Калейдоскоп иллюзий

Чужой диван казался слишком мягким, а оттого неудобным. Эдвард продолжал сидеть на нём только потому, что выбора не было. Встать не мог, хотя новая нога приветливо блестела наполированной сталью. Крепление Уинри поменяла достаточно быстро, использовав, как просили, местную анестезию. Когда старое, трансмутированное в костыль, было снято, нечёткому взгляду его носителя предстала не особо приятная картина остатка бедра. Однако даже это наверняка выглядело лучше, чем он сам, когда только выбрался из плена. Пусть Эдвард не знал точно, как именно смотрелся со стороны, но уверенность в правоте суждений не менялась. Нога заканчивалась выше колена сплошным шрамом, светло-бордовым с белыми полосами, похожими на трещины в камне. Местами край обрубка был сморщенным, словно пересушенный изюм, особенно там, где начинался непосредственный стык с металлом. Туда приходилась наибольшая нагрузка от давления веса тела, и соединительная ткань, заменившая кожу, понемногу деформировалась с годами. Однако наружу по-прежнему торчал край кости, ничем не прикрытый, желтоватый, с несколькими заметными отверстиями для шурупов, на которых держалось крепление. Возможно, чувствуй Эдвард это место без анестезии, ему было бы больно. Но почувствовал он его только теперь, когда заморозка отпустила, и нога ныла так, что дышать нормально не получалось. Нервы, потревоженные операцией, судорожно дёргались, бедро пульсировало до видимой дрожи, зато общие ощущения невесомо изменились. Будто свободнее стало. Металл больше не сдавливал мышцы со всех сторон плотным кольцом, кровь проще проталкивалась в купированные сосуды. Правда, боли сей факт только прибавлял. Немного подумав, Эдвард сообщил об этом Уинри. Она просто ответила, что он подрос, его нога стала крупнее в объёме, несмотря на сброшенный из-за долгого голода вес. В любом случае, пришло время менять протезы целиком, чтобы те не деформировали кости и не мешали телу нормально развиваться. Посоветовавшись, собеседники решили, пользуясь случаем, обновить заодно крепление на плече. Вторую операцию сперва хотели отложить: Уинри говорила о рисках болевого шока, каких-то других неприятных последствиях. Риза её поддерживала в попытках воззвать к здравому смыслу Эдварда, но безрезультатно. — Когда мне только ставили протезы, делали оба крепления одновременно. Если в одиннадцать лет я это выдержал, то сейчас — точно переживу, — припечатал он, и собеседницы сдались, не найдя контраргументов. Плечо теперь болело сильнее ноги. Его пульсация отдавалась напрямую в голову через шею, отчего в скором времени началась мигрень. Пациенту выдали таблетку, наградив заодно сочувственным взглядом, посуетились немного рядом, принеся подушку с одеялом, если вдруг захочется прилечь, и наконец оставили в покое. Вообще прилечь хотелось, но каждое движение доставляло столько дискомфорта, что едва получалось глотать крик. Поэтому, мысленно прокляв чересчур мягкий диван, облепивший его, казалось, целиком, наподобие желе, Эдвард не шевелился. Спина затекла, задница онемела, голова так и не прошла. Закрыв глаза, он опять внимательно прислушался к ощущениям. За оглушительной болью чувствовалось, как расправились рёбра, притянутые раньше слишком близко к ключице с лопаткой с одной стороны, из-за чего в последние месяцы начало немного перекашивать вправо. Словно изнутри что-то мешало, как перекрутившийся шов на одежде. Его постоянно хотелось поправить, вытянуть, выпрямить, но не получалось. Теперь же дискомфорт отступил, даже дышать стало проще. Вернее, стало бы, не боли всё настолько, что дышать удавалось исключительно поверхностно, мелкими порциями глотая кислород. Как назло, захотелось в туалет. Эдвард забористо выругался про себя, прокляв человеческую анатомию. Казалось, даже мысль о предстоящей вылазке в уборную провоцировала приступы ещё большей боли в бедре и плече. Но не звать же на помощь ради подобной мелочи, в конце концов. Он не был при смерти, чтобы его таскали на руках или выносили за ним горшок. Это грозило открыть абсолютно новый уровень унижения для жалких остатков гордости. Поэтому Эдвард встал. Самостоятельно, не проронив ни звука, когда перед глазами вспыхнуло кроваво-алым от неловкого движения. Нога отнялась до поясницы, в плечо от изменившегося давления ударил пульс, мгновенно сбившийся с относительно ровного ритма. Дыхание оборвалось, голова потяжелела ещё сильнее, а боль превратилась в абсолютную, всеобъемлющую, убийственную. "Какие, нахер, пытки? — иронично подумал Эдвард, когда сознание, отключившееся на мгновение, вернулось обратно, позволив обнаружить себя уже в вертикальном положении. — Могли бы просто мне крепления протезов в плену поменять. Эффект лучше, а травм — меньше". Злая шутка показалась забавной, и он решил запомнить её. На всякий случай, если вдруг сравнение придётся к месту когда-нибудь. Впрочем, наверняка придётся даже скорее, чем хотелось бы — когда искусственную руку будут подключать к нервам. Эдвард, безусловно, ненавидел момент соединения, но та боль простреливала быстро, резко, вспышкой, и отпускала. А эта, старая, давно забытая, держала крепко, совершенно не намереваясь уходить или ослабевать. На её фоне ускользнуло от