Черная башня

      Одвину нездоровилось. Впервые, за свои пять лет мальчик заболел, да так, что несколько недель лежал на кровати не в силах подняться. Брат к нему не допускался, в то время как гувернеры и лекари навещали больного принца едва ли не каждый час, делая какие-то лишь им понятные заметки и наблюдения. В целом, такие гости не сильно беспокоили мальчика. Единственное, что действительно занимало его больное сознание-белый, прозрачный силуэт, вот уже третью ночь подряд являвшийся в его покои, когда большие башенные часы снаружи отбивали полночь. Силуэт никогда не подходил близко, всегда оставаясь в тени тяжелых портьер, но ночь за ночью неизменно показывался на глаза мальчику. Как же неудачно он заболел! Через пару дней должен был состояться их с братом первый детский бал, созванный по случаю предстоящего дня рождения. Очень хотелось увидеть приглашенных гостей из соседних королевств, поглядеть, как десятки пар под музыку будут кружиться по большому залу, попробовать сладкие торты и конечно же увидеть диковинку-театр с чудесными животными, по слухам, привезенный из королевства его матери! Все это ярким и восхитительным ожиданием маячило на краю сознания мальчишки, и тяготило своей несбыточностью. Ведь если за ближайшие пару дней он не поправится, всего этого великолепия ему не видать!       Часы на башне пробили полночь. Белый силуэт, как несколько ночей подряд, отделился от дальнего окна, вплыл в тень тяжелой портьеры и застыл, безмолвный. Мальчик поежился. Из угла в котором остановился силуэт веяло могильным холодом. Так же холодно и промозгло было в фамильном склепе, глубоко в подземельях замка, куда отец брал мальчишек с собой, чтобы учить истории Рода.       Одвин спустил босые ноги с кровати на каменный пол. Сегодня он точно должен узнать, что за белая фигура скрывается в тени его комнаты!       Каменный пол остужал разгоряченное высокой температурой тело ребенка, передвижение давалось ему с трудом. Силуэт терпеливо ожидал в углу, не шевелясь и не издавая ни единого звука. По мере приближения становилось понятно, что размытая фигура принадлежала поразительной красоты женщине, похожей на его мать. Длинные волосы призрака тяжелой волной ложились на плечи, а белый саван в который она куталась, светился холодным лунным светом. Женщина печально смотрела на больного мальчика. — Кто вы? — хрипло выдавил из себя вопрос Одвин. По мере приближения к фигуре его все сильнее начинало знобить и теперь, стоя с ней лицом к лицу, он с трудом держался на ногах. Голова гудела, а конечности не слушались.       Белая женщина лишь раскрыла рот и мальчик в ужасе отшатнулся. Вместо языка во рту незнакомки разворачивала упругие кольца своего тела черная змея. Незнакомка протянула руку и принц, сам не зная зачем вложил свою бледную, трясущуюся ручонку в ее. Тотчас же, от места соприкосновения их рук, вверх по предплечью незнакомки стала распространяться чернота. Похожая на липкую живую смолу она объяла все тело дамы, и из недр ее горла вырвался леденящий душу крик. Мальчишка в панике отдернул руку, но было уже поздно. Призрак менялся на глазах. Змея шлепнулась на каменный пол и блеснув чешуйчатым боком скользнула Одвину под ночную рубашку. Он завопил, стараясь отцепить от себя смертоносное существо. Жар тела ребенка, казалось, достиг своего пика. В глазах помутнело и не в силах дальше стоять на ногах, мальчик упал на холодный пол. Черная фигура наклонилась, ласково провела рукой по волосам тяжело дышащего ребенка и прошептала: — Теперь тебе придется выбирать самому, как распорядится своей силой, Мой Черный Лебедь… Слуги наведывавшиеся к больному наследнику каждый час, нашли его без сознания, лежащего у окна на холодном полу. Черные волосы ребенка разметались, а мертвенно-бледное лицо выражало спокойствие и холодное отчуждение.       На следующий день ребенок неожиданно пошел на поправку. Жар утих, и врачеватели, все как один, сошлись во мнении, что угроза жизни наследнику миновала. Но оставался последний вопрос-допустит ли Король Одвина на бал или решит что тот еще слишком слаб здоровьем. К тому же, существовал значительный риск, что мальчишка не справившись с эмоциями выплеснет их в виде стихийной магии прямо перед полным залом гостей. Вопрос об участии младшего принца в праздновании был тяжелым и никто из дворца до конца не был уверен какое же решение примет Король.       