Смеётся гора

Метафорически окрылённый, хотя он не отказался бы от настоящих крылышек, Джисон полетел ко входной двери. Пришло уведомление о том, что скоро на его адрес прибудет курьер. Да, так и было сказано: «Через 2 мин: У дверей ожидает курьер, подтвердите получение заказа». Это ли не чудо? Новёхонькие Elixir Nanoweb, гитарные струны наивысшего качества, заказанные прямиком из Штатов, уже прибыли, хотя не прошло и недели. Обычно ожидание доставки из-за корявой логистики затягивалось чуть ли не до месяца, приходилось перебиваться запасными струнами на «перетерпеть», потому что Джисон не умел планировать заранее и стеснялся пустошить карманы. Цены на Elixir’ы подлетели в последнее время (а в Корее их можно было найти только с громадной наценкой, ну их), так что он не заказывал больше двух-трёх наборов за раз, и те стирались быстро, пусть гитарой Джисон любился нечасто. В этот раз, когда он достал из закромов последний набор, он себе сказал: «Раз это последние, надо бы заказать новые, мало ли что случится». А случилось уже на следующий день — Ын-сонбэ попросил одолжить гитару для записи, потому что все их инструменты из студии растащили стажёры. Джисон вот и одолжил. А Ын-сонбэ не одну струну попоганил — все шесть! Так до конца и не рассказал, что такого у него в репетиционной случилось, что за раз аж три струны лопнули, а ещё три растянулись. Джисон битой псиной выл над своей красавицей, пока Ын-сонбэ доставал из кошелька возмещение. И сотня тысяч в данном случае — нихера не возмещение, пока не покрывается время ожидания доставки. Джисон однолюб. Во многих планах. В технике он предпочитал верных своим технологиям Apple, в одежде — всего четыре бренда разных ценовых категорий (за толстовки от Mahagrid и джоггеры Hyein Seo он готов отдать последние деньги), в обуви — найки да тимберленды, вот и струны для красавицы — Elixir’ы, поэтому его радость можно понять. Но что-то не так. Во-первых, уведомление о доставке пришло не пушем приложения Korea Post, а через смс. Во-вторых, позвонивший в дверь курьер, показавшийся на экране домофона, был одет не в стандартную форму EMS корейского отделения, а в… чёрно-оранжевую робу Shuttle Delivery..? — Простите? — опешивший Джисон отворил дверь — не заставлять же ждать человека, пока он будет звонить и разбираться, что адресом ошиблись. — Я не заказывал… — Добрый день, давайте разберёмся, — курьерский планшет с информацией завладел всем вниманием Джисона. Там действительно были указаны и его адрес, и его имя; кружочек с оплатой заказа уже светился зелёным, оставалось только приложить палец к кружочку для подтверждения получения заказа. — Если вы отказываетесь от заказа, учтите, пожалуйста, что возврат средств невозможен. — Э-э, oh my gosh, ok, come on, — Джисон, хлопнув глазами, прижал палец к кружочку на экране, и только после этого там появилась его электронная подпись. — Thanks. — No problem, please come again, — курьер проявил свой профессионализм, перейдя на английский после того, как клиент сделал то же. В Shuttle Delivery кого попало не брали — почти все курьеры могли свободно общаться по-английски, в связи с чем там чаще всего предпочитали заказывать иностранцы. — Bye, enjoy your meal. — Bye, — растерялся ещё больше Джисон тогда, когда курьер из-за двери вдруг передал ему не только фирменный пакет, но и обёрнутую в нежно-персиковую бумагу красную розочку. — What is it?.. — Addition to the order, specify details of the order in your personal account, — спешно проговорил курьер, поклонился и свалил, оставив повисшее «Я это не заказывал!» в воздухе. Раз не заказывал — никаких деталей заказа в личном кабинете у него, естественно, не было. Джисон шумно вдохнул через нос, а потом улыбнулся — запахло едой. Он чуточку обманул Минхо тем, что с сегодняшнего дня, цитата, «буду нормально питаться». Потому что опять забыл; проснувшись, так и не поднявшись с постели, Джисон включил на большом мониторе релакс-видео «прогулка по ночному Токио под