***
Прохладная вода коснулась сухих губ Агнии. После того что с ней случилось в тот злополучный день, её мать без конца плакала, и её руки дрожали так, будто она держала что-то неподъемное, даже если это была всего лишь несчастная кружка с водой. Вот и сейчас, пытаясь напоить дочь, убитая горем женщина расплескала половину приготовленного питья. Агния жалобно всхлипнула, когда вода намочила повязку, наложенную на ожоги. Из глаз матери с новой силой полились слёзы, и она принялась сбивчиво извиняться за свою неуклюжесть. — Все хорошо, — с трудом произнесла Агния, и попыталась улыбнуться, но улыбка её вышла вымученной. Продолжая бормотать и неловко смахивать с глаз слёзы, женщина поправила дочери одеяло и удалилась. Прошла неделя с тех пор, как Агния очнулась после отравления. Первое время она часто начинала задыхаться, как тогда во дворце, чем очень пугала свою мать. Мало-помалу приступы сходили на нет, и пускай слабость всё ещё не давала подняться с постели, теперь девушке всё меньше казалось, что удушье ее убьет. Больше смерти она боялась того, что с ней может случиться, когда в себя придёт Княжна. То что Агнию не оставили умирать в том зале уже не могло не радовать, но Злата уже наградила её огромными, постоянно напоминающими о себе нестерпимой болью, ожогами на шее. Принести Княжне вазу, полную яда — серьезное преступление. Пускай знать о том, что вишня была на самом деле удушницей, служанка не могла, Злата всё равно была не тем человеком, которого беспокоило бы правосудие. Вдруг Агния услышала звук отворяющейся двери. Не успела она подумать, куда это собралась её мать, как послышался звон посыпавшейся на пол посуды. Помимо знакомого жалобного бормотания матери Агния различила ещё один голос. Внутри похолодело. Агния приподнялась на подушке и постаралась придать себе сколько-нибудь менее жалкий вид, когда на пороге показалась высокая фигура Дарьи. В руках женщина держала какой-то свёрток, который она тут же расположила на ближайшем к ней столе. От присутствия Гончей Агнию снова бросило в жар, и она открыла было рот то ли собираясь поздороваться, то ли попытаться как-нибудь оправдаться, но так и не решила, что сказать. Очевидно заметив её беспомощность, Дарья решила начать первой. — Я поговорила с Княжной, — равнодушно произнесла Гончая, и Агния с трудом подавила желание опустить голову, когда встретилась с непроницаемым взглядом болотно-зелёных глаз Дарьи. — Сначала она настаивала на том чтобы вырвать тебе сердце… Агния напряглась всем телом, с тревогой понимая, что вновь начинает задыхаться. «Сначала»? Если сначала княжна хотела сделать её бессердечной, а потом, очевидно, передумала, значит ли это, что её ждет ещё более серьезное наказание? Да и что может быть хуже, чем лишиться сердца? Даже казнь казалась Агнии более милосердной, чем нужда влачить жалкое существование бессердечной. —… но я смогла убедить её этого не делать, — продолжала Гончая всё тем же безразличным тоном, будто рассуждала не о судьбе живого человека, а о том что подадут сегодня на ужин. — Меня… казнят? — после недолгих колебаний решилась озвучить свои самые страшные опасения Агния. Давить на жалость Дарьи было абсолютно бесполезным занятием, поэтому служанка пыталась говорить спокойно и с достоинством, но голос все равно предательски дрожал. Гончая сложила руки на груди и принялась лениво бродить по комнате. Каждый её шаг эхом отдавался в голове несчастной испуганной Агнии. — Нет, — задумчиво произнесла Дарья, будто только что вспомнив, что ей задавали вопрос. — Тебе известно, что произошло во дворце, после вашего с Княжной отравления? Взгляд Гончей вновь обратился на Агнию, и девушка, собрав свою волю в кулак, решилась ответить. — Нет, — произнесла она, радуясь, что приступ удушья начал понемногу отпускать. — Мне об этом никто не рассказывал. — Вот как, — Дарья снова схватила со стола свой свёрток и бесцеремонно уселась на край кровати. Потревоженная Агния невольно вздохнула. — Половина работников кухни для прислуги тоже решили отведать с господского стола, четверо из них теперь вовсе мертвы, — заявила Гончая, разворачивая бумагу у себя на коленях. — Их? — Агния недоговорила. — Нет, умерли от отравления, — пояснила Дарья. — Сначала Княжна была уверена, будто слуги задумали отравить её, но разве