внимания, как Уинри установила на место протез ноги, который отлично работал. Стальное колено послушно гнулось, пальцы шевелились по команде, поступавшей от мозга. Вроде всё прекрасно — только бы отпустило уже наконец. Каждый шаг, неуверенный, тяжёлый, добавлял мучений, но Эдвард продолжал упрямо двигаться к цели. На характерное скрипение и звяканье искусственной конечности прибежали из кухни Уинри с Ризой. Бросились было помочь, поддержать недавно прооперированного за здоровую руку, даже под локоть успели ухватить, но он — слишком резко, аж мир вокруг опасно покачнулся — дёрнулся в сторону досадливо и зло, зажмурившись от очередной порции сумасшедшей боли. — Не трогайте меня, — попросил максимально спокойно, хотя голос напряжённо звенел от крика, который едва получалось задавить внутри. Находись Эдвард в одиночестве, наверное, орал бы, не переставая, чтоб уши заложило, а связки снова охрипли — настолько ужасно он себя чувствовал. Но здесь и сейчас рядом были другие люди, близкие, почти родные, которых не хотелось волновать по пустякам. Плевать, что тело словно под асфальтоукладчик угодило, а любое шевеление пускало высоковольтный ток по нервам. Всё это скоро пройдёт — значит пустяк. — Я могу справиться сам, — добавил после значительной паузы, отдышавшись. — Не надо мне помогать, ладно? Идите лучше ещё чаю выпейте или, не знаю, ужин приготовьте. Я, например, со вчерашнего дня ничего не ел, так что ужин был бы кстати. — Эдвард старался говорить ровно, тщательно контролируя тон и слова, слетавшие с языка, чтобы вслух не вырвалась случайно отчаянная просьба: "Застрелите меня нахрен, пожалуйста, потому что это пиздец как больно, кто бы знал". — Может, тебе ещё немного анестезии вколоть? — участливо предложила Уинри, пожалуй, представлявшая, как именно сейчас чувствовал себя собеседник. — Когда вернусь обратно на диван, — согласно кивнул тот, тщательно обдумав вариант. Долго, конечно, заморозка не продержится, но хоть на некоторое время облегчит страдания. Съесть что-нибудь в самом деле было бы неплохо, но в подобном состоянии кусок в горло не полезет. Поэтому предложение Уинри оказалось весьма актуальным. — А пока хочу попробовать расходиться сам. И лучше не надо на это смотреть. Когда обе хозяйки квартиры скрылись из виду, Эдвард медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Повезло ему иметь таких тактичных друзей. Почему только сейчас заметил? Наверное, потому что перестал смотреть исключительно глазами. После почти полной утраты зрения он начал куда сильнее полагаться на другие чувства, причём, отнюдь не ограничиваясь физическими. Обострившийся слух помогал точнее различать полутона чужих голосов, влиявших на понимание эмоций собеседников. Но Эдвард их не просто слышал — он чувствовал. Иногда подобную способность в народе называли эмпатией, однако её реальное существование не было научно доказано, как множество других вещей, основанных на суевериях. В том числе, наличие Бога. Если доказательств не было, то и верить не имело смысла. Поэтому Эдвард просто списывал открывшийся бонус на ещё одно проявление компенсации организмом практически утраченных глаз. Безусловно, Каин принесёт очки, которые на первое время смогут помочь. Но не остановить деградацию зрительного аппарата. Вскоре понадобятся другие, потом, возможно — лупа, а под конец придётся перейти на чёрные непрозрачные стёкла, чтобы не пугать окружающих полной слепотой. Самого Эдварда, по крайней мере, она уже почти перестала пугать. "Почти" — потому что до её наступления нужно было успеть вернуть брату тело, а для начала — этого блудного брата найти. Испытательный срок с подпиской о невыезде из столицы в свете данных обстоятельств казались совсем не вовремя. Впрочем, ещё немного — и целый год будет потрачен зря, убитый на глупое расследование с неразгребаемой горой последствий. Дав себе время отдохнуть за безрадостными размышлениями, Эдвард продолжил путь к двери ванной комнаты. Благо, санузел в квартире Ризы был совмещённым. Это радовало. После похода в туалет удастся сразу же умыться в раковине, стереть с лица и шеи выступившую от напряжения испарину. Или даже по второму кругу влезть под душ. Теперь — под холодный. Боль никуда не делась, надежда Эдварда, как он сказал, "расходиться" не оправдалась — стало только хуже. Поэтому, когда удалось-таки после всех необходимых процедур вернуться обратно на надоевший слишком мягкий диван, не удалось, увы, сдержать страдальческого стона, буквально рухнув лицом в обивку сиденья. Удара о достаточно твёрдый край каркаса мебели даже не почувствовалось за остальной болью. Она, казалось, циркулировала прямо в крови, распространившись по всему телу от плеча с ногой. Поглотила целиком, больше не локализованная в двух конкретных местах. — Эд? — окликнула своего пациента Уинри, не получив толкового ответа — лишь едва заметное движение запястьем, попытавшимся то ли сжаться в кулак, то ли свернуться в какой-нибудь говорящий жест. Причём, не обязательно приличный. — Так, что насчёт укола? — В этот раз у молчаливого собеседника получилось лучше — ладонь собралась в фигуру одобрения с выпрямленным большим пальцем. — Потерпи тогда немного, я сейчас. Главное, не дёргайся, — предупредила