дождём» в наивысшем качестве, руки на животе сцепил и под убаюкивающие звуки, сбалансированные правильным расположением аудиосистемы, пялился в потолок. Так что о завтраке речи не шло, как и об обеде — он едва-едва заставил себя умыться и почистить зубы (и как он смеет мечтать о Минхо по утрам в своей постели, не имея твёрдой привычки приводить себя в порядок сразу? Не будут же они лежать затылком к затылку), что уж говорить про готовку. У Джисона были планы кинуть в рисоварку рис, да. И вскрыть переданную братом банку кимчи. И, возможно, заварить пачку рамёна. Джисон не тугоум, он быстро сложил два и два, подозрения, вызванные оплаченной доставкой еды, сменились уверенностью при виде красной розочки — маленькой, аккуратной, с чуть загнутыми наружу лепесточками. Сейчас мода на другие цветы — бесконечных радужных сочетаний, с узорчатыми листьями, а всем розам беспощадно срезают шипы. Розочка в руках у Джисона — simply, but tastefully. Диковатая, необузданной природы; записка на ленточке обёрточной бумаги гласила: «На тебе она будет прекрасно смотреться». И Джисону захотелось вот прямо сейчас бросить всё, поступить по-девичьи глупо, сфотографироваться с «букетом», залить пост в инстаграм, где все хвастаются ухаживаниями. Минхо за ним ухаживает. Это приятно. Как и забота, которую Минхо выражает столь незатейливым способом. Надо же, бизнес-обед. Обычный ланч-бокс с несколькими секциями: в первой основной овощной пибимпаб, во второй — гнездо домашней лапши, к которой нужно добавить специи и залить кипятком, в маленьких секциях креветки, тушёные баклажаны, кимчи, несколько листьев периллы и кусочки маринованного тунца. Ещё одна записка на коробке: «Война гастриту объявлена, трепещите, враги!», и Джисон представил вдруг, как Минхо надиктовывает это оператору заказа, прыснул, ладонью лицо закрывая, почувствовал себя таким счастливым, что… слов не хватало, все пали жертвой на алтарь восхищения Ли Минхо. Какой же он! Внутри Джисон восторженно пищал, а снаружи подпрыгивал на месте, аккуратно прижимая розочку к груди. Он не знал куда её деть — у него отродясь не было ваз, никто не дарил ему цветов, кроме родителей, на выпускной. И уж в родительском доме ваза нашлась — стеклянная, монументальная, тяжеленная, если бы упала на ногу — без ноги бы оставила, а если бы на голову — без жизни. И вот, стоя с глупейшей, выпячивающей щёки, сомкнутой улыбкой, Джисон от чувств едва ли не ахнул в обморок — не знал, куда девать избытки. Этой нежности, этой искрящей фантиками влюблённости, шоколадной помадкой обливающей сердце, Джисон был полон — впервые в жизни. Он и не знал, что бывает так; в животе мутило, будто он объелся сладкого, это оно всегда так приторно, или только в момент осознания, и потом будет легче? В книгах и экранизациях, принятых Джисоном за «самоучители любви», ничего об этом не говорилось — никому из героев в глотку патоку не заливали так, что всё пересыхало и сдавливало от… Ох, это слёзы. Джисон часто плакал — когда в очередной раз пересматривал «Твоё имя» или «Форму голоса», воображая, будто он на месте персонажей, влюблённых и противостоящих то обществу, то целому миру; плакал, пропуская через себя новеллы Чой Джинён, плакал на премьере «Миндаля» по книге Сон Вонпхён; да что уж говорить, он был тем ещё рёвой. Мама всегда чмокала его в макушку, когда он бросался в слёзы, а папа паниковал, не зная, как успокоить мальца (старший братец-то был многим спокойнее), обещал то свою ямаху отдать, то горы мороженого со всеми вкусами, какие в мире только существуют, то собаку. Ямахи Джисон не дождался, кукурузное мороженое так и не попробовал, а Ббама появился у родителей через месяц после того, как Джисон съехал. В слезах не было ничего плохого, он не пытался ими ничего добиться (никогда всё равно не получалось) или кого-нибудь довести (а это получалось частенько, все думали, что он странный). А эти слёзы и вовсе счастливые. Джисон довольно экзотическим способом посолил свой обед, размышляя, как