Когда свет погаснет, ты увидишь меня

       Серьёзные эмоциональные потрясения редко дают возможность выспаться. Придя в комнату, Се Лянь и Хуа Чэн пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по кроватям, скрепя сердцами расцепляя руки. Впервые за всё время их совместного проживания юноши не задёрнули балдахины на своих кроватях, желая заснуть, глядя друг на друга.        Но выспаться не получилось. Се Ляню удалось немного сбивчиво подремать, а Хуа Чэн всё не мог уснуть: вспоминая отголоски мягких губ Се Ляня на своих губах. Он как ворочался без сна, пытаясь утихомирить трепещущее сердце, так и ворочался до тех пор, пока не решил рано утром спросить:        — Ты спишь?        Получив ответ на свой вопрос, Хуа Чэн продолжил поток своих размышлений и благодарностей, но уже вслух. И спустя несколько реплик юноши закрыли балдахин на кровати Се Ляня, скрывая от пустой комнаты их нежную близость.        Взяв щеки Хуа Чэна в свои ладони, Се Лянь увлекал его в очередной бесконечный поцелуй, пытаясь насладиться. Ноги под одеялом нетерпеливо переплетались, пытаясь удобно устроиться на одноместной кровати. Но это всё же было лучше, чем целоваться стоя в холодном ноябрьском лесу.        Юноши потеряли счёт времени, соприкасаясь губами снова и снова. Время от времени отлипая друг от друга, парни обсуждали тему, начатую ночью в лесу.        — Хм, что же получается, — вслух размышлял Се Лянь, перебирая длинные волосы Хуа Чэна межу пальцами, — ты попал в некую стрессовую ситуацию. Твой организм решил, что повреждения столь велики, что несовместимы с жизнью, поэтому включил экстренный режим энергосбережения. Вот ты и впал в спячку.        — Примерно так и говорили психологи в детском доме, — ответил Хуа Чэн. — За исключением того, что они не знали, что проспал я три сотни лет. Да и все эти гипнозы не смогли вытащить на поверхность воспоминания о прошлом.        — А когда Саньлан начал вспоминать?        — Через пару лет. Пока у всех были проблемы пубертатного возраста, у меня наряду с этим начались вспышки неконтролируемой стихийной магии, бонусом шли воспоминания из прошлого, которые снились мне по ночам. Я даже не сразу понял, что это воспоминания.        Се Лянь решил поинтересоваться:        — Маглы вокруг не видели колдовство?        Хуа Чэн улыбнулся, кое-что припоминая.        — Я понял, что мои сны — не просто сны, когда сидел на ненавистном уроке в школе и учитель начал перекличку. Когда прозвучало моё имя, одноклассники хором сказали, что меня нет: я подумал, что это шутка, но потом посмотрел на свои ладони.        — О! Ты стал невидимым! — догадался Се Лянь.        — Так сильно не хотел на контрольную, что стал невидимым, — усмехнулся Хуа Чэн. — С другой стороны, послушал, что учителя и одноклассники говорят обо мне, когда меня нет.        Лёжа на груди Се Ляня, Хуа Чэн прекрасно слышал стук его сердца. Он был так близко и так открыт для него. Если бы Се Лянь спросил, что одноклассники говорили в его отсутствие, Хуа Чэн немедленно рассказал бы всю правду, со всеми гадостями. И даже сказал бы, что чувствовал тогда по этому поводу — вот настолько он готов был раскрыть этому человеку всего себя.        Но Се Лянь спросил другое:        — То есть, когда воспоминания и способность к магии вернулись, ты просто принял свою эльфийскую сущность и стал жить с ней?        — На самом деле нет, — честно ответил Хуа Чэн. — Я понял, что способен к колдовству, в какой-то момент даже шифтнулся в эльфа, но всё равно не понял, кто я есть. Было бы понятнее, если бы все воспоминания вернулись разом, но они возвращались частями — то образы из прошлого, то диалоги. Как будто фильм смотрел: артхаусный, от первого лица. И всё, что у меня было из проверенных источников о волшебстве — это фэнтезийные книги. Так я познакомился с творчеством Толкина, а ещё с аудиокнигами — очень удобно, когда у тебя все иероглифы плывут перед глазами и ты не можешь на них сфокусироваться.        Грудь Се Ляня мелко затряслась, когда он рассмеялся на очередную самокритичную шутку Хуа Чэна на тему дислексии. Эта тема была в топе десяти тем, из-за которых Се Лянь заливался смехом, поэтому Хуа Чэн не жалел себя.        Отсмеявшись, Се Лянь задал следующий уточняющий вопрос:        — А о существовании волшебников и эльфов ты узнал уже в Хогвартсе?        — Чуть раньше, — подтвердил Хуа Чэн. — Мне Чан Гэн рассказал, когда мы были...        Хуа Чэн замялся, когда воспоминания подступили к горлу, а слова застряли на языке. Намерение рассказать всё Се Ляню как есть у него было, вот только не было сил озвучить некоторые вещи. Впрочем, Се Лянь уже сам догадался об этой части его истории и не напирал сильно.        — Чан Гэн и сам не много знал об эльфах, но в волшебный мир он меня полностью вовлек — на удивление, здесь я ощущаю себя чужим значительно меньше, чем среди маглов. Всё равно что-то приходится скрывать, но уже меньше.        — Не хватает зла на человечество! — сердечно отозвался Се Лянь. — Мало им было истребить целую расу, так ещё и историю переписали, чтобы никто их не вспомнил!        Раньше Хуа Чэн тоже злился, но в какой-то момент у него выработался иммунитет на бесконтрольную злобу, которую хочется вылить на человечество.        — Так ведь и поступают имперцы и завоеватели, — спокойно отозвался Хуа Чэн, — вся их история написана на крови...        Приподнявшись на локтях, Хуа Чэн посмотрел Се Ляню прямо в глаза, решая наконец спросить:        — Слушай, гэгэ ведь говорил, что у его дедушки есть тайная бибилиотека с не уничтоженными рукописями с упоминаниями эльфов? Может ты сможешь там что-то найти о таких, как я? У меня много вопросов: например, все ли эльфы впадают в спячку на сотни лет или это я такой особенный?        Проведя ладонью по щеке юноши, Се Лянь едва коснулся старого шрама, идущего от повреждённого глаза. Заметив ласковый жест, Хуа Чэн потёрся щекой о ладонь, как поступил бы любимый питомец со своим дорогим сердцу хозяином.        — В книгах моей семьи определённо есть ещё что-то, — кивнул Се Лянь. — Я как раз хотел пригласить тебя на новогодние каникулы ко мне в гости... Если, конечно, Гу Юнь разрешит...        — Разрешит! — уверенно ответил Хуа Чэн. — Упросим его по нашей схеме: исправим оценки и будем мучить, пока он не согласится!        На радостях Се Лянь крепко обнял Хуа Чэна, прижимая его как можно ближе к сердцу. Се Ляню часто рассказывали о том, какие эмоции вызывает ощущение влюблённости, но эти слова друзей и близких никак не отдавались в нём. Он считал, что всё это чуждо ему, он никогда не будет одним из тех, кто не может перестать целовать возлюбленного, или тем, кто всегда и везде хочет держать объект обожания за руку. Но вот он здесь. Именно в этой отправной точке, из которой ему не хочется никуда уезжать.        Звук открывающейся двери и визг Ши Цинсюаня вывел юношей из их райского уголка. К тому моменту, как друг одёрнул балдахин, Хуа Чэн уже вернул себе человеческий облик, а Се Лянь сидел на другом краю кровати, целомудренно сложив руки на коленях, ничем не выдавая страсть, что наполняла его минуту назад.        — Се Лянь, нам нужно срочно поговорить! — воскликнул Ши Цинсюань, не замечая румяных щек Се Ляня.        — Что-то срочное? — уточнил слизеринец, смущённо убирая локон за ухо. — Ты же мог прислать мне голосовое сообщение?        — Не мог! Не мог записывать это в комнате с кем-то, да и ты бы прослушал его без наушников!        Коротко глянув на Хуа Чэна, Се Лянь произнёс:        — Но у меня нет секретов от Саньлана.        — А у меня есть!        Поняв, что здесь происходит, Хуа Чэн медленно поднялся с кровати. Подбирая одежду, он наспех стянул пижаму, заменяя её повседневной одеждой. Поправляя рукава, он уведомил соседа по комнате:        — Оставлю вас наедине.        Се Ляню было неудобно выдворять Хуа Чэна из его же комнаты. Он неловко уточнил:        — Куда ты пойдёшь?        — Пойду кошмарить Гу Юня. Думаю, после вчерашнего он будет рад услышать мои предложения по улучшению школы. Есть идеи?        — О, скажи ему про рыдающую картину служанки возле женского туалета на пятом этаже, — подал идею Ши Цинсюань, — как она всем надоела! Пусть директор перенесёт её в подвал!        — Записал, — подтвердил Хуа Чэн. — Ещё что-нибудь?        — О! Ещё пусть он сделает четверг — днём итальянский еды в столовой!        — Супер, — отсалютовал Хуа Чэн, — пожелайте мне удачи в борьбе с драконом.        Попрощавшись с Хуа Чэном, Ши Цинсюань захлопнул у него перед лицом дверь и немедленно кинулся на кровать к Се Ляню. Уткнувшись другу в грудь, юноша застонал:        — Что со мной происходит? Это какой-то кошмар! Моё собственное тело меня ненавидит! Смены начали происходить ужасно часто. Ещё вчера я был девушкой, а сегодня я опять парень. Что ещё важнее — вчера у меня были месячные, а я ведь никогда не менялся во время цикла! Теперь я боюсь, как бы менструальная кровь не полилась из жопы!        