Новый вид приключений

Три сердца прерывисто бились в темноте. Единственное сердце, которое билось спокойно, принадлежало его новой спутнице — малышке, которая уютно устроилась между их телами. Ребенок Розы. Эта идея все еще была для него шоком. Роза стала матерью, и ее новорожденная дочь мирно заснула после кормления. Доктор горячо молился, чтобы она не проснулась и не начала плакать, выдав их убежище. Между городом и поселением, где их держали в плену, разбросаны множество заброшенных домов. Вряд ли у охранников хватит времени проверить их все, но любой шум в тихой ночи выдаст беглецов с головой. Конечно, он постарается выкрутиться, если дойдет до худшего, как он всегда делал. Жгучий гнев разлился по его венам при мысли о том, что Роза находится рядом с похитителями после того, что они с ней сделали. Малышка тоже не должна попасть к ним в руки. К счастью, прожекторы прошли мимо. Беглецы еще некоторое время сидели в тишине, прижавшись к друг другу. Доктор сказал Розе, что уже безопасно и она может принять ванну. Он подозревал, что с тех пор, как они приземлились на этой планете, у нее не было возможности нормально помыться. В ее палате была только маленькая раковина. Он хотел, чтобы она вымылась чистой и свежей водой сверху донизу — это шанс предотвратить послеродовую инфекцию. Он не хотел снова разжигать огонь. В комнате сохранялось тепло, и он надеялся, что вода еще достаточно теплая для двух горячих существ, находящихся на его попечении. Роза призналась, что ванна звучит потрясающе. Только сейчас он заметил, какой сонной она стала в его объятиях. Из-за этого они поссорились. Она не хотела расставаться с ребенком, а он беспокоился, что она поскользнется или заснет и утопит себя и ребенка. В итоге они сошлись на том, что Доктор искупает обеих. Пока Роза стояла на коленях на одеяле и пыталась снять с ребенка подгузник при неверном свете луны, он шарил вокруг в поисках свечей. Вскоре он нашел их и расставил на полу ванной комнаты. Только высокое окно в форме лодки соединяло эту комнату с внешним миром, и Доктор надеялся, что оно будет пропускать как можно меньше света, позволяя им обоим видеть достаточно хорошо, чтобы не случилось опасных инцидентов. Решив первую проблему, Доктор принялся рыться в шкафчике ванной в поисках чего-то, что могло бы окрасить воду и скрыть наготу Розы. После всего, через что она прошла (а он все еще не знал и половины этого), помочь ей сохранить частную жизнь было наименьшим, что он мог для нее сделать. С торжествующим криком он достал банку сухого молока ятколь, местного продукта, полученного от животного, отдаленно напоминающего козу. В качестве дополнительного бонуса у него имелись лечебные свойства, способные успокоить больные мышцы Розы. Доктор был уверен, что ей намного больнее, чем она показывает. Опрокинув содержимое банки в большую ванну на когтистых ножках, он с удовольствием увидел, что вода помутнела. Доктор погрузил в нее руку, чтобы проверить температуру, и забрызгал кожаную куртку. Следы должны были скоро исчезнуть. Поспешив обратно в спальню, он снял куртку, ботинки и носки с танцующими бананами. Роза хихикнула, увидев, что он беспорядочно разбросал их по комнате. — У него носки с бананами, — проворковала она малышке, игриво покачивая ее. — Ты бы никогда не заподозрила, что он такой глупый, правда? Доктор одарил ее мягкой улыбкой. — Теперь они вдвоем на меня ополчились. Протянув руку, он помог Розе подняться и пройти в ванную. Зажмурившись, он держал ребенка на руках, пока она раздевалась и погружалась в молочно-белую воду. Роза вздохнула от удовольствия и посмотрела на Доктора. Его глаза были плотно закрыты. Он