***
— Здравствуй, дорогая. Вся в белом, словно невеста на выданье, с белоснежными же волосами, заплетенными в толстенную косу, которая как огромная змея волочилась за ней по полу, моя (спасибо, папа, за то, что она одна!) единственная и неповторимая сестрица смотрела на меня своими чернющими зенками и кривила недовольную морду. Хотя чему удивляться: Хель с самого сотворения всегда была холодной и высокомерной задницей. И что только Хорес, бедолага, в ней нашёл? — Здравствуй, братец. Поймал наконец-то свою головную боль? — Твоими молитвами, сестрица. Я надеюсь, ты к нам ненадолго? — Не переживай, я только на обряд заскочила. В отличие от вас, у меня всегда много дел. Все собрались? — Род как всегда опаздывает. — Прояви уже уважение к его сединам! — Он меня почти вдвое младше. Какое нахрен уважение? Хель скривилась. Ну что ж поделать, если её Смертейшество ненормативную лексику на дух не переносит? И это ещё Жива не подтянулся к разговору. Вот уж кто матерится, так это он! Даже у меня порой уши в трубочку от него сворачиваются, что уж говорить про нашу аристократическую сестрицу. — О, вот и краса и гордость нашего района подкатила! Как делишки, систер? Лëгок, блять, на помине. Как говорится, вспомнишь солнце — вот и лучик! Правда, в отличие от вчерашнего представления, сегодня эта рыжая морда был гладко выбрит и не благоухал ароматом перегара на километр вокруг. — Привет, братец. Всё-таки штаны тебе идут больше юбок. — Ну не всем же в бабские шмотки рядиться. Должен же быть в семье хотя бы один нормальный мужик! — Сказал тот, кто семнадцать лет бабу изображал. Не самую, кстати, умную, — вот и моя вторая половина подтянулась. Кивнул сестрице, треснул братца по хребту в приветственном жесте и, привстав на цыпочки, чмокнул меня в нос. Переплетя в тугой жгут наши хвосты (мелкий собственник!), кивнул в сторону рунного круга, в котором ровно посередине неопрятной чёрной кучей валялась вырубившаяся от жёсткого перехода бывшая леди Малфой. — Где носит дражайшего родителя? Эта тварь скоро очнётся. — Да здесь я, обормот мелкий, — к нам неспешно ковылял седобородый старец. Три тысячи лет для бога — ничтожный кусочек времени. Но Род упорно носил личину умудрённого жизнью старца. Ну, образ у него, блять, такой! Всё-таки вроде как родоначальник славянского пантеона богов. Положение обязывает. А то, что он по совместительству ещё и аватаром Создателя бывал переодически всё это время, знал вообще лишь узкий круг лиц. Вот и сейчас закутанный в шкуры, с посохом наперевес, он производил впечатление неимовернейшей древности, место которой было только под стеклом в музее археологии. — На себя посмотри, ископаемое ходячее. У меня зомбаки приятнее выглядят, чем ты, — отбрил его Ри. Что однако никоим образом не помешало их крепким обнимашкам и смачным похлопываниям по спине. — Отец когда появится? — Сказал что, как только соберетесь, сразу придёт. Сам же знаешь, тяжеловато ему на нашем плане бытия. — Ага. Ему у нас тяжеловато, а мы, значит, в гости за три пизды постоянно ходить должны… — Не ворчи, родной. Вон, наша пакость в себя приходит. Давайте начинать.***
Для Совета Высших не требуется никаких пафосных ритуалов. Мы же сами по себе и Сила, и артефакты. Поэтому антураж очередной сцены был крайне скуден — Жизнь, Смерть, Равновесие в квадрате, ну, и, конечно, старый пень во главе всей этой картины. Едва лишь мы заняли положенные нам места, по ритуальному залу прошла лёгкая рябь и дохнуло Силой. А Род, расправив плечи, смотрел на нас теперь глазами с разноцветной радужкой, в которой причудливо переплетались теперь четыре цвета: чёрный, белый, сиреневый и изумрудный. — Привет, пап! Видимо, в силу того, что раннее детство Ри прошло без родителей — он питал к Отцу какую-то прямо болезненную любовь. И тот отвечал ему полнейшей взаимностью. — Здравствуй, малыш. Вы почему так долго в гости не заглядываете? — Да мы тут как-то вроде заняты были. Щас доделаем всё и припрëмся всем дружным семейством. — Наследника не забудьте. Хочу с ним познакомиться. — Так он не один тогда