Я хочу, чтобы ты никогда не менялся

Ветерок сильнее натянул капюшон, чтобы ослепляющие солнечные лучи не могли достичь его глаз, и с мукой вздохнул. В Грозе было намного теплее, чем у него на родине, и потому ему было жарко даже в самом лёгком плаще. Воздух тоже был стоячим, наполненным душным медовым запахом вишен, и всё, что Ветерок мог сделать, это украдкой закатать рукава в попытке как-нибудь охладиться. Чёрный Сокол, его личный слуга, восседал на вороной лошади с короткой блестящей шерстью, отличающейся от кобылы Ветерка, Стрелы, только крупным светлым пятном на носу, и, пытаясь сохранить достойное выражение лица, обмахивался расписным девичьим веером, подброшенным, вероятно, одной из его многочисленных поклонниц. — Ты, наглец, — сурово обратился к нему Ветерок, пытаясь перекричать окружающий гомон, — как ты смеешь сидеть прямо перед моим носом и наслаждаться прохладой? Знаешь, что с тобой будет, если твой господин упадёт замертво из-за жары? — Уверен, что мой господин прекрасно справляется с высокой температурой, иначе он бы не звучал так бодро, — Чёрный Сокол смотрел на него с насмешкой в тусклых тёмных глазах, и Ветерок преувеличенно раздражённо вздохнул и приказал Стреле отъехать чуть назад, чтобы струя воздуха попадала и на него. — Его тебе кто-то из Реки оставил? — спросил Ветерок, указывая на веер. Он не только удивлял изящным рисунком, но и пах так сильно и так сладко, что в носу свербило. Ветерок поднял глаза на стайку очень нарядных девушек с причёсками на все лады: с гребнями, лентами, колокольчиками, шпильками. У них дома подобным образом одевались только куртизанки, а вот в Реке даже у охотничьих собак были украшенные поводки. — Верно, верно, из Реки. Во-он та, в голубом платье. Чёрный Сокол кивнул на совсем молоденькую девчушку лет четырнадцати с кожей цвета топлёного молока, роскошными русыми волосами, усыпанными серебряными ниточками с жемчужинами, и покатыми плечами. Она почувствовала их взгляд и повернулась, смущённо похлопала синими глазами, улыбнулась наивной и белозубой, как и положено девушке из Реки, улыбкой, отчаянно покраснела и отвернулась обратно к подружкам. Поистине очаровательное зрелище, и Ветерка оно бы, вероятно, тронуло, если бы ему не приходилось видеть это чуть ли не каждый день, куда бы он ни поехал со своим слугой. — Да что ж такое! Эта к тебе почему привязалась? И маши давай, чего остановился-то? — Я всего лишь придержал её зонтик, — вздохнул Чёрный Сокол, пожимая плечами. — Тебя вообще к девушкам пускать нельзя, — категорично заявил Ветерок. Он со скучающим видом обвёл взглядом окружающее их веселье. Людей, собирающихся принять участие в охоте, было видно сразу — их одежда была простой и удобной, а их лошадей усиленно осматривали конюхи. Верескоглазка в этот раз решила отдохнуть в компании девушек из других государств и сейчас сидела в беседке, попивая чай и хохоча во всё горло над какой-то шуткой. — Её высочество императорская принцесса, — насмешливо прошептал Ветерок. Увидь это Белогрудка, Верескоглазка была бы вынуждена повторно проходить весь курс дворцового этикета заново, как пару лет назад. Чёрный Сокол фыркнул где-то за его спиной. — Когда верхи Грозы приезжают? — спросил он. — Огнезвёзд и Ежевика сейчас проверяют место охоты, а остальные должны скоро прибыть. И в следующую секунду раздался громкий крик: — Прибыла императорская семья Грозы! Все сразу повернули головы. Процессию возглавляла Остролистая, летящая галопом на караковом красавце-жеребце из одного выводка со Стрелой. Ветерок прекрасно знал ласковый и покладистый характер этого коня, ведь это он ещё мальчишкой обхаживал его, родившегося совсем слабым, и устроил скандал, когда узнал, что его любимца отправили в подарок принцессе из Грозы. И всего через пару месяцев он лично познакомился с этой самой принцессой, которая была приветливой и сдержанной и вовсе не собиралась морить своего Яшму голодом. — Давай, надо их поприветствовать, — небрежно кивнул Чёрному Соколу Ветерок, спрыгивая с лошади. Он оглянулся и, найдя какого-то мелкого конюха, крикнул ему: — Эй, следи за