Nudo con i brividi

Возьми меня, используй меня, порви мою рубашку. Алессандро не говорит ни слова - никогда: Риккардо всегда тот, кто может заполнить любое молчание, цепляясь за запятые и слова, как будто он должен использовать их, чтобы подняться на гору из молчания, которая разделяет их. Но на самом деле это не важно, они всегда находили путь друг к другу только через физический контакт. День, когда Мамуд осознаёт, что та растоптанная и неправильная дистанция, которую он смог построить шаг за шагом рассыпается в прах. Бланко, разбивал каждый камень и каждый кирпич из которых Алессандро строил стену между ними. И, когда Риккардо схватил его за рубашку, что-то в Але определённо сломалось. Это было всего лишь мгновение, бесконечно малое мгновение, когда он потерял контроль над собой и смотрел на него, вгрызаясь в его душу, также сильно как пытался остановить себя, впиваясь зубами в свои губы. Неправильно. В ту ночь ему пришлось столкнуться с последствиями произошедшего. Одним взглядом он раздевал его и говорил всё, что никогда - никогда - не должен был говорить: возьми меня, используй меня, порви мою рубашку. Ты понимаешь, чего я хочу, Риккардо? Но был момент, ещё один крошечный (и совершенно неправильный) момент, когда Але думал, что это его расплата. В этот момент Риккардо смотрел на него с проблеском каких-то эмоций в глазах, но при этом не мог сдержать улыбки - он улыбался часто и, возможно, даже слишком много, для своего здравомыслия. Але всегда хотел, но никогда не решался спросить его: ты всегда улыбаешься? Почему ты всегда улыбаешься? Алессандро, со своей невероятной твердолобостью и абсолютной уверенностью в собственной правоте, всегда думал, что, Риккардо постоянно улыбается потому что флиртует и провоцирует, а не потому, что он действительно может найти что-то смешное в ситуации. Он мог подумать, что это забавно, видеть Алессандро с глазами, ставшими влажными из-за застоя мыслей между радужной оболочкой и зрачком, забавно, как он качал головой (пожалуйста, оставь меня), пока искал способ уйти от него. Конечно это забавно. И он хотел, должен был попросить его по-настоящему: возьми меня, используй меня, порви мою рубашку, сделай это по-настоящему - но ему не хватило смелости, возможно, у него даже не было на это права. Але молча ушёл в свой номер имея в голове абсолютно точное осознание, что сегодня произошло что-то невероятно значимое для него. И точно также он был уверен в том, что Риккардо понимал, что делает и для него это не значило ничего. Мамуд без конца проваливался в момент их выступления, когда он просто широко открыл глаза, и на мгновение испугался, что Бланко забыл слова песни. Но когда мальчишка продолжил петь, как ни в чем не бывало, вся существующая ранее уверенность в себе исчезла. Это приходило ему в голову через равные промежутки времени в последующие часы, когда их гостиничные номера разделяла только стена и завеса грез наяву: Алессандро думал о нём постоянно и болезненно. Как тот сидел на краю кровати, болтал по телефону со своей девушкой, взволнованно кричал маме, что это был момент, когда все его мечты стали реальностью, отвечал на поздравления в Instagram и... остальное Але и представлять себе не хотел. Но в скалистых берегах своего сознания он хотел верить, что там должно быть место и для него: того, кто, не сомкнул глаз за всю ночь, встал под утро, влез в пижаму и содрогнулся при новой мысли об этом взгляде - взгляде, пропитанном всеми возможными эмоциями, которые он всю ночь вертел во рту, как жевательную резинку, размышляя, стоит ли им и когда стоит об этом говорить. Но, когда на следующее утро он заметил, как по-нормальному ведет себя Риккардо (настолько насколько слово "нормально"- вообще применимо к нему), то осознание происходящего даёт трещину, и появляется эта ноющая уверенность в том, что парень просто всё понял про его чувства и поэтому ведёт себя - так. Потому что теперь Риккардо смотрит на него без каких-либо эмоций, кроме своих обычных, с возбужденной улыбкой и тарелкой завтрака, полной до краев. Алессандро ничего не говорит, его рубашка слегка распахнута на груди, и он испытывает невероятный ужас, когда думает, что если бы Риккардо опустил взгляд, то понял бы по взгляду на его грудь, что его сердце вот вот выпрыгнет наружу. И когда Рикки качает головой своим мыслям над собственной яичницей, Але чувствует, как волна дискомфорта бьет его в грудь, заставляя вздрагивать. Он хочет сразу же застегнуть рубашку, спрятать эту необъяснимую дрожь перед парой больших глаз и широкой улыбкой, скрыть все компрометирующие его улики. Но Риккардо только достаёт телефон и смеётся над сообщением в Whatsapp, пока руки Алессандро слишком сильно дрожат, чтобы даже попытаться застегнуть всего лишь две кнопки на рубашке. - Кофе? - спрашивает Бланко, передавая ему графин, поставленный на стол одной из официанток, - Ты выглядишь так, будто у тебя была весёлая ночка. Мамуд хочет закричать: Ты думаешь я вообще смог закрыть глаза, после вчерашнего? Но, отпивая большой глоток кофе, он только кивает - ему никогда не хватит смелости исповедаться: склонить голову, как алтарник в исповедальне, и попросить прощения за свои грехи. Бланко может быть его младшим братом, соседом, которого он научил играть в футбол, когда ему было восемнадцать, племянником старшей сестры, братом друга - кем угодно, но, когда он смотрит ему в глаза, это относительные проблемы: настоящая проблема, та, что болит с каждым ударом сердца, заключается в том, что Риккардо не является ни одним из них. Он появился как что-то невероятное и необъяснимое в его жизни, и, в конце концов, это то, что причиняет боль больше всего. - А ты сам вообще спал? - Я никогда не сплю, - Рикки улыбается так сильно, что становятся видны все его зубы, - Способность супергероя, разве ты не знал? - Однажды ты должен сказать мне, что ты делаешь, чтобы быть таким, - тихо комментирует Алессандро, - Ты до абсурдного гиперактивен. Парень пожимает плечами, задумчиво перемешивая содержимое своей тарелки - кажется, что-то лишило его аппетита (и это странно), но Риккардо не объясняет ничего и не говорит ни слова. Именно в этот уже по какой-то причине испорченный момент, Але должен просто спросить: Что происходит? Что в твоей голове? Что там такого запутанного? Что там такого невероятного сложного? Но он не успевает ничего сказать потому, что Бланко снова оказывается тем, кто нарушает молчание, убивая его этим словно самым острым в мире ножом. - Я сделал что-то не так прошлой ночью?