Кто ты, Бункер?

      — Мать моя радиация… — Пробурчала Сулема, глядя на напарника. Тот сидел напротив нее и с недовольным видом мусолил большой палец левой руки — разрезая очередную пластиковую бутылку, порезался и теперь пытался остановить кровь. Она как назло не хотела останавливаться, а швед в свою очередь, не хотел вставать с места и лезть за аптечкой. Сулема смотрела на него с нескрываемым маньяческим упоением и едва сдерживала себя, чтобы не ляпнуть что-то вроде «а давай я попробую, может, лучше сработает?».       — Тьего ты так смотреть? — Пробубнил он и удивлённо поднял светлые брови. Глаза его при этом сделались неестественно большими.       — Нитьего. — Ученая отвела взгляд, прикусила себе язык — ну и дура же. Чего пялиться? Хотя…скорее всего это мозги просто зацепились за новую ситуацию, чтобы отвлечься от услышанного.       Мать же его так…как он выжил? У него ж ожоги глаз и дыхательных путей наверное были… Она задала этот вопрос, но Бункер только помотал головой, все так же держа палец во рту.       — Я нье знать. Но мей быть отьень хреново. — И без того ворчливый говор его стал едва разборчивым, Сулема не выдержала, встала, сама взяла в своем рюкзаке аптечку и вернулась к нему.       — Давай сюда руку, кровосос ты начинающий. — Ляпнула не без усмешки, на что он предсказуемо возмутился, но руку при этом все же протянул. Она промыла ему порез обычной перекисью, затем присыпала какой-то гадостью из спичечного коробка.       — Тьего дэто? — Бункер настороженно принюхался к порошку — пахло сыростью и немного — цвелью.       — Споры того гриба, за который Доктор тебе говорил.       Он хотел было отряхнуть руку, но не успел. Заметил, как капли крови на пальце быстро потемнели и засохли, свернулись, заткнув ранку естественным сгустком.       — Дэто и есть тот бздиуха? — Все же потряс рукой непонятно зачем уже, вопросительно глянул на ботаничку. Та довольно усмехалась как сытая химера.       — Йа. Это и есть бздюха. Хотя, вообще это дождевик чернобыльский, а бздюха — это народное название.       — Аа…какой разница? — Бункер поковырял палец, проверяя прочность получившейся корки. — Главное, оно работать. А на более серьезные раны будет действовать? — Любопытный, он снова потянулся поковырять палец — Сулема чуть не треснула его по рукам.       — Нет. Это годится только для такой мелочи. — Она протянула ему коробок со спорами, и, пока он их рассматривал и обнюхивал, спросила:       — Так, как ты выкрутился тогда?       — Нье быстро. — Озадаченно ответил швед. Закрыл коробок и протянул обратно ей.       — Нет, забирай. Это тебе. — Она оттолкнула его руку, ловя себя на мысли, что все равно хочет перехватить его за запястье и хотя бы задержать на время в руках его кисть. Погладить, потрогать, ладно уже не тащить в рот.       — Мм…такь. — Он довольно прищурился и поблагодарил ее, сунул коробку в карман на штанах. — А тьего тогда говорить за мей сталкеры? Когда я мародерить.       — Да ничего хорошего. Брехню всякую, что ты чуть не все у них из лагеря вынес и перебил там всех, кого встретил.       Услышав это, Бункер округлил глаза. Потом нахмурился, помолчал немного…       Пробормотал подавленно:       — Если б я так сделать — мей тогда б вытащить из убежища любыми силами и разорвать на тьйасти. — Мрачно потупился и вздохнул. Потом что-то сердито буркнул на шведском и стал быстро убирать все со стола за собой.       Десять дымовых шашек были сделаны: шесть — на заказ, четыре — ему самому. Пригодятся.       — Ну…не знаю. — Сулема только пожала плечами, в ответ на его предположение.       — Я знать. Хватьит на сегодня болтать. Спать пора. Завтра идтьйи к наймитам. —       Казалось, совсем уже злой, он сгреб ящики со своим добром со стола, засунул все в железный шкаф и запер его.       Сулема, глянув очередной раз на них, спросила о том, как он их втащил в убежище, на что швед только хмуро зыркнул на нее и не ответил.       Она немного растерялась от такой перемены настроения, но потом успокоилась — он такой и есть, ничего не сделаешь, черт его знает, что он там вспомнил и чего разозлился. Может, остынет до утра, тогда скажет.       В итоге уже молча они ложились спать каждый на свои ящики. В темноте, когда Сулема уже умостилась и завернулась в спальник, Бункер вдруг пробурчал:       — Они уже быть тут, когда я прийти сюда. Валялись перевернутый.       Не сразу до нее дошло, что он ответил ей по поводу железных шкафов.       Заказывая Бункеру дымовые шашки, наемник сказал, что они нужны для того, чтобы вытравить кровососа с базы, который влез в какое-то из зданий на территории и не собирался оттуда сваливать.       Бункер на удивление Сулемы взял ее с собой, когда пошел к наймитам, но ей этот поход особой радости не принес. Пилить пришлось долго, по мерзкой дождливой погоде с остановкой на ночлег в сырой низине между бесконечными холмами и протоками Затона. На самой базе Бункера приняли равнодушно: впустили в местный бар, а когда он отдал обещанные дымовухи — предложили новое задание: убрать одного не в меру шустрого сталкера, на что швед ответил так же равнодушно.       Выслушав предложение их бармена, Гаджи, насупился, качнул головой и проворчал:       — Нэй. Если бы ты сказал застрелить кровососа — я быть согласился. А тьеловека нье буду.       Но кровососов застрелить ему почему-то так и не предложили, хотя и знали, что он это может.       Сулема подумала, что в таком случае дымовые шашки предназначались для чего-то другого, но выяснять у наемников, для чего именно ей не хотелось.       Потом, наблюдая за общением Бункера с барменом, она вдруг поняла для себя, что швед с посторонними говорит намного медленнее, но внятнее, чем с нею — подбирает нужные окончания слов. А еще она отметила недовольную мину бармена, которому явно не понравился тон, каким сталкер ему ответил — слишком обвиняющий.       Стараясь не смотреть пристально на самого бармена, она обратила внимание на его помощника — какого-то ещё более носатого джигита. Он воровато выглядывал из-за двери, за которой была кухня, смотрел на Бункера.       Потом ее внимание снова привлек Гаджи, спросил, не хотят ли они заказать еды — она согласилась. Есть хотелось обоим, потому Бункер тоже не стал отказываться. Пока ждали заказ — хитрый бармен предложил шведу ещё одно задание, от которого тот тоже не отказался. Надо было настрелять плотей — народ на базе приходилось чем-то кормить, а копчёное мясо этих мутантов почти не отличалось от свинины.       Сулема осторожно поинтересовалась, позволяет ли религия бойцам группировки есть эту гадость, на что бармен кисло ухмыльнулся и ответил, что когда ничего другого нет, то религия им позволяет жрать все, что найдется. Тем более версия с происхождением плотей толком не доказана, так что они могут быть потомками как свиней, так и любой другой живности.       В итоге с заказом на плотей они почти на неделю застряли в окрестностях станции очистки отходов. На охоту ходили вместе — таскать огроменных мутантов вдвоем на базу было легче, чем в одиночку, поэтому Бункер не противился участию Сулемы, к тому же она старалась между делом ему не мешать. Просто находилась рядом, ждала вместе с ним в засаде, пока он отстрелятется, потом шла связывать дохлую добычу. Погода на то время немного наладилась, но когда уходили обратно — снова зарядил дождь.       Вернувшись домой спустя еще полтора суток размокания, они долго отогревались и обсыхали. Поделили полученные за заказы деньги и хабар, рассовали покупки, отмылись, легли спать, а когда проснулись — Бункер понял, что его напарница заболела.       