стали бы они тогда сами есть отравленные ягоды? Можешь считать, что здесь твоя глупость сыграла тебе на руку. И всё же, тех кто пережил отравление не казнили, а лишили сердец. Всех, кроме тебя. Дарья небрежно распаковала свою посылку и бросила на одеяло рядом с Агнией какую-то вещь из дорогой плотной ткани. Девушка поднялась на подушках и непослушными пальцами развернула… кафтан Гончей. Чисто алый, с золотыми пуговицами, но без замысловатой вышивки — такой выдавали тем, кому только предстояло быть принятыми на службу у Княжны. Агния перевела испуганный взгляд на Дарью, и невольно издала нервный смешок. — Твои успехи в покорении пламени у всех на слуху, было бы жаль, если бы ты загубила свой талант, всю жизнь работая девочкой на побегушках, — произнесла Гончая. — Княжна сочла, что ты можешь быть полезной. — Я… не смогу, — отчаянно замотала головой девушка, выпуская из рук прохладную гладкую ткань кафтана. — Обещаю, я больше никогда не появлюсь во дворце и не посмею приблизиться к Княжне… Желающих стать Гончими никогда не было много. Несмотря на безусловные привилегии, вроде баснословного жалования и возможности выезда за пределы Костра, мало кто хотел пачкать руки, отбирая сердца у всех, на кого укажет Княжна. Мало кто хотел однажды лишиться жизни при малейшем подозрении в измене. — Твоя мама очень переживает за тебя, — вкрадчиво начала Дарья, и глаза её по-змеиному сузились. — Должно быть она готова отдать многое, чтобы ты была счастлива. Ты и сама могла бы сделать её намного счастливее, если бы, скажем, починила прогнивший пол в вашей лачуге. О, для Гончих это сущие копейки! Но если ты не согласна, то я сейчас же сообщу этой милой женщине, что отныне вы обе лишаетесь сердец. Ты — за воровство, она — за то, что воспитала воровку. Дарья резко встала и быстрым шагом направилась к двери. Только её рука коснулась ручки, как Агния вскочила с постели и, чудом сумев оказаться рядом с Гончей, рухнула к её ногам. Мертвой хваткой вцепившись в полу Дарьиного кафтана, девушка подняла лицо. — Нет! — взмолилась она, изо всех сил пытаясь удержать Гончую. Плечи несчастной содрогались от рыданий, а по щекам градом катились слёзы. — Умоляю вас, я сделаю что угодно, можете забрать моё сердце, но пожалуйста, не трогайте маму! Она уткнулась лицом в золотую вышивку, продолжая громко всхлипывать, и только сильнее вцепилась пальцами в одежду Гончей. Уже начиная злиться, Дарья дернула ногой, отпихивая от себя Агнию. — Поднимись, — процедила Гончая, с презрением глядя, как девушка продолжает стирать с щек слёзы, сидя на прогнившем деревянном полу. Агния послушно поднялась и крепко схватилась за край стола, будучи неуверенной, что ноги её не подведут. — Пожалуйста, — снова забормотала она, сгорбившись и глядя на Дарью снизу вверх. — Перестань ты уже ныть, — зашипела Гончая, схватив Агнию за ворот сорочки. — То, что я предложила тебе поступить на службу, ещё не значит, что тебя примут. Тем более если будешь рыдать и унижаться. — Я сделаю всё что потребуется. — Очень на это надеюсь, — Дарья отпустила девушку и снова направилась к выходу. — У тебя есть ещё неделя, чтобы прийти в себя. После этого снова явишься во дворец и приступишь к обучению. Дверь за Гончей захлопнулась, и вместе с Агнией в комнате остался только страх и гнетущее чувство обреченности. Что скажет её мать, когда узнает, что Агния решила стать Гончей? Разумеется, выбор у неё был: обречь на страдания себя и дорогого ей человека или пойти на сделку с совестью, согласившись лишать сердец и убивать по приказу Княжны. Так или иначе, этот выбор Агния уже сделала.Пролог. Удушница
14 января 2023 г. в 13:43
Толстая кухарка с ювелирной осторожностью водрузила на столешницу хрустальную вазу и, развернувшись, торопливо зашагала обратно вглубь кухни. Ожидая ее возвращения, Агния привалилась к стене и с любопытством принялась разглядывать оставленную женщиной вещицу: в кристально прозрачных стенках чаши плясало пламя свечей, стоявших в тёмном от копоти подсвечнике. На кухне стояла жара, точно в камине, и смешивалось столько разных запахов, что с трудом получалось понять, готовили сейчас мясо или пекли пироги. То, что подавали на стол Княжне и членам ее семьи готовилось в другом крыле дворца, но Агнии, почему-то, велели прийти на кухню для прислуги.