лошадьми и помни, что за них ты отвечаешь головой! И Ветерок быстрым шагом направился навстречу бегущей лошади. Тёмный плащ колыхался от скорости его шагов. Остролистая заметила его издалека — как и положено опытной лучнице, — и что-то тихо шепнула жеребцу. Прекрасно обученному коню хватило лишь одного слова хозяйки, чтобы сразу замедлиться, и через пару мгновений он, поднимая пыль копытами, остановился. — Молодой господин резиденции Четырёх Ветров, — лукаво улыбнулась Остролистая. На ней была простая белая рубаха, удобные штаны и меховая накидка на плечи. Ветерок ухмыльнулся. Разумеется, она будет участвовать в охоте. — Третья императорская принцесса, — низко склонился он скорее в шутку. То, как его будущая золовка тщательно соблюдала все формальности, будто следуя по учебнику, его очень смешило. — Как думаешь, кто в этот раз займёт первое место? О, да. В конце концов, они с Остролистой были лучшими охотниками во всех четырёх империях. У Ветерка был более точный прицел, а Остролистая умела выждать момент, он интуитивно понимал, где искать добычу, она же тщательно анализировала местность, и в итоге они не могли не начать соперничать. В детстве они бесились, отказываясь принимать, что есть кто-то такой же талантливый, но сейчас, когда Ветерок окончательно поддался влиянию её брата, ежегодная охота стала для них чем-то вроде развлечения и проверки, кто окажется более хитрым в этот раз. — Я, — с абсолютной наглостью заявил Ветерок. Остролистая подняла брови, подавляя смешок, и кивнула: — Я это запомнила. — Я тоже, — пробасил Львиносвет, подъехавший на своей огромной рыжей кобыле со строптивым нравом, с которой только он и мог справиться. Ветерок даже не стал скрывать раздражённый рык, вырвавшийся из глотки. Как бы ему ни нравилась Остролистая, Львиносвета, занимающего всё пространство и не дающего вздохнуть, он просто терпеть не мог. И всё же сейчас Ветерок не может подраться с ним, как если бы они были в Дубовом дворце, и потому им обоим пришлось раскланиваться друг перед другом. Со стороны они, пытающиеся сохранить около-дружелюбные выражения и одновременно выражающие недовольство всем своим естеством, наверняка выглядели комично, учитывая, как отчаянно сжимал губы, пряча смех, Чёрный Сокол, маячащий на периферии зрения. И тут Ветерок услышал фырканье. Совсем тихое, похожее на лёгкое колыхание воздуха, то, которое нельзя услышать просто так. Ветерок в растерянности опустил глаза и заметил, что из-за грубой ткани штанов Львиносвета выглядывает лилово-голубой шёлк роскошных верхних одеяний. — Что же это такое? Неужто вы на своих конях вытрясли все хорошие манеры? — прозвучал голос, слабый, но текучий, как жидкий мёд. О, Воробей любил дразниться. Ветерок знал об этом ещё с их первой встречи и оттого невзлюбил и периодически затевал ссоры. Но сейчас он молчал. Они с Воробьём не виделись почти три луны, с новогоднего банкета в Дубовом дворце, но Ветерку это время казалось бесконечностью. Разумеется, он не испытывал никаких романтических чувств к тому, с кем был помолвлен с шести лет, то была простая привязанность, невольно возникающая после такого долгого знакомства, но они всю жизнь виделись едва ли не каждую луну. Различные празднества заставляли их постоянно быть где-то рядом, даже если их взаимодействие заключалось лишь в злобном переглядывании, и довольно долгий перерыв невольно выбивал из колеи. В последний раз они не встречались так долго, когда им было пятнадцать лет. Тогда Ветерок усиленно проходил обязательную боевую подготовку, и целый год даже носа не высовывал из резиденции Четырёх Ветров. Иногда, когда вечера были особенно темны, он замирал с мечом в руках и в обиде на весь свет думал, что ни с кем даже поругаться не может. А потом всё закончилось, и на его день рождения прибыла делегация из Грозы. Ветерок бросился на поиски тогда ещё (как он думал) Воробушка и не нашёл его. Вернее, нашёл, но совершенно изменившегося. Тот Воробушек, которого он знал, был низким, неуклюже-угловатым, тощим, писклявым и угрюмым как чёрная туча, но теперь всё было не так. Он принял новое, взрослое