Очень бледная, вялая, она выбралась из своего спальника, пошатываясь и кашляя, как паровоз, доплелась до воды, попила и легла обратно. Свернулась в три погибели и попросила шведа укрыть ее сверху ещё чем-нибудь. Когда он подошел к ней и тронул за лоб, то понял, что у нее температура.       Полез в свои запасы, достал нужных лекарств, и стал делать, то, что они обычно они делали, если простывали.       Горячий чай с джином, микстуры Доктора и какая-то таблетированная лабуда, которая довольно хорошо помогала от кашля. Он разбудил напарницу, чтобы напоить всем этим — она стала бурчать на него, а когда дело дошло до противного настоя — вообще выматерилась так, как Бункер ещё не слышал ни разу.       Посмеиваясь и удивляясь ее словарному запасу, сам проворчал в ответ:       — Kom igen, drick*1. Я пить дэтот гадость и нитьего. Живой. И с тобой нитьего не слутьйится.       И она с сопением обиженного кровососа выпивала, потом шипела и плевалась. А он подавал ей воды запить противное лекарство и укладывал обратно спать.       Обычно такое лечение, сон и нормальная еда поднимали на ноги за три-четыре дня, но в этот раз что-то не сработало.       Сулему продолжало лихорадить, лицо и руки у нее странно отекли, она стала то и дело выбираться на улицу, в уборную, при этом ее шатало из стороны в сторону как пьяную. В растерянности Бункер не знал, что делать. Помогал ей выбраться и спуститься обратно, давал больше пить, мешал сорбент в воду.       На утро второго дня она отказалась есть — ее едва не вывернуло от запаха и вида еды, хотя она была нормальной. Бункер тогда отнес в дальний угол убежища котелок с супом и сам тоже так и не притронулся к нему — не хотелось. Ещё через пару часов ученая впала в какое-то оглушенное состояние: не отвечала на вопросы, ничего не просила, не жаловалась, лежала молча, глядя пустыми глазами в потолок.       Тогда Бункер решил отнести ее к Доктору.       Объяснил ей, чего хочет, но она опять-таки не отреагировала. Тогда, быстро собравшись, он одел ее саму, взвалил себе на плечи и с трудом выбрался из убежища. Наверху в нычке прихватил автомат, запер люк в подземелье и понес напарницу на другие болота.       Когда пришли в дом к старику — тот удивлённо охнул, увидев картину, обратную привычной. Обычно если что-то с ними и случалось, то Сулема притаскивала на себе напарника, а не наоборот.       — Hjälp henne… *2 — Тяжело выдохнул Бункер, прижимая к себе бессознательную ботаничку, покачнулся и чуть было не завалился назад со ступенек — после почти пробежки по размокшему болоту с нею на руках ноги дрожали и не хотели его держать.       Доктор перехватил его за рукав куртки, втащил в дом.       — Рассказывай, чего случилось. — Велел, когда они занесли Сулему в лазарет. Швед объяснил Доктору всю ситуацию, пока тот осматривал свою некогда подопечную, в итоге старик только задумчиво пожевал губами.       — Надо сделать несколько тестов. Ее состояние довольно странное даже для местных вирусов, не то, что для простуды. — Взяв Сулему за руку, он показал Бункеру ее руку со внутренней стороны. По запястью и предплечью тянулись странные пятна красно-синей сыпи.       После этого, он раскрыл женщине рот и чуть оттянул в сторону нижнюю губу — на внутренней стороне и на дёснах были такие же странные пятна.       Бункер охнул и округлил глаза.       — Тьего дэто за дрянь?       — Пока не могу сказать. Сейчас сделаю анализы — тогда выясним. А ты пока помоги мне с тем, что обычно она делала.       Бункер снова немного растерянно вытаращился на него, но старик долго размышлять ему не дал. Заставил переодеться и идти в лабораторию, дал список из пяти реактивов, которые нужно было заготовить. Потом подробно расспросил, что давал ей швед, пока пытался вылечить ее самостоятельно. Когда тот рассказал — озадаченно хмыкнул, но ничего не ответил, потом вернулся к Сулеме и взял у нее пробу крови, принялся собирать некоторые лекарства.       Бункер же, заглянув опять во врученный список, окончательно растерялся, понимая, что почти ничего не соображает в делах напарницы, но перечитав ещё раз названия, понял, что знает и нужные реактивы и то, как их изготавливать. Нерадостно ухмыльнулся: как там у этих русских говорится? С кем поведешься, от того и наберёшься?       Получается, что так и есть.       Когда Док вернулся в лабораторию — ему удалось сделать три из пяти соединений. Старик одобрительно хмыкнул, что-то прогудел и неожиданно выгнал шведа из лаборатории, проинструктировав перед этим, что и как он должен давать и делать Сулеме сейчас, чтобы ей стало легче. Сам ещё раз посмотрел на пробирки с реактивами.       — Да. Шустрый мужик ты, Бункер. На лету все схватываешь. — Пробубнил себе под нос и продолжил начатую работу.       Бункер как и положено сделал все по инструкции. Дал напарнице укол жаропонижающего и подвесил капельницу с физраствором для восполнения жидкости, обработал места с сыпью во рту и на руках, стал ждать. Нужно было ещё дать питья с каким-то хитрым сорбентом и заставить ее через время все это вывернуть обратно, но Сулема приходила в себя.       Долго еще лежала, не находя себе места. Дёргалась, ерзала на кушетке, меняла положение рук и ног, поводила головой. Прерывистое дыхание ее иногда срывалось в стоны, и Бункер, и так взвинченный, как пружина, сам уже дёргался, кидался к ней, спрашивал, что ей нужно, тормошил, но она не отзывалась.       — Где… я? — От неожиданного вопроса примерно через час ожидания он чуть не подпрыгнул на месте.       — О-ох! Явлар! Сулема…тьйуть не сдох… Ты есть у Доктора, не бойся.       Она не ответила.       Переведя дыхание, он присел к ней на койку, взял за плечи и заглянул в лицо. Но увидев подёрнутые мутью глаза, понял, что она скорее всего не осознает происходящего.       — Соломея…ты слышать мей?       — Уг-гу… — Она вздрогнула от его вопроса, взгляд стал осмысленнее.       — Ты есть в безопасности, у Доктора. Он пойти выяснять, тьего тебе так плохо.       — М-мнмхх… — Что этот звук должен был значить, Бункер не понял. Сулема потянулась было к нему рукой, но не закончила действие, снова закрыла глаза и отключилась.       — Льежи…отдыхай. Тьебе надо. — Пробормотал швед и осторожно погладил учёную пальцами по щеке. Потом пересел на место возле окна, где сидел до этого, стал ждать дальше.       — Что ж, Бункер, хочу тебя успокоить. Это не вирус, не инфекция, тем более не простуда и это точно не заразно. Но сильно не радуйся, потому что то, чего с ней происходит, означает, что у нее появились серьезные проблемы с местными.       — Тьего? — Недоуменно и с угрозой в голосе спросил швед и подался плечами к Доктору, лицо его скривилось в привычной уже мине с одним прищуренным глазом.       Прошло около трех часов с того момента, как Док закрылся в лаборатории и он за это время успел себя довести до состояния, пограничного между отчаяньем и бешенством. Ему удалось дать Сулеме выпить сорбент и промыть ей желудок — она ещё раз ненадолго пришла в себя, но потом снова отключилась измотанная и лежала, что мертвая.       — Ее пытались отравить. — Спокойно и уверенно ответил Доктор. Его давно не впечатляли грозные вопли своих подопечных, причем как людей, так и не людей. — Причем сделали это довольно странным способом. Но если бы ты не давал ей то ваше лекарство от кашля, а потом и сорбент — ее бы пришлось нести не ко мне, а в ближайшую аномалию.       От этих слов Бункер побледнел как стена.       — А так часть яда нейтрализовалась и вывелась. Последствия, конечно, лечить придется долго, но она во всяком случае осталась жива.       — Явлар… Кто? Затьем? — От услышанной информации швед невольно оскалился в кривой усмешке — слишком нелепым было сказанное. В Зоне тебя скорее застрелят или подорвут, на крайний случай схарчат мутантам, но чтобы травить…это походило на идею из какого-то дурацкого фильма.       — А вот ты это мне и скажи, голубь, кто и зачем? — Доктор вдруг резко схватил его за воротник комбеза и с неожиданной для старика силой встряхнул, да так, что Бункер себе язык прикусил. — Во что ты её втянул?       Он знал, что швед — камикадзе, боялся, что Сулема, к которой он уже успел привыкнуть как к помощнице и даже испытывал почти отеческие чувства, может пострадать из-за него, и теперь, от осознания того, что опасения эти подтверждаются, его охватила злость.       — Я нье втягивал. — Бункер перехватил его руки и попытался оттолкнуть от себя, но не слишком сильно. Не драться же со стариком?       — А какого хрена тогда она лежит здесь с херовой тучей метаболитов растворителя в крови? Хочешь сказать, что она сама его напилась от скуки?       — К-какой…растворитель? — Бункер удивлённо поднял брови. Действительно, что за ересь?       — Органический. Да черт с ним какой, для тебя это не имеет значения! Где она его могла нахвататься? Где вас черти носили последние дни, что вы ели? Находили что-то съедобного где непопадя?       — Нэй… — Бункер опустил руки и перестал сопротивляться. Начал вспоминать. — Мы быть на станции отьйистки…отдать заказ наемникам. Потом ловить плотей. В последний день…купить еды в их баре…       Тут по лицу его прошла странная тень, он стиснул зубы и прошипел.       — Она забрать сьебе мой паек. Дэто мей хотеть отравить!       — О-ох, Бункер… — С этими словами Доктор сам оттолкнул шведа от себя. — Ну ты и болван… Неужели ты решил, что после гибели Джохара и смены главаря у наемников их отношение к тебе сильно изменится? На что ты надеялся, когда шел к ним?       Он с болезненным выражением лица глянул на сталкера, ожидая ответа.       — Я нье надеяться. Их тьеловек предложил мей работу — я выполнить. Они пустить нас на свой территория, в их баре я отдал заказ. А бармен потом дать еще задание. — Мрачно проворчал тот.       Он очень смутно помнил события сразу перед стычкой с химерой на «Юпитере» и не совсем понимал, чего такого он наемникам сделал. Доктор объяснял ему как-то, но все это прошло мимо него, как картинки из фильма о постороннем человеке. Он не чувствовал толком за собой ни вины, ни страха перед наймитами.       — Мей нужны быть деньги для еды и снаряги. — Добавил, холодно глядя на Доктора.       И того вдруг прорвало.       — Придурок! Ты вообще думал башкой, когда с ними связывался? Горцы — народ мстительный, даже если они набрали себе новых людей — там все равно остались те, кто помнят твою охоту на их территории и погибших в твоих ловушках товарищей. Она умереть могла из-за тебя!       Последние слова Док почти выкрикнул, показывая пальцем на лежащую Сулему. Снова сгреб шведа за воротник комбеза и встряхнул, зло, яростно стал высказывать ему в лицо все, что думал о его настоящих умениях, о том, что он, Бункер, и без денег может себе все достать, но разленился гаденыш и из-за этого пострадала ученая. Что мог бы за заданиями прийти и к нему, Доктору, он бы перенаправил куда надо, а ещё что могли бы оба у него, старика, покантоваться какое-то время, если туго с харчами, а заодно и помочь, и вообще головой думать надо, а не жопой, когда идёшь не один куда-то…       Бункер слушал молча, не перебивая и не оправдываясь за что в итоге ещё неслабо получил по морде. Доктор, видя его отстраненную физиономию, вдруг двинул ему кулаком в челюсть так, что он отшатнулся на пару шагов.        — Ты чего таращишься на меня, как рыба? Только не говори, что не понимаешь ничего!       — Если я смогу тьего-то исправить — я исправлю. — С неожиданным для себя спокойствием ответил Бункер, мотая головой и потирая ушибленное место.       — Что ты можешь исправить? Теперь только моя работа остаётся. Ты все, что мог, сделал. — Сердито проговорил Док, одергивая на себе халат. — Можешь возвращаться к себе. Она ещё не скоро вернётся — лечить нужно будет долго.       Он хотел вытолкать охотника взашей из дому, но зная его непредсказуемый характер не стал этого делать. Чего-чего, а психонуть и кинуться в драку этот потомок викингов вполне себе мог, а ему, Доктору уже даже не пятьдесят, чтобы участвовать в основательном мордобое. Поэтому он только указал ему на дверь.       — Нэй. Я остаться с ней, если вы разрешить. — Бункер же отступил назад, ближе к койке Сулемы, твердо и упрямо глянул в лицо старика. Он не хотел оставлять напарницу, тем более, что в этой ситуации уже полностью понимал свою ответственность и хотел помочь.       — Тьфу ты…холера бородатая! — Док продолжал ругаться, но уже скорее больше для устрашения, чем от настоящей злобы. Понимал, что этот глазастый дьявол ради Сулемы сделает все, что сможет и даже больше. Если он из-за долговцев тогда поперся на север Зоны, то ради нее и в четвертый энергоблок залезет. — Оставайся, черти бы тебя побили. Только учти, работы будет столько, что быстро забудешь как на жопу приключения искать.       — Samt. — Так же спокойно и твердо ответил Бункер. — Только я пойти забрать снарягу.       — Пэр? Ты? — Сулема очнулась от прикосновения лёгких, теплых рук к голове, открыла глаза и увидела рядом Доктора. Тот осматривал ее лицо, пятна сыпи на щеках.       — А? Ты кого-то звала?       — Бункера. Он здесь?       — Нет. Ушел за снаряжением, паразит такой. — Голос Доктора прозвучал неожиданно сердито. — А это чего, новое прозвище его, что ли? Как ты его назвала?       Сулема не привыкла ничего скрывать от Доктора, зная, что он не выдаст, да и в голове была каша, потому сказала:       — Это его имя.       Старик озадаченно хмыкнул. Надо же. Он привык, что шведа называют Бункером, а есть у него обычное человеческое имя или нету даже особо и не задумывался. Как-то подсознательно догадывался, что он может быть каким-нибудь Йоханом или Свеном, но даже не думал спросить, как на самом деле его зовут. Хотя, многие сталкеры обычно называли ему свои имена сами, общаясь с ним, как с врачом.       — Что случилось, Доктор? Почему я тут?       Ученая отвлекла старика от мимолётной задумчивости и он очень устало глянул на нее.       — Да он же тебя и принес, швед твой. Отравили тебя, дочка. Наемники. Хотели его угрохать, а ты попала под раздачу. — Помолчав секунду, и увидев ошарашенное выражение лица женщины он добавил: — На кой черт ты его еду забрала?       — Не знаю. Есть хотелось, в его пайке был кулеш с мясом, а у меня только сухая лапша. — Слова лекаря вынули из ее памяти последние картины их еды на привале.       Ощущение зверского голода после долгой, утомительной вылазки за плотями, странного мужика, что выдавал им сборные пакеты с пайком и не менее странный вкус кулеша из непрактичной, но очень нужной в хозяйстве стеклянно банки. Сладковатый, с запахом, какой бывает, если готовить его с прошлогодней, старой картошкой. Она особого значения ему не придала тогда, списав все на хреновое продснабжение группировки (не просто ж так они перешли на употребление местной живности), а оказывается вон оно что было.       Доктор объяснил ей, чем она отравилась и какие будут последствия, сказал, что судя по полученным анализам ей какое-то время придется жить у него, чтобы пройти нормальное лечение.       Сулема не слишком расстроилась этому. Она чувствовала себя гораздо легче, чем когда попала в дом старика и это был уже повод для радости. К тому же она доверяла его опыту и мастерству, поэтому почти не сомневалась в своем выздоровлении. Единственное, что ее беспокоило, так это то, что она снова останется в неоплатимом долгу перед ним. Она сказала об этом, на что Док ехидно усмехнулся и, хлопнув ее по плечу, проворчал:       — Об этом можешь вообще не думать. В этот раз твой викинг будет со мной расплачиваться. Натурой, что называется. Он накосячл, пусть он и разгребает. Хотя и ты тоже молодец. Мало за тобой наемники охотились? Чего ты к ним полезла?       