выглядел таким неуклюжим, стоя там, в одном джемпере, с перекошенным лицом и ребенком подмышкой. Милый, глупый, внимательный мужчина. — Я в порядке, — сказала она, решив, что достаточно покрыта молочно-мыльной водой, чтобы он мог открыть глаза. — Температура нормальная? — спросил он, помогая ей уложить ребенка на грудь. — Она великолепна, спасибо. — Вы, люди, любите горячую воду, — улыбнулся он, присаживаясь на корточки рядом с ванной. — Мы? — она томно улыбнулась в ответ, мерцание свечей отбрасывало нежные тени на ее лицо. — Ага. У меня более холодная кровь. Эволюционная адаптация, благодаря которой я могу выживать в сильные мороз и жару. Я приму ванну, когда ты закончишь, и вода немного остынет. — Странно, — надулась она, еще глубже погружаясь в воду. — Это я, всё нормально, — сказал он, закатывая рукава до предплечий и макая мочалку в воду. — Странный старый инопланетянин. Взгляд Розы смягчился, когда он протянул руку, чтобы нежно вытереть салфеткой ее лоб. По ощущениям салфетка была теплой, шершавой и горячей. — Ты не старый. Он вновь окунул салфетку в воду и на этот раз заметил, что глаза Розы переместились, чтобы погладить его обнаженные предплечья, как это делал он. Доктор покраснел от такого внимания. — Я прожил столетия, — мрачно пробормотал он. Он провел салфеткой по нежному изгибу ее носа и изящному луку Купидона — алым губам, с тщательностью человека, полирующего драгоценную статуэтку. — Да, но ты не старый. Он провел салфеткой по ее щекам. Макияж давно поблек, обнажив молодую кожу, усеянную странными красными пятнами, которые, как он знал, беспокоили ее. Его это не тревожило, разве что снова выявило добрую ложь, стоявшую в центре ее слов, разницу между ними — его собственную кожу, морщинистую и измученную заботами, желтоватую от стресса. Красота и возраст. Жизнь и смерть. Он добрался до острой линии ее подбородка. Он знал, что она считает свой подбородок слишком широким и оттого некрасивым, но Доктор его обожал. Она покорно выгнула шею, чтобы дать ему доступ, и его член беспомощно наполнился до половины. — Возможно, во мне еще есть какая-то жизнь, — признался он, поскольку это подзадорило его. — У тебя-то есть, — сказала она, когда он еще раз провел тканью по ее шее, ключицам и гордому изгибу обнаженных плеч. Он был очарован ее плечами с тех пор, как впервые увидел их обнаженными во время их второго совместного путешествия. Теперь он видел больше ее тела, чем даже в ту ночь — верхушки ее упругих высоких грудей, плавающие в нескольких дюймах от его пальцев, намек на сосок, проглядывающий сквозь воду, полупрозрачный и дразнящий. Ребенок уютно устроился между ними. — Не знаю, понимаешь ли ты, как долго я не жила по-настоящему, пока не встретила тебя. Чувствуя себя виноватым за развратное скольжение своих мыслей, Доктор слегка подтолкнул ее тело вперед, одной рукой придерживая головку младенца, чтобы убедиться, что она держится над водой, когда Роза двигается. Убедившись, что все в порядке, он начал тереть спину Розы грубыми, жесткими движениями мочалки. Она издала тихое одобрительное урчание, когда он работал над особенно больным узлом, и, как это ни было неуместно, его член еще больше затвердел. — Ты — это ты, Роза, — хрипло сказал он. — Никто из вас не принадлежит мне. Почувствовав его меланхолию, она попробовала пошутить. — Ты должен сказать мне, что девятьсот — это даже не средний возраст. — Это, знаешь ли, не для моего вида, — пробормотал он, закончив с ее спиной и помогая ей снова выпрямиться. Роза снова опустилась в воду, прислонившись к фарфору, и перевела на Доктора взгляд, полный жара. — Неужели? — промурлыкала она. Доктору пришлось