Об этом всем и размышлял мальчик, предоставленный самому себе. Болезнь отступала. Жара не было уже несколько дней и количество врачей вокруг него значительно уменьшилось.       Дверь скрипнула и в покои легкой тенью скользнул первый наследник престола. Ему не давали навещать брата уже несколько недель, ссылаясь на заразность болезни. Однако сегодня он не утерпев, ускользнул из-под бдительного взгляда гувернера и под покровом ночи пробрался в покои к брату. Шелестя подолом своей ночной рубашки он скользнул под одеяло, туда, где в темноте и тишине прятался его брат-близнец. Холодные руки ребенка обвили спину с выпирающими позвонками, а подбородок уютно устроился на костлявом плече, среди длинных и спутанных волос Одвина. —Ты похудел. Кушать не хотелось? — участливо спросил Олдос, обнимая слабого брата. Тот лишь грустно вздохнув, высунул голову из жаркого плена пуховой перины в прохладу комнаты. Еще немного повозившись, он повернулся лицом к обнимающему его брату и недовольно нахмурился. — Они не поверили, сказали что тетя мне приснилась. А я точно знаю, что не приснилась! — Порывисто и путано он затянул свой рассказ о белом силуэте, приходившем к нему по ночам. —Ну может и не приснилась.— Неверяще отозвался Олдос в конце рассказа. Если честно, он верил своему гувернеру, говорившему, что Одвин едва выжил и галлюцинации иногда случаются, когда температура никак не хочет спадать. С ним уже было похожее, когда в прошлом году он сильно захворал, после званного обеда устроенного в честь иноземных послов, и лежал несколько дней, мучаясь ужасными болями в животе. —И ты не веришь мне… Предатель! — яростно вспыхнул младший. Олдос уже твердо усвоил, что когда брат злится или чересчур расстраивается, он может сделать сам себе больно. Поэтому Одвина стоит покрепче обнять и шептать ему на ухо всякие смешные или нежные словечки, пока тот не остынет и не начнет хихикать от глупости происходящего. Тогда объятия можно будет расцепить и уже ничего плохого не случится. Так сделал он и в этот раз. Олдос обнимал горячее, измученное болезнью тело брата и щекоча ухо шепотом, рассказывал ему, как видел на кухне огромный торт с кремом, который обязательно подадут к столу на их празднике, как он сам скучал по Одвину, пока им не давали видеться, и какое красивое платье шьют их матери для бала.       Такие объятия всегда успокаивали младшего принца. Он растворялся в ласке и нежности своего близнеца и ничего плохого не случалось. Тяжелее, намного тяжелее было когда они находились порознь. Тогда Одвин сам не понимал, как ухитрялся разнести все вокруг или сломать что-нибудь себе. Говорят, однажды он прокусил свою руку до крови и только большими усилиями лекарей удалось избавиться от уродливого шрама. Теперь же, ярость от того, что никто не верит ему отступала, оставляя место лишь сомнениям, а вдруг действительно это было страшным сном? —Тетя сказала что я черный лебедь. —Тихо шепнул он, когда брат прервал свой рассказ. Эти слова он уловил уже самым краем уплывающего в болезненное марево сознания. — Тогда, я получается тоже, — смешливо протянул Олдос, — раз мы одинаковые? —Ты больше похож на белого лебедя. С тобой никогда ни у кого не бывает проблем. Это я все время расстраиваю маму и всех вокруг. От меня только одни неприятности. —Одвин грустно смотрел в глаза брата, мысленно сравнивая себя с ним. Действительно, получалось, что его неконтролируемые приступы магии лишь мешали всем вокруг, и ничего хорошего в том что он умел оживлять неживых зверей не было. Люди только и делали, что качали головами когда он приходил в себя после очередного приступа, и спешили побыстрее оставить принца одного. Получается, его действительно любили меньше брата или может, не любили вовсе? Разве мама не плакала каждый раз, как очередной доктор говорил что лечения не существует? Получается, что