И дальше, уже как бывает с пожилыми людьми, он стал ворчливо отчитывать подопечную. Сулема стала объясняться, что голодный сезон, осень, заданий почти нет, а жить на что-то надо, потом разговор как-то постепенно перешёл на другие темы. Доктор принес ей лекарства, они ещё какое-то время поговорили, потом он пошел греть еду, а уже ближе к вечеру вернулся Бункер.       Увидев, что Сулема пришла в себя, кинулся к ней и надолго застыл возле кровати в неудобной позе, обнимая напарницу. Та тоже вцепилась ему в плечи обоими руками и не хотела отпускать. Они не целовались, не разговаривали, просто молча так висели, обнявшись. Доктор только удивлённо почесал затылок, наблюдая за их немым общением. Швед стоял на коленях полусогнувшись, чуть покачивался из стороны в сторону, а Сулема, развернувшись на бок, запутавшись в капельницах, прилипла к нему как улитка к стеклу аквариума и висела, не отпуская.       «Странные они оба. Вроде разные, а вроде так похожи. Наверное, тем, что жажда жить в них одинаковая. Извращенная, но сильная» — подумал старик, проходя мимо лазарета. Не стал отвлекать их, решил дать время, чтобы хотя бы эмоционально они пришли в себя и осознали, что жизнь продолжается.       Правда, на утро его отношение к времяпровождению подопечных изрядно поменялось. Как и обещал, он надавал Бункеру гору заданий — все в основном из серии что-то починить, сделать, собрать или разобрать наоборот. Зная, что у охотника руки из нужного места приделаны, он решил этим воспользоваться по полной. Первые два дня швед возился с ремонтом старых центрифуг из лаборатории, потом был сослан во двор и занимался ремонтом крыши на сарае и дальней части большого дома, где располагалось хранилище артефактов, потом правил стену и дверь в бане, менял перила на крыльце, делал новые жестяные полки в лазарет, баклажки для хранения жидких, неагрессивных реактивов, дымовые шашки для выкуривания мутантов, чинил рации ещё много чего делал в большом хозяйстве старика. За работой в лаборатории и уходом за попадающими к нему сталкерам тому некогда было этим всем заниматься. Кто мог из приходящих — помогал, но обычно все, кто был более-менее состоятельным, оплачивали лечение деньгами или артефактами. Продуктами на крайний случай — возиться с хозяйством мало кто хотел.       Поэтому теперь все досталось Бункеру. Он даже пару дней ходил в дальний сарай кормить троих подобранных, совсем мелких химеренышей. Правда, после того, как те, видимо, по наследственной памяти, покусали убийцу своих сородичей и тот на автомате пришлепнул одного из них это задание ему больше не давали.       Между делами помогал Сулеме — после отравления у нее сильно сбоила координация движений, из-за постоянного головокружения она почти не вставала с постели. Швед, пока не был занят на улице, приносил ей еду или утку, несколько раз помогал мыться, когда она просила, делал уколы, если Док был чем-то занят. Старик же наблюдал за ним и тихо удивлялся: насколько въедливый и упрямый оказался этот скандинавский оболтус — хватался за все и сразу. Доказывал, что может позаботиться о своей напарнице.       Потом, видя, что он уже валится с ног, Док отстранил его от ухода за ученой и поручил действительно важную и сложную работу — починить вышедший из строя лабораторный анализатор.       Почти неделю Бункер провозился с ним: пока понял, что в нем полетело, пока разобрался, потом пришлось сходить в убежище за инструментами, потом достать нужный материал для изготовления паяльного сплава, ну и сама мелкая, кропотливая работа заняла много времени.       Доктору опять оставалось только удивлялся тому, как Бункер со всем справлялся. Он пытался его повыспрашивать, но ничего толком не вышло.       Охотник сначала отмалчивался от его вопросов, потом ворчливо объяснял свое мнение о том, что долгое время, пока у него была отшиблена память, мозги по причине освободившегося места перестроились на новый лад и ему такая работа стала даваться как-то сама собой.        Он многое запоминал из книг, многое сам разбирал и рассматривал как устроено, что-то находил в сети. Потому как свободного времени у него за годы жизни в Зоне было тоже много, с практикой проблем не было. Все время, когда он не охотился и не шатался по Зоне, когда был в состоянии держать в руках ПДА или какие-то инструменты, он либо учился по книгам, либо что-то делал руками. Ему необходимо было чем-то себя занимать, иначе он бы попросту застрелился от скуки.       Доктор не отставал, пытался узнать что-то интересное для себя, но швед больше отмалчивался. Делал вид, что не понимает ничего, а некоторые вещи вроде и хотел объяснить, но действительно не мог этого сделать по-русски. Не знал терминов, названий инструментов и материалов, операций, выполняемых с ними. Тогда сердито чертыхался и просил его больше вообще ни о чем не спрашивать.       Так тянулись дни. Погода на улице то прояснялась, то портилась до бесконечной мороси. Доктор колдовал в лаборатории, Бункер возился с ремонтом, в свободные минуты заглядывал к Сулеме — она постепенно шла на поправку. Очень слабая, ещё более худая, чем обычно, потихоньку вставала и ходила по дому, пыталась что-то делать в лаборатории, но Доктор ей не разрешал. От силы давал делать какие-то вычисления по результатам экспериментов или просил подогреть поесть.       Благо еды правда хватало, только Бункеру не всегда удавалось за работой поесть. Днями он уставал как черт и к вечеру уже не хотел ничего, кроме как лечь и заснуть.       Если освобождался раньше обычного — заглядывал к Сулеме и они общались какое-то время, потом она, видя, что он засыпает на полуслове, отправляла его спать и ложилась сама.       В таком режиме прошло больше шести недель, потом в один день грохнул особо мощный выброс.       Док, Сулема, Бункер и ещё двое сталкеров, пришедших к старику с ранениями после стычки с бандитами, спустились в подвал. Сулема отъехала ещё на ступеньках, один из раненых следом за нею. Доктор со шведом закрыли тяжёлую дверь, и тоже попадали, кто где стоял. Дольше всех продержался второй из нейтралов.       Когда выбрались наружу после — поняли, что быстро очухаться не получится никому. Все чувствовали себя разбитыми и обессиленными потому было решено двое суток отвести для отдыха.       Помогали друг другу как могли: то Доктор, то Сулема заглядывали в лазарет к раненым, делали им перевязки, давали лекарства, Бункер помогал и ей и старику, иногда кто-то выползал просто поесть или попить, но в целом два дня все провели в полусонном состоянии.       Сулема из лазарета переехала в ту комнату, где когда-то размещались Пэр и Йоке и теперь вместе с Бункером занимала двухэтажную койку в ней.       Швед спал на верхней, она — на нижней, но в ночь после выброса он сполз к ней вниз.       Было холодно, на улице опять лупил дождь, было кисло на душе и дико хотелось как раньше лечь рядом с напарницей. Вщемиться на узкую кровать, и обнять ее, полежать в тишине хоть полчаса рядом. Унять грызущее изнутри чувство одиночества и вины. Хотя и крутились люди вокруг, хотя и некогда было ему особо скучать — все равно он чувствовал себя изолированным ото всех и заброшенным. И виноватым в том, что случилось с ученой. Если бы он не взял ее с собой — все было бы иначе.       Но все вышло, как вышло и от этого было паршиво.       Не зная, куда себя девать, не в состоянии выносить это муторное ощущение, он-таки сделал, как ему хотелось — забрался, лег и подвинулся ближе, стараясь хоть как-то прижаться к напарнице. Казалось, телесный контакт мог помочь ему, к тому же он, как ему это было не странно осознавать, действительно сильно соскучился по ней.       — Бункер…ты чего? — Сонно проворчала Сулема, ощутив его возню рядом.       — Холодно… — Буркнул он в ответ и ткнулся головой ей в плечо, снова попытался придвинуться. Она со вздохом развернулась на бок, к нему лицом, приподняла одеяло и позволила ему забраться рядом. Он прижался к ней так тесно, как мог, обнял за талию, втянул голову в плечи и как-то уязвимо свернулся весь у нее под боком. Толком не просыпаясь, ученая тоже поерзала, устраиваясь удобнее рядом с ним, обняла его за плечи, стала поглаживать.       Он молчал. Напряжённый, скомканный, казалось, ему правда было очень холодно, но Сулема знала, что просто так от холода он не станет лезть к ней под бок. Ему было хреново.       Хотелось спросить его, что с ним, но сонные мозги не особо соображали, разговор начать не получалось. Молча какое-то время она гладила его по голове, потом выпростала вторую руку из-под тела и прижала ее к груди напарника. Он сначала прикрывался руками, потом понял, что она хочет, и расслабился.       Прошло ещё несколько минут в молчании. Сулема, все так же поглаживая шведа, постепенно заснула. Уронила руку ему на плечо, засопела.       Он уже тоже проваливался в сон: тело теряло ощущение пространства, он согрелся и почти успокоился — все было как и раньше. Никакой катастрофы не случилось.       На утро, когда Сулема проснулась, Бункер спал рядом. Во все той же позе, может, только более расслабленной. Очень бледный и непривычно спокойный — она даже пожалела, что нет ПДА под рукой сделать фото. Во сне его жесткое выражение лица исчезло, разгладились морщины на лбу и складка на переносице, смягчилась линия рта. Сулема осторожно отвела волосы, падающие ему на лоб, погладила по брови, переносице. Бункер почувствовал, моргнул, не открывая глаз, вздохнул и сонно завозился. Сулема сменила положение, немного развернулась и обняла его крепче, снова прижала руку ему к груди, прислушалась. Сердце у него билось ровно и сильно. Не просыпаясь до конца, он тоже развернулся иначе, на живот, ткнулся лицом в спальник, вздохнул и заворчал что-то.       Какое-то время Сулема лежала молча, наблюдая, как он постепенно просыпается — неохотно и медленно. Но едва он продал глаза и посмотрел на нее — она спросила:       — Как ты выкарабкался тогда, Пэр? — Ее до сих пор не оставляло любопытство относительно того, как он выкрутился из ситуации с нашествием на бомбоубежище, и теперь, когда был подходящий момент — она не хотела упускать возможность узнать об этом.       Он заворчал совсем уж недовольно, ругнулся.       — Мм…тьего? Так сразу?       Засопел, отвернулся к ней спиной, подумал было даже встать с койки, но было лень. К тому же вредная ученая натянула ему одеяло на плечи повыше, по-хозяйски приобняла за бок, прижимаясь сзади теплым телом.       — Интересно же. Это твоя история, мне интересно узнавать тебя и о тебе.       — Мммм… — Он заворчал, выражая свое сомнительное отношение к этому делу. — Нитьего там интересного нет быть. Тьягомотина.       — Ну, знаешь. Ты тягомотины не видал. Посидел бы в лаборатории — вообще завыл бы от скуки.       — Иногда лутьйше сидеть в лабораторий, тьйем делать то, тьего я делал.       — Так, а что ты делал?       — О-ох…       Слово за слово — Сулема заболтала его, и он, не имея сил отпираться, не желая вылезать из теплой постели в стылую комнату, заговорил. Медленно, путанно, иногда перескакивая с места на место так, что трудно было уловить нить времени в его рассказе, иногда сбиваясь на шведский, продолжил рассказывать свою историю.       Он так и не смог понять тогда, сколько просидел в убежище, как затравленная крыса. Неделю? Больше?       После того, как надышался газом, долго не мог понять, где он вообще и что с ним происходит. Дышать было тяжело и больно, но хуже было с глазами — они опухли и слезились. Он на автомате заваривал травы с сильным антисептическим действием, промывал их, чтобы хоть не загноились, умывался.       Не спал. Маялся, ходил из угла в угол. То там сидел, то тут на ящиках, потом ложился на них, лежал в настороженном напряжении. Ждал, прислушивался, вздрагивал от более резких звуков на улице, и медленно проваливался в непонятное, зыбкое полузабытье.       Все отдалялось, звуки превращались в странные шорохи, слышались как из бочки. Окружающая обстановка расплывалась в глазах из-за застилающей их мути слез, колебалась, дрожала. От этого он терял ощущение реальности происходящего, хотя при этом не засыпал. Оставался в сознании, беспомощно оглядывался, протирал глаза, пытался стряхнуть с себя облако мути, которое, казалось, облепило его со всех сторон, но не мог. Оно не проходило. В голове не прояснялось и от этого на него накатывал необъяснимый страх.       Тогда он снова вскакивал, кидался к чему-нибудь в убежище, искал что-то уже привычное, что для него оставалось стабильным всегда, хватался за него и замирал, ожидая, когда либо что-то случится, чего он боялся, либо его отпустит. В итоге несколько раз осознавал себя то сидящим возле трубы на полу, вцепившимся в нее мертвой хваткой, то висящим на запорном колесе двери убежища, то лежащим в углу, в куче тряпья, закопавшимся в него, как крот в землю.       В итоге, когда более-менее очухался и смог выползти из убежища на свет — на улице было уже совсем тепло. Пришла весна, вылезло солнце, земля просыхала под его лучами и от нее валил пар. То-тут, то-там перед насыпью бомбаря он подхватывался непонятными вихрями, завивался в небо.       Постояв немного на пороге, Пэр наконец привык к яркому свету и огляделся получше. Зрение его не подводило, действительно, плотной россыпью вокруг убежища разместились странные образования, похожие на небольшие, бесконечно вращающиеся, но стоящие на одном месте смерчи.       Аномалии…       Наконец, дошло до него. Наверное, пока он болтался в прострации, в Зоне прошел очередной выброс и наделал ловушек прямо на пороге его дома.       Дерьмище.       Он выругался, но оглядевшись получше вокруг, почти сразу же остыл. Сквозь рваные облака проглядывали клочки синего неба, в прозрачном воздухе над деревьями носились птицы, на солнечной стороне насыпи из серо-черной земли проглядывали яркими искрами мелкие жёлтые цветы с тонкими листьями.       Он видел все. Видел вполне отчётливо и слышал вокруг себя привычные в Зоне звуки.       Аномалии издавали гул, похожий на вой ветра в проводах, птицы пели, где-то лаяли собаки.       Мир продолжал существовать.       Осознав это, Пэр обессиленно плюхнулся на верхнюю ступеньку убежища. Он жив. Он видит и слышит. Он может дышать и двигаться, и черт возьми… Как же это!       Слов не находилось, чтобы описать то, что испытывал. Радость и облегчение? Что жив…       Удовольствие? Страх? Ничего не болит, он оклемался, но что ждёт дальше?        Все смешалось в голове, в груди, перехватило дыхание — удивительно. Несколько минут он ещё сидел, как оглушенный, хватая воздух раскрытым ртом, тяжело понимал, что да, это с ним происходит, мир вокруг настоящий и ему все не мерещится. Трогал свое лицо, бока, ноги, чувствовал ладонями свое тело, прикосновения рук, от этого постепенно пришел в себя. Все действительно. Все реально.       А если так и раз он живой, значит нужно шевелиться. Вытаскивать себя снова, выбираться на охоту — еды в убежище остались считанные крохи, возможно, присматривать где-то новое укрытие. Если за ним не приходили за это время, не значит, что больше вообще не придут.       И, хотя в этом порыве он решительно настроился на новую вылазку, делать это в тот же день он не стал. Дал себе ещё времени на восстановление — пережитое потрясение давало о себе знать.       