Уинри, достав из кармана штанов несколько шприцев. Дёргаться Эдвард не собирался. Не собирался даже глубоко дышать или открывать глаза. Ему было уже не просто плохо — ужасно, нестерпимо. Поэтому, почувствовав иглу, он сознательно заставил себя расслабиться и думать о чём угодно другом, кроме возникших ассоциаций. В плену его тоже часто обкалывали то ли сильным снотворным, то ли лекарствами. В сгибе живого локтя, наверное, до сих пор сохранились обломки металла после неудавшихся инъекций. Или их благополучно изъяли сразу после госпитализации. Но здесь и сейчас за спиной находилась Уинри — не очередная версия химеры-Такера. И в шприцах, которые она извела на своего пациента, точно была анестезия, потому что боль начала отступать сразу же. Постепенно, порциями, но хоть как-то. Эдвард глубоко вздохнул на проверку. Пульсация, если осталась в недавно прооперированных местах, промолчала, не отреагировав на широкое движение рёбер, расправившихся вслед за лёгкими. Медленно выдохнул, нагрев обивку дивана под лицом. — Спасибо, — промычал еле различимо, не сменив положения, чтобы всецело насладиться покоем без лишних провокаций новыми движениями. — Поспи пока, а мы с Ризой ужин приготовим, — произнесла Уинри, и Эдвард точно знал, что она улыбается ему в спину, открыто и тепло. — Хочешь, я испеку тот яблочный пирог? — спросила, не сомневаясь в ответе, но всё равно получила согласное мычание, приглушённое мягким сиденьем дивана. — Зови, если что — мы будем на кухне, — добавила напоследок и ушла. Проводив звук её шагов, Эдвард снова глубоко вздохнул. Попробовал пошевелиться — получилось. Тогда он перевернулся лицом вверх, устроив голову на подушке, стащил со спинки одеяло, которое ему принесли, предусмотрительно развесив именно там, наверху, чтобы случайно не лечь на него. Пару секунд посмотрел на потолок. Однотонный, без узоров или трещин. На мгновение показалось даже, что зрение прояснилось, но стоило скосить взгляд вбок, как вместо дверного проёма увидел расплывчатое тёмное пятно. "Попробую поспать, — решил Эдвард, сомкнув веки. Повернул голову в сторону спинки дивана, спрятавшись от источников света, поёрзал немного. Всё-таки было чересчур мягко. Непривычно после ледяного каменного пола подземелий и тонкого матраса поверх бетона в больничной палате. — Если вообще вспомню, как это делать, — добавил разбито, поняв, что теперь, после пережитого приобрёл проблемы ещё и со сном. — Как будто остального мне мало", — закончил с недовольной гримасой на лице, но глаз упрямо не открыл, прислушиваясь к звукам чужой квартиры. Пока наконец не сумел заставить себя провалиться в неспокойную чуткую дрёму. * * * Разбудил Эдварда телефонный звонок. Классическая трель, преувеличенная улучшившимся слухом, ввернулась прямо в мозг, спровоцировав возвращение мигрени. Вроде длилась эта пытка недолго, но показалась абсолютно адской. Вытащив руку из-под одеяла, ещё недавно спавший гость накрыл ею лицо, страдальчески простонав то, что думал об аппаратах связи. Трубку подняла Уинри, но говорила тихо — Эдвард не слышал ни слова. Ему и не хотелось. Вполне достаточно было понять, что она, видимо, регулярно так поступала. Судя по всему, отвечать на телефон в чужом доме для неё вписывалось в норму. Даже в присутствии непосредственной хозяйки. Значит, остальные тоже были в курсе, кого именно могут найти, набрав определённый номер. Значит, Уинри действительно считалась здесь равноправным жильцом, а не обычным временным постояльцем. "Конечно, — запоздало догадался Эдвард, потерев пальцами глаза. В них будто песка насыпали. Они буквально горели, слезились, как от едкого дыма. Сказывался недосып, напрочь игнорировавший короткие промежутки отключек или дрёмы. Словно те вообще не считались за отдых. — Сколько прошло с тех пор, как я вызвал её в Централ сделать мне руку? Месяц, два, три? Не в моей же квартире ей было жить всё это время". Мысли лениво свернули в другую сторону. У него же всё это время пустовала своя квартира. А последний человек, который там находился, сейчас разговаривал по телефону в коридоре. Аппарат висел неподалёку от кухни на стене, второй, параллельный, стоял в рабочем кабинете. Это Эдвард узнал, когда ему провели небольшую экскурсию перед операцией, предложив ненадолго задержаться в гостях. Он, в целом, не имел особых возражений, кроме одного, которое никак не сумел бы объяснить. Ведь как объяснить то, чего сам до конца не можешь понять? Простите, но мне больно на вас смотреть, когда у вас всё так отлично, а у меня ничего подобного уже никогда не будет, потому что я эмоциональный инвалид с боязнью прикосновений и паранойей? Я не могу остаться, потому что ваши взаимоотношения напоминают мне то, как я влюбился в полковника, сам того не заметив, пока жил с ним? Мне хочется сбежать от любого напоминания о том, что раньше вызывало у меня шквал эмоций, а теперь стало безразлично? Что за бред, в самом деле. Ничего подобного Эдвард не собирался произносить вслух. Даже в мыслях оформлять казалось странным. Он бы, пожалуй, врезал себе хорошенько за такую чушь или рассмеялся в лицо — зависело от настроения. С чего бы Ризе с Уинри реагировать иначе? — О, ты не спишь, — отметила последняя, закончив разговор и