Се Лянь искренне не знал, что ответить. Понимал, что должен поддержать друга, но не имел и малейшего понятия о его индивидуальном и неповторимом опыте, который даже вообразить сложно. Однако, Ши Цинсюань не умел останавливаться, пока не выскажет всё, что думает. Продолжив тираду, он избавил Се Ляня от необходимости подбирать слова.        — Е Ванси как-то говорила, что мне везёт с тем, что моё тело меняется в соответствии с моим ощущением, — продолжил Ши Цинсюань, — но если задуматься: я это не контролирую! Все говорят, что гендер — это социальный конструкт и я могу это менять по желанию, но я не могу! Я так устал подбирать одежду в соответствии с ожиданиями окружающих, так устал каждый день рассказывать окружающим, как ко мне сегодня нужно обращаться. Не все же такие понимающие, как ты. И мне надоело метаться от мужчины к женщине, что если я вообще небинарные? Что если послать нахер все эти социальные ожидания, забить на перемены в теле и просто быть собой? Почему меня вообще задевает, когда меня зовут «он» или «она»? Может вся эта бинарная система совсем не для меня?        Чем больше вопросов Ши Цинсюань задавал, тем меньше у Се Ляня было ответов. Сказывалась ещё бессонная ночь, полная шокирующих новостей и удивительных новых эмоций. Хорошо, что все эти вопросы Ши Цинсюань задавал сам себе.        — Меня всю жизнь водили по врачам, но, понимаешь, никто из них не стремился мне помочь. Все они хотят изучить меня, понять, почему у меня такое тело. Когда я был ребёнком, родители дали разрешение одной клинике на изучение моего «недуга», и раньше я наделся, что они смогут понять причину этого и сделают лекарство, которое поможет мне оставаться в любой моей ипостаси по моему желанию, но их, кажется, это совсем не интересует! Этим летом я опять к ним ходил: очередной раз они взяли у меня тонну крови, плазмы, слюней и соплей. И даже просили сперму, но я отказался: мало ли, вдруг они захотят вырастить в лаборатории мой клон или ребенка от меня! А я бы хотел знать всех своих детей в лицо!        От возмущения Ши Цинсюань весь раскраснелся и дышал так шумно и сбивчиво, что Се Лянь мог слышать его колотящееся сердце.        Уловив паузу в размышлениях друга, Се Лянь взял его ладони в свои руки и захотел его ободрить, немного уходя от темы:        — Кстати, поздравляю вас с Хэ Сюанем в победе на конкурсе костюмов. Лучшие парные костюмы, да?        Эффект это возымело: на лице Ши Цинсюаня выросла счастливая улыбка, обнажая белоснежные зубы. И выглядело это до невозможного печально, учитывая, что на его щеках ещё не просохли слёзы.        Ещё вчера на балу Ши Цинсюань выглядел как самый счастливый и уверенный в себе человек на свете. Но кто бы мог подумать, что за всем этим прячется такая большая тоска, негодование по несправедливости и тотальное ощущение неполноценности? Се Ляню стало немного стыдно, что с начала учебного года он проводил не очень много времени с другом, предпочитая ему компанию Хуа Чэна.        На самом деле Се Лянь уже не первый день ловил себя на мысли, что с появлением Хуа Чэна, он совсем перестал общаться с остальными друзьями. Даже когда они все вместе сидят за обеденным столом, Се Лянь в компании одноклассников всегда замечал и видел только Хуа Чэна.        На ряду со стыдом у Се Ляня было ещё и понимание. Теперь он понимал, почему Ши Цинсюань весь прошлый год просидел за партой с Мэй Ханьсюэ, почему Му Цин и Фэн Синь постоянно где-то ошиваются вдвоём, почему даже Линвэнь иногда убегает с их стола и садится к Вэнь Цин и Лю Минъян. И если раньше в подобные моменты Се Ляня съедала полная непонимания тоска: ведь он считал себя не столь интересным и приятным человеком, раз ему предпочитают компанию других.        А сейчас, сидя рядом с лучшим другом, Се Лянь мечтал сидеть рядом с Саньланом. Мечтал прямо сейчас держать его за руки и целовать его пухлые губы. Теперь Се Лянь понимал всех их.        Несмотря на новые доселе неведомые ему чувства, Се Лянь не собирался становиться плохим и невнимательным другом.        — Может сходишь к Чэнь Цинсюй? Расскажешь о проблемах?        — Да чем она поможет? — скептично спросил Ши Цинсюань. — С этим не могут справиться ученые и врачи, работающие в суперсовременных лабораториях за большие деньги. Чем мне можем помочь обычный школьный лекарь?        — Как минимум, у неё есть искренне желание тебе помочь и она не получает никакой из этого выгоды.        Воодушевившись поддержкой друга, Ши Цинсюань вытянул Се Ляня из комнаты и направился в сторону лазарета.        Проведя стандартную процедуру осмотра, Чэнь Цинсюй начала задавать вопросы:        — Как у тебя со сном в последнее время?        — Если Усянь не заставит всех смотреть какую-то глупую документалку в гостиной до трёх ночи, то нормально, — невозмутимо ответил Ши Цинсюань.        — Наш организм может реагировать на малейший стресс, вызванный чем-то для нас непривычным. Как с уроками? Учителя не наседают?        — Неа, учителя как учителя, — пожал плечами юноша. — Пугают экзаменами так, будто я собираюсь куда-то после школы поступать, хе-хе.        — Не будешь поступать? — переспросила лекарь. — Не выбрал специальность?        — И это тоже. Плюс хотел бы отдохнуть от учебы и попутешествовать. А потом, если нужно, сдам экзамены снова. Поэтому пугалки преподов на меня не влияют.        — Но что-то же в жизни вызывает небольшой стресс? Например, вы же к балу готовились: вы так работали над костюмами и стремились выиграть. Может это тебя вывело из колеи?        — Немного, да, — честно ответил ученик. — Но частые смены начались гораздо раньше. Точнее, с началом бала они только участились. Можно считать, что бал не причина, но часть проблемы.        — В таком случае, хорошо, что он теперь позади, — подал голос Се Лянь, всё это время сидевший на соседней койке и ожидавший друга после осмотра.        Друг улыбнулся, чему Се Лянь очень обрадовался.        В действительности первичный осмотр на самом деле ничего не дал — по визуальным параметрам Ши Цинсюань был здоров и полон жизни. На всякий случай Чэнь Цинсюй взяла у ученика анализы для проверки.        Забирая у лекаря пробирку с кровью, помогающая в лазарете Ши Мэй, хитро глянула в лицо старосте и произнесла:        — Да ладно вам, тут нечего изучать. Я и без осмотра могу сказать откуда стресс.        — Просвети нас, — не дрогнув бровью, попросила Чэнь Цинсюй.        Смотря в глаза Ши Цинсюаню, Ши Мэй довольно начала перечислять:        — Учащённое сердцебиение, плохо спится... Не лукавь, Цинсюань, ты всё время по ночам в гостиной сидишь.        Прежде чем одноклассница продолжила, Ши Цинсюань её перебил:        — Учащённое сердцебиение, потому что я бежал по лестнице, чтобы прийти сюда. А в гостиной сижу, потому что фильм интересный и не могу прерваться!        — А не потому ли в гостиной сидишь, что в комнате твоей спит объект твоего обожания, властелин всех твоих навязчивых мыслей, чьё имя начинается на Хэ...        — Чушь какая! — в ужасе выпалил Ши Цинсюань, — мы с Хэ-Сюном друзья!        Произнеся это вслух, Ши Цинсюань понял, как лживо это звучало. К щекам прилила кровь и он поспешил отвернуться к Се Ляню, чтобы сыскать поддержки хотя бы у него, но тот лишь обменивался понимающими взглядами с Ши Мэй.        — Так, ладно, в таком случае, не тратьте больше моё время, — попросила Чэнь Цинсюй, забирая свои медицинские принадлежности и покидая кабинет.        У Ши Цинсюаня от негодования до сих пор горело лицо, и когда рядом не было взрослых, отпирался он значительно сильнее:        — Скажешь подобное при людях — накинул порчу.        — Могу и в твиттере это написать, — парировала Ши Мэй.        Одноклассник слишком сильно упирался. Это было очень не похоже на Ши Цинсюаня. Помнится, ещё пару лет назад он рассказывал всем окружающим о своём краше ещё до того, как этот краш узнавал о его чувствах, и тогда Ши Цинсюаня всё устраивало. Даже то, что краш потом подходил к нему с фразой: «Хей, привет, говорят, я тебе нравлюсь. Хочешь потусить вместе?»        Возможно, Ши Цинсюань просто повзрослел. А может всё дело в том, что эта влюблённость не совсем обычная.        Тактику нападения Ши Мэй решила сменить на тактику сочувствия.        — Не переживай ты так, это правда очень заметно было, когда вы вместе танцевали. А потом вы пришли в этих парных костюмах и у меня сломался мимиметр, что я аж голосовала за вас.        — Я тоже за вас голосовала, — отозвалась Вэнь Цин с другого угла лазарета.        