именно он и доводил маму до слез, когда как брат-никогда не заставлял ее плакать. Все эти печальные мысли уже не раз приходили в голову маленькому принцу… Иногда, он делился своими переживаниями с братом, и тот каждый раз старался уверить его в обратном. — Я не хочу этого слышать! Ты совсем не прав! — Тотчас постарался переубедить его Олдос. —Разве нам не весело, когда ты заставляешь картинки или игрушки оживать? Они просто не понимают, как это здорово, потому что все время видят как тебе плохо после магии! Но когда я рядом, тебе же не бывает плохо? — Не бывает. — Согласился Одвин. — И тебе ведь правда, нравится оживлять зверей? — Очевидно, в голове у маленького принца зародилась какая-то идея, которой ему не терпелось поделиться с братом. Однако прежде чем это сделать, предстояло убедиться что младший в хорошем расположении духа. — Нравится… — Тогда, надо показать им всем, какая чудесная у тебя магия? Когда они увидят какие у тебя милые и хорошие звери, все начнут с ними играть и веселиться! Будет даже лучше, чем в том театре, что пригласил отец! Их звери никогда не сравнятся с твоими! Я видел! — Ты видел? — удивленно спросил принц. — Где ты их видел? Олдос смущенно отвел глаза и прошептал: — Только одним глазочком! Я хорошо себя вел на уроках танцев и мне разрешили пойти посмотреть, как театр репетирует представление… У них там только механические звери и всех люди заводят специальными ключами. Твои- в сто раз лучше! Нужно только им показать. Все обязательно полюбят тебя, вот увидишь! Тем более, если я буду рядом и буду держать тебя за руку, все точно будет хорошо! — Наверное… — Не очень охотно согласился Одвин. С одной стороны, ему очень хотелось хоть раз в жизни искренне обрадовать отца и мать, как обычно, это делал Олдос. С другой стороны, отец строго-настрого наказал не использовать магию специально. И сейчас, юный принц стоял перед тяжелым выбором- ослушаться отца, но сделать в свой день рождения всех счастливыми, или остаться послушным мальчиком и так и не показать всем, что его магия совсем нестрашная и он уже умеет с ней справляться. — Вот и здорово! — радостно прошептал Олдос, засыпая. — Ты обязательно всех обрадуешь. Вот увидишь, ничего плохого не случится, пока я рядом! Глаза братьев слипались. Высоко в небе ярко сияла луна, и ее серебряные лучи, нежно касались двух маленьких мальчиков, так и уснувших в объятьях друг-друга.       За окном башни громко каркал ворон.       Одвин чересчур резко открыл глаза и еще с минуту пытался прийти в себя, стараясь осознать где находится. Спина ныла от долгого лежания на каменном полу. В горле першило, а голова ощущалась инородным предметом, невероятно грубо приделанным к шее. Он провел рукой по волосам, выпутывая солому из непослушных прядей. Пугающе реалистичный сон был прерван именно в тот момент, когда сознание удивительно четко запоминает все происходящее. Ему снилась прежняя жизнь. Такая далекая, что казалось, все воспоминания уже давным-давно должны были померкнуть под грузом произошедших после нее событий. Но нет, память о теплых, успокаивающих объятиях Олдоса в ночь накануне их пятого дня рождения почему-то намертво въелась в сознание юного колдуна. Он в исступлении прорычал, пытаясь прогнать невесомое ощущение чужих рук на своих плечах. Почему именно сегодня? Эти воспоминания не всплывали в его сознании уже долгие годы. Казалось, колдуну удалось отогнать свою человеческую натуру настолько далеко, что еще чуть-чуть и в нем не останется ничего, кроме черной, всепоглощающей ненависти, но прошлое упорно продолжало связывать его по рукам и ногам, обнажая слабости.       Одвин неуклюже попытался подняться с каменного пола. Интересно, как он здесь оказался? Неужели, вчера напился до беспамятства? Свежий шрам на правой руке привычно заныл. Колдун в ужасе уставился на него, потихоньку начиная собирать вчерашние события в одну мозаику. Туман, застилавший воспоминания начинал рассеиваться, являя Одвину страшную правду. Он позволил своему брату спуститься в подземелья, к самому алтарю! Он, тот кто знал, что демон башни давным-давно наблюдает за новым жильцом, позволил Олдосу присутствовать на кровавом ритуале обмена энергиями!        