заглянув проверить друга. — Да, уже не сплю, — подтвердил Эдвард, всё ещё не убрав ладонь с лица, потому голос прозвучал глухо. — Прости, телефон тебя разбудил. — Она даже не спрашивала — знала, как чутко спал обычно собеседник. — Каин звонил, кстати, сказал, что твои очки готовы. Он скоро заедет сюда, привезёт их тебе. — Здорово, — ответил Эдвард без особой охоты, поддерживая диалог исключительно из приличия, а не желания. От продолжения бессмысленного обмена репликами спасла Риза, напомнив об ужине. Уинри убежала помогать, ранее оторванная от этого занятия звонком. Со вздохом Эдвард попытался пошевелиться. Повторная анестезия отпустила ещё около часа назад, пока пытался спать. Боль вернулась, однако в гораздо меньшем объёме. Теперь её получалось терпеть лучше, без проглоченных вымученных вскриков. Дышать она тоже перестала мешать, рёбра двигались спокойно, размеренно, ощутимо свободнее, чем до замены плечевого крепления. "Видимо, я, правда, вырос, — внутренне улыбнулся Эдвард. Провёл пару раз рукой по волосам на макушке, наконец-то чистым, пушистым после шампуня. Привычно жёсткие, немного растрёпанные, потому что улёгся с мокрыми, не расчесав. Зато вонь гнили, крови и затхлой пыли осталась только в воспоминаниях. Светлые пряди, отливавшие золотым и белым на солнце, теперь пахли травами. Аромат от них исходил слабый, едва уловимый, незнакомый, но приятный. Всяко лучше, чем раньше, в плену или потом — в больнице. К слову, в том душе, что находился в запечатанной палате, не предполагалось мыла. Возможно, поэтому запах подземелий никак не смывался. Принять сидячее положение удалось довольно просто. Плечо, конечно, стало пульсировать сильнее, но в шею с позвоночником на уровне лопаток не отдавалось. Надоевшая боль локализовалась в нужных местах, отчего начала казаться меньше, терпимее. Нога отозвалась недовольством, когда Эдвард встал с дивана. Осторожно потоптался на месте, медленно перенося вес из стороны в сторону. Край живого обрубка монотонно ныл при нажиме, когда его вдавливало в крепление, а сам протез становился основной опорой тела, врезаясь снизу в застарелый рубец. Однако в целом было намного легче, чем сразу после операций. Прямо так, босиком, как ложился, в одном лишь полотенце на бёдрах, которое пришлось подзатянуть туже, чтоб не свалилось, Эдвард вышел на кухню. Его встретили торопливые расспросы Уинри о самочувствии и внимательный взгляд Ризы, больше похожий по ощущениям на снайперскую мушку, приставленную к голове. Это вызвало лишь одобрительную улыбку, потому что именно о подобном просмотре за собой он просил. Ужин прошёл в относительном молчании. Эдвард упрямо смотрел в тарелку перед собой, стараясь опустошить её как можно скорее. Отвечал лишь на прямые вопросы, где достаточно было движения головы или пожатия плечом, чтобы его поняли. Влезать в чужой разговор ему казалось неуместным. Он вообще себя чувствовал крайне неуместным, словно явился без приглашения. Вкуса у еды будто не существовало. Даже у знаменитого яблочного пирога по рецепту миссис Грейсии. Приход Каина стал для Эдварда настоящим подарком судьбы. Тот ещё и оказался не один, сопровождаемый Джином. Очки их юный командир надел сразу, как только они попали ему в руки — и мир наконец обрёл чёткость. Даже уверенности заметно прибавилось. Расправились плечи, поднялся подбородок, прежде опущенный почти на грудь, чтобы видеть дорогу под ногами. — Тебе идёт, — оценила Уинри новый образ давнего друга, коротко рассмеявшись. — Ты выглядишь взрослее. — И солиднее, — кивнула Риза, поддержав её комплимент. — Ага, — недоверчиво фыркнул Эдвард, зачесав чёлку наверх, чтобы не лезла в глаза, но та, слишком лёгкая, снова упала на лицо. — Прямо-таки и взрослее, и солиднее, когда одет в одни очки с полотенцем, да? Все дружно, но немного неуверенно рассмеялись. Чувствовалась напряжённая атмосфера между ними, и Эдварду было грустно, что именно он являлся её причиной. Поэтому попытался наскоро придумать правдоподобный повод оказаться подальше. Желательно, в одиночестве. — Я бы хотел поехать домой, к себе, — произнёс негромко, уточнив место скорее для собственного успокоения, чтобы даже в мыслях не перепутать их с Роем квартиры. — У меня там вещи остались, хоть переоденусь. А лейтенант Хавок как раз на машине — подбросит меня. Пешком идти далеко и холодно всё-таки. — С радостью, шеф, — отозвался Джин, по привычке потянувшись за сигаретой, но был остановлен строгим голосом Ризы. — Не в моём доме, лейтенант, — отрезала она, обратившись через секунду уже к Эдварду, смягчив тон. — Мне тоже стоит поехать, я полагаю? — Нет необходимости, спасибо, — улыбнулся тот кривовато, переступив с ноги на ногу, когда левое бедро прострелило судорогой на стыке с протезом. — Вы и так уже много для меня сделали. Если что-то случится, я позвоню, — добавил на всякий случай, пресекая возможные последующие вопросы. Риза едва заметно нахмурилась, и Эдвард лишь сейчас заметил, что она до сих пор не переоделась. Только китель сняла да подкатала рукава белой рубашки. Под её глазами залегли тени после нескольких бессонных ночей. Устала, конечно, устала, хоть давно, впрочем, привыкла задвигать собственные нужды на дальний план в угоду нуждам обоих