Крепкие семейные узы

      Отец поймал его на кухне, куда Алан пробрался, чтобы наскоро сделать себе сэндвич с джемом и убежать на улицу, к банде, которую он называл друзьями. Матери ещё не было дома, поэтому Хартлисс, не таясь, прижал его к холодильнику, чтобы слизнуть капельку джема из уголка рта. Медленно, сыто, зная, что сжавшийся у холодной дверцы сын никуда не денется.       Горячие, жёсткие руки прошлись по телу Алана, щупая, лапая, тиская так, как не должно трогать собственных детей. Но Хартлисс клал щупальце на нормы приличия и законы, неустанно вбивая в отпрыска послушание самым буквальным образом. И сейчас чувствовал плоды своих стараний, обнимая дрожащего подростка за плечи.       – Не надо… мама скоро вернётся… – попытался было вывернуться из жадных рук Алан, прекрасно зная, что до прихода матери домой ещё час, а то и больше.       Отец лишь рассмеялся, крепче сжимая плечо парня, точно зная, что под рукавом футболки не будет видно следов от железных пальцев. Он играл с ним в эту чудесную игру уже больше года, искусно поддерживая видимость благополучной и благопристойной семьи для всех, включая вечно занятую и немного равнодушную к собственному отпрыску мать. В спальне, в ванной, в кабинете, в комнате Алана, иногда громко, иногда почти неслышно, до удушья зажимая дёргающемуся парню рот. Сейчас можно было не прятаться и получать удовольствие по полной.       Ещё один бережный поцелуй в уголок губ заставил Алана задохнуться от страха. Обычно отец начинал с насилия, бил его, душил, выворачивал руки, кусал сквозь тонкую ткань домашней футболки, чтобы оставить долго не сходящие полукруглые синяки. И его нежность в любой момент могла прорваться спонтанной яростью, вызванной малейшим непослушанием. Поэтому Алан стоял тихо, стараясь держать при себе руки и не закусывать губы от страха и отвращения.       Он не хотел этого. Ни лезущих под футболку жадных пальцев, ни раздвигающего сжатые губы языка, ни горячего дыхания на своей коже, выдающего нетерпеливое желание отца. Гудящий за спиной холодильник не мог перекрыть вкрадчивые, влажные звуки, с которыми Хартлисс не спеша вылизывал покорно открытый навстречу рот, то ли искренне наслаждаясь, то ли в очередной раз извращённо утверждая своё превосходство.       Длинный язык отца прошёлся по основанию его собственного и Алан не смог сдержать протестующий звук, рефлекторно уперевшись ладонями в грудь отца. Наказание последовало немедленно, Хартлисс перехватил его за горло стальной рукой, вбил в дверцу холодильника, смещая нелепые яркие магниты со списками покупок и прочей сранью.       – Забыл своё место, сын? – мириад дёрнул его, вынуждая смотреть в лицо. – Или забыл, каким я бываю в гневе? Могу напомнить, у нас есть на это время…       Алан с трудом сглотнул и молча помотал головой, с трудом дыша в железной хватке. Долгие несколько секунд ничего не происходило, Хартлисс смотрел в глаза сына, ища в них следы непокорности, готовности к сопротивлению, затем медленно, словно нехотя, отпустил его горло, позволяя вдохнуть глубже.       Сильная рука отца нажала на плечо и Алан послушно опустился на колени. В штанах на уровне его глаз уже бугрилось, перекатывалось ленивыми движениями, пачкая брюки смазкой. Сглотнув, младший мириад осторожно расстегнул отглаженные брюки со стрелками, чтобы спустить мокрые насквозь трусы и позволить крупному, украшенному гребнем щупальцу отца вывалиться прямо у него перед носом.       Сверху донёсся довольный вздох и Алан поспешно облизнул губы, подступаясь к капающему смазкой на пол органу. Он знал, что надо было делать, не в первый раз приходилось ублажать отца орально. Возможно, если он хорошо сделает своё дело, Хартлисс удовлетворится и оставит его на сегодня в покое…       Алан провёл языком по извивающемуся щупальцу от основания до кончика и обхватил его губами, медленно всасывая в гостеприимный рот, стараясь не думать о сдёргиваемых с задницы штанах и быстром, грубом перепихе прямо на кухонном столе. И вообще стараясь не думать ни о чём, кроме медленных движений головой и языком, обласкивающим толстое щупальце по кругу.       По подбородку стекала густая смазка, напряжённое щупальце пыталось извиваться во рту и Алан не всегда с ним справлялся, вздрагивая и кашляя от случайных тычков в нёбо, разбавляя влажные чмокающие звуки, наполняющие тихую кухню вместе с тяжёлым, сдержанным дыханием Хартлисса. Юный мириад чувствовал тяжёлый взгляд отца, жадно наблюдающего за тем, как его сын давится толстым органом, насаживаясь на него ртом по самое основание.       – Смотри на меня… – приказ прозвучал хрипло, но отчётливо.       Медленно, с большим трудом Алан поднял взгляд на отца, но тут же опустил его снова, чувствуя, как щёки щиплет от прилившей к ним крови, будто можно было покраснеть ещё больше в этой отвратительной ситуации.       – Алан, я сказал, смотри на меня! – раздражение в голосе старшего мириада резануло по нервам, юный Хейл замешкался, сбился с ритма и подавился потёкшей в горло смазкой, окончательно выбесив своего вспыльчивого отца.       В волосы зарылись жёсткие пальцы, дёрнули их назад, запрокидывая голову подростка. Взметнувшиеся было рефлекторно руки перехватила широкая ладонь, одним движением сгребая тонкие запястья и выворачивая их за спиной скулящего парня. Хартлисс держал его крепко, размашисто двигая бёдрами, бесстыдно и беспощадно трахая давящегося сына в рот.       Воздуха не хватало, быстрые резкие толчки не оставляли шанса вдохнуть, Алан жмурился, сдерживая слёзы, его затылок то и дело со звонким стуком встречался с дверцей холодильника, отбивая в мутнеющих мозгах животный ритм насилия. Пока между ним и дверцей не легла мягкая ладонь, бережно придерживающая под затылок, чтобы отец мог затолкаться по самое основание, спуская в судорожно сжимающееся горло всё до капли.       – Мой мальчик… мой хороший мальчик… – сквозь звон в ушах различил задыхающийся Алан перед тем, как в лёгкие хлынул воздух.       Отпущенный подросток скорчился на полу кухни, вдыхая рывками, борясь с рвотными позывами. Чистый кафель кухни размывался перед слезящимися глазами, хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят от своей роли груши для битья и подстилки, но на это нужны были силы и разрешение отца, всё ещё молча стоящего над ним.       Алан вдохнул ещё раз и почти решился попросить уйти, но отвлёкся на щелчок входной двери. Мама сегодня пришла пораньше.       – Милый, я дома! – в прихожей бухнула об пол сумка, раздалось шуршание одежды.       Хартлисс рывком поднял испачканного, растрёпанного сына, закрыл ему ладонью рот, приглаживая собственную одежду и выравнивая дыхание, вмиг принимая достойный вид, как и полагалось лживому сукиному сыну.       – А маме мы ничего не скажем, – прошептал он, тихо и крепко целуя напоследок дрожащие губы сына. – Иду, любимая!       Громкий, жизнерадостный отклик скрыл отчаянный всхлип, с которым Алан уполз с кухни, чтобы привести себя в порядок. Он ведь не будет расстраивать маму…