Прежде чем Ши Цинсюань вспомнил о его присутствии, Се Лянь, благополучно пропустивший всю церемонию с голосованием и объявлением победителей, спрятал лицо за первой попавшейся брошюрой, лежавшей на столе. К его счастью или сожалению, в ней была информация о драконьей оспе, с крупными премерзкими фотографиями волдырей и нарывов.        Ши Мэй продолжал отвлекать Ши Цинсюаня от всех вокруг, пытаясь довести до прозрения:        — Посмотри на Вэнь Цин — не зассала и пригласила Цзян Чэна на свидание после бала. Все вокруг знали, что они друг другу нравятся и ничего в этом такого нет!        — Так мы с Хэ-Сюном пошли вместе танцевать просто по-дружески, потому что у нас не было пары! — продолжал настаивать староста.        — Это ты так думал.        Устав от бессмыленного и беспощадного разговора, Ши Цинсюань схватил Се Ляня за руку и потащил к выходу из лазарета. Придя к ближашему пустому коридору, он отпустил руку друга, гневно садясь на подоконник и приглашая Се Ляня сесть рядом.        — Тоже мне, врачи! — причитал Ши Цинсюань. — Какой хороший врач скажет, что симптомы болезни — это влюблённость в соседа по комнате? Лицензии их надо лишить, причём ещё до того, как они её получат!        — Но они не сказали, что причина в чувствах, — решил уточнить Се Лянь. — Они сказали, что причина в стрессе, а стресс вызван разными факторами.        Во фразе Се Ляня Ши Цинсюань услышал только то, что ему больше всего не хотелось слышать:        — Да нет у меня краша в Хэ-Сюна!        Взглянув на друга за поддержкой, Ши Цинсюань увидел только снисходительное выражение лица. Так часто на него смотрели родители или старший брат. Словно ещё секунда и они саркастично скажут, словно обращаясь к умалишённому: «Да-да, милый, если ты так думаешь, значит оно так».        Ши Цинсюань не мог понять и решил порассуждать вслух:        — Ну, как бы, да, Хэ Сюань красивый, умный, стильно одевается, классно танцует, у него сильные руки и секси мозг, но...        — Всё нормально, — поддержал его Се Лянь. — У тебя могут быть причины не хотеть с ним отношений и никто не может тебя заставлять. Ши Мэй действительно очень напирала.        — С чего ты взял, что я не хочу с ним встречаться?! — возмутился Ши Цинсюань.        — Я не это имел ввиду...        — Нет, если я хочу с ним встречаться, то я буду с ним встречаться. Но я ведь не хочу! — уточнил Ши Цинсюань. И помолчав полсекунды, глядя в окно шепотом произнес: — Или хочу... Боже, я никогда раньше об этом не думал!        Вскочив с окна, Ши Цинсюань пробежал маленький круг по коридору и вернувшись к Се Ляню заявил:        — Боже, боже, так что, мне нравится Хэ-Сюн?! О, нет-нет. А что делать-то? А как...        — Поговорить с Хэ Сюанем, сказать о чувствах, — предложил Се Лянь.        — А что если я ему не нравлюсь?        В глубоком выдохе Се Ляня чувствовалась уверенность.        — Нравишься, — произнёс он. — И я удивлён, что ты до сих пор этого не заметил. Даже я заметил.        Задумавшись о своих чувствах, Ши Цинсюань не обратил внимание, что Се Лянь, как никогда раньше, стал разбираться в чувствах других и дал совет по этой теме, как если бы он в ней действительно разбирался.        — А ты бы сказал о чувствах? — спросил Ши Цинсюань.        — Я уже сказал, — скромно улыбнувшись, ответил Се Лянь.        Ши Цинсюань опешил:        — Так, стоп. Ты признался в чувствах Хэ Сюаню, зная, что он нравится мне?!        — Что?! — удивился Се Лянь. — Причём тут Хэ Сюань? Я признался Саньлану!        Ши Цинсюань замолк на секунду, пытаясь переварить услышанное. А как понял, просиял и в восторге накинул руки на плечи другу и крепко стиснул его в объятиях. После чего из него посыпался поток вопросов:        — Как? Когда? А, так вот куда вы вчера исчезли! А он что ответил? Вы теперь встречаетесь?        Не привыкший к такому в своей жизнь, Се Лянь скромно потупил взгляд, не в состоянии сдерживать улыбку.        — Да, вчера ночью, — ответил слизеринец. — Я ему тоже нравился и мы решили, что мы теперь вместе, вот.        — У-и! — несдержанно взвизгнул Ши Цинсюань. — Впрочем, я не удивлён, но очень за вас рад. Я даже прощаю вас за то, что вы вчера ушли и не голосовали за нас с Хэ-Сюном в конкурсе костюмов.        — Да, извини...        — Не сто́ит, — махнул рукой Ши Цинсюань. — Ты мне лучше скажи: вы уже целовались?        