имя, и Воробей был другим. Угловатость и неуклюжесть исчезли, заменившись тонкими изящными чертами, низкий рост теперь воспринимался приятной глазу миниатюрностью, а голос его стал красивым, не высоким и не низким, рокочущим и всегда едва громче шёпота. Даже угрюмость обратилась в холодную отстранённость, граничащую с тоскливостью. Вот каков был Воробей. И Ветерок тогда впервые в жизни испугался так, что ноги примёрзли к полу. Он ожидал человека, такого же смешного и нескладного, как и он сам, чтобы посмеяться над ним, не испытывая ни неприязни, ни симпатии но, стоило ему увидеть Воробья, он понял: это тот человек, которого можно либо неистово полюбить, либо всей душой возненавидеть, и Ветерку показалось, что если он сейчас подойдёт и встретится взглядом с этими туманными глазами, его сердце не выдержит и остановится. И он убежал. Сейчас Ветерок испытывал нечто подобное, но убегать было нельзя. И, проведя несколько секунд в растерянной задумчивости, он неожиданно осознал, как Воробью будет трудно слезть с этой громадной лошади. На её спину его, вероятно, посадил Львиносвет, всегда с радостью таскающий младшего брата на руках и знающий о его нелюбви к паланкинам и страсти сестры к быстрой езде, но Ветерок ни за что не позволит ему повторить это на его глазах.  Ветерок подошёл ближе и осторожно дотронулся до руки Воробья. Тот перевёл на него взгляд, прекрасно-наглый и гордый, и, позволив взять себя за ладонь, соскользнул на землю. Пыль поднялась небольшим светлым облачком, когда шелковые туфли на кожаной подошве слегка ударились о дорогу. Воробей выпрямился и встал рядом с Ветерком. Его серебристые волосы были собраны в две тугие толстые косы и закручены в низкий пучок, создающий подобие ореола, и заколоты тонкой блестящей шпилькой. Полы его одеяний мягко колыхались, закручиваясь и распрямляясь снова.  — Здравствуй, — склонил голову Воробей. Золотые лучи полуденного солнца плясали на неестественно-белой, истинно снежной коже, создавая контраст.  — Привет, — неловко отозвался Ветерок. В его груди всколыхнулся жар, и ему показалось, что сейчас он сгорит заживо.  За спиной Воробья согнулась в поклоне вездесущая Иглогривка, удивительно шустрая для хромой. Черный Сокол где-то сзади повторил её движение, но склонился даже ниже, приветствуя и господина, и его служанку. Возможно, она была единственной девушкой, к которой он сам проявлял интерес и которую безмерно уважал, даже больше Белогрудки и Сумеречницы.  — Ах, снова это наискучнейшее мероприятие, — с тяжёлым вздохом пожаловался Воробей. — Оно наверняка было бы веселее, найди ты себе компанию, — усмехнулся Ветерок. — Или это всё ниже твоего достоинства? — Ничего ты не понимаешь, — Воробей, горделиво вскинув голову, ушёл. Иглогривка и весь штат его прислуги заторопились за ним. Он же, на мгновение повернувшись к Ветерку, бросил на него выразительный взгляд и приподнял подбородок. Это означало «Ты очень глупый». Ветерок рассмеялся. Всё-таки что-то не меняется никогда. И тут по всей поляне пронёсся сначала возбуждённый шёпот, а потом уже оглушительный галдёж оповестил всех, кто ещё не узнал сам: прибыли Огнезвёзд и Ежевика! С минуты на минуту начнётся охота! Ветерка охватил жгучий восторг, и он помчался к своей лошади. Та стояла, размахивая хвостом и фыркая, и громко заржала, увидев хозяина. Тот самый конюх, который до этого поправлял седло на скакуне Чёрного Сокола, сразу встрепенулся и принялся, что-то бормоча, отвешивать поклоны. Ветерок жестом приказал ему замолчать, перекинул поводья через голову Стрелы ей на шею и вскочил на её спину. Прозвучал громовой голос Огнезвёзда, объявивший о начале, и в ту же секунду Стрела, стоило Ветерку наклониться вперёд, начала движение. Всего за несколько секунд лошадь разогналась, и зрение Ветерка немного размазалось по краям. Он успел заметить лишь Остролистую, сидящую верхом на таком же стремительном Яшме, перекинувшись с ней парой понятных только им взглядов, и они разбежались в разные стороны — он влево, она вправо. За его спиной раздавался лошадиный топот, лай чужих борзых, но ему до этого