Весь следующий день он обследовал округу убежища: искал удобные проходы между аномалиями, сходил к ручью в овраге, принес воды. За два раза четыре десятилитровых канистры еле дотащил — слабый ещё.       Передохнул немного, забрал оружие в убежище, сунулся в было в заброшенную деревню подстрелить чего-то съедобного, но только вымотался и обозлился окончательно.       Из живности там кроме крыс ничего не водилось, но крысы были что называется отборные. Отожравшиеся на объедках бюреров, здоровые. Он был бы рад и такой добыче, но уродцы-телекинетики даже не подпустили его к деревне. Основательно там обустроились, расплодились за зиму и уже на подходе к первым домам начали закидывать хламом.       Пришлось возвращаться ни с чем. Петляя между аномалиями по ещё не до конца просохшему заброшенному полю, он где-то на середине дороги услышал резкий хлопок и пронзительный визг, похожий на крик новорожденного.       Вздрогнул, прислушался, улавливая направление и двинулся туда, откуда слышались крики.       Кто-то другой не полез бы ни за что посмотреть, чего там происходит. Звук слишком сильно походил на крик младенца, а им в Зоне взяться не откуда. Значит, или контролер морочит или…       Пришлось пробраться через редкое скопление аномалий, чтобы дойти до источника звука. Как он и предполагал — кричал заяц, вляпавшийся в мелкую грави-аномалию. Человека такая разве что удержала бы на месте, а несчастной животине размозжила задние лапы и таз.       Осторожно передвигаясь между гудящими вмятинами на земле, Пэр подобрался к неожиданной добыче — заяц был ещё живой. Скреб передними лапами землю и пищал, но уже не настолько пронзительно — в нескольких местах сломанные кости прорвали кожу и вокруг него уже растекалась темная лужица крови.       При виде человека он рывком дернулся, затрепыхался в попытке удрать, но только завизжал громче. Вскинулся, но вырваться не смог и опять шлепнулся на передние лапы.       Обойдя чуть со стороны, чтобы самому не влезть в ту же ловушку, Пэр коротко, без замаха двинул его по голове прикладом автомата, затем с трудом вытянул бездыханную тушку из аномалии, завернул в кусок брезента и понес домой. Зона в этот раз добровольно подсунула ему добычу.       По дороге, ближе к бомбарю наткнулся на следы людей — гильзы от патронов, окурки и кусок камуфляжной ткани. Подумал, что возможно тут собирались те, кто приходил по его душу. Подобрал все, что нашел, и двинулся дальше.       Добравшись до дома, занялся подвернувшимся зайцем — разделал, развел костер в яме возле убежища, намешал глины и собрался было готовить себе ужин, да только на его добычу у местных обитателей оказались свои планы.       Оно выскочило из темнеющих в сумерках кустов — странное, худое, на коротеньких ножках, руки не руки вовсе, а длинные уродливые жгуты — то самое, что он видел на фабрике. Хлестнуло его своей лапой — больно, не хуже резиновой дубинки, он взвыл, уронил все, что держал в руках, схватился за лицо, по которому пришелся удар, но тут же опомнился. Выхватил пистолет из-за пояса, выстрелил — промахнулся. Глаза слезились после удара.       Тварь схватила разделанного зайца лапой как осьминог, двинула обратно в кусты и Пэр ещё раз выстрелил.       «Ну уж хрен тебе, а не мою добычу» — подумал зло, когда пошел забирать украденного зайца.       Вторая пуля попала куда надо — снесла существу половину непропорционально большой башки с жидкими черными волосами.       Когда наклонился забрать заячью тушку — увидел ближе мутанта и передернулся. Ну и мерзость. Придется тащить его к аномалиям возле ручья — там есть огненная, чтобы избавиться от трупа.       Но идти вечером в потемках было опасно да и не охота уже. Он вымотался за день, шатаясь по аномальным проплешинам, поэтому только оттащил чертова мутанта подальше от убежища, приготовил свою добычу, постоянно озираясь и прислушиваясь, потом забрал ее и унес в бомбарь.       Там поел более-менее досыта, нагрел воды вымылся и заснул, так и не добравшись до постели.       Еще три дня провел в подобном режиме: спал, ходил недалеко по округе, охотился, запасался едой, потом выбрался дальше — на северо-запад, в сторону локации с огромными отвалами строительного хлама. В сети она называлась просто — свалка, в описании ее было сказано, что там есть два заброшенных завода, а в отвалах можно найти много чего полезного среди металлолома и хлама.       Во все той же сети он нашел запись, что нечто вроде генератора можно сделать из трёх вспышек — артефактов электрической природы. В нычке такие у него были, но к ним прилагался длинный перечень того, что ещё нужно было достать, чтобы собрать всю конструкцию: катушка с наборным сердечником для трансформатора, проволока, клеммы, винты для сборки, запчасти, чтобы собрать простейший ключ для включения/отключения и ещё с десяток разных деталей. Это все он как раз и надеялся найти на свалке — ему был по зарез был нужен источник электричества.       По дороге к месту назначения он успел подстрелить еще пару птиц, за один день ясное дело не дошел — останавливался на ночлег. Аномалий расплодилось как грязи, приходилось двигаться очень осторожно — они по-прежнему его выматывали, хотя и не настолько сильно. Он всё так же ощущал их и уже полностью доверял этому чутью.       Ночевал под открытым небом — опять на дереве, ибо вокруг шастали снорки и собаки. Спал тревожно, зыбко, несколько раз вскидывался, хватался за оружие, под утро застрелил двоих прыгающих мутантов — слишком уж настырно они старались до него добраться.       После скудного завтрака двинулся дальше — хоть и зажарил с вечера подстреленных птиц — неизвестно, сколько ему ещё быть в дороге.        Весь день провёл в движении, а дойдя до самой свалки, ещё трое суток бродил по ней, обшаривая фонящие кучи в поисках нужных запчастей. Дозиметр не выключал, ибо знал, что без него может забрести так, что потом останется только застрелиться, пил антирады из трофейных аптечек. У этих действие было не таким зубодробильным и его не полоскало после них. Кровища только носом шла так, что фиг остановишь. Время от времени наталкивался на людей — они ходили по одному-двое возле отвалов, выискивали что-то вблизи аномалий.       Он старался к ним не приближаться, а если они вылезали слишком неожиданно из-за какой-то ржавой конструкции или холма — старался скорее спрятаться. Правда, это тоже удавалось не всегда и в таких случаях его гоняли.       С криками, «А ну вали отсюда! Тут наш хабар!» по нем начинали стрелять с разной степенью прицельности.       В один день загнали аж на кладбище заражённой техники. Он тогда до полусмерти перепугался, потому что знал — эти машины участвовали в ликвидации аварии. Какой из БТРов или грузовиков были на станции, а какой по окраинам ездил угадать было невозможно — в дозиметре сел аккумулятор что ещё раз подтвердило его жестокую потребность в источнике энергии. Без дозиметра ничто не могло ему подсказать, где уровень радиации будет опасным для жизни, а где нет, но был один плюс в том, куда его загнали — за ним следом не пошли. Не стали целенаправленно догонять и пытаться застрелить.        Переждав немного на стоянке подальше от всех машин, он высунулся и двинул прямо на холм, перед которым была навалена куча бетонных плит.       На его противоположной стороне в каком-то разбитом громоздком ящике неизвестного прибора выковырял катушку трансформатора, которой как раз не хватало, после этого поспешно двинулся обратно, в направлении дома. Еды почти не осталось.        Нужно было уходить с этой свалки подальше, где людей было меньше, а живности — больше, иначе так и загнуться недолго.       