Вот теперь уже Се Лянь не сдержался и, полность залившись краской, спрятал лицо в ладонях.        — Целовались! И ты молчал? — в экстазе выпалил Ши Цинсюань. — А как целовались? Просто или с языком? И как тебе?        Не в состоянии ответить, Се Лянь только сильнее закрыл лицо ладонями и покачал головой.        — Ну, да брось, я же тебе всё рассказываю, — попросил Ши Цинсюань. — В этом нет ничего стыдного, мы же друзья.        Поддавшись на уговоры, Се Лянь открыл лицо, но ответил, не поднимая взгляда.        — По-разному целовались. Много. Долго... Хочется ещё.        Залившись в экстазе, Ши Цинсюань уже не мог сдерживаться и начал выть и пищать так громко, что его отругала волшебная говорящая статуя совы. Грубо ответив ей, Ши Цинсюань счастливо повернулся к Се Ляню и взял его за руку, зазывая за собой.        — Ну, раз хочется ещё, значит пойдём отведу тебя к твоему Саньлану.        Восприняв это с энтузиазмом, Се Лянь спрыгнул с окна и позволил направлять себя на пути следования.

***

       Вернувшись в комнату после задушевной беседы с директором, Хуа Чэн не обнаружил там Се Ляня. Решая, чем себя занять в его отсутствие, юноша решил сходить в уже полюбившийся кабинет для творческой самодеятельности.        Хуа Чэн не ожидал увидеть здесь половину своих одноклассников, особенно после вчерашней бессонной ночи. Что ещё интереснее — в их обсуждениях принимал активное участие Вэнь Кэсин, разливая по чашкам чай и расставляя на столе сладости.        Увидев Хуа Чэна, Вэнь Кэсин приставил мольберт к его любимой стене возле окна и принёс из его папки с рисунками успевшую подсохнуть работу, которую Хуа Чэну предстояло закончить.        Смочив кисть в пока ещё прозрачной воде, Хуа Чэн приставил деревянный её конец к губам, размышляя, как правильно продолжить свою картину. С листа на него смотрел юноша с выразительными глазами, которые предстояло наполнить оттенками и бликами так, чтобы они передавали всю глубину и вдумчивость взгляда настоящего Се Ляня.        — Очень красиво получается, — отметил Вэнь Кэсин. — Ты так хорошо чувствуешь цвета и тени. Ходил в художественную школу?        — Нет, просто всю жизнь рисовал, сколько себя помню, — ответил Хуа Чэн, касаясь кончиком кисти акварели. — Где попало и чем попало рисовал. Мне просто нравилось.        — Тогда можно сказать, что настоящий врождённый талант.        — Скорее врождённый интерес, — поправил Хуа Чэн. — А скилл я наработал путём проб и ошибок, марая альбом за альбомом.        Обычно в тишине работавший в одиночестве Хуа Чэн впервые проявил интерес к диалогу. Раз за разом Вэнь Кэсин пытался начать общение и каждый раз получал от Хуа Чэна односложные сухие ответы, в которых отлично чувствовалось нежелание разговаривать.        Сегодня этот ученик вёл себя иначе. Вэнь Кэсин мог бы поклясться, что уголки его губ едва заметно обращены вверх, а брови восторженно приподняты. За то недолгое время, что Вэнь Кэсин знаком с Хуа Чэном, таким он его ни разу не видел.        Рука, уверенно держащая кисть, почти коснулась бумаги, как художник резко её одёрнул, пустившись вымывать набранный цвет в стакане.        — Не то, — покачал Хуа Чэн головой. — Совсем не то. Учился учился, но так и не научился. Недостаточно хорош.        — Ты рисуешь это в подарок? — догадался Вэнь Кэсин.        — Пытался. Но, кажется, этот рисунок пойдёт в утиль.        Решая поддержать ученика, Вэнь Кэсин торжественно произнес:        — Во-первых, это нереально красиво. У меня бы рука не поднялась такое выбросить. Во-вторых, даже если тебе эта работа кажется провальной, советую её сохранить, чтобы в будущем рассматривать её и другие свои старые работы, примечая в них ошибки, над которыми стоит работать дальше. А ещё по ним сможешь прослеживать, как растёт твоё мастерство.        — Понял вас: этот рисунок тоже уберёте себе в шкаф, да? — саркастично отшутился Хуа Чэн.        — Я храню все ваши работы и даже хотел бы устроить небольшую выставку, — поделился Вэнь Кэсин. — Ты бы хотел, чтобы другие оценили твои работы?        — Не назовут ли меня тогда зацикленным психопатом и маньяком?        Хуа Чэн всегда пристраивался в углу кабинета, и раз уж он не обладал особой популярностью и даже чем-то отпугивал многих, то его рисунки видел не каждый. Один лишь зоркий взгляд Вэнь Кэсина подметил, что Хуа Чэн постоянно рисует лишь Се Ляня, с разных ракурсов, в разных образах и разных стилистиках.        — Иметь музу — не порок, — подбодрил его преподаватель. — Нет ничего важнее для художника, чем вдохновение. Что такого, если ты черпаешь его в определённом человеке?        — Ваши бы слова, да...        — В любом случае ты молодец, — похвалил его Вэнь Кэсин. — А я, пожалуй, не буду тебе мешать.        С этими словами Вэнь Кэсин вернулся к другим ученикам, где громко и шумного пересматривали видеоролики со вчерашнего вечера, обсуждая костюмы и ситуации со смехом.        Засунув в уши наушники, Хуа Чэн перестал их слышать и полностью ушёл в работу.        А обсуждение среди учеников набирало свои обороты.        — Не могу поверить, что директор и учителя бухали вчера в слизеринской гостиной! — удивился Не Хуайсан.        — А я не могу поверить, что Фэн Синь проиграл Гу Юню! — возмущался Вэй Усянь. — Если бы меня пригласили, я бы выиграл!        — Поэтому тебя и не пригласили, — осадила его Вэнь Цин под смех окружающих.        Уловив момент, когда Вэнь Кэсин расслабленно пьёт чай в кругу учеников, Не Хуайсан решил спросить:        — А как вы познакомились с Чжоу Цзышу?        Десяток любопытных глаз внимательно смотрели на Вэнь Кэсина, ожидая ответа. Но их история с Чжоу Цзышу была по-настоящему судьбоносной и абсолютно непредсказуемой. Что ещё более важно — Вэнь Кэсин и многие другие считали, что мужчины слишком разные, начиная от характеров и заканчивая образом жизни и интересами. Так что же тогда их свело, да так что они жить друг без друга больше не могут?        — А вы как думаете? — вопросом на вопрос ответил Вэнь Кэсин, желая послушать их версии.        — Я думаю, что он однажды поймал вас как преступника, — поделился Вэй Усянь.        — Мне кажется, это была абсолютно случайная встреча, знаете, как в кино! — воодушевился Не Хуайсан. — Например на вокзале вы пролили на него кофе, и вы отдали ему шарф, чтобы прикрыть пятно и за одно визитку с вашим номером, чтобы договориться о возврате вещи...        — Звучит очень романтично, — поддержал его Вэнь Кэсин. — Никогда не думал писать истории?        — Ой нет, спасибо, мне больше нравится читать то, что пишут другие.        Тем временем Хуа Чэн во власти своей прекрасной музы доводил свою очередную картину до ума, не слыша разговоров вокруг.        Двери кабинета раскрывались снова и снова, впуская и выпуская людей. В какой-то момент краем глаза Хуа Чэн заметил, что кто-то из вошедших встал рядом с ним, по правую сторону. И только когда рука мужчины потянулась к стакану воды, в которой Хуа Чэн смывал краску, юноша увидел на запястье знакомые часы. Хуа Чэну хотелось спросить, зачем Чан Гэн поднёс ко рту стакан с водой, полной краски, да только не сразу понял, что уже который раз мыл кисть в чашке с чаем, который ему дружелюбно принёс Вэнь Кэсин.        Желая услышать комментарий к крашенной воде, Хуа Чэн даже вынул наушники из ушей. Что ещё интереснее — Чан Гэн даже не почувствовал вкус краски в чае, делая глоток за глотком.        Едва сдерживая смех, Хуа Чэн с напускной серьёзностью вглядывался в картину, когда к их углу к вопросом пришёл неугомонный Вэй Усянь.        — А вы чего не на работе, Глава отдела Тайн? Что, все преступники посажены и все тайны раскрыты? — праздно спросил Вэй Усянь.        — А ты чего не на уроке? — парировал Чан Гэн.        — Так воскресенье же!        — Почему тогда я должен работать в воскресенье?        Решив, что ответ вполне логичный и обоснованный, Вэй Усянь прекратил распросс и вернулся к остальным. Стоило ему удалиться, как Хуа Чэн не удержался от комментария:        — Так их, этих школьников! Молодец, Чан Гэн.        Закатив глаза, Чан Гэн слабо легнул Хуа Чэна локтем.        — Ты мне лучше скажи: ты зачем Гу Юня до бешенства довёл в утро похмелья?        — Мне было скучно, — беззаботно ответил Хуа Чэн.        — Он в такой ярости, — удивился Чан Гэн. — Даже я его так никогда не выводил...        — Прям-таки никогда?        — Ну, ладно, было дело, конечно. Он хорош в самоконтроле, когда сфера контроля под его влиянием. Что ты ему такого наговорил?        — Так ли это важно, — оставляя мазок краски в волосах нарисованного Се Ляня, ответил Хуа Чэн. — Важно то, что ты можешь его успокоить.        Ставя злополучную чашку с чаем на стол, Чан Гэн ответил:        — Могу, но сделаю это позже. Пусть...        