— Снова повезло тебе, да? — хохотнула кухарка, вновь приближаясь к столу и волоча в руках большой жестяной таз. — Хотела б я на Княжну поглядеть, да меня, старуху, к ней уже не пустят.
Агния шагнула вперед и вытянула шею, с любопытством глядя на то, как женщина выудила что-то из своей посуды и поднесла к подсвечнику, чтоб получше разглядеть. В пухлых пальцах кухарки блестела спелая алая ягода вишни.
— Это ещё откуда? — удивленно воскликнула Агния.
— Да черти его знают, — пробурчала старуха и, убедившись, что ягода, которую она разглядывала, выглядела хорошо, опустила её в вазу. — Страшно представить, что бы со всеми нами сделали, если бы эту несчастную вишню раздобыть не получилось.
На дворе стоял морозный февраль. В Костре снег не сходил круглый год, поэтому самое нужное растили в больших теплицах. Всяческие изыски для Княжны привозили из соседней Чегренейской Империи Гончие.
— Из Чегренеи привезли? — спросила Агния, и тут же громко взвизгнула, получив по руке за попытку стащить ягоду. — Но там ведь сейчас тоже зима, — задумчиво протянула она, потирая ушибленную кисть.
— Так Чегренея же большая, дурья твоя башка! — раскатисто засмеялась кухарка, продолжая перебирать вишню. — Это, стало быть, с юга.
— По рассказам Гончих, до юга минимум неделю добираться, — заметила Агния снова, как бы невзначай, подбираясь к тарелке. — И за всё это время ягоды не испортились?
— Как видишь, — бросила старуха, грубо отпихивая её локтем от стола. — Чего привязалась? Моё дело стряпнёй с утра до вечера заниматься.
Агния вздохнула и, сложив руки на груди, принялась ждать, пока кухарка отберет лучшие ягоды. Завершив в конце концов своё дело, старуха поставила вазу, полную самых спелых и красивых вишен на поднос и вручила служанке.
— Узнаю, что ты что-то стащила — руки оторву! — прикрикнула она напоследок и вытолкала служанку за дверь.
Сердце Агнии бешено заколотилось, когда она, запнувшись, едва не опрокинула вазу. Перехватив поднос покрепче, служанка поспешно направилась к тронному залу.
Всеобщих восторгов по поводу Княжны она не разделяла. Разумеется, тем, кому не приходилось прислуживать ей лично, было не понять, что эта «честь» из себя представляла. Агния постоянно терпела крики и оскорбления от своей вздорной госпожи, а порой даже получала тяжёлые звонкие пощечины, если не слишком тщательно полировала подлокотники её кресел или подавала недостаточно горячий чай. Ещё даже не попавшись на глаза Княжне, Агния уже мысленно перебирала причины, по которым могла оказаться виновата перед ней сегодня.
Взгляд служанки снова вернулся к вазе с вишней. Прислугу во дворце кормили досыта, но без излишеств, а скудного жалования хватало разве что на починку обуви и оплату обучения.
Часто бегая по темным коридорам из полированного камня от одного конца дворца до другого, Агния мечтала о том, что когда-нибудь сможет вырваться отсюда и заниматься чем-то более уважаемым. Возможно её возьмут варить зелья для какой-нибудь лавки или выращивать травы и овощи в теплице. Вот тогда она точно позабудет о фиолетовых синяках от господских перстней!
Агния спустилась по лестнице и уже собиралась ступить в коридор, ведущий к тронному залу, но вдруг остановилась. Ягоды в тарелке соблазнительно переливались горсткой полированных рубинов. Княжна ведь не знает точно, сколько вишен ей должны принести, так почему бы не стащить парочку?