практически не было дела. Ветер трепал его волосы, деревья укрывали от жары, запах диких цветов кружил голову, а кровь кипела и бурлила от предвкушения погони — чего ему еще было желать? Предчувствие гнало его вперёд, сквозь залитую золотым солнцем поляну с изумрудной травой, и мир в мгновение ока сузился до него, его лука и лося, жующего ветку осины. Время остановилось, когда Ветерок вытаскивал две стрелы из колчана и натягивал тетиву. Стрелы полетели с разницей в секунду и вонзились одна за другой зверю между ухом и глазом, туда, где находится мозг. Огромный лось упал замертво. Свист и одобрительный хохот дюжины его прислужников загремел, звонким эхом отскакивая от стволов деревьев. Ветерок с самодовольной ухмылкой наблюдал за тем, как тяжёлую тушу зверя утаскивают, чтобы потом привезти в Дубовый дворец, находящийся совсем близко отсюда, и внести в список его заслуг. У других участников самым большим животным может быть олень, а так — зайцы да куропатки с тетёрками. Многие предпочитали псовую или соколиную охоту, но Ветерок свою птицу выпускал только рядом с резиденцией Четырёх Ветров, на соревнования он выезжал лишь с луком. Это тешило его самолюбие — часто ли побеждают лишь своими силами? А он может! Ветерок поворачивает голову и смотрит на заманчивую тень, созданную раскидистыми ветвями, на путь, ими скрытый, и устремляется туда. Там точно что-то есть. Он пустил лошадь медленно, чтобы не спугнуть «что-то», скрывающееся в неожиданной тьме светлого леса. Его люди за ним также не шумели, хотя и не понимали, к чему такая осторожность. Ветерок заметил недоумённый взгляд Чёрного Сокола, прежде чем его глаза резко скосились вбок. Зрение у него было не хуже, чем у охотничьего ястреба, и потому он смог разглядеть тонкую фигуру небольшого зверя. Это была, несомненно, лисица. Но, что самое удивительное, лисица эта была блестящего серебристого цвета с белой мордочкой и выглядела изящнее своих сородичей-оборванцев с территории Ветра. Для Ветерка, уже выпустившего стрелу, было очевидно, куда отправится её шикарная шубка. Красавица издала тоненький предсмертный писк и повалилась на бок. — Отложите её, — приказал он очередному слуге, который должен был унести тело лисицы. Тот изогнул брови, но поклонился и кивнул. — Стой, дай сюда. Ветерок провёл ладонью по мягкому и тёплому меху и довольно ухмыльнулся. — Всё, уноси. Дальнейшая охота прошла не так увлекательно, как её начало, но всё же продуктивно. Около двадцати куропаток, шестнадцать вепрей, и это только то, что он считал. — Отлично, — довольно выдохнул он, возвращаясь со своими уже под вечер, когда закат заливал красным цветом небо. Высокие резные стены окружали Дубовый дворец. В главном зале на светлом троне сидел Огнезвёзд в роскошном пурпурном ханьфу с золотой вышивкой, за его спиной стоял Ежевика, чьи мелкие тёмные кудри в низком хвосте падали на глаза, а все участники охоты стояли полукругом. Ветерок предусмотрительно встал как можно ближе к Огнезвёзду, повинуясь предчувствию. Огнезвёзд тепло улыбнулся: — Я благодарю всех прибывших за то, что приняли моё приглашение. Для нас большая честь принимать вас в качестве гостей, — император поднялся, и Ежевика подал ему в руки свиток. Пронзительные зелёные глаза предводителя остановились на Ветерке. — В этом году в Ранней охоте одержал победу молодой господин Резиденции Четырёх Ветров из Ветра. Ветерок, подойди. Ветерок вышел вперёд, опустился на колени (он терпеть не мог это правило этикета) и склонил голову. На его затылок опустилась широкая горячая рука Огнезвёзда. — Уже который год ты занимаешь первое место в Ранней охоте. Ты прославляешь свой род и свою империю. Продолжай в том же духе, молодой господин, и не будет ни одного человека, что не сможет гордиться тобой. Эта небольшая сумма лишь поможет тебе не отступиться от своей цели, — Огнезвёзд передал ему свиток и поднял взгляд на собравшихся. — Вечером мы устраиваем банкет, на котором будет использовано мясо убитой на охоте дичи. Мы выделили вам покои в северной части дворца, в которых вы сможете отдохнуть. Наши слуги отведут