Чан Гэн замолчал, понимая, что потерял в Хуа Чэне собеседника ровно в тот момент, когда в кабинет вошёл Се Лянь.        Если Хуа Чэна не будет в комнате, то он обязательно будет в творческом кабинете, сидеть за мольбертом с красками в руках. Се Лянь прекрасно знал своего бойфренда, поэтому быстро нашёл его.        Увидев Се Ляня, Хуа Чэн сразу понял, что не получится превратить этот портрет в подарок, да и не больно уже хотелось — автору не нравился этот рисунок. Не достаточно хорош, чтобы его дарить.        Понятия не имея, как вести себя со своим бойфрендом на людях, Се Лянь замешкался и не сказал ничего более глубокомысленного, чем «Привет!» Он бы, возможно, взял возлюбленного за руку, если бы в них не было кистей и красок. Даже Ши Цинсюань удивился столь сухой встрече и поспешил ткнуть Се Лянь в бок, чтобы расшевелить.        Получив толчок, Се Лянь подался вперёд и как будто вспомнил, что можно обнять Хуа Чэна и чмокнуть его в щёку, на которой красовалось пятно синей краски.        Се Лянь был так быстро увлекся своим объектом обожания, что не замечал, как все вокруг уставились на них, разинув рты.        Заметив наконец толпу народа, Се Лянь расцепил руки и перевел взгляд на первое, что попалось ему в поле зрения — на картину. Поймав его заинтересованность, Хуа Чэн поспешил оправдаться:        — Знаю, не очень получилось. Я попробую ещё раз.        Вынимая лист бумаги из креплений, Хуа Чэн резким жестом потянул его в сторону, но Се Лянь перехватил его руку и забрал рисунок, завороженно всматриваясь в детали.        — Это... очень красиво, — выдал он. — Лучше, чем любое фото. А цвета какие! Уверен, мама бы купила это у тебя.        — Что? — не поверив услышанному, переспросил Хуа Чэн.        — Да, мама любит заказывать у художников мои портреты, — разъяснил Се Лянь, — и обычно они мне не нравились, но моё мнение тут не столь важно, сколько мамино желание забить моими портретами и фотографиями все стены и полки у нас дома... Твоя картина другая. Настоящая.        — Словно автор не рисует картину на заказ, а по-настоящему знает того, кого рисует, и полностью им проникся, да? — предположил Вэнь Кэсин.        — Да! — поддакнул Ши Цинсюань. — Это лучше, чем все картины у вас дома.        Повернувшись к Хуа Чэну, Ши Цинсюань добавил:        — Я серьезно: придёшь к ним домой, увидишь этот кошмар и можешь обосрать всех художников.        Не веря своим ушам, Хуа Чэн растерялся.        — Но я ведь даже не нарисовал фон, да и это простая акварель, а там у вас наверное настоящие гобелены...        — Важны не материалы и размер, а душа, которую вложили в рисунок, — ответил Вэнь Кэсин, вышедший из-за угла с папкой. — У Хуа Чэна есть и другие работы.        Из папки одна за другой показались рисунки. С каждой новой работой, которую увидел свет, Хуа Чэн всё больше хотел провалиться под землю или спрятаться куда-нибудь примерно до весны. Возможно, он так бы и сделал, если бы рисунки не нравились Се Ляню. Оставляя восторженные комментарии, юноша фотографировал рисунки, обещая отправить всё матери.        — Может не надо... — тихо сказал Хуа Чэн.        — Не мешай им делать тебя богатым, — ответил Чан Гэн.        Немного устав, Се Лянь захотел промочить горло и потянулся за чаем на столе Хуа Чэна. Тот даже не успел предупредить, как юноша пригубил сборную солянку из чая и краски.        Чувство вкуса у парня было получше, чем у Чан Гэна — он сразу понял, что с чаем что-то не так. Он ни капли не был похож на самый дешёвый пакетированный чай из привокзального кафе. Он был настолько плох, что даже чаем это назвать было трудно, учитывая ещё странный мутно-болотный цвет жидкости.        Но Се Лянь очень не любил выставлять себя высокомерным плебеем, не уважающим уровень жизни бедных людей, поэтому только натянуто улыбнулся, сдерживая порыв сморщиться от отвращения, и поставил чашку на место. Но увидев рядом с ней стакан с кистями и крашеной водой, Се Лянь сообразил в чём было дело — и убедился в своей правоте встретившись взглядом с Хуа Чэном.        Две души, понимающие друг друга без слов. Два человека, раскрывшие друг другу сердца. И весь непостижимый мир вокруг мог подождать, пока они налюбуются друг другом.        Ну и ещё там был Ши Цинсюань, громко высказавший своё мнение относительно чая со вкусом краски.