командиров. Но всему же должен быть предел. — Номер, вроде, ещё помню, — успокоил собеседницу Эдвард, как умел. Спустя секунду лицо её расслабилось, вновь приняв нейтральное выражение. — Я поеду с вами, если вы не против, — осторожно вклинился Каин, посмотрев по очереди на каждого из присутствовавших. — У меня аппаратура в машине осталась. К тому же, потом нам с лейтенантом нужно будет вернуться в штаб, а квартира майора как раз по пути. — Отлично, — охотно согласился Эдвард, быстро взглянув на младшего подчинённого через стальное плечо и снова вернув внимание Ризе. — Видите, лейтенант, у меня надёжная охрана, — сказал со смешком, трезво оценив уровень собственной иронии. Если Джин действительно был отличным телохранителем, умевшим метко стрелять, то Каина самого придётся защищать в случае чего. Однако Риза, тоже понимая расстановку сил, всё равно согласно кивнула, ничего не сказав. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — уточнила с сомнением Уинри, скрестив руки на груди. — Может, сделать тебе ещё пару уколов? — Я в порядке, — ровно ответил Эдвард, сделав упор на последнее слово. Боль, конечно, ещё докучала ему, но с ней он вполне мог справиться без медикаментозной помощи. Поэтому для убедительности повторил собственную недавнюю фразу. — Если что-то случится, я позвоню, сказал же. — Ох, ну ладно, — тяжело вздохнула собеседница, коснувшись ладонью своего виска и покачав головой. — Твоё упрямство никогда нельзя было победить. — Точно, — подтвердил Эдвард с усмешкой, поправив очки. С непривычки переносица немного чесалась, а уши чуть ощутимо пульсировали. Но сильного дискомфорта, впрочем, не наблюдалось. Со временем он наверняка вообще перестанет замечаться. — Не будем, в таком случае, больше вас задерживать, дамы, — произнёс гость отработанным вежливым полковничьим тоном, который успел подхватить от Роя много месяцев назад. — Поехали, ребята, — обратился уже к Джину с Каином, так и простоявшим у порога с самого появления в квартире. Те молча кивнули, открыв дверь перед начальником. — Ой, подожди, ключи же у меня! — в последний момент сообразила Уинри, умчавшись в комнату в конце коридора. Видимо, отведённую ей на неопределённый срок, потому что изначально, когда Риза с Эдвардом только пришли, подруга возникла именно с той стороны. Или там могла быть просто единственная спальня, где они с хозяйкой квартиры вынужденно ютились вдвоём, но вот об этом думать точно не хотелось. Когда Уинри вернулась, Эдвард скомканно поблагодарил её, забрав связку ключей. Попрощался, обул на единственную живую ногу тюремный шлёпанец, в котором пришёл, и шагнул в коридор вместе с двумя своими сопровождающими, больше не обернувшись. * * * Что-то было не так. Эдвард почувствовал неладное ещё на подходе к квартире, едва ли не с момента, как они втроём шагнули в подъезд. В воздухе витало напряжение, словно дом предупреждал своего надолго пропавшего жильца об опасности. Звуков, присущих малоэтажкам спальных районов, не доносилось ниоткуда. Не слышались разговоры за тонкими стенами, мерный перелив пианино, на котором играла практически круглосуточно девочка из семьи с первого этажа, не подвывала в ответ собака за дверью напротив. Соседка сверху, постоянно попадавшаяся по пути с бутылкой воды для цветов, рассаженных по общим подоконникам, вероятно, забросила свои растения, потому что те стояли пожухлые, жёлтые, украшенные множеством сухих хрупких листьев. В целом складывалось впечатление, будто дом расселили. Мимоходом Эдвард порадовался, что позвал за компанию Джина с Каином. Он, конечно, верил в собственные силы, однако поддержка за плечами вселяла холодное спокойствие, позволяя мыслить трезво, без лишней паники. Сейчас решение отказаться на первое время от установки правой руки выглядело огромной глупостью. Хоть причина была достаточно веской: вооружённый автопротезом, делавшим его опасным для окружающих даже без алхимии, Эдвард мог навредить дорогим людям, сам того не желая. Однако мысль о прилагавшейся беззащитности в случае реальной угрозы изрядно опоздала. Поворачивать назад было, впрочем, уже поздно, поэтому он, подав своим спутникам знак приготовиться, осторожно вставил ключ в замок. Ребята почти синхронно вытащили пистолеты, подняв их к плечам. Задержав дыхание, Эдвард рывком открыл дверь, пропустив подчинённых вперёд. Обычно ему претило прятаться за чужими спинами, но в данной ситуации не было иного выбора. Сам хозяин квартиры шагнул внутрь спустя пару секунд, когда не услышал выстрелов или явных признаков борьбы. — Всё в норме, шеф, — с улыбкой отчитался Джин, выступив навстречу начальнику. От него привычно пахнуло крепким шлейфом табака, вселив спокойствие. Однако изменившееся выражение лица заставило Эдварда вновь внутренне напрячься. — Только Вам это не особо понравится... — Что именно? — строго уточнил тот, оказавшись наконец в гостиной, куда привёл узкий коридор. И замер, заметив троицу посторонних в военной форме, рассевшихся на диване. — Какого хрена? — возмутился справедливо, повысив тон. Солдаты подпрыгнули, резко поднявшись, и поприветствовали старшего по званию уставным салютом, вытянувшись по струнке. — Вы ещё кто такие? — Сержант Беркли! — Сержант Моррис! — Лейтенант