представлялась трудновыполнимой. Подполковник Хьюз почему-то не спешил, словно растягивал удовольствие от мучений ответчика. Это навевало неприятные мысли о странной мести за тяжёлые ранения лучшего друга. Но, если и так, Эдвард смиренно терпел, справедливо считая, что заслужил. В качестве свидетелей обвинения выступали солдаты, присутствовавшие на месте трагедии лично. Каждый, согласно порядку, подтвердил факт осознанного нападения на старшего офицера. Показания их звучали по-военному лаконично, кратко, по существу. Благодаря им в некоторой степени Эдвард окончательно восстановил картину произошедшего в злополучную ночь. "Виновен, — вынес он приговор самому себе, просидев почти весь процесс с опущенной головой. — Виновен без права на апелляцию". Поднять глаза, чтобы посмотреть на присутствовавших, не хватало духу. Да и, в любом случае, Эдвард бы ничего не разглядел, как ни пытался. Слишком далеко находился ото всех. Однотонный комплект светлой одежды из штанов, просторной робы и тапок ему выдали в камере предварительного заключения, где продержали остаток ночи до утра. Тёплый китель Хайманса отобрали, впрочем, пообещав вернуть владельцу после проверки. Только об этом Эдвард и сожалел, потому что промёрз до костей. Его осматривали врачи под контролем охранников, спрашивали о самочувствии, всё-таки провели пару психологических тестов на вменяемость. Он не видел необходимости в подобных мероприятиях, но покладисто отвечал, не сопротивлялся, когда прощупывали колено и рёбра, травмированные в плену. Хотя от противных прикосновений чужих рук в холодных латексных перчатках хотелось избавиться поскорее. Решив напоследок воспользоваться услугами докторов в корыстных целях, Эдвард пожаловался на упавшее зрение. Его проверили тоже, но рецепт на корректирующие линзы для очков обещали выдать уже после заседания трибунала. Он знал, что вряд ли сможет прочитать приговор, который ему в итоге принесут на подпись, но готов был подписать даже добровольное согласие на смертную казнь. Вслепую, не глядя, хоть на ощупь — главное, лист перед носом найти. Чувствовал себя подсудимый паршиво, в частности, морально. Словно все принципы, устои, ценности пропустили через мелкую мясорубку и плюхнули получившуюся жижу обратно в голову. Пытался думать — не получалось, прислушиваться к голосам в зале — через раз. Вместо мозгов, привычных к постоянной работе, осталась каша, однородная, на ненавистном молоке. Словно они решили взять передышку, устав непонятно от чего. Самобичевания, галлюцинации, пытки, страх, мощная моральная травма от очередного почти убийства Роя. Такая же сильная, как та, с которой всё началось, когда Эдвард потерял память. Однако на психику операций не делали, дыры в ней титановыми пластинами не закрывали, чтобы заживало быстрее. Это ничего — в тюрьме у него будет достаточно времени, чтобы пробитая брешь затянулась без посторонней помощи. Если в тюрьме, конечно, а не на плахе. В последнем случае даже ждать не придётся — лечение закончится быстро. Нет головы — нет проблем. Нет угрызений совести, обвиняющих взглядов — ничего нет. Сейчас подобный исход казался вполне неплохим. "Ты опять становишься амёбой, — без запала или злости сказал себе Эдвард, глубоко вздохнув. — Наверное, зря. Полковник бы не оценил". Неожиданно мысли зашевелились, будто поезд, где-то сошедший с рельс, встал обратно на знакомые пути. Нерешительно, медленно он двигался вперёд, подтягивая следом цепочку вагонов логических выводов. Рой ведь остался жив, в конце концов. А он сильный, значит выкарабкается — сколько раз выкарабкивался. И ещё раз сможет. Жаль только, что Эдвард не успел увидеть его до ареста. Не страшно — как только тот снова встанет на ноги, навестит младшего напарника в камере. Может, даже попробует смягчить приговор. Или не попробует, решив, что всё справедливо — получил по заслугам. Пожалуй, случись так, Эдвард спокойно согласится. Не разозлится, не захочет ни накричать, ни врезать по роже — просто примет как должное. Потому что действительно был виноват. Всегда и во всём, если подумать. Первое серьёзное ранение Рой получил, когда защищал его