вас. Ветерок, кривившийся со слов «не будет ни одного человека, что не сможет гордиться тобой», потому что Грач явно пока умирать не собирался, поднялся с колен. К нему подошёл человек в одеяниях Грозы, поклонился и попросил следовать за ним. Ветерок слегка обернулся лишь для того, чтобы кинуть на Остролистую горящий самодовольный взгляд. В её глазах смешались досада и веселье. Они оба знали, что в следующем сезоне охот, во время Поздней охоты в сезон Листопада, как и последние несколько лет, победит она. Слуга повёл Ветерка и Чёрного Сокола по коридору из светлого дубового дерева с одной стороны и прозрачной рисовой бумаги — с другой. На бумаге были нарисованы  ярко-жёлтые круглые цветочки пижмы, покрасневшие от проходящего сквозь полупрозрачное полотно закатного солнца. Тонкие балки создавали причудливые лиловые тени, и Ветерку отчего-то казалось, что они немного подпрыгивают, хотя это, вероятно, была всего лишь игра света. И павильон, и комната, в которую их привели, были им знакомы — именно здесь Ветерок жил, когда приезжал в Дубовый дворец. Императорская семья Грозы предпочитала оставлять Воробья дома, если не было острой необходимости, и потому именно Ветерок раз в год прибывал сюда где-то на пол-луны, чтобы, по словам абсолютно всех, «сблизиться с будущим супругом, ведь взаимопонимание крайне важно в отношениях, запомните это, молодой господин». Покои не изменились с их последнего посещения, всё так же будучи выполненными в сдержанном стиле империи Ветра и в красивом сочетании янтарного и золотисто-зелёного. Даже кровать, в отличии от всех кроватей Дубового дворца, не походила на комнату в комнате, а была довольно-таки аскетичной. Огнезвёзд, активно поддерживая отношения со всеми правителями остальных империй, был сведущ во всевозможных тонкостях чужой культуры, и именно потому в этих покоях Ветерок, совсем не довольный необходимостью пребывания в Грозе, долгими вечерами мог злобно осматривать интерьер и представлять, что он дома, а матушка скоро придёт, чтобы лично забрать его на ужин. В настоящее время, наскоро помывшись в бочке, Ветерок с помощью Чёрного Сокола натягивал праздничные светлые жёлто-зелёные одежды, расшитые вересковым узором. Длинные бежевые рукава нижнего хлопкового одеяния выглядывали из-под коротких — верхнего. На Ветерке было два пояса, как и положено княжескому воспитаннику. Ветерок осмотрел себя в бронзовом зеркале и придирчиво скривился. Он выглядел слишком официально. Всё-таки простая одежда для охоты ему нравилась больше. — До банкета ещё много времени, да? — Ветерок обернулся, чтобы посмотреть на Чёрного Сокола. Тот был облачён в привычное ханьфу бронзового цвета с простым тёмным узором, оттеняющее его смуглую кожу. — Да, около трёх часов, — отозвался Чёрный Сокол, вероятно, разузнавший всё от молодых легкомысленных служанок из северного крыла. Он скривился: — Тоска. Лицо Ветерка приняло сложное выражение, как и всегда, когда ему в голову приходила какая-то мысль. — Сходи и спроси, нет ли гостей в павильоне Внутренней красоты. Павильон Внутренней красоты был особым местом Дубового дворца. Он был лишь немногим скромнее покоев императора и императрицы, и именно в этом месте на протяжении многих веков воспитывались принцы и принцессы, которым было суждено покинуть страну в целях политического брака. Раньше здесь проживала Листвичка, впоследствии вышедшая замуж за Грача (хотя каким-то непостижимым образом она обитала в Грозе, а все её дети считались в первую очередь возможными наследниками Огнезвёзда, а не своего отца), а в настоящее время павильон был домом для Воробья. Именно при нём он претерпел одно важное изменение — все пруды были засыпаны, а на их месте теперь был сад с множеством лекарственных растений. Ветерок, как и все остальные обитатели дворца, предпочитал не вспоминать о причине этого решения. Сейчас он подумал, что Львиносвет, вероятно, обхаживал свою невесту, Пеплогривку, обожающую дубы сада Мирного грома, а Остролистая проводила время с Ивушкой, которой редко удавалось приехать из Реки в Грозу из-за довольно большого расстояния, а значит Воробей, как