Фарронир! — Да насрать мне! — рявкнул Эдвард вразрез с недавним вопросом. — Какого хрена вы тут забыли? — Согласно приказу полковника Мустанга охраняем жилое помещение на случай попытки несанкционированного проникновения, сэр, — лаконично отчитался старший из троих. — Вот же... — проворчал себе под нос непосредственный владелец вышеозначенного жилого помещения, замолчав конец фразы, не сумев выбрать между "обнаглевшей скотиной" и "предусмотрительным ублюдком" наиболее подходивший эпитет. Безусловно, оба они отлично описывали Роя, но его самого здесь, к сожалению, не было, чтобы услышать очередное честное мнение о себе. — И как давно вы тут ошиваетесь? — чуть поостыв, уточнил Эдвард, отмахнувшись от мысли, что выглядел нелепо, распекая исполнительных солдат, стоя перед ними в набедренной повязке из чужого махрового полотенца. — Семь с половиной недель, сэр, — ответил всё тот же лейтенант Фарронир, мужественно приняв удар на себя. Это было достойно уважения — не каждый военный мог подобным образом оградить собственных подчинённых от праведного гнева старшего офицера. "То есть с того дня, как меня похитили... — посчитал Эдвард, прикинув озвученные сроки. Выходило, что Уинри всё ещё жила здесь, когда прислали охрану. Или нет? Запоздало сообразив осмотреться, он ошалело моргнул, сочно выругавшись про себя. Стены с потолком в коридоре на границе с гостиной были сплошь в тёмных фигурных разводах копоти. Подпалённый с одного края ковёр на полу задрался, оскалившись короткими острыми нитками. Вместо стекла в ближайшем окне зияла дыра с торчавшими из рамы осколками, затянутая плотной матовой плёнкой на огромном количестве скотча, чтоб не задувало. От красивой некогда люстры над головой осталась лишь малая часть, повиснув оплавленным пластиком, словно восковая свеча. Все улики безошибочно указывали на применение огненной алхимии. На аналогии вспомнилось произошедшее в квартире Роя, когда впервые напали химеры. Однако изнутри вынырнуло отнюдь не понимание произошедшего, а новая порция злости. — Я, блядь, его всё-таки убью!" — запальчиво подумал Эдвард, обернувшись к Каину, застывшему рядом с тремя охранниками. — Сержант Фьюри, мне срочно нужна Ваша аппаратура, — сообщил приказным тоном, сжав кулак. — Да, сэр! — излишне поспешно отреагировал тот, вылетев из квартиры быстрее пули, едва успев выхватить из протянутой руки Джина ключи от машины. — Майор Элрик, позвольте вопрос? — обратился лейтенант Фарронир, не знавший, чего ожидать от чужого начальства и уж точно не готовый к дальнейшему. — Считайте, что Вы только что его задали, лейтенант, — рыча, отозвался Эдвард, одарив собеседника прожигающим взглядом, будто пытался заставить его испариться силой мысли. — А теперь, будьте добры, заткнитесь и не делайте лишних движений, чтоб я ни от кого из вас ни единого звука больше не слышал! — Да, сэр! — по привычке отсалютовал тот, получив безмолвное предупреждение в виде нахмуренных бровей и сжатых в побелевшую от напряжения полоску губ. — Я принёс, — обозначил своё возвращение Каин, пройдя мимо Эдварда, чтобы поставить громоздкий аппарат на журнальный столик перед диваном, у которого незаметно жались друг к другу два сержанта с лейтенантом. — Дайте наушник и настройте связь, — последовало следующее требование разозлённого командира. Коммуникатор, переброшенный через небольшое расстояние, тот поймал в полёте на отработанном рефлексе, пристроив на нужное место. Зажал небольшую кнопку, послушал тихое шуршание проходившего сигнала, едва дождавшись ответа с другой стороны, и на выдохе проорал в полный голос. — Полковник! Вздрогнули все, кто находился поблизости. За окном с веток вспорхнули птицы, над головой, в квартире наверху, заплакал ребёнок, снизу у соседей залаяла собака. В наушнике некоторое время царила тишина, полная растерянности. Однако напарникам никогда не требовалось лишних слов, чтобы понимать друг друга. Да и в рычащее "полковник" Эдвард вложил столько смысла, что не уловить его было невозможно. Поэтому спустя несколько секунд Рой неопределённо хмыкнул. — А, так ты наконец-то дома, — протянул он отрешённо, поудобнее устроившись на больничной койке, готовый к традиционному скандалу. Пришла очередь Эдварда ошарашенно молчать, но тот решил перескочить эту ступень. Впрочем, как всегда. — Ты охренел уже в край! — возвестил на повышенных тонах, отвернувшись от невольных слушателей, чтобы вновь окинуть взглядом следы давнего взрыва. — Кто тебе, ублюдок, разрешил хозяйничать в моём доме?! Мало того, что свою квартиру спалил к херам собачьим, так ещё и меня решил без крыши над головой оставить?! Это, мать твою, переходит всякие границы! Ты ни слова мне не сказал о том, что сжёг здесь половину! Осень на дворе, блядь, а у меня из-за тебя теперь окна нет! И, что за цирк ты устроил с охраной? У тебя вообще совесть есть? Отвечай, скотина! Когда ты собирался мне сказать обо всём этом?! Рой слушал, не перебивая. Только предусмотрительно уложил устройство связи рядом с головой на подушке, чтобы не оглохнуть. Слушал внимательно, почти жадно, ловя каждое слово, каждый звук, и улыбался. Самому себе ему было совсем не страшно признаться, что скучал. Безумно скучал по подобным звонкам в неположенное