Агния воровато оглянулась, и, убедившись что за ней никто не следит, закинула в рот несколько вишен. На языке разлилась приятная сладость, и служанка готова была поклясться, что ничего вкуснее в жизни не пробовала. Она еле убедила себя больше ничего не трогать и направилась наконец туда, куда её послали.
Пройдя мимо тяжелых дубовых дверей на позолоченных петлях, Агния добралась до незаметного входа для прислуги. Осторожно взяв поднос одной рукой и бесшумно отворив маленькую дверь, она протиснулась в зал.
Повсюду сновали слуги, а перед самой Княжной стояло несколько Гончих. На ещё одну служанку никто не обратил ни малейшего внимания. Агния решила, что возвещать о своём присутствии будет себе дороже, и молча затаилась у колонны вместе с группой других слуг, старательно изображавших занятость, но на самом деле с любопытством наблюдавших за тем, что происходило в центре зала.
— Я слушаю, — недовольно бросила Княжна, впившись взглядом желтых кошачьих глаз в одну из Гончих.
Несмотря на то, что Княжна Злата имела просто омерзительный характер, Агния каждый раз поражалась ее красоте. Огненно-рыжие локоны, которые она, подражая своей прародительнице, богине огня Искре, не собирала в прическу, струились по расшитому золотом и драгоценными камнями кафтану. Длинные белые пальцы унизывали тяжелые крупные перстни, и Агния болезненно поморщилась, вспоминая, что Княжна часто пользовалась ими как кастетом.
К ней навстречу вышла одна из Гончих, высокая крепкая женщина с остриженными до подбородка русыми волосами. Агния её знала — Дарья являлась одной из тех, кто никогда не злоупотреблял своим положением. Если другие Гончие могли, подражая своей госпоже, повысить голос или поднять руку на кого-то из слуг, то она всегда вела себя так, будто суетящиеся во дворце лакеи и горничные были не более чем невидимыми призраками. Гончая приоткрыла крышку шкатулки, которую держала в руках, и тут же, нахмурившись, покосилась на пальцы, испачканные чем-то темным и липким. Теперь, когда Агния уже разглядела, что же лежало в шкатулке, ее бросило в дрожь.
Сердце.
Человеческое сердце.
Конечно, Агнии приходилось слышать о том, чем занимаются Гончие. Служанка не раз видела бессердечных у храма Искры, умоляющих прихожан сжалиться и хотя бы на жалкие несколько дней продлить их жизнь. Ей было прекрасно известно, что лишиться сердца — неизбежная судьба любого, кто решится предать Княжну и Костер, но в то же время она привыкла полагать, что ей этого опасаться не стоит: Агния всегда безропотно терпела жестокость Княжны и в мыслях не допускала побега из Костра.
Сейчас же, видя перед собой шкатулку с сердцем в окровавленных руках Дарьи, Агнию охватил почти животный страх. Служанка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, когда ваза с вишней задребезжала по подносу в её трясущихся руках. Ладони вспотели, но вытереть их о платье Агния не решалась: ей казалось, что стоит ей взять поднос в одну руку, он тут же выскользнет, опрокинув на пол драгоценные ягоды, и тогда уж ей точно несдобровать. Дышать стало тяжелее, и Агния принялась мысленно молиться Искре о том, чтобы богиня не дала ей свалиться в обморок.
— И что, всего одно? — спросила Княжна, указательным пальцем откидывая крышку шкатулки и склоняясь над лежащим в ней сердцем. — Это… старшего мальчишки, верно?
Ожидая ответа, Княжна повернула голову, встретившись глазами с Агнией и изящным жестом руки подозвала к себе служанку. Сжимая в руках поднос так сильно, что побелели костяшки пальцев, Агния на негнущихся ногах подошла к Злате. Склонив голову в поклоне, служанка протянула ей вазу с алыми ягодами. Совсем не переживая о том, что кончики её пальцев успели испачкаться в крови от лежавшего в шкатулке сердца, Княжна выудила из вазы несколько вишен и, ничуть не брезгуя, съела. На её лице на мгновение промелькнуло недоумение, но она тут же вернулась к своему разговору с Гончими.
— Да, это сердце старшего, — скучающим голосом произнесла Дарья, заметив обращенный на неё вопрошающий взгляд госпожи.
— Только одно? — повторила вопрос Злата, и Агния различила в её голосе зарождающееся негодование.