докатился до такого. Его душонку оказалось так легко подкупить! Shit. Джисон налил воды в самый высокий стакан, какой смог найти, аккуратненько развязал ленточку на обёрточной бумаге, чтобы ту чуть повыше приподнять, поставил розочку в воду и на стол. Уселся перед ней, принялся есть — жадно, только и успевал что палочки ко рту подносить, а слёзы… высохли быстро, он их рукавом утёр и задыхающуюся улыбку давил, проталкивая силой еду — не так вкусно, уверен он, как если бы готовил Минхо, потому что у Минхо волшебные руки, волшебные глаза, волшебный голос — он весь как будто из звёздочек и заклинаний сотканный, unreal, бесподобный; Джисон и раньше встречал таких людей — приковывающих к себе всё внимание, завораживающих, но никогда у него не было возможности их коснуться. У Джисона вообще никаких сомнений не осталось: ему плевать, что раньше он очаровывался лишь девчонками, что о семье никакой не мечтал; в нём жил маленький романтичный гном, жаждущий держаться за руки, гулять по набережной, вырезать валентинки из крафтовой бумаги, а что потом — потом и разобрался бы, обычно длинная романтическая линия даёт много времени на размышления. А тут Джисон упал — и в омут с головой; I'm sinking, but I'm calm. Чего трепыхаться — Джисон уже по уши, но дышать даже легче, чем на поверхности, будто с жидкостью в лёгкие попал живительный эликсир, открывающий второе дыхание. Джисон терялся в самоощущениях. Джисон влюблён и очень-очень хочет возвести это чувство в следующую степень, хочет, чтобы оно укоренилось, корни по венам пустило — и к сердцу. Минхо сейчас наверняка за большим обеденным столом в родительском доме; он жаловался вчера вечером, что мама наготовила на целую орду, скидывал фотографии ужина — и правда пирушка. Ещё Минхо скидывал видео: котики, Дэхви, играющий с котиками, мама с котиками на коленях, папа, кормящий котиков. Сам Минхо, расстеливший себе на полу циновку, обласканный котиками и закатными лучами; у него от света глаза каплями стылого янтаря в коньяке переливались, подсвечивались изнутри, а ресницы золотились; резкие перепады теней на его лице очерчивали скульптурно, Джисон пожалел, что рисовать не умел — в аниме и дорамах сцены рисования с натуры всегда выглядели трепетно-трогательными, до колоты в пальцах чесалось повторить, но у Джисона получались только перерисовки комиксов и мультяшные персонажи. Портить Минхо cartoon-стилистикой — кощунство, не при его внешних данных. Забавно, что Джисон всего месяц назад был равнодушен и к мужчинам, и к котикам. А сегодня вот, пришёл к этому. К тому, что последние двадцать файлов в его галерее — мужчина с котиками. У котов приятный шершавый язычок с крючочками, на последнем видео Дуни вылизывал лежащему Минхо щёку, и Джисон пиздецки как Дуни завидовал, вот бы оказаться в его шкуре хоть на минутку; потому что Минхо довольно щурился и глазами так хлопал — хлоп-хлоп-хлоп, — смеялся глубоко, кошачий язык обязательно приятнее человеческого, раздражает кожу, царапает; Джисон умрёт, если не попробует Минхо лизнуть. Это его цель на следующие выходные. Он обязательно разберётся с чёртовым заказом раньше; он поставит Дэхви руки на клавишах, он обхватит крепкую, титаническую шею Минхо так, чтобы пульс ладонь резал, он принесёт им свой любимый шоколадный чизкейк и сливочные пончики, возможно, он познакомится с Сынмином лично и проверит границы своего эгоизма, он обязательно разберётся с чёртовым заказом до субботы, или имя ему не Хан Джисон. — Ваше имя — Хан Джисон? Джисон упрямо моргнул, отрывая голову от стола. Где он и что происходит? Сегодня воскресенье. Почти полночь. Как Джисон и предполагал, под самый вечер Хангёль-PD позвонил в момент, когда Джисон доедал второй по счёту комплексный обед, оплаченный Минхо. (Чёрт, Джисон набрал ему вчера, потому что без его смешливой ухмылки заснуть бы не смог, и посетовал на недобросовестное использование персональных данных, какими он имел неосторожность поделиться. А Минхо в какой-то драной