время с вопиющим нарушением субординации. Случайные свидетели их подобных перепалок никогда не волновали ни одного из собеседников всерьёз. Рой, не скрываясь, наслаждался руганью в свой адрес, такой знакомой, такой родной, до щемившей нежности в больном сердце. На секунду даже показалось, что ничего плохого не происходило. Словно не было его собственного исчезновения на полгода под прикрытием смерти, похищения Эдварда, месяца в плену под зданием Третьей исследовательской лаборатории и ещё одного — в запертой алхимией палате на тонкой грани реальности. Словно не было взаимных обид, привязанностей, переживаний, боли, чувства вины. Рой слушал, как на него орали от души, и силился сдержать предательские слёзы, горькие, полные знания, что ничерта уже не будет по-прежнему. Он ведь не дурак, в конце концов. Но так грел привычный голос сквозь расстояние, чуть искажённый мельчайшими помехами связи, звеневший праведным гневом. Наконец сломавшийся, повзрослевший, ставший немного ниже, глубже, мужественнее. С лёгким налётом хрипотцы от перенапряжения связок, насыщенный полутонами и новыми переливами. Рою будто впервые довелось узнать его звучание. А из Эдварда нескончаемым потоком лилось негодование, затапливая собеседника сладкой патокой воспоминаний. Вот вроде повзрослел, а вспыльчивый нрав остался. — Как же я ненавижу, когда ты так поступаешь, полковник, — на последних крохах злости выдохнули в наушнике, и Рой наконец надел его правильно. — Вечно пытаешься делать что-то за моей спиной якобы для моего блага, а я потом это долбаное "благо" не знаю, куда девать. Урод ты, короче. И тупица. — Надеюсь, ты уже отпустил охрану, которую я приставил к твоей квартире? — уточнил слушатель отстранённо, стерев едва выступившую влагу с ресниц, но не сумев стереть вместе с ней идиотскую улыбку. Ведь ответ был настолько до смешного очевиден. На том конце связи Эдвард застыл, пришибленный осознанием допущенной оплошности. Одно дело — орать на старшего по званию из мелких штабов на окраинах, где всем, по сути, плевать хотелось на обоих собеседников. Но совсем другое — делать то же самое при непосредственных сослуживцах, которым ещё дальше предстояло работать с каждым из них. — Блядь, — ёмко высказался Эдвард, вложив в единственное слово огромнейший спектр эмоций. Потёр лицо ладонью, окончательно успокоившись, шумно выдохнул прямо в микрофон, благополучно не работавший в этот момент, повторно зажал кнопку коммуникатора. — Вот раньше тебе было никак не спросить, да? — Разве тебя перебьёшь? — резонно заметил Рой, из последних сил сохранявший спокойный тон. — Ой, да катись ты к чёрту! — снова повысил голос Эдвард, отказываясь признавать вину. По крайней мере, вслух. Это уж точно не предназначалось для чужих ушей. Извинения между ними вообще звучали крайне редко, когда других способов донести до напарника свои мысли и чувства не оставалось. — Ремонт будет за твой счёт — не обсуждается, — припечатал он хмуро, обернувшись на невольных свидетелей устроенного скандала. Джин с отсутствовавшим выражением курил у окна, чуть отодвинув краешек плёнки, куда стряхивал пепел с сигареты. Судя по запаху, далеко не первой. Каин стоял возле аппарата связи, низко опустив голову, старательно прятал подбородок в воротнике кителя, чтобы не видно было, как он беззвучно смеялся. Эдвард оценил его старания, бессознательно улыбнувшись. Да, его команда привыкла и не к такому. Чего только им не доводилось уже слышать через запертую, но предательски тонкую дверь кабинета начальства. А вот трое охранников держались отнюдь не столь хорошо, хоть искренне пытались. Их лица стоило просто видеть. Бледные до серости, с вытаращенными глазами, полными праведного ужаса, сжатыми напряжённо челюстями. Солдаты стояли недвижимыми изваяниями, боясь лишний раз вздохнуть или сменить позу — вдруг ткань ненароком зашуршит? Отвлекать на себя чужой гнев они явно боялись. Эдварду не нужно было читать мысли, чтобы понять, какой раздрай творился сейчас в их головах. "Кто такой этот парень, раз старший по званию офицер позволяет ему подобное?" — висело в воздухе почти осязаемо. Формулировка, возможно, звучала более вольно, но сути не меняла. — Эй, вояки! — окликнул испуганную троицу Эдвард, задушив улыбку наигранной строгостью. Реакции не последовало. Им ведь велели заткнуться и не делать лишних движений — они послушно исполняли, опасаясь нарушить именно этот конкретный приказ чужого командира. Тот одобрительно хмыкнул, оценив рвение. — Напишите подробный отчёт за всё время вашего здесь пребывания и завтра предоставьте его мне лично, — произнёс сдержанно, не отпустив кнопку наушника. — Можете быть свободны. — Простите, сэр, но мы находимся здесь по приказу полковника... — нашёл смелость попытаться возразить ему лейтенант Фарронир, готовый получить выговор за всех. — С которым я как раз сейчас разговариваю, — хмуро продолжил Эдвард чужую фразу собственной. — Или, может, Вы желаете побеседовать с ним лично? — уточнил вкрадчиво, прищурившись. Предупреждение в его словах не заметил бы, наверное, только глухой. — Никак нет, сэр, всё ясно, сэр, — протараторил лейтенант Фарронир, кивнув двоим сержантам, и они разве что не бегом рванулись к спасительному выходу