отвести взгляд. Но она приняла это за застенчивость и стыд и попыталась вернуть его внимание, потянув его за руку, имитируя их обычное небрежное успокаивающее рукопожатие. Положив его руку на край ванны, Роза провела пальцами по лесу темно-русых волосков на его коже, и они вдвоем наблюдали, как его рука покрывается мурашками. Ему удалось снова встретиться с ней взглядом, его собственный взгляд был испуганным и умоляющим. И Роза посмотрела на него в ответ. Для такого сурового человека было так много элегантности в нежном прикосновении мягких ресниц к коже, в его прекрасных умных голубых глазах. А потом был широкий изгиб его верхней губы, который сводил ее с ума от желания, когда она представляла, как Доктор покрывает поцелуями ее тело. Она обхватила его лицо ладонью не в силах удержаться, и он ахнул, прежде чем наклонился к ее прикосновению, практически уткнувшись носом в ее ладонь, тронутый ее голодом и одиночеством. Бедный, он был таким с их первой встречи, и Роза поклялась дать ему столько доброты, сколько он сможет вынести, сколько позволит ей сделать. Ребенок заворочался на ее груди и прервал их. — О, теперь твоя очередь, малышка? — тепло спросил он, и Роза хихикнула. — Не волнуйся, мы скоро приведем тебя в порядок. Взяв свежую мочалку и окунув ее в воду, он велел Розе подержать малышку, пока он будет мыть ее с той же тщательностью, с какой отнесся к ее матери. Малышка следила за каждым действием Доктора с удивительным живым любопытством, от которого у Розы защемило сердце. — Ты так добр ко мне, — сказала она, притянув ребенка обратно к груди и положив голову на плечо Доктора. — Так хорошо с ней обращаешься. Доктор одарил ее безнадежной, сентиментальной улыбкой. — Не усложняй. — Но ты прав, мы не можем продолжать называть ее «она». — Какое имя тебе нравится? — спросил он. — Никогда не думала об этом. — Ты не хотела детей, — понял Доктор. — Нет. Не хотела стать еще одной матерью-одиночкой, — объяснила она, не желая озвучивать, что, как только она начала путешествовать с ним, ее образ мыслей изменился. Она решила, что ребенок будет несовместим с его жизнью. — Я не знаю, но она ощущается как… как будто она моя. Даже не смотря на то… что случилось. Это глупо? — Нет, Роза, — мягко ответил он, заправляя волосы, упавшие ей на лицо, за ухо. — Это не глупо. Потому что он полностью понял, что она имела в виду. Он был пойман мечтами здесь, с Розой, сильной, ранимой и любящей, лежащей обнаженной в ванне с ребенком, абсолютно доверяющей ему. Они оба чувствовали нечто большее, чем просто ответственность. Еще один грех, который ляжет на его плечи. Два существа, ради которых он убьёт, чтобы сохранить их в безопасности. Они ощущались как его собственные, родные. И если она не хочет, чтобы отец был вовлечен в воспитание, кем бы он ни был (Доктор должен спросить это, прежде чем они покинут планету, разговор, которого он боится на многих уровнях), что ж, тогда он может заменить отца? — Тогда как насчет еще одной маленькой Розы? — предложил он. — Джеки сказала мне, что тебя назвали в честь ее матери. Ты можешь продолжить традицию. — Я и не знала, что мама рассказывала тебе об этом. О боже, что я ей скажу? — Не думай об этом сейчас. Я, конечно, не думаю о всемогущей пощечине, которую она обязательно отвесит мне за то, что я втянул тебя в эту историю. Она криво усмехнулась. — Нет, Доктор. Это меня она всегда предупреждает, чтобы я не подпускала тебя к себе. Доктор густо покраснел и прочистил горло. — Итак, что насчет Розы-младшей? Вселенной не помешают еще несколько Роз Тайлер. — Я не знаю, — она наморщила нос. — Идея хорошая, но я думаю, что одинаковые имена — это странно. — Тогда Аркитиор, — прошептал он. — Что это? — нежно прошептала она в ответ. — Аркитиор. Это цветок. Рос в горах за пределами поместья моей семьи. Прекрасное дикое растение. — Аркитиор, — повторила она с благоговением, пробуя слово на вкус. — Это похоже на Розу. — Это действительно мило, — сказала она, слегка улыбнувшись. — Но не мог бы ты… не мог бы ты… назвать ее?.. — Я не возражаю. — Тогда Аркитиор, — решительно сказала Роза. На глаза Доктора навернулись слезы. — Знаешь, Роза. Знаешь… — Что, Доктор? — Ты не вернешься домой. Я позабочусь о тебе. О вас обеих. — Правда? — Ты. Ты доверяешь мне? — Всегда. Доктор поднялся на ноги, стряхивая с себя эмоции. — Тогда ладно. Дай ее мне на минутку, я надену ей подгузник, а ты пока домоешь посуду. — Спасибо, Доктор, — сказала она, передавая ребенка. — Я буду держать дверь открытой, чтобы ты могла ее видеть, — сказал он, укачивая ребенка сильными руками. — Я хочу, чтобы ты хорошенько подмылась. Я знаю, ты слишком смущена, чтобы сказать мне, что у тебя там все болит. Я не хочу, чтобы у тебя развилась инфекция. Ты только что родила, Роза. — Хорошо, — тихо ответила она. — В шкафчике есть полотенца, — добавил он, взяв одну из свечей и уложив ребенка на одеяла у теплых углей камина. — Вот ты где, — прошептал он новорожденной, когда одел ее, и робко добавил ее имя в конце, как будто не мог до конца поверить в удачу, — Аркитиор. Он тихо ворковал с ней, корча смешные рожицы, когда услышал плеск воды — Роза вышла из ванны. Звук струйки мочи и смыва унитаза, затем Роза, закутанная в большое белое полотенце, присоединилась к ним. На ее лице застыло нервное, испытующее выражение. — Видишь, мама, — успокаивал он, возвращая ей ребенка. — Она уже готова ко сну. — Привет, моя милая девочка, — засуетилась она. — Моя Аркитиор. Доктор отправился в ванную. Он быстро разделся и скользнул в остывшую воду. Но когда он посмотрел себе между ног, то был потрясен. Его вялый член был подозрительно красным и болел на кончике, а когда он провел большим пальцем по крайней плоти, на нем осталась кровь. Аналогичные повреждения обнаружились и на яичках, которые были фиолетовыми от кровоподтеков. Он скреб свою одежду, скреб тело, пытаясь привести себя в порядок и не думать о том, что случилось с ним за последние пять дней, от которых у него в памяти осталась большая зияющая дыра. Закончив, он помочился и был встревожен, увидев кровь в своей моче. Обернув вокруг талии еще одно толстое белое полотенце, он вернулся в спальню с голым торсом. Мысли лихорадочно метались. Роза лежала в гнезде из ярких одеял, играя с ребенком, и казалась искренне счастливой. Доктор лег рядом. Бок о бок они некоторое время ворковали над юной Аркитиор как гордые родители, прежде чем устроиться поудобнее. Всегда тактильная Роза положила руку ему на грудь, а он, в свою очередь, обнял ее за плечи сильной рукой и прижал к себе. Ребенок быстро заснул между ними. Роза и Доктор придвигались все ближе, пока их лица не оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. Она храбро вскинула подбородок и подставила губы. Он сократил расстояние. Их губы соприкоснулись. Их первый поцелуй был наполовину утешением, наполовину фантазией, сплошным чувством. А потом она тоже заснула. Он поцеловал ее еще раз, на этот раз в лоб, и постарался не думать о завтра или послезавтра, или послепослезавтра… Старался не представлять, что женщина в его объятиях принадлежит ему, что она только что родила ему дочь. Старался не думать о своих детях. В конце концов, все они умерли. Он сам убил их, и он никогда больше не позволит себе сблизиться с кем-либо настолько, чтобы зачать ребенка. Даже с ней.