обычно, сидел в беседке, пил какой-то причудливый чай и жаловался хихикающей Иглогривке на весь свет. Чёрный Сокол понятливо кивнул и вышел за дверь. Ветерок повернулся обратно к зеркалу. Он зарылся пальцами в тёмные неряшливые кудри и принялся яростно приглаживать их к голове. Его волосы всегда были непослушными, топорщились и закручивались в колтуны, и его самого это мало когда волновало. Но сейчас Ветерок собирался к Воробью, у которого всегда была идеальная причёска, поддерживаемая разномастными шпильками и на чьё создание тратится большая часть времени до завтрака (Ветерок знал это по личному опыту, хотя сам процесс никогда не видел). При мысли об этом ему стало стыдно за своё воронье гнездо на голове, и он впервые в жизни пытался это как-то поправить. — Матушка должна дать много золота всем слугам, что пытаются это причесать каждое утро, — прошипел Ветерок. Кудри, словно издеваясь над ним, только сильнее распушились. Окончательно разозлившись, Ветерок рухнул на один из красивых стульев с резной спинкой. Он уныло посмотрел на расписную дверь, через которую проходил рассеянный солнечный свет. Будь он дома, он мог бы, в конце концов, пойти тренироваться в стрельбе из лука или отправиться на кухню и взять какое-нибудь блюда до ужина (о, их повара готовили наивкуснейшую острую лапшу с кроликом), или посмотреть товары в лавках города, который принадлежал их роду, но в Грозе у него была лишь одна возможность чем-то заняться — спрашивать разрешение у Огнезвёзда и потом ходить под подозрительными взглядами стражей Дубового дворца. Сейчас же у него не было и шанса попасть к императору, так как тот был занят подготовкой к банкету. Было у Огнезвёзда такое странное обыкновение — самолично проверять вкус блюд или ходить по столичным лавкам в поисках лучшей кисти для письма. Ветерок иногда от скуки задумывался, было ли это привычкой ещё со времён бытности слугой у Синей Звезды, но, вероятно, он никогда не получит ответ. Как бы то ни было, кое-что в Дубовом дворце всегда было разрешено. Разумеется, он мог в любое время дня навещать Воробья (если тот не захлопнет дверь у него перед носом с самым недовольным выражением лица, о, сколько же раз это происходило), во многом благодаря Листвичке, которая очень и очень переживала за социализацию своего младшего сына. Конечно, их отношения всегда были несколько натянутыми. Ветерок не мог забыть, что Листвичка была первой супругой в семье его приёмного отца, и поэтому она была главнее его матери, второй супруги, а для Ветерка никто, даже императрица, не мог быть главнее Сумеречницы. Листвичка же, несмотря на свою кротость и ласковость, нежиданно сурово ругала его каждый раз, когда он дразнил тогдашнего Воробушка. Это означает, что ругала она его каждый день. Впрочем, сейчас это уже не так важно. Сейчас Воробью достаточно одного взгляда, чтобы Ветерок из благородного господина с суровым нравом, коим он и являлся, превратился в мальчишку-слугу, нечаянно подглядевшего за своей госпожой. Ветерка перкосило. «Чёрный Сокол — один из самых быстрых людей у нас дома, — подумал он, — и всё равно до сих пор где-то ходит. Если он снова нашёл какую-то девушку, а не исполняет моё поручение, я прикажу забить его палками до полусмерти.» Тут Чёрный Сокол, словно услышав его хмурые мысли, открыл дверь и поклонился с учтивой улыбкой: — Второй императорский принц ожидает вас в павильоне Внутренней красоты. — Я уж думал, что Воробей разозлился   съел тебя с потрохами. И что это за ухмылочка? Заразился вежливостью от здешних слуг? — разглагольствовал Ветерок, большими шагами пересекая коридоры из светлого дуба. Полы его одеяний трепыхались, слабо ударяя по лодыжкам. — Я должен вести себя так, чтобы ваш жених, по вашим же словам, заметьте, не сожрал меня, — отозвался Чёрный Сокол, держась на почтительном расстоянии, но не отставая. — Ай, не придирайся. И вообще, где тебя носило? — Ветерок спросил это невзначай, но Чёрный Сокол запнулся. Ветерок затормозил так резко, что подошва его обуви проскрипела по полу, и развернулся со своим самым гневным и угрожающим выражением