от химер. Второе, третье, десятое — тоже. Благодаря неугомонному товарищу, которого взял под временную опеку после потери памяти, полковник регулярной армии, ветеран Ишвара заимел столько новых шрамов, сколько за целую жизнь до не успел набрать. А стоило копнуть ещё глубже, как эта мысль приводила к другой: будь у Альфонса нормальное тело вместо стального доспеха — его тоже вдоль и поперёк украшали бы осязаемые следы ошибок старшего брата. Почему-то каждый старался в первую очередь прикрыть Эдварда, а уж потом подумать о себе. Признаться честно, это неимоверно раздражало. Словно он был не юным гением алхимии и мастером рукопашного боя, а обычным слабым ребёнком, не способным постоять за собственную жизнь. Захотелось на секунду поднять глаза, обвести взглядом просторное помещение, заполненное размеренным гулом негромких голосов. И не увидеть ровным счётом ничего. Воспоминание о приобретённых проблемах со зрением сработало на манер подзатыльника, заставив сохранить изначальное положение. Оправдываться Эдвард не собирался, отказываться от ответственности — тем более. Значит, бессмысленно дёргаться вовсе, пока слушание не закончится. Предложенного адвоката он отослал — возражений не нашлось, потому что каждый, присутствовавший в зале, был отлично осведомлён о его обширных знаниях законов. Пришлось изучить неподъёмную массу нудных талмудов на эту тему, чтобы подготовиться к первому суду, состоявшемуся менее полугода назад. С тех пор из головы не выветрилось, как оказалось, ни слова из-за повседневной необходимости обращений к уголовному кодексу или военному уставу. Времени, проведённого в неадекватном состоянии рассудка, Эдвард не считал. С радостью вообще вырезал бы из жизни, но направленной амнезии не существовало. Хотя порой её очень не хватало. Прямо как пластин для пробитой психики. "По сути, я мог бы снять с себя обвинения, — прикинул лениво, нехотя перебрав в голове законы, статьи, поправки, поправки к поправкам и много ещё ненужной вообще-то шелухи. — Если сослаться на запоздалое псих-освидетельствование, рассказать про чудные систематические вышибания из меня дерьма с мозгами, про глюки, заедавшие по кругу. Можно было бы, наверное, пригласить в свидетели врачей больницы, психиатра — ко мне же присылали психиатра? — должны были прислать, когда я залепил дверь в палату. Убедить всех, что был не в себе, нихрена не соображал и не видел — это даже те двое, что в КПЗ меня осматривали, подтвердят, — разложил Эдвард программу защиты по полочкам. Идеально. Она бы точно сработала, если бы подсудимый решил раскрыть рот. — Только вот, себя-то мне как убедить, если знаю, что виновен — дальше некуда?" — закончил печально, с новым тихим вздохом смяв отличный план в труху и отправив его в метафизическую мысленную мусорку. Вдруг плавный поток ленивых дум оборвал неучтивый грохот чересчур резко распахнутой двери. Эдвард вздрогнул от неожиданности, обернувшись к источнику звука на чистом рефлексе. В зал вбежала одинокая тонкая фигурка в военной форме, неся в руках что-то громоздкое, явно тяжёлое, потому что спина в противовес сильно изогнулась назад. — Прошу простить, Ваше Превосходительство! — услышал Эдвард голос Каина, запыхавшийся, натужный. — Позвольте обратиться! — По какому поводу, солдат? — недовольно отозвался Кинг Бредли, занимавший, по обыкновению, место судьи на подобных разбирательствах. Запахло неприятностями. — Ваше Превосходительство, прошу простить! — почти дословно повторил Эдвард реплику своего — пока ещё — подчинённого, вскочив на ноги, чтобы привлечь внимание фюрера. — Дозвольте взять перерыв на пять минут. Я выясню, в чём дело, и, если понадобится, сам удалю из зала членов своего отряда. — Пять минут, майор Элрик, — после небольшой паузы неохотно разрешил тот, откинувшись на спинку стула. Выходить не имело смысла никому: это была лишь короткая заминка — не перерыв толком. Поэтому все присутствовавшие просто устроились поудобнее, последовав примеру высшего начальства. Поплыли по помещению негромкие разговоры, обсуждения процесса. Эдвард не вслушивался. Жестом подозвал Каина, строго взглянув на него, когда