домашней майке с глубоким треугольным вырезом, через который, когда он наклонялся, можно было случайно увидеть очертание тёмного соска, дособлазнял Джисона до ручки. Сказал: пока в город не вернусь, хотя бы так убежусь, что ты с голода не помрёшь. Как будто бы до этого убеждался — один раз всего покормил, а какое самомнение теперь, какая важность!) Сегодня обед уже другой: с рыбным супом, жареным рисом и помидорками черри. О чём Джисон думал до этого?.. Ах, спросонья совсем не соображает. Он в студии, потому что после рыбного супа и жареного риса Хангёль-PD попросил его записать мелодию и аккорды, а дома у Джисона порванные струны и унылость от того, что Минхо вернётся только в среду, а если и вернётся, до среды с Хангёлем-PD разобраться Джисон не успеет. — Простите? — настойчиво продолжили из дверей. И только тогда Джисон вскинулся — да это же к нему обращаются, это же он Хан Джисон, и в студии он один, потому что последним ушёл Ын-сонбэ, растолкав и донеся через сонную пелену, что «задрал спать в студии» и «ну, мы пошли, утром Аюна заедет, сдашь ему ключи». А чего, снаружи дверь не захлопнули? Откуда посторонний? — В-вы кто? — чем бы обороняться? А что, если это очень вежливый грабитель?! Тут же техники на двадцать пять лямов почти! Какого ху… — Я Крис Бан, или Бан Чан, или как тебе будет угодно, — максимально дружелюбно улыбнулся грабитель. Вот дурак, какой грабитель представляться будет?! Incredibly! Джисон о-очень плохо ориентировался в стрессовых ситуациях, так что, пока грабитель представлялся и пытался вызвать доверие открытыми жестами и чётким голосом, тупо замер на месте, чувствуя лишь как колотится сердце аритмом и сохнет слюна на подбородке. Вот так вот и погибают финские олени — в свете фар. — Меня впустил Гаон Ын, мы с ним когда-то учились вместе, — продолжил вещать грабитель, переминаясь на пороге с ноги на ногу, и выглядел он так, будто в нём боролось два начала: первое велело заржать от вида растрёпанного, слюнявого Джисона, а второе давило в нём любые порывы выйти за границы common fuckin’ courtesy! — Э-эм, ar’ you okay, bruh? Учился с Ын-сонбэ? К-крис Бан? Джисон мотнул головой, пригляделся — ну, ростом невысок, плечами широк, лицо типичное корейское, никаких отличительных черт — чёрные джинсы, чёрная толстовка, волосы тоже чёрные, кудрявые только — надо запомнить побольше, чтобы было что рассказать полиции… …хотя, если так подумать, этот Крис был очень даже неплох собой, в нём было нечто мужественное и привлекательное. — Хан Джисон-щщи? — позвал Крис, или Чан, или грабитель под вымышленным именем. Джисон, наконец, обрёл контроль над собственным телом: поднялся на ноги, немного пошатнувшись, руки перед собой выставил, постарался серьёзное лицо состроить, но… Крис или Чан хихикнул вдруг. Вот так, прямо «хи-хи», вжимая шею в плечи, а плечами вторя этому «хи-хи». — И впрямь квокка Хан, — а после этого ещё гыгыкнул. Насмешник! «Квокка Хан» по Джисону штрафным пробило, он мгновенно расслабился и несмело улыбнулся — плюшевое чудовище Дэхви замелькало перед глазами раскадровкой: Минхо ведь обещание сдержал и показал облезлую то ли белку, то ли квокку во всей красе; Джисон целый час не мог отойти от фотографий, где ещё беззубый Дэхви в зелёных подгузниках пытался обслюнявить той кругленькое ухо. — О! — дошло до него. — В-вы… вы… — Крис Бан, ну или Бан Чан, — терпеливо повторил Чан. Да это же «Чанни-хён», который австралиец, который и назвал плюшевое чудовище квоккой, а потому ту назвали в честь него. — Я… товарищ Сынминни и Лино. Прости, что так вот на голову свалился, я не знал, как с тобой связаться, чтобы Лино об этом не узнал, так что спросил у Ынни, где я смогу тебя найти… — П-почему Минхо-хён не должен узнать? — навострился Джисон, а потом нервно рассмеялся, схватившись за затылок, и предложил присесть — за его рабочим местом у стены стояло кресло-раскладушка. Специально для того, чтобы спать в нём, но Джисон предпочитал столешницу. То есть, не он, а его