лица. Даже бесстыдный Чёрный Сокол опасливо отступил. Несмотря на их довольно дружеские отношения, Ветерок всё ещё оставался его хозяином. — И где же ты был? — произнёс Ветерок, стараясь смешать в своём тоне гнев и Сумеречницы, и Грача. — Один гвардеец толкнул девушку, и она уронила пирожные. Я не мог не вмешаться, — Чёрный Сокол стоял напряжённо, а в тёмных глазах плескалось подавленное неповиновение. Ветерок устало застонал. — Будь это кто-то другой, я бы дал ему пощёчину, так что будь благодарен. Он отвернулся и пошёл вперёд. Где-то за его спиной раздался облегчённый вздох. Ветерок постарался придать своему лицу самое достойное выражение, когда перед ними оказались садовые стены павильона Внутренней красоты. Здешние стражи и служанки были под стать своему господину, собранные, подозрительные и чопорные, и каждый раз они смотрели на него так, будто он собрался разрушить звенящую тишину этого места и превратить его чуть ли не в бордель, и потому он должен был выглядеть как павлин-чиновник, зачитывающий гнусавым голосом текст со свитка. Только так девушки, молчаливо слоняющиеся по саду, исполняя поручения, не смотрели на них как на грязь на белых простынях. И эти девушки, вероятно, были единственными, кто не поддавался чарам Чёрного Сокола и считал его в лучшем случае бездельником. Хотя кто знает. Это же слуги Воробья! Из их эмоций только гнев очевиден, всё остальное — бездонное мутное озеро, и мало таких смельчаков, что смогут разглядеть, что там. Обувь мягко постукивала по белоснежным камням, которыми была выстлана дорожка. Ветерку отчего-то казалось, что при Листвичке в этом месте было больше золотых оттенков, а сейчас в  павильоне Внутренней красоты будто царила вечная мягкая зима со своим серебром и хрупкими цветами сливы на чёрных ветвях. Даже яркое солнце лишь подчёркивало эту отчуждённость, и Ветерку всегда, когда бы он здесь ни оказался, становилось как-то одиноко. В конце концов, дорожка привела их к беседке. Ветерок улыбнулся краем губ; он хорошо её знал. Здесь они с Воробьём проводили довольно много времени, ведь ему было жарко в помещении, а Воробей обычно не желал покидать павильон Внутренней красоты (в других случаях он сбегал в город, что ни разу не закончилось хорошо). Ветерок помнил, что где-то на балке этой беседки, почти под потолком, он в десять лет оставил надпись, вырезанную дорогим, подаренным Однозвёздом кинжалом надпись: «Ветерок Великий был здесь». В последнее время он почти убедился, что великим ему не стать, но он всё ещё считал эту метку довольно забавной. Хотя бы потому что Воробей о ней не знал. И разумеется Воробей был здесь. Он сидел на циновке в той самой неудобной правильной позе, и её портило только то, что он немного горбился. — Молодой господин, — раздался приятный звенящий голос Иглогривки, стоящей позади Воробья. Она поклонилась, почти не шатаясь, и рукой указала на место напротив своего хозяина. — Присаживайтесь, сейчас мы принесём ваш чай. — она немного обернулась, чтобы взглянуть на одну из юных девочек-прислужниц. — Светик, будь добра, забери чай господина. Светик учтиво кивнула и мелкими шагами побежала в сторону какой-то пристройки. Ветерок в это время сел на указанное место. Он с некоторой унылостью опустился на колени (он в самом деле терпеть не мог эту позу) и выпрямился. — Судя по твоему лицу, ты в самом деле сидел в гордом одиночестве и смотрел на всех злющим взглядом, а, Воробей? — подначил Ветерок. Дразнящие слова сами вылетали из его рта, но Воробей, вроде, на них не обижался. Он только взмахнул белоснежными ресницами и поднял на него ясные голубые глаза. — А что ты предлагаешь? По-твоему, я должен слушать чушь? — По-моему, сейчас мы оба говорим чушь. Можешь не слушать, если не хочешь, — фыркнул Ветерок. Воробей вскинул брови и сделал глоток чая. Ветерок заметил приподнявшийся в ухмылке уголок губ, так и не скрытый чашкой, и где-то в его груди расползлось тёплое чувство удовлетворённости. Прошло много лет, прежде чем Ветерок перестал вспыхивать от злости каждый раз, когда Воробей ворчал из-за каждого его действия, а Воробей больше