из квартиры. — Спасибо за службу, парни! — крикнул им вслед Эдвард, когда троица просочилась мимо него по стеночке. — Рады стараться, сэр, хорошего дня и с возвращением, сэр! — очередной скороговоркой ответил старший, отсалютовав по форме, последним скрывшись из виду в дверном проёме. — Давно, интересно, ты от моего имени приказы раздаёшь? — флегматично спросил Рой. — Давно, интересно, тебя это волнует? — в тон ему отозвался Эдвард, услышал собственный вопрос словно со стороны, зацепившись за самый конец, и тихо ругнулся, повторив недавнее вместительное по значениям слово. — Блядь. Тебе же нельзя волноваться, — вспомнил с изрядным опозданием, ощутив прилив жгучего стыда за устроенный недавно концерт. — О, рад, что ты так за меня переживаешь, Стальной, — сакцентировав внимание на предпоследнем слове, усмехнулся собеседник. — Но, право, не стоит. За минувшие годы совместной работы я уже научился игнорировать подобные маленькие вспышки твоего негодования. — Ты. Кого. Назвал. Мелким?! — машинально возмутился Эдвард, почти вынудив оставшиеся в оконных рамах стёкла отозваться предупреждающим звоном. — Бесполезная задница! — Что, прости? — насмешливо переспросил Рой. — Тебя что-то плохо слышно, попробуй подняться повыше: там связь должна быть лучше. — Полковник, твою мать, заткнись по-хорошему, пока я не явился в больницу, чтобы всё-таки набить твою наглую рожу! — не сдержался Эдвард, пнув безвинный край опалённого ковра стальной ногой. — Скажи, как мне всерьёз воспринимать твои угрозы, когда они звучат таким красивым голосом? — поинтересовался Рой нарочито отстранённо, хотя сказал, по сути, то, что вертелось на языке с самого начала. Комплимент соскользнул вслух настолько легко, словно это было привычным делом. — Ч-чего? — запнувшись, ошарашенно выдохнул Эдвард, мигом растеряв весь запал. Застыл, словно ступни прибили к паркету, а под рёбра ударили кулаком. Он бы решил, что ослышался, не будь связь настолько хорошей. В груди знакомо кольнуло, щёки ощутимо потеплели. — Ты вряд ли заметил, но у тебя голос изменился, — спокойно пояснил Рой, ни капли не волнуясь о том, как прозвучит. — Теперь это уже не детский писк — даже слушать приятно стало. Мне нравится. — Придурок, — неправдоподобно, тихо возмутился Эдвард, сняв коммуникатор. Ухо под пальцами было горячим на ощупь, как и скула, которую вскользь случайно задел, когда опускал руку. В два шага оказался у аппарата связи, отключив сигнал, вспомнив, какую кнопку нажимал для этого Каин ещё в здании военного трибунала. — Пойду переоденусь, — поспешив скрыться в спальне, мягко закрыв дверь, бросил на ходу юный командир оставшимся членам своей команды. Те растерянно переглянулись, обратившись друг к другу с абсолютно одинаковым вопросом в глазах. Но ответа ни у кого из них не было, поэтому они лишь поочерёдно пожали плечами, вернувшись к прерванным занятиям. Джин закурил новую сигарету, выбросив окурок предыдущей в окно. Каин внимательно проверил аппаратуру, отключил заодно питание и, обойдя стол, присел на краешек дивана. А Эдвард, оказавшись в спасительном уединении, опустился на кровать, накрыв ладонью пылавшее неожиданным смущением лицо. Сердце дрожало в груди, словно от озноба, только от него по всему телу медленно расползалось приятное тепло. "Ну и что это было вообще? — решил узнать у самого себя, но не нашёл объяснения странному поведению Роя. — Какого чёрта он вообще решил сказать мне... такое?" Слово "комплимент" Эдвард сознательно упустил, временно вычеркнув из обихода. Слишком неуместно оно смотрелось в контексте их обычного общения. Но другого определения, столь же подходившего, попросту не существовало. Однако признать, что услышал от Роя именно комплимент, означало признать поражение. Потому что было, как ни отнекивайся, приятно. И эта мимолётная радость, встрепенувшаяся внутри, говорила очень многое. "Я чувствую... — поразился мысленно Эдвард, глядя на пол в комнате сквозь пальцы, лежавшие поверх очков. Медленно, но до него дошло. — Я всё ещё что-то чувствую. — Уронил устало руку на бедро, позволив себе чуть ссутулиться, оперевшись на него локтём. Смежил веки ненадолго, помотав головой из стороны в сторону. Он не просто чувствовал, нет — эмоции захлёстывали через края девятым валом в первые секунды, пока шок не отошёл. Сейчас же остались мягкие отголоски, накатывавшие осторожными волнами воспоминаний. Возможно, конкретно эта его инвалидность в действительности была обратима? Ведь Эдвард чётко понимал, что именно всколыхнули в душе простые слова Роя. Они задели то, до чего не могли дотянуться физические прикосновения. Вряд ли кто-то другой сумел бы повторить подобное. Лишь один человек, ставший причиной сумасшествия, пожалуй, имел силу излечить его. Интересно, правда, догадывался об этом сам Рой или просто удачно попал пальцем в небо? — Чёртов полковник, — подвёл неизменный итог Эдвард, тихо усмехнувшись с необъяснимой нежностью, просочившейся даже сюда, в подсознание, где происходил странный монолог. Где отыскал себе место крошечный робкий огонёк, занявшийся с быстрой яркой искры на остывших углях первого незрелого чувства. Где, как казалось, чернело лишь погорелое кладбище имени Роя Мустанга. — Чёртов тупой полковник".