организм, не спрашивающий у Джисона, где ему лучше заснуть. — Садитесь, пожалуйста, я просто… idk, как вам удобнее? — Всё норм, — Чан, да, лучше будет Чан, раз Чанни-хён, сел в кресло довольно расслабленно; на его месте Джисон бы мялся постоянно, ну, он нечасто приходил к незнакомым людям, неважно, сколь он был о них наслышан и сколько между ними общих знакомых, в любом случае ему сначала надо привыкнуть. А социально-раскованные — такие, как Минхо или вот, Чан, вообще не стеснялись. — Давай без формальностей? Могу я звать тебя по имени? И ты ко мне, если не сложно — я к формальностям до сего не привык, глупо это как-то. — А-а-а, окей, Чан-н…а? — вымученно издал Джисон, не зная, за что взяться — то ли сесть, ведь гость сел, но гость-то старше, и принято стоять, пока не попросят обратного, но гость попросил без формальностей, но Джисон его впервые видел и, и, и… Ах, holy shit, у него сейчас пар из ушей пойдёт — структура ментального самочувствия шаталась тем сильнее, чем Джисон пытался привести её в порядок. Ну, как пытался — ждал, пока диссонанс исчезнет, слившись во что-то одно, прекратив трещать хаотичными всполохами. Взвыв, Джисон силой согнул колени и сел обратно, чуть не промахнувшись и бедром больно проехавшись по подлокотнику. Ойкнув, он быстренько потёр место соприкосновения, а потом руки на коленях сложил и, как-то так вышло, стиснул кончики пальцев коленями. — Чан-а?.. — без уверенности, но тому, похоже, действительно всё норм. — Джисон-а, приятно познакомиться, — протянул руку. И Джисона флешбекнуло тем, что Минхо он руку так и не пожал, поздно её заметив, а там уже и смысла не было, Минхо будто решил: «что за долбоёб» и тактильный контакт больше не инициировал. Джисон прикусил нижнюю губу и пожал руку Чана, чтобы не казаться долбоёбом ещё и в глазах друга Минхо. — Nice t-meet, — кивнул Джисон заторможенно. — Т-так почему Минхо-хён не должен узнать? — Я пришёл каяться, — отпустив руку Джисона, Чан оба локтя упёр в подлокотники кресла — не такие травмоопасные, а очень даже широкие и мягкие. Джисону виделась эта открытая поза как нечто естественное, как будто Чан не шутил и никаких злых намерений не принёс. Да и вообще, после «каяться» Чан стался пасмурным каким-то, словно говорить собирался неприятное. Себе, по крайней мере. — Как у вас складывается с Лино? No troubles? — Я… не знаю, что и сказать. Вы… — и под очумевше грозным взглядом вдруг поправился: — Ты… ты пришёл поговорить об этом? Ты беспокоишься за хёна? Ерундовое предположение — о Минхо надо не с этой стороны беспокоиться, что Джисон ему сделать может? В последнее время его мучили мысли, что это он окажется на месте потерпевшего; вдруг близкие Минхо откроют по Джисону перекрёстный огонь, и, ими науськанный, Минхо просто разорвёт всё, что они с таким спехом строят? А Джисон уже всё, пропащий, он уже включил в своё существование и Минхо, и Дэхви, и готов был ради них поступиться первоочерёдным — работой, которой и жил последние годы, в затворничество впав. Все, кто знал Джисона, отчего-то думали, мол, он, привыкший к одиночеству и в социальности довольствующийся самим собой, к людям не сильно привязывается, а если и привязывается, то разрывы переживает легко. Джисону хотелось бы, чтобы это было правдой; однако же, хоть отпускал он людей и легко, но переживал это в себе замкнувшись и новую линию обороны возведя, чтобы в следующий раз уж точно не подпустить к себе «не тех», не своих. А Минхо… Так скоротечно и незаметно частью его жизни стал, так глубоко в сердце пробрался, что Джисон и представить боялся, как тяжело вдруг ему будет вновь одному остаться. Или, что страшнее, без Минхо..? В растерянности от собственных же предположений Джисон взглянул на Чана. А тот эти предположения и подтвердил: — Х-ха, скорее, это тебе стоит волноваться, дружище, — и подмигнул, хитринкой в глазах сверкнув. Чану фамильярность давалась в разы проще, чем Джисону (вот бы ему так уметь). — Ты ведь далеко не так хорошо Лино знаешь. Не