вообще смог различить знакомое лицо в сплошном мутном пятне. — Какого хрена, сержант?! — прошипел сурово, оперевшись ладонью на трибуну впереди, отделявшую его от собеседника. Или, вернее, собеседника — от воспитательного подзатыльника начальства. — Простите, майор Элрик, — протараторил тот, сгрудив аппарат, который притащил, рядом с чужой рукой. — Вы не представляете, в какой спешке я всё это делал, — быстро и сбивчиво начал объяснять Каин, зашарив по карманам. — Перенастроить частоту, увеличить дальность приёма передачи, очистить помехи, приладить антенну, разделить каналы коммуникаторов... Да где же?.. А, вот он! — возвестил радостно, выудив на свет знакомый Эдварду наушник для связи на заданиях, протянул его онемевшему на миг командиру. — Вы должны это услышать, сэр! — От пятиминутного перерыва осталось, от силы, минуты три, — прошипел он в ответ, сжав ладонь на столешнице в кулак. — У меня нет лишнего времени на эти глупости. — Прошу Вас, майор, это в самом деле очень важно! — увещевал Каин, почти насильно вложив миниатюрный коммуникатор в чужие крепко стиснутые пальцы. — Пожалуйста, Эдвард, ради всех нас... — шёпотом попытался в последний раз, и его голос дрогнул то ли от страха, то ли от волнения. — А, хрен с тобой! — сдался собеседник, приладив устройство связи к уху, пробормотав под нос. — Две минуты, блядь, на кой чёрт, спрашивается?.. — Мне и одной минуты хватит, чтобы надавать тебе по мозгам, Стальной! И мир выключился. Как перегоревшая лампочка, лопнул с никелевым звоном, даже не мигнув напоследок. Этот голос Эдвард узнал бы в любой ситуации: в окончательном сумасшествии, в бреду, во сне, в коме или на том свете. А, узнав, напрочь забыл, как дышать, замерев в глупой прострации на долю секунды. Потом банально подкосилось колено, уронив безвольное тело обратно на стул с громким скрежетом проехавшихся по паркету деревянных ножек. Эдвард очнулся от постороннего звука — мир снова ожил. Свет включили, в разы ярче, будто злополучную лампочку заменили на более мощную. Наконец получилось вдохнуть. — Полковник... — то ли спросил, то ли окликнул, толком не заметив, как слово сорвалось с языка. — А кого ты ждал? Ишвару? Или бога Лето, может? — знакомый до боли сарказм, от души приправленный злыми нотками, звучал музыкой сквозь лёгкое шуршание в коммуникаторе. — Так я могу один за всех тебе сказать, как ты шикарно облажался! — Благодаря удобному устройству звук заливался напрямую в мозг, как если бы Рой стоял рядом и орал в ухо. — Полковник... — на автомате повторил Эдвард, моргнув. По щекам вдруг покатились слёзы. Крупные, солёные, искренние, счастливые настолько, что недолго было рехнуться по новой. — Отставить сопли, Стальной! — строго прикрикнул на него Рой, даже через звонок почувствовав состояние собеседника. Тот, вопреки логике, рассмеялся, не в силах совладать с огромным наплывом эмоций. Рассмеялся неприлично громко, на весь зал. Шепотки мгновенно затихли, а люди прислушались, обернувшись на молчавшего целое заседание подсудимого. — Полковник Мустанг, Вам вообще-то нельзя волноваться, — раздался на фоне строгий голос. Вероятно, стоявшего неподалёку от Роя врача. Чтобы разобрать его речь, приходилось напрягать даже обострившийся взамен упавшего зрения слух. Но Эдвард разбирал, сосредоточенный исключительно на происходившем по ту сторону связи. — Если так пойдёт и дальше, то я отберу у Вас эту штуку. Она без того создаёт помехи аппаратуре. — Простите за грубость, док, но мне сейчас глубоко на это насрать, — отчеканил Рой по-военному кратко. — У меня тут ребёнок — идиот! А вышеозначенный ребёнок уже откровенно ржал, задыхаясь от собственного хохота, размазывая слёзы по лицу. Скулы ныли, отвыкшие от подобного напряжения, голосовые связки натужно подхрипывали, сорванные накануне криком, так и не пришедшие в норму. Но остановиться Эдвард не мог, уронив голову на трибуну, оставив на ней влажный след заплаканного лица. И всё равно смеялся, как ненормальный, заливисто, до присвиста на резких коротких вдохах, до саднящей боли в горле, до икоты. "За "ребёнка" ты мне ещё ответишь, рожа охреневшая, — хотел возмутиться