Голова служанки закружилась. Если ей было дурно, когда она стояла у колонны, наблюдая за жуткой сценой, то сейчас, чувствуя плотный, почти осязаемый металлический запах крови, она уже придумывала у себя в голове варианты наказаний, которые могла назначить для неё Княжна за внезапный обморок.
— Нет, есть ещё, — Дарья оглянулась назад, и к ней подошла темноволосая Гончая со второй шкатулкой в руках.
— Всего два, — губы Златы скривились в недовольной гримасе.
— Два, — невозмутимо подтвердила Дарья.
Девушка, державшая вторую шкатулку, вовсе не была так спокойна: её взгляд метался по залу, ни на чём не останавливаясь и избегая лица Княжны, а пальцы непрерывно поглаживали резные бока шкатулки. Злата даже не удостоила её вниманием, и снова направилась к Агнии.
Служанке тем временем делалось всё хуже и хуже. Когда Княжна оказалась рядом и взяла в руки вазу с подноса, воздух показался Агнии гуще сметаны. Поедая вишню из вазы, Злата обошла всех Гончих.
— Два, значит, — протянула она, вытирая испачканные вишнёвым соком пальцы о кафтан. Расстегнув пару пуговиц на воротнике, она сделала несколько глубоких вдохов, после чего вновь посмотрела на Дарью. — И чьё же второе?
— Взгляните сами, — уклончиво ответила Дарья, всё с той же невозмутимостью глядя на покрасневшее, точно после бани, лицо Княжны. Рассерженной Злата точно не выглядела — будь она в гневе, то уж точно уже подожгла бы кого-то из слуг, а то и Гончих — поэтому, с трудом соображая, Агния решила, что с Княжной точно что-то не так.
Тяжело дыша, Злата прошла мимо Дарьи и, оказавшись рядом с другой Гончей, откинула крышку второй шкатулки. На мгновение зал накрыло бархатное полотно тишины: все замерли, глядя на Злату, лицо которой стало непроницаемым. В какой-то момент Агния поняла, что её больше не волновала ни Княжна, ни то что она увидела во второй шкатулке: служанке казалось, будто каждое её лёгкое уменьшилось до размера сжатого кулака. Уже не особо беспокоясь о том, чтобы быть незаметной, Агния жадно хватала ртом воздух. Потянувшись правой рукой к ставшему невыносимо тесным, воротнику, она не удержала в другой руке поднос, и тот с грохотом ударился о мраморный пол.
— Лучше бы вы принесли сердце её второго сына, — отстраненно произнесла Княжна, опуская крышку шкатулки и даже не обернувшись на звук.
— Мы его не нашли, — произнесла Дарья, обращаясь к Злате, но взгляд её был прикован к Агнии.
Служанка упала на колени, отчаянно царапая пальцами горло. Как бы она не старалась, у неё не выходило сделать ни вдоха, точно кто-то держал её под водой. В это время одна из Гончих, что до этого стояла поодаль, подошла к Княжне и взяла из её рук вазу с ягодами. Внимательно взглянув на них, она громко огласила:
— Это удушница.
— Что ещё за удушница? — рассеянно спросила Злата, затуманенным взором глядя на Гончую.
— Ядовитые ягоды. Вы задохнётесь, если вовремя не примите противоядие, — Гончая многозначительно окинула взглядом собравшихся.
Княжна медленно повернулась к Агнии. Слуги в зале засуетились, кто-то побежал звать врача, а кто-то испуганно попятился от несчастной задыхающейся служанки, боясь попасть под горячую руку Златы.
— Ах ты… дрянь, — прошипела Княжна, подлетев к Агнии. Слова давались ей с трудом, а из груди доносились хрипы, возвещающие о том, что яд уже начал действовать.
Злата схватила служанку за шею обеими руками, как невесомую тряпичную куклу. Из широко распахнувшихся глаз Агнии ручьем хлынули слёзы, то ли от боли, то ли от обидного осознания того, что она не способна даже закричать. Воздух наполнился едким запахом жженой плоти и палёных волос.
Дарья вместе с какой-то другой девушкой отцепила от служанки продолжающую разбрасываться языками пламени и снопами искр Княжну, и потащила её к выходу.
Агния почувствовала, как её тоже несут куда-то, но ощущая невыносимую боль свежих ожогов, ей оставалось надеяться только на то, что тех нескольких ядовитых ягод было достаточно, чтобы навсегда избавиться от страданий.