не прогонял его из-за поддразниваний и шуток. Мир менял цвет с закатного красного на вечерний синий. В этот момент Светик со всем старанием, чтобы не пролить ни капли, наклонилась и поставила изящную фарфоровую чашку с росписью перед Ветерком. Однако она, поднимаясь, покачнулась и немедленно устремилась к земле. Не сложно было догадаться, кто первый бросился её ловить. Чёрный Сокол подхватил девочку под локти и осторожно поставил на ноги. — Будь внимательнее, — улыбнулся он. Ветерок скривился. Восторженное лицо Светик говорило само за себя. За спиной Воробья Иглогривка жутко нахмурилась и что-то одними губами прошептала Чёрному Соколу. Ветерку показалось, что это было что-то вроде «Не смей совращать моих девочек!». Воробей едва покачал головой, когда Светик убежала, и снова принялся за чай. Ветерок тоже отпил немного и тихо рассмеялся. — Ну разумеется, сладкий. Воробей снова поднял на него недоумённый взгляд. Красноватый свет недавно зажжённых фонарей отражался в его глазах, придавая им необычный фиолетовый оттенок. — Как обычно, ты пьёшь сладкий чай. — Разумеется, он ведь цветочный, — Воробей наклонил голову на бок. — Все твои чаи, даже зелёный, сладкие. Пытаешься таким образом сделать свою жизнь поприятнее? Воробей скривился, но Ветерок схватил его за руку и мягко сжал. Воробей недовольно отвёл взгляд. Ветерку в тот момент хватило того, что неестественно белый цвет его лица приобрёл живые краски. — Кстати, я на охоте поймал одну лисицу, серебристую. Прикажи сделать из неё накидку, раз постоянно мёрзнешь. Иглогривка смотрела на них с каким-то довольным, но нечитаемым выражением. В конце концов она, видимо, получив отмашку от какой-то служащей главного зала, произнесла: — Банкет начинается, молодые господа. Длинные коридоры становились всё более и более людными, но из-за положения Воробья все, разумеется, перед ними расступались. Хотя расступались, скорее, перед Воробьём, а Ветерок просто проходил по расчищенному пути. Он не смотрел, куда шёл, его рассеянный взгляд был прикован к легко колышущемуся низу синих одеяний. Стоило им зайти в банкетный зал, их сразу же развели по разным местам. Разумеется, Воробей ведь был вторым императорским принцем, и потому он сидел рядом со своей семьёй. Остролистая пыталась усмирить излишне развеселившегося Львиносвета, а Воробей просто отвернулся, смотря куда-то в сторону. Ветерок не мог не подумать, что в беседке в павильоне Внутренней красоты он выглядел веселее. Но он также не мог украдкой не любоваться им. Ветерок, усиленно держа спину ровной, смотрел на танец теней и яркие всполохи света на лице Воробья, на то, как подходила к его глазам шпилька с пером сойки, и на то, что в его кажущихся мирными глазах на деле горел яростный, непокорный и гордый огонь. Огнезвёзд и Песчаная Буря, одетая в роскошные одежды и с большим золотым головным убором в волосах, по очереди произнесли речь. На самом деле Ветерок больше ждал, когда принесут еду. Подобные речи он слушал чуть ли не на каждом мероприятии, так что почти выучить их, даже особо не слушая, не составляло труда. У банкетов в Грозе было одно преимущество — Огнезвёзд, кажется, на самом деле заботился о комфорте своих гостей и потому приказывал готовить для каждой делегации блюда их родной страны. Сейчас Ветерок, довольно поедая очень острую крольчатину, был в самом деле ему благодарен. А потом принесли алкоголь. Огнезвёзд, чьи волосы казались обжигающе-красными в свете фонарей, поднялся с места. — Я предлагаю поднять тост за то, чтобы мир между нашими империями так и оставался крепким! — За мир! И, окружённый гомоном множества голосов, Ветерок неожиданно осмелел. — Воробей! — заорал он во всё горло, подскакивая с места и хватая чарку. Взгляд Воробья, поистине ошарашенный, надолго отпечается в его памяти, Ветерок знал. — Выпьешь со мной, а? Широкая улыбка расползлась по его лицу, а сердце отчаянно колотилось в грудной клетке. Воробей довольно прищурился и поднял свою чашу. Ветерок расхохотался. Воробей был в самом деле невероятным, и всё, чего Ветерок мог желать — того, чтобы он никогда не менялся.