***
Девушка легко опустилась на подоконник после того, как ощутила, что Юджин вышел из призрачного мира. Спустившись на пол, она оглянулась по сторонам, несмотря на приказ поспать, видимо, тот вновь решил сделать по своему и она с раздражением начала выискивать по квартире молодого парня, чтобы дать ему призрачной тырки. Наконец проходя около ванны оттуда резко донесся шум воды, видимо, только включил. Она так и остановилась напротив ванны. Прикусив губу, наконец заставила себя отвернуться от закрытой двери и прошагать в комнату, абы подождать паренька. Хотя в ожидании старшая даже начала сомневаться в том, что он имеет цель выезжать сегодня, вещи не были собраны от слова совсем. Так, в расхаживании по холостяцкой комнате, что было достаточно незаметно, ибо вместо бардака в его пятнадцать, было идеально чисто и все по полочкам. Н-да, живи они вместе, им бы определенно понадобились две отдельные комнаты, а то чистюля Юджин получил бы сердечный приступ при наблюдении того, что сделают с его комнатой после тяжелого рабочего дня. Она даже посмеялась с этой мысли. Пролетели 40 минут за разглядываниями этой больничной палаты, настолько тут все было чисто, она и не заметила, как парень вернулся и уже даже хитро улыбался, глядя на немного видную в небольшом просвете от окна черненькое тельце. — И чего прилетели, будешь рассказывать, как и что мне брать можно, а что нельзя? — он вытирал мокрые волосы в одном нижнем белье, впрочем, девушка его и без него видела, когда могла нагрянуть без предупреждения. Да вообще в самых разных и порой даже излишне интимных моментах могла его застать, что, впрочем, теперь позволяло ей знать его, как облупленного. У неё же было преимущество, барьер в призрачном мире, да только она не всегда закрывала шторы в своей обустроенной в заброшенной квартире многоэтажки, так что 1/0,5 в пользу Ривер. — Щас, буду я для этого свои нервы тратить. Прилетела напомнить о Люке. Скажи ему, что в одиночестве побыть хочешь, он вроде как у тебя понимающий, сладкие голубки, — она рассмеялась на резко вырвавшуюся гримасу скептицизма и возмущения у парня. — Да нет, в этом, как раз, не очень понимающий. Все думает, что я опять закрыться хочу непроизвольно, — он погрузился в раздумия. — Тьфу ты, так соври тогда! Какой у тебя там голос? — она состроила детский тоненький голосок. — Люк, Лючок, я уезжаю в закат на неделю смотреть за своей бабулей, убрать у могилки все дела, хнык-хнык, так печально…! — У меня давно не такой голос! Это было в мои пятнадцать, я что, виноват в этом?! — он обиженно скрестил руки на груди и вздернул нос. — Эх, где мои пятнадцать… — также напущено печально всхлипнула она. — Пятнадцать при жизни, или пятнадцать десятков лет? — на его слова девушка вновь шокировано и возмущенно лишь выдохнула «ох» и развернулась. — Как грубо, как неумолимо грубо! — её тонкое тельце подлетело к окну в попытке улететь, хотя она специально материализовалась и парень прекрасно это понял. Хочет, чтобы он остановил и он таки делает это: хватает за руку, тянет на себя и крепко обнимает, по-детски её покачивая из стороны в сторону да шутливо причитая. — Да что ты как маленькая, а? Нам с тобой уже не по те же пятнадцать, мне двадцать четыре, тебе двадцать девять с опытом! — Да чтоб тебя, грубиян! Двадцать девять с опытом, ещё старухой меня назови! Мне двадцать девять! Только-только исполнилось, пока я не… — её голос с фразой оборвались. Несмотря на то, что она отшучивалась каждый раз по поводу того, что ей все равно на её смерть, та никогда не произносила в свою сторону: «умерла». Это было тяжким напоминанием, как роковой удар молнии, за которой морось превратиться в ливень. Как звон огромного колокола у подножья церкви, оглушающего тебя на пару минут или броски земли на гроб, один, два, три и ты понимаешь, что это — конец. Он почувствовал вину, ибо не предвидел, что ей придется вновь упомянуть самой себе, что она мертва, что смерть настигла её и окунула в невозвратность. — Ну прости, прости, — Юджин прижимает к себе и легонько трется щекой о щеку, прежде чем уткнуться ей в шею. И тот догадывается, как это на неё действует, что-то теплое ползет от него по шее вниз к ключице, маленькой капелькой катиться по ней к ребрам, а оттуда отклонившись прыгает в один из зазоров прямо на сердце и так капля за каплей, грея давно небьющийся орган и согревая этим все больше и больше холодную оболочку когда-то живой красивой девушки. Она знает, ей нельзя так греться. — Ну все, все, ты прощен, прекрати, — пытаясь применить свою ловкость, та вдруг удивленно понимает, что вместо ловкости придется использовать привилегии призрака, ибо на сильного и уже знающего её уловки противника ловкость не работает. По этому спокойно вылетев их этих полумертвых объятий, та потянула его на кровать. Несомненно удивление в нем расцвело быстро, но сопротивление в сознание даже не постучало, так что все, что вырвалось, была глупенькая улыбка, от которой собеседнице стало смешно. О чем думает этот пошлый молодой человек?! Девица уложила его на кровать и даже не успела провокационно сесть на него, как чужие руки уже оказались на бедрах, а взгляд стрелял искорками. — А теперь спать, — спокойно сказала она. — А сказочку мне красавица почитает? — И какую же сказочку хочет наш маленький пятилетний ребенок? — О том, как важно девочкам иметь манеры, — очередной возмущенный выдох послушался от неё и тот рассмеялся. — Ты смотри, а то эта манерная тебе по яйкам как врежет, за то что мальчишки ручки при себе держать не умеют! — Ты провоцируешь, я провоцирую, все по-честному! — Да ни фига! — Фига-фига! — но увидев, как девушка начинает скалиться, тот очнулся от спора. — Нет! Не смей! Было поздно, дав свой фирменный удар по башке, та отрубила его, однако без перехода в мир мертвых. Голова болеть будет, но это ему плата за наглость. Она выдохнула и снова глянула на него. Он уже вырос. Рослый молодой привлекательный парень, что с него взять? Девушки, клубы, развлечения, работа, дом, семья, отдых, радость и грусть, целая жизнь ждала его впереди. А она — как олицетворение ледяного дыхания смерти. Ей ли быть рядом? Ей ли дышать в спину и холодить такой светлый образ? Нет. Остальные поступают правильно. Они дают все в офисе, заботятся и направляют, а потом каждый раз запускают из рук в свободный полет жизни, оставаясь там, позади, внизу. А она не может. Кусая губы стремиться за ним и даже не знает в эгоистичном желании опять прикоснуться к жизни через Юджина, из-за каких-то своих чувств или все сразу. Ривер отворачивается на мгновение заглядывая в тьму, лучшую подругу смерти. Ей пора прощаться. Неделя это не так много, верно? Потерпеть сможет. Её рука обхватывает его и сжимает, обними она его — ему станет холодно, однако тот сжимает и тянет на себя, что-то мыча и хмурясь. Она еле успевает упереться коленом в матрас, чтобы не упасть сверху и выдыхает, обнимает на прощание, тем самым принимая поражение. Она сдалась. Тянет его на себя ближе и утыкается в шею, зарывая руку в локоны волос. Знает, что поступает, как идиотка, но ничего поделать не может и скрыто наслаждается объятиями не из шутки или не из желания выпросить прощения, а просто потому что он сам захотел, потянул на себя и позволил быть ближе, прикасаться и чувствовать его запах, запах самой жизни. Она эгоистична. Дотрагивается к давно сокрытому крылом смерти плоду через парня, так отчаянно верящему ей. Вот только верит ли она ему? Знает он только те образы, которые она ему показала и только те, которые ей нужно было. Другую её он не знает и, судя по молчании — и знать не хочет. Впрочем, не удивительно. Захочет ли кто-то менять одну идеальную сторону, собравшую в себе оптимизма, безбашенности, энергичности, драйва, шуток и сексуальности на то, за что болеет вся её оболочка и бывшее живое тело, живая душа? Вряд-ли. Она встает, направляется к окну и замирает на секунду в желании запомнить очередной образ спящего парня, как и тысячи других. Ей стоит перестать приходить к нему ночью и охранять сон мальчишки, он давно не ребенок, а ей давно не пятнадцать. Та встала на подоконник и замерла. Сегодня не её ночь.***
Утро для парня пронеслось быстро, ибо тот полностью погряз в подготовке. Работал, как рабочая пчелка. За два часа он собрал все необходимые вещи, вспомнил полностью всю дорогу к деревне, заправил машину, позвонил Люку, объяснив ситуацию, погрузил все в машину и даже успел перекусить. Вот что творит ощущение того, что ты запаздываешь, вах, какая силища! Выехал даже раньше, чем планировал. Дорога действительно была не близкой и он отчасти был очень благодарен Ривер и остальным за то, что привели его в чувство и послали спать, ибо на уставшую голову он точно бы что-то забыл или и правда попал бы в дорожное приключение. Теперь же все, что ему маячило впереди, это долгий путь под музыку из флешки и красивые виды в перерывах между сосредоточенным вождением. Юджин с превеликим предвкушением представлял то, как из открытого окна теплый ветер будет слегка обдувать его разгоряченное жарой подступающего раннего лета тело, в машине будет играть любимая музыка, скользя в самую душу и лаская её. Приятные виды рассекающие весь горизонт своим величием будут окидывать взглядами такие маленькие крупицы людской суеты и приветственно вселять нежность к красотам этого мира. И все, что оставалось, это ехать и ехать к чарующему загадочному лесу, в ветвях которых скрываются тайны природы, кои хвосты не ухватил ещё ни один человек и никогда не ухватит, ибо нет в человеческом сознании тех простых душевных радостей и простоты к чему то такому же естественному как природа. И он надеялся, что сможет хотя бы увидеть этих белотелых призраков тайн в такой заоблачной глуши, где ни души, которая могла бы потревожить его отдых. Где только он, старый деревянный дом, пропахшим насквозь дубом и листьями, на стенах которого разрисованные тарелки, живописные картины и другая старая, но такая загадочно-притягательная и душевная атмосфера чего-то старого и такого близкого к закрытому от современного человека миру. Где все живет своей жизнью без правил и норм, с полной свободой и естественностью, так, как и должно быть, со своей уникальностью, неповторимостью и совершенством. Желание стать этой частью тянуло его вперед и заставляло появляться какому-то чувству приятно тянущегося ожидания чего-то грандиозного и большого. Теперь под его ногой педаль газа, целая дорога впереди, прерываемая лишь остановками на отдых и перекус, во время которого он выходит из машины, глядя далеко на цветные квадраты полей, которые, как мозаикой, складывают для каждого свой собственный личный образ. И для него этот образ был приятной дымкой тянущейся от старого камина, кирпичная труба которого давно не пропускала чрез себя дым. Вот он, зеленое поле ещё несозревшей травы, такой же неготовый к широким дарам леса сидит у желтого поля пшеницы — у камина, угрожающе шипя и треская своими переливающимися желтыми оранжевыми и красными языками пламени, пока вон та полянка в отдалении покрытая синими цветами, как темная ночь будет заглядывать в его окно, стучась в него и оповещая хозяина о том, что пора спать. Он знал, что камин ему не пригодится, однако ничего не мог поделать со своим романтизмом, бушующим в душе. Как же приятно было представлять эти образы и знать, что когда-нибудь, даже если не сейчас — обязательно исполнятся! Ветер гуляет по полям и бьет в спину: быстрее, быстрее в путь к совершенству тонкой иглы двух миров! Соверши же этот прыжок из тянущей смоли цивилизации и серости в бушующую реку спокойных тайн которые будут то бить тебя в драйве, то убаюкивающе шатать на волнах. Заставь что-то давно кричащие в тебе вылиться в таком позабытом молчании рта, но вопле души. Вот, что тебя ждет впереди: раскинутый жар последнего заката перед бойкими пышностями лесов! — Да твою мать! — он рычит и бьет кулаком о капот машины, уже не реагируя на хлещущий холодный ливень. Мерзлые капли стекают по лицу и падают на пашущий то ли паром, то ли дымом движок. Его рубашка неприятно прилипла к телу, он постоянно убирает такие же липкие волосы со лба и с раздражением снова и снова протирает стекла очков, однако безуспешно — все мокрое и не помогает. Парень стоит на обочине несколько часов в серой завесе ливня. Белые кеды давно погрязли в свежем болоте и иногда даже начинают потихоньку проваливаться в него все больше, как в зыбучие пески. По пустынной лесной дороге с торчащими корнями никто не собирался ездить, он понял это уже через полтора часа отчаянной надежды. Однако же есть здесь дорога! Значит кто-то ездит же?! Наверное такие же дураки, как и он. Его горло заходится в неприятном кашле. Дождь перестает хлестать по спине, но он лишь кривит губы в злобной усмешке. — Хватит, самой же потом херово будет, — его тыльная сторона ладони проходиться по подбородку, вытирая капли. — Ты и так уже вымок насквозь, а я что? Заболею? Призраки не болеют, а вот люди — вполне, так что Юджин, прошу, вернись в машину, — её голос выдает чувство вины, но парень не повинуется. Он знает, что она ни в чем не виновна, но осознание того, что именно после неё началась череда неудач, подначивала его. Обнаружил он девушку очень даже не сразу. Десять часов поездки, три остановки и даже ни единого намека на компанию. Но вот на четвертой она прокололась. Ощутив голод и решив перекусить, тот достал еду и бумажный стаканчик с уже «встроенным» чаем на дне. Залил кипятком и тот резко нагревшегося стаканчика опалившим пальцы, уронил его, однако чудеснейшим образом он вдруг поддался обратно вверх захватив все чуть ли не пролившиеся на него капли кипятка и завис в воздухе. Иногда быстрая реакция была её проклятием и он это знал. Конечно, он сразу понял, что это была девушка, Босс бы в жизни просто, чтобы приглядеть за взрослым Юджином, город не покинул, да и реакция такая лишь у старшей. Стаканчик быстро оказался рядом на капоте. — Стоять, — холодный голос говорил о том, что наслушаться ей придется долго. И таки да, в машине слушала она долго и хоть дулась на то, что её отчитывают, как девятилетнюю, все равно чувствовала за собой вину. Она знала, что парень хотел побыть один и так далее, да она и не планировала мешать, это случайно получилось, так бы он в жизни не узнал о том, что она была рядом! Её не слушали. На предложение того, чтобы она просто улетела обратно, парень ничего не ответил, да и знала она, что если не развернул машину сразу после того, как узнал о её присутствии, значит не отпустит. Его возросшая решительность последних лет была ей тому доказательством. Ссора закончилась на взаимном молчании и недосказанности. Все, что им оставалось, это ехать в напряжении. И, похоже, это напряжение передалось и погоде с машиной, совсем скоро чистое небо сменилось на серое полотно и черные пятна туч, а после очередного грома с молнией небо сорвало и полило, как из ведра, из-за чего даже в метре от стекла уже не было видно. Кое-как успев завернуть в нужный поворот на трассе тот влетел в, как ему казалось, простую лужу, однако на самом деле та была большой и резкой ямой, которая попортила остатки его стабильно плохого настроения, ибо машина проехав пару метров после этого происшествия встала и в серой завесе ливня тот даже не сразу заметил сизый дым из-под капота. — Приехали! — все что и смог сплюнуть в комментарий этому младший, от чего призрак лишь горько скривилась от закручивающего сознание чувства вины. И вот, стоя здесь, упираясь в капот и продрогнув до самих костей, он не верит в то, что такое могло случиться с ним. Именно сейчас. Это все кажется ошибкой и глупой шуткой сознания. Будто вот-вот и он проснется. Но он знает, что так не будет. Чувствует, как начинают тянуть за подкаченный рукав рубашки и наконец выдыхает, идет за ней, однако удивляется, когда его усаживают на пассажирское. — Ты промок, мочить будешь пассажирское, там все равно никого нет, а я не особо считаюсь, а за водительским тебе ещё ездить в будущем, — заметив удивленный взгляд объясняется девушка. Он ничего не отвечает, лишь выдыхает и устало трет глаза. Клонит в сон. За эти тринадцать часов он неимоверно вымотался, особенно, если считать потраченные нервы последних трех. Сознание то темнело, то вновь било светом, в полусонном состоянии тот попытался прийти в себя, однако резко накрывшая тело теплота почти мгновенно усыпила его вновь. Это было достаточно большой ошибкой.