приедет. Наш пострел уже успел Парой обзавестись. Так что один он навряд ли куда-то пойдёт. — Шустрый мальчик! — в голосе Отца слышалось явное одобрение. — Не то что ты. Я же тогда всерьёз думал, что ты на всю свою жизнь бобылëм останешься. — Уж лучше поздно, но качественно, чем рано, но хреново, — я усмехнулся. — Сам же говорил, что в делах сердечных торопиться не стоит. — Так я это говорил лишь до тех пор, пока тебе, балбесу, полторы тысячи не исполнилось. Ты ж в этом возрасте наивный как котёнок был. Какие тебе шуры-муры-любови крутить было? — Ну так вырос же. Вон какими мужьями обзавелся. У нас юбилей, кстати, скоро намечается. Ровно тысяча годков со дня свадьбы, ну, если эти проëбанные четыреста лет считать. — Вот и отметите у меня. Вон там ваша пленница просыпается. Ëб! Это с чего вдруг мой крылатый зять на такую страшилищу позарился? Совсем недоëб замучил? Наследник-то хоть не в мамку внешностью пошёл? — Не. Весь в папку. Сам потом увидишь. Ну что, погнали?***
— Создание Мироздания, именующее себя Лилит, сегодня ты предстала перед судом Высших Сил. Готова ли ты нести ответственность за свои поступки? То, что было некогда милой белокурой девочкой, а позже стало причиной чуть ли не полной разрухи не только Магической Англии, но и всего европейского материка, лишь зашипело, оскалив клыки. — Не хочешь говорить? Хорошо. Это твоё право. Тогда объявляю приговор. Совет, рассмотрев просьбу обоих Лордов Равновесия, принял решение: признать тебя виновной полностью по всем предъявленным обвинениям. За попытки уничтожить, пусть и в разное время, обоих Лордов и тем лишить Мироздание равновесия в жизни и смерти, Совет приговаривает тебя к лишению сущности. Решение Совета вступает в силу немедленно. — Не сссможссите! Мы с Ри, переглянувшись, лишь гаденько улыбнулись. — Я, Жива, Лорд Жизни, отказываю тебе в праве быть! Мироздание да услышит меня! Клетка, стоящая в середине гексаграммы, засветилась белым и резко уменьшилась в размерах. Тварь, что сидела в ней, почуяв неладное, забилась ещё сильнее. — Я, Хель, Леди Смерти, отказываю тебе в праве быть! Мироздание да услышит меня! На этот раз спецэффекты были чёрными, но результат тот же — клетка стала ещё меньше. — Я, Моран, первый Лорд Равновесия, отказываю тебе в праве быть! Мироздание да услышит меня! Сиреневый всполох. В клетке уже невозможно было даже вытянуть руку. — Я, Габриолис, второй Лорд Равновесия, отказываю тебе в праве быть! Мироздание да услышит меня! Изумрудная вспышка. Стенки клетки уменьшились настолько, что спеленали всё ещё дергающуюся чёрную фигуру словно кокон. — Именем Мироздания я, именуемый Создателем, отказываю тебе в праве быть! Да свершится суд! И стоило только длинному посоху соприкоснуться с полом, как клетка, засверкав радугой, схлопнулась окончательно, превращаясь сначала в точку, а потом просто исчезла, унеся с собой любые упоминания о существовании бывшей леди Малфой. Только на прощание до нас донëсся её чуть слышный шёпот: — Я ессщё вернусссь… Я ухмыльнулся. — Ага. Щаз! Терминатор хренов. Увидев недоуменно смотрящие на меня глаза родителя, поясняю: — Фильм такой есть у маглов. Про роботов. Две части. Интересный. — Придёте в гости, привезëте посмотреть. А то я так скоро со скуки плесенью покрываться начну. Мы с Габриолисом только молча кивнули в знак согласия, бочком, по стеночке неслышно продвигаясь в сторону выхода. Надо оперативно валить отсюда, пока дражайший родитель не увидел то, что стоит на постаменте за его спиной. Не думаю, что он обрадуется выставленной на всеобщее обозрение своей голой пятой точке, пусть и отлитой из золота. Твою же ж маковку… Не успели. Развернувшись на пятках, видимо, для пущего эффекта, тело Рода вытаращило изумлëнные глаза Создателя на метровый нефритовый постамент, на котором на голубой бархатной подушечке с серебряными кисточками возвышалась ОНА. Хрен знает кем и для каких целей сделанная, золотая задница Создателя в натуральную величину. Не добравшись до заветной двери буквально полметра, нам в спину прилетело крайне рассерженное: — Сссын.?!