Длинные пальцы колдуна судорожно впились в волосы. Стон ужаса вырвался из его горла. Произошедшее хоть и не предстало перед ним цельной картиной, но он уже был твердо уверен-произошло нечто страшное. Нужно было поскорее найти брата и выспросить у него подробности вчерашних событий. До сих пор, ни она живая душа не присутствовала в подземельях, когда Одвин проливая свою кровь на алтарь, позволял демону на несколько минут завладевать своим телом. Он не мог представить, чем тот занимался, пока подчинял себе и  тело и сознание юного колдуна. Лишь надеялся, что демон не может покидать пределы башни. Определенно, в этот раз могло произойти все что угодно...       Вскоре после пробуждения стало понятно, что ночной ритуал точно состоялся и принес свой результат. Трещины в стенах башни сами-собой залатывались. Плесень, выросшая на ступеньках потихоньку исчезала, будто бы и не было. Башня, испив свежей крови, будто молодела, сбрасывая прожитые годы, отряхивалась от пыли, напитавшись колдовской силы Одвина. Сам же юноша, прильнув всем телом к холодной каменной стене-прислушивался. Он пытался обнаружить присутствие брата в башне. К его изумлению, Олдоса не было в хозяйской спальне. Тогда колдун попытался сосредоточить свои ощущения на помещениях, в которых принц чаще всего проводил свои дни, находясь в услужении. Ни на кухне, ни в зале, ни даже на чердаке брата не обнаружилось. Пытаясь припомнить, не давал ли он каких-то поручений Олдосу вне башни, Одвин поднявшись во винтовой лестнице распахнул тяжёлые двери библиотеки. И так и застыл на пороге, не понимая, что произошло этой ночью.       Обычно, во время ежемесячных ритуалов, юный колдун отдавал четко отмеренное количество крови башне. Пролитой силы едва хватало на поддержание привычного порядка вещей. На его памяти, башня менялась так сильно всего один раз- когда он убил своего учителя. Тогда кровь темного колуна пролившаяся прямо на пол башни пропитала каменные перекрытия и еще много дней сочилась из всех щелей, позволяя башне непроизвольно меняться. Магической силы учителя пролилось так много, что на долгие месяцы башня словно обезумела. Комнаты менялись местами, открывались новые проходы и закрывались старые. Картины, утварь, предметы мебели хаотично скакали по разным помещениям в башне, пока наконец Одвин не перенес останки мерзкого старикашки глубоко в подземелья и не возложил на алтарь. Тогда, впервые пролив свою кровь, новообретённый хозяин башни от всей души пожелал прекратить эти хаотичные передвижения комнат. Действительно хотел, чтобы все вернулось на круги своя. И башня послушалась мальчишку. Содрогнувшись, она прияла именно тот вид, который имела накануне убийства старого колуна. И с тех пор, ни одна деталь интерьера не поменяла своего месторасположения.       Теперь же Одвин недоуменно взирал на почти незнакомое ему помещение. Это все еще была библиотека, но такая, какой он ни разу ее не видел. Столы, стеллажи и даже люстры теперь располагались совершенно не так, как раньше. Вдобавок, в помещении царил идеальный порядок. Тогда, тяжело сглотнув, юный колун поспешил на поиски каминного зала. Его тоже было сложно узнать с первого раза. Незнакомые картины, теперь висевшие на стенах, провожали Одвина тяжелыми взглядами изображенных на них господ. Гобелены со сценами охоты на лебедей, массивный стол выточенный из камня и шикарный трон, инкрустированный лунным камнем. Только камин не поменял своего внешнего вида. Он, как и прежде, зиял пустотой очага и низко свистел трубой дымохода. Что-то точно произошло вчера ночью во время ритуала. То, что позволило башне выпить больше крови кодуна,чем обычно полагалось. Необходимо восстановить события и пожалуй, начать стоит с подземелья.              Как вихрь, колдун слетел вниз по ступеням. Туда, где башня брала свое начало. Зал с алтарем заставил толпы мурашек взбежать вверх,по спине колдуна. Там, перед алтарем разлилась гигантская лужа крови, посреди которой плавало перепачканное красным лебединое перышко....