Эдвард, но, вместо этого, залился новым приступом хохота. — Лично ответишь, глядя мне в глаза!" — Твою мать, Стальной, ты там жив вообще? Ох, вот за какие грехи мне такое наказание? — риторически вопросил Рой, уловив секундное затишье в коммуникаторе. И не сдержал тёплой улыбки, когда получил очередную порцию звонкого смеха. — В общем хватит изображать из себя добровольную жертву. Или решил собственную жизнь угробить, раз мою — не получилось? У тебя ещё куча дел, забыл? Про команду, которая ради тебя рисковала карьерой, про брата, которому обещал вернуть тело. Забыл? Ну так пора бы вспомнить! — Фух, блядь, — выдохнул Эдвард, наконец успокоившись. Откинулся на спинку стула, утёр лицо куском светлой казённой робы, взмахнул рукой, показав невольным зрителям его приступа большой палец в знак того, что всё в порядке. Теперь — в полном, без оговорок. — Не быть тебе психологом, полковник, — ответил в привычной им обоим манере, понизив голос, чтобы услышал лишь конкретный адресат. — Ошибаешься, Стальной: сработало же, — отбил подачу тот, легко переключившись на домашний тон. Уютное тепло, исходившее от него, Эдвард чувствовал через любые преграды. Оно дотягивалось до самого сердца, минуя километры дорог и помехи стандартной телефонной связи, которой сослуживцы обычно пользовались в периоды долгих отлучек братьев Элриков из Штаба. Теперь же напарники находились ближе, чем когда-либо. В частности, благодаря отлично вычищенной Каином линии. Тревоги отпустили, в мозгу дробью застряла единственная мысль: "Я должен его увидеть". Но сперва стоило выбраться из передряги, в которую сам себя засадил. — Я навещу тебя, как только выйду отсюда, — пообещал Эдвард, даже не потрудившись убавить градус радости, звеневшей в голосе. — Видеть тебя не желаю, — ответил Рой, перехватив чужой тон. "Жду с нетерпением", — перевёл внутренний дешифровщик, сработав, как обычно, вне зависимости от желания слушателя. — Не отключайся, полковник, ты можешь мне понадобиться для дачи свидетельских показаний, — попросил Эдвард, уже вытащив из метафизической помойки недавний план адвокатской защиты. — Или моральных пиздюлей. Там уж, как пойдёт, — закончил на почти серьёзной ноте, заранее зная, что справится. В кратчайшие сроки вытащит себя из-под обвинительного приговора, маячившего уже перед самым носом. — Сержант Фьюри, позвольте Ваши очки, пожалуйста, — попросил уже Каина, прикрыв ладонью чувствительный микрофон компактного коммуникатора. Тут же получил необходимое, устроил аккуратно поломанную дужку на свободном ухе, едва уместив вторую поверх устройства связи, которое, будто дефибриллятор, запустило полумёртвое сердце. Подняв глаза на подчинённого, появившегося невероятно вовремя, Эдвард светло улыбнулся ему, хлопнув по дрожавшему от сдерживаемых рыданий тонкому плечу. — Огромное спасибо за помощь, сержант. — Потом ему благодарность выпишешь, — проворчал прямо в ухо Рой, в противовес словам тепло хмыкнув. — У кого-то там всего две минуты перерыва оставалось. — Два часа, полковник, — припечатал Эдвард, на мгновение поймав дежавю. Таким же тоном пять лет назад он объявил бабушке Пинако и Уинри, что потратит лишь один год на адаптацию к автопротезам. Улыбнулся, тронув пальцами крепление на правом плече, добавил. — Два часа — и я буду у тебя. — Ну что ж, — ехидно протянул собеседник в наушнике. — Время пошло, Стальной, не облажайся. — Да вот уж хрен, — фыркнул Эдвард, жестом подозвав Ризу, чтобы взять у неё необходимые бумаги по рассматриваемому делу. Каким-то чудом она всегда знала наперёд, что и где могло пригодиться её сумасбродному начальству. Подарок, а не подчинённая. Глубоко вздохнув, он пробежал взглядом по строчкам, быстро вникнув в суть проблемы с точки зрения свидетелей — не участников. Мозг заработал в привычном осатанелом ритме, будто на тепловых батарейках. А энергию бесперебойно поставляло родное пламя, которому не могли помешать никакие расстояния. Это был спор — вызов, как тогда, перед переаттестацией Государственных Алхимиков, которую они с Роем оба прошли посредством дуэли друг с другом. Только на этот раз Эдвард не намеревался проигрывать.