страшно? Звучало странно: что ещё Джисону о Минхо предстоит узнать? Что он затаённый садист? Или маньяк со стажем? Не мог же Джисон впервые открыться и сразу же напороться на второго Ли Чжунчжэ? Нет, маловероятно. А с чем-то менее отягчающим Джисон готов был смириться, дать… пару поблажек: если проблема в личной красной комнате, Джисон уже придумал стоп-слово. Что его могло отвратить? Он принял то, что других отпугнуло бы ещё на старте. Природа Минхо, его маленький и милейший из всех на свете ребёнок (аксиома: после стольких-то вечеров с племянниками какие нужны доказательства), бывший муж, связь с которым остаётся крепкой и слегка болезненной; Джисон уже знал всё и ничуть не отталкивало его это. — А глазки и правда круглые, смешной, — нет, этот Чанни-хён над ним точно решил поиздеваться, хорошо хоть, увидев ошеломлённо приоткрытый рот, игривое настроение отпустил и снова стал серьёзным. — So-o, я здесь не за этим. «Не за этим» чем? О чём, god damn, речь? — …просто хотел удостовериться, что вам ничего не мешает. — What? Э-э-э, я не совсем понимаю… А при чём тут «каяться»? — выцепил из предыдущих фраз Джисон основное слово. — Лино не сказал? — тут уже удивился Чан, ни капли не наигранно, приподнимая брови. — Не сказал чего? Мы… э-э… я и М-Минхо-хён не то чтобы часто видимся, только говорим в ка-токе и… он не упоминал, что у нас, — «у нас» трудно было выговорить, ведь никаких «их» нигде, кроме его головы (в которой навоображалось всякое), не существовало. Но как иначе обозначить? «Я и Минхо-хён»? «Наша дружба»? Бред, — «troubles», — геройски выдохнул Джисон, оканчивая перемятую паузами реплику. Скажи кто сейчас Джисону провалиться от неловкости, он бы вместе со стулом, на котором устал сидеть и оттого ёрзал, вниз махнул. Пальцы побелели от силы, с которой он сжал их коленями, грозили опухнуть в ближайшие минуты. «Играть не смогу, s-shit», — глупо подумалось Джисону. Вот он и освободил их, втиснул под мышки и к телу плечами прижал. — Оу, тогда и мне не стоит болтать лишнего, — Чан почесал затылок и улыбнулся, напомнив Джисону персонажа из любимой манхвы двоюродной сестры, она заспамила этими стикерами ему весь чат. — Просто, заранее прошу не делать поспешных выводов. И-и… Не держать зла на Сынминни, если вдруг что. Джисону характер Сынмина стал понятен после позавчерашнего звонка. И пояснение Дэхви оказалось очень ёмким. А теперь, с некоторыми уточнениями Чана, и вовсе всё встало на свои места. Несмотря ни на что, Джисон Сынмину благодарен: за то, что свёл их, а теперь отступил в сторонку и не мешал, хотя мог бы. Сынмин скоро съедет, Сынмин уже собирается забирать Дэхви на выходные или вечера, освобождая Минхо от части родительской ответственности, чему тот чересчур рад — и это в нём Джисон понимал и принимал тоже. Нелегко быть родителем-одиночкой; во взрослении Джисона вот оба родителя принимали участие, и, как бы они его ни любили, им частенько требовался отдых (в отпуск они предпочитали ездить вдвоём с тех пор, как сплавили Джисона в Малайзию, а после он вернулся достаточно взрослым, чтобы совместный отпуск не приносил столько же счастья, как в детстве). А Минхо всё один. Да, он частенько оговаривался: да вот, у меня есть Бинни-Джинни (Джисон не знал, кто это, почему о них Минхо вечно упоминал «слитно», настолько они неразлучники, что ли; знал только, что это — лучшие друзья Минхо, с которыми он обещал его познакомить сразу же, как выдастся возможность), есть мама, госпожа Ким готова помочь в любое время. Только это другое же совсем. Заботиться о ребёнке с момента рождения и ещё хренову тучу лет и сидеть с ним разок в месяц на выходных — неравнозначные мерила. Короче говоря, Джисон пока что против Сынмина ничегошеньки не имел. Ежели он и Брут, то только тот, что из комиксов, и то, потому что пёс. Следующие полчаса жизни Джисона выпали из памяти: Чан оглядел студию, похвалил Сенхайзер в акустическом экране на стойке в углу, подметив только, что для записи рэпа есть пара микрофