In the grave he put you in, you'll miss him

Хантеру кажется, что было бы здорово остаться куклой навсегда. Раньше свобода казалась ослепляющей, недостижимой мечтой, прячущийся высоко в небе, за мягкими облаками. Раньше за свободой нужно было охотиться, находя лишнее мгновение в вечно забитом графике, взбираясь на крышу, пряча неугомонную птицу в складках плаща, а затем взлетая; магия, циркулирующая по телу, покалывающая кончики пальцев, мгновение — и тебя уже не поймают. Короткие моменты, растягивающиеся, превращающиеся в часы, вечера, где-то подальше от окон с решетками и серых масок, олицетворяющих равность. «Свобода как алкоголь, — думает Хантер, — и как рана». Она оглушает, она обездвиживает, погружает тебя в состояние забвения. Размытые границы, причиняющие боль, спутывающие сознание, мягкие прикосновения целителей, очерчивающие область повреждения. Но самое главное, свобода вызывает привыкание. Ночные побеги становятся еженедельной рутиной, мягкое чириканье, успокаивающее присутствие, единичные случаи — и вот ты уже никогда не избавишься от ощущения, что нужно больше. И больше. И больше. Это самое страшное в диких ведьмах, понимает однажды Хантер. У них есть свобода. Свобода слова, свобода мысли, свобода действия. Дядю никогда не пугала магия, нет. Он всегда мог достать всю магию на островах — дикие ведьмы ничто, по сравнению с силой ковена. Но кому нужна сила, когда есть свобода? Хантер срывает с себя золотую форму, потому что она тяжёлая, он впопыхах отбрасывает значок, маску, заворачивается в старый плащ разведчика, и в одной майке сбегает с птицей. На свободе он не является золотым стражем, он не является ни кем, и это опьяняет. Это обвивается, как змея вокруг своей жертвы, и прилипает к тебе как паутина. Кому нужна власть, когда есть свобода? Точно не Хантеру. Хантер ловит себя на мысли, что Дядя, может быть прав. Как правы целители, когда говорят о том, что детям нельзя употреблять алкоголь, как прав Дариус, когда прячет бутылки в запирающийся ящике на кухне. Свобода — опасное ощущение, не вредящее в правильных дозировках, но стоит лишь привыкнуть, и ты мертвец. Дикие ведьмы гниют, отпившие свободы и пожелавшие больше, и им не нужно ничего, кроме этого, и в этом их грех. Они пойдут на все, ради свободы, свобода — это яд, отравляющий тебя изнутри. Стоит лишь отведать свободы, и тебе нужно будет ещё, и уже ничего не заменит тебе этого вкуса. Это то, что убило Адама, думает Хантер. Свобода, свобода сделать то, что сделать нельзя, что-то неправильное, наперекор всем правилам, и обычаям. Нарушить запрет родителя, запрет человека, подарившего жизнь, являлось убийственной ошибкой, которую совершили первые люди, живущие на земле. Может быть, его Дядя был бог, думает Хантер. Может быть, каждый взрослый - бог. Может быть, он действительно был особенным. Может быть, бог пытался что-то сказать ему, рассказывая особенные истории человеческого мира, пытаясь донести до него смысл веры, которую они хранят, упрятать его от опасного влияния, от запретного плода, открывающего двери в мир, где не было решёток и правил. Насколько прекрасным был сад, думает Хантер. Был ли забор вокруг него решетчатым? Было ли в саду небо? Мог ли Адам найти хоть какую-нибудь щель, что бы посмотреть наружу, туда, где есть что-то ещё. Что-то, кроме запретных плодов. Что если, это было правильным решением? Что если свобода, это всегда единственное решение, приходящее в итоге, во время жизни, или после смерти? Может быть, Хантеру никогда не стоило вкушать запретный плод. Хантеру нравился его сад, Хантеру нравился его бог. Но он сбежал из замка под влиянием Евы, так же легко и быстро, как и осушил свой первый стакан яблочной крови. Последствия похожи; у него кружится голова, его мутит, и беспрерывно хочется ещё. Глоток воздуха, глоток свободы из красивого бокала на столе, лишь один глоток, позволяющий забыть о суете вокруг. Проблема свободы в том, что в итоге она приходит, во время жизни, или после смерти, это не важно. Свобода приходит, нитки кукол перерезаются, кукловоды гибнут, а свобода остаётся, оседая на плечах тяжёлым грузом. Когда дозволено все, свободы все равно нет. Садов бесконечное множество, внезапно понимает Хантер. Выбираясь из одного, Адам попадает в другой, вновь съедает запретный плод, и вновь изгоняется. Жизни рушатся, люди падают, а плоды остаются висеть, и змеи продолжают соблазнять. А затем ты опускаешься на самый низкий уровень. Уровень, когда ты позволяешь себе грешить, и молится богу, что бы он тебя простил. Это ниша, куда падают все люди, независимо от того, хорошие они, или плохие. И в этой нише нет правил. Нет плодов, и нет змей. Но так скучно. Людям становится скучно, и они устанавливают рамки. Серые, черные, позолоченные, различных цветов и размеров. Есть рамки, которые можно перешагивать, и они узкие, а есть большие, и их перешагивать нельзя. Потому что людям не нужна свобода. Запретный плод опьяняет, только когда запретен. Только когда недоступен, змей может предложить его съесть, а ты можешь отказать. Когда плод везде, это просто яблоко. Тогда становится скучно. И тогда люди сами строят сады. Сады бесконечны. Сады это рамки, в которые они загоняют сами себя, что бы скучно не было. Что бы был змей, который будет искушать их перелезть. Это война; Хантеру нравится война, потому что война — это тоже свобода. У Хантера теперь нет рамок. Или есть, но настолько большие, что он их не видит. Он отчаянно пытается их выстроить, а потом перелезает, и ничего не происходит. Он вкушает запретный плод, и остаётся в том же саду, где Дариус тихо плачет на кухне, а он просто сидит в комнате, пытаясь понять, зачем же он это делает. Хантер отчаянно пытается выяснить, что является новым плодом в новых условия. Свобода отравляет, когда ее много, как и алкоголь, но если отправляешься свободой, тебя не тащат в ковен целителей, и не тыкают иголками. Яд остаётся горьким привкусом в горле, и огнем в слезах, которые проливаются тобой, в отчаянной попытке понять что же ты творишь. Легко быть куклой. Даже замечательно. Когда кто-то дёргает за ниточки, направляя тебя куда-то, нет шанса заблудится, или подавится свободой. Свободы достаточно, ее пара минут, пока кукловод отдыхает, она ищется, ловится, она убегает как дикий зверь. Змей шипит. Бурлящие разочарования наполняет деревянное тело, пока кукла танцует для зрителей, а затем порочный круг повторяется вновь. Это как есть запретный плод частями. Маленькими укусами, так, что бы бог не заметил, так, что бы осталось ещё немного, так, чтобы прочувствовать вкус. В этом проблема свободы, и плода как такового. Он кончается. Он съедается, и привкус остаётся на языке, а затем уходит, и не возвращается. Выветривается, изнашивается, и исчезает из жизни. С куклами так не бывает. У куклы есть хозяин, который следит за этим, и если кукла съест слишком много запретного плода, хозяин заметит это, и убьет ее Еву, прежде чем плод закончится. Когда кукловода нет, а плод относителен, он кончается. И некому заметить то что он закончился, и вышвырнуть тебя из этого сада в другой. Ты остаёшься в этом саду, в котором нет плода, и свобода лишь относительна, и есть больше нечего. И ты хочешь ещё, но ты не знаешь как получить. И тогда просыпается интерес. Интерес, а где же кончаются рамки, установленные людьми. Куклы не люди, куклы следуют указаниям, и сколько бы нитей не перерезали, куклы куклами и останутся. И куклам интересно, что они могут сделать, что бы их вышвырнули. Что бы закричали, причинили боль, и выставили за дверь. Что бы отправили в другой сад. Куклам тоже охота добраться до ниши, и устанавливать правила. Подростки это куклы. Всегда ими были. Подростки сумасшедшие, и необузданные существа, которым интересно. Интересно, а что если? Что если украсть, избить, прикоснутся. Что произойдет, когда привычные рамки будут нарушены, когда ниша будет достигнута, в момент, когда закончится половое созревание. Движимые непонятным, опьяняющим ощущением вечной свободы, куклы, и подростки пытаются понять, отчаянно экспериментируя, и докапываясь до истины. И это вредит людям. Это заставляет Камилу смотреть на него заплаканными глазами, Луз крепко прижимать его к себе, а Дариуса тяжело вздыхать и отправлять его в комнату. Но почему-то, куклам мало. Куклам хочется большего. Куклам хочется новый плод, который они будут вкушать. Куклам хочется змей. И куклы неуправляемы, потому что нити перерезаны, и время, когда можно было бы привязать новые, давно прошло. Раны залечены, шрамы горят огнем, а куклы уже и не куклы вовсе. Поэтому лучше оставаться игрушками. Деревянными, ненастоящими, под чьей то твердой рукой. Лучше, когда дерево ни гниёт от переизбытка свободы и запретных плодов. Но кукловода нет, нити не вяжутся, а Дариус не слышит его шагов, так что установленные им же рамки нарушаются, когда Хантер вылазит из окна, сбегая в лес.