Но он то ли сбился с дороги, то ли чего-то попутал, но вместо рощицы, отделявшей свалку от места его проживания, вышел к железнодорожному ангару, в котором, как оказалось, обосновались местные. Его заметили караульные на крыше и открыли огонь.       То ли они вообще чужаков не любили, то ли кто-то там был из тех, кого он успел обобрать — ему это было не известно, и он просто сделал лучшее, что можно было сделать в той ситуации. Развернулся и дал деру, забирая сильнее на запад, в обход ангара.       Планировал только обойти подальше, чтобы не подстрелили, а набрел в итоге на стену завода. Большой промышленный комплекс раскинулся за ним, Пэр огляделся по сторонам и сердце у него тягостно сжалось.       Место казалось знакомым. И забор вдоль серых цехов с трубами по стенам, и дорога вдоль него, и чахлые кусты вокруг. Он как сомнамбула побрел к темному пролому в бетонной стене забора, обошел пару аномалий на пути и пробрался через лаз на территорию.       Длинная панельная коробка цеха, встретившая его за забором, показалась бесконечной. Он решил обойти ее и узнать, что за ней, но идти пришлось долго. Под ногами путался разный хлам и трава, он то и дело спотыкался, ругался, а когда наконец кончился долбаный цех — осторожно выглянул из-за него, осмотрелся.       Впереди открывалась широкая площадка: почти посередине нее, по правую руку от него тянулся ряд гаражей, дальше впереди громоздились особо облепленная трубами приземистая постройка вроде котельной, а перед покосившимся трубчатым заборчиком, отделявшим цех от гаражей, темнел квадрат открытой ямы. Не-то отстойник, не-то ещё чего.       Пэр закусил губу, сдерживая болезненный вздох. Это место было если не тем самым, то очень похожим на то, откуда началась его осознанная жизнь в Зоне.       Чувствуя, как глядя на окружающее пространство, начинает проваливаться в жгучую трясину памяти, он отряхнулся, помотал головой, стараясь освободиться от этого ощущения, развернулся и пошел обратно. Решил обойти длинный цех с другой стороны — раз уже забрел сюда, почему бы не разведать обстановку. Может, чего полезного в руки попадется.       Обошел. Ободрался о заросли жёстких, колючих кустов, перепутанных с обрывками сетки-рабицы, потратил полтора часа времени, выбрался в ещё одном неизвестном месте.       Узкий закоулок перед двумя стоящими рядом длинными ангарами, огороженный сзади стеной цеха, а с двух сторон с боков — забором. Впереди один ангар был заперт, другой зарос так, что ветки кустов торчали наружу через сорванные листы железа на стенах и крыше.       Поняв, что именно в этом месте ловить нечего, он двинулся между ангарами по относительно чистой кишке лаза. Зачем? Сам не знал. Из мародерского любопытства, видимо. Посмотреть, чего там дальше.       Как бы он не упирался — волей-неволей его влекла атмосфера этих мест. Загадочная, неизвестная и опасная, показывая маленькие, яркие чудеса-артефакты или страшные истории из прошлого и настоящего, она все больше и больше затягивала его в себя, захватывала его внимание и мысли. Обостряла природное любопытство и давала почувствовать себя первооткрывателем неизвестного ранее мира Зоны, а этому противостоять было ой как тяжело.       Эти мысли заняли его голову пока он пробирался по лазу между ангарами. Выпутавшись из лап невообразимо корявого куста, он с руганью вывалился из него и огляделся.       Перед ним открылась очередная площадка среди очередного комплекса заводских построек — в этот раз место было похоже на территорию прирельсовых складов. С одной стороны длинным рядом выстроились приземистые бетонные постройки с покатыми, местами разрушенными крышами, а вокруг были разбросаны машины — ржавые грузовики, трактор и какие-то небольшие машины, похожие на погрузчики старого образца.       На другой стороне площадки, за полосой заброшенных клумб тянулась панельная стена цеха, чуть ближе, перед ним — торчал решетчатый забор, за которым находилось что-то вроде трансформаторной подстанции. Более подробно сооружение трудно было рассмотреть из-за странной, проволокоподобной растительности, опутавшей все металлические конструкции.       Рядом с подстанцией стояли два строительных вагончика, а дальше за всем этим, за приземистыми складами был еще один огромный цех с не менее огромными воротами, куда тянулись железнодорожные пути.       Понимая, что место ему совершенно неизвестно, опасаясь заблудиться, Пэр достал ПДА в надежде найти на карте подробное расположение построек завода и выход из него, желательно, ближайший к локации, где он жил.       Отошел с открытого места за перевернутый бензовоз, сел на колени, чтобы не торчать на виду у возможных обитателей, принялся изучать карту. Подписей на ней не было, только очертания построек. То, где он оказался, действительно было задним двором прирельсовых складов возле большого цехового комплекса. Глядя на карту, он испытывал вполне явственное желание полазить по всем этим складам, позаглядывать туда, вдруг что-то ещё не вытащено мародерами за время существования ЧЗО и ему самому еще удастся чем-то поживиться, но оглядываясь по сторонам, он понимал, что не сможет этого сделать.       Он забрел в недра огромного промышленного организма, погибшего в расцвете сил. Стены этих построек, металл и бетон конструкций ещё хранили память о прошедшей эпохе, о людях, которые здесь работали, производили что-то, отдавали свои силы этому делу, возможно, погибли, участвуя в ликвидации страшной аварии, и теперь ему, чужому, пришлому, глядя на все это почему-то становилось совестно прикладывать к этому руку ради грабежа или разрушения. Слишком он…ничтожный по сравнению с этим местом, по сравнению с Зоной, и это понимание разбудило в нем новую мысль и ощущение. Если он уже оказался здесь, если он соприкоснулся с этим обожжённым уголком мира — он не должен вредить ему ещё больше.       Охваченный этим чувством, он на несколько минут завис, оглядывая расширенными глазами окружающую обстановку, впитывая в себя ее атмосферу, открывая себя самого… Зоне. Давая ей прикоснуться к самому себе.       Возможно, это длилось довольно долго, возможно, было даже каким-то посторонним наваждением — он с большим трудом выпутался из этого состояния. Поймал себя на том, что совершенно потерял бдительность, лихорадочно огляделся.       Было тихо, рядом по прежнему не было ни души.       С тяжёлым вздохом, ругая себя за излишнюю впечатлительность, он вернулся к разбору карты.       Что это на него нашло?       Но, что бы оно не было — он не хотел идти против того понимания, которое к нему пришло.       Нужно было уходить, при этом как можно тише, потому как бесконечные постройки завода могли быть заселены кем угодно, хоть даже такими существами, как-то, что он встретил на фабрике.       От воспоминания о нем и мысли о том, что его странное озарение было внушенным извне ему стало страшно.       Вскочив на ноги, он схватил рюкзак, хотел было сорваться с места, но заметил, что со стороны вагончиков к нему уже совсем близко подошёл непонятный человек. Высокий, сутулый, в плаще, которые часто носили местные сталкеры.       — Эй, мужик. Ты чего. Сидишь? Или подходи. Ближе. Говори, что надо. Или проваливай. Отсюда. — Отрывисто прогудел он сиплым басом. Пэр от неожиданности чуть не подпрыгнул, схватился за автомат.       — Пушку убери. — Загудел опять неизвестный, показывая на оружие, хотя Пэр понял его и без жестов.       Не зная, как поступить, несколько секунд он колебался, хотя и не видел никакого оружия у неизвестного, потом все же опустил калаш. Что-то подсказывало, что хватит пока изображать из себя Рембо с местными.       Правда подходить ближе он тоже не стал, наоборот, попятился назад. И вовремя — из вагончика выбрались ещё двое похожих субъектов и очень быстро, неестественной для человека походкой направились в его сторону.       Пэр не понял, что его насторожило, скорее поддался инстинкту и с места отпрянул за кабину бензовоза, оставляя препятствие между собой и ближним неизвестным. Это спасло ему жизнь.       Огромная лапища излома, которым оказался этот тип, врезалась в оттопыренную дверцу машины и со скрежетом захлопнула ее.       Согнувшись за кабиной грузовика, Пэр сдернул автомат с плеча и, высунувшись, выстрелил. Короткая очередь отшвырнула мутанта, который был уже совсем близко, и отпугнула других.       Активность их изрядно поубавилась, они кинулись в разные стороны, видимо, думая запутать человека, но план не удался.       Опасливо высунувшись из-за машины, он прицелился в монстра, который решил обойти его со стороны складов, выстрелил — мутант оказался достаточно шустрый и его только задело.       И тут же пришлось обиваться от второго, который в два длинных прыжка вдруг запрыгнул на бочку бензовоза.       Еле удалось увернуться от удара страшной лапой, но и пристрелить его получилось быстрее — подобрался слишком близко, так, что уклониться не успел.       Третий, увидев смерть сородичей, нападать передумал, резко развернул оглобли назад и дал деру.       Какое-то время после стычки Пэр ещё сидел, согнувшись за кабиной бензовоза, глубоко дышал и старался унять дрожь в руках.       Что за хрень… Только что он был открыт миру Зоны и не хотел ему вредить, а в следующий момент застрелил двух почти не отличимых от человека существ. Но все же отличимых и враждебных, а значит…он только защищался.       Но как его поразила похожесть изломов на людей. Если все остальные, кого он до этого видел, были вполне отличимыми, то этих он даже вблизи не сразу признал за монстров.       Пока переводил дыхание, окончательно утвердился в мысли, что углубляться дальше в заводскую застройку он точно не хочет, пересмотрел карту при большем увеличении, сориентировался на местности. Нашел наконец дорогу, что вела с завода к месту, ближайшему до перелеска на его локации, двинулся туда.       В итоге пока вылез с территории завода, пока дошел до дороги — время перевалило далеко за полдень. Судя по карте, топать до места, где он жил, было не долго, и он решил идти, не останавливаясь, чтобы быстрее вернуться, но на деле у него не хватило времени сделать это до темна.       Дороги по сути дела не было. И без того раздолбанную грунтовку аномалии перепахали до непроходимого состояния, при этом сами никуда не делись и Пэру пришлось черепашьим шагом пробираться между густо разбросанными ловушками.       Понимая, что ему среди них будет все же безопаснее, чем с мутантами на открытом пространстве, он решился идти ещё какое-то время, ориентируясь на свое чутье.       Аномалии не все воспринимались отчётливо, поэтому он очень часто останавливался и прислушивался к себе, к ним, и из-за этого опять пришлось ночевать под открытым небом.       На небольшом пятачке, окружённом с трёх сторон термическими аномалиями, спекшийся от жара грунт исходил теплом и он даже не замерз за ночь, хотя и спал на голой земле. Правда на утро еле встал, измотанный соседством ловушек, но это ему было уже не в новость.       Перекусив остатками последней птицы и сушеных запасов из рюкзака, он пошел дальше.       Надеялся, что дальше по дороге будет чище, но в этот раз Зона его не стала жалеть и насыпала аномалий от души. В итоге на свою локацию добрался он только в сумерках.       Уже там выследил и подстрелил четырех здоровых крыс на поесть, да выудил из гравитационной аномалии не виданный раньше, необычный артефакт.       Пробираясь дальше к убежищу заметил издали двоих людей и до наступления темноты петлял вокруг, путая следы, чтобы по ним не нашли его нычку, да ждал, пока ночной мрак не спрячет его от посторонних глаз.       Когда ввалился в бомбарь, на улице было совсем темно. Искать светящийся артефакт на полках сил уже не было, поэтому он в темноте на ощупь запер дверь, скинул рюкзак и верхнюю грязную одежду, залез в спальник — в подземелье было холодно, и отключился.       Проспал часов двенадцать, не меньше. Потом проснулся, долго ещё лежал, то засыпая обратно, то просыпаясь, в итоге встал только тогда, когда почувствовал, что достаточно отдохнул для того, чтобы приготовить себе еды. Есть хотелось невыносимо. В дело пошли пойманные крысы: он стушил две тушки, а две разделал и повесил коптиться — снаружи бомбаря ещё с осени соорудил небольшую земляную коптильню, и только после этого позволил себе наесться до сыта.       С того дня снова потянулись однообразные будни. Он сидел дома, в убежище, ковырялся с найденными деталями и артефактами, собирал генератор — получалось не важно. Что-то более-менее работающее получилось только после трёх недель работы, двух испорченных артефактов и десятков мелких травм и ожогов на руках. Вспышки, артефакты, из которых все делалось, имели свойство биться током при сильном механическом воздействии, поэтому делать в них дырки старой ручной дрелью, да и вообще хоть чем либо было сплошным мучением. Иногда не спасали и резиновые перчатки, и он ронял инструменты, ранился, раз уронил сам артефакт и он раскололся на три уже не пригодные, слабые части.       Второй развалился совершенно неожиданно, когда уже все было собрано. Оставалось только воткнуть зарядное устройство от дозиметра в получившуюся шайтан-розетку. Он поставил всю конструкцию на столе, сам полез за зарядным, по ходу дела услышал уже знакомый треск артефакта, и, когда обернулся — увидел, что он тоже распался на части. В отчаянии чуть не разгрохал то, что осталось, но вовремя остановился. Ругаясь, на чем свет стоит, полез за последним артефактом — пришлось делать все заново, но, благо на этот раз получилось.       В перерывах между работой он выходил на охоту — пополнял запасы еды, но ходил не дальше своей локации и очень осторожно, ибо люди теперь попадались все чаще.       Сидя в засаде или маскируясь в перелесках, он видел их из укрытия, иногда очень близко. Перемещаясь по местности, наталкивался на них и тогда старался как можно быстрее убраться подальше.       Даже в убежище спал в полглаза: вслушивался в тишину подвала, прислушивался к звукам снаружи, чтобы не прозевать ещё одного нападения. Противогаз и автомат всегда лежали теперь под рукой.       Одной ночью, окончательно выбившись из сил с таким сном, он отключился, сам не заметив как. Спал долго и крепко, но проснулся от собственного крика. Рывком сел на ящиках, огляделся, вскочил на ноги и тут же повалился на пол, на колени, согнулся — тело толком не слушалось.       Удушливый, безысходный ужас забивал горло, мешал дышать. Несколько минут он просидел, скорчившись и дрожа всем телом, пытаясь отдышаться и вспомнить, что же увидел во сне. Что вызвало такую реакцию?       Но как не пытался — в голове было пусто. Никаких образов, никаких слов — ничего. Только острое ощущение беспомощности и невыносимый страх. Будто он должен был сделать что-то жизненно важное, но не сделал, а теперь это все обернется катастрофой.       Без сна и успокоения он промаялся до утра. Затем выбрался из убежища снова в поисках еды, а через несколько дней, когда насобирал запасов достаточно для новой вылазки, двинулся на свой страх и риск в дорогу за реку. Хотел забрать из схронов украденные трофеи — запасы еды, лекарств и патронов, некоторые инструменты для работы.       Часть забрал: инструменты, консервы, патроны к автомату и сухари — последним обрадовался больше всего, ибо на рационе из мяса и редко, в сезон — диких овощей, невыносимо соскучился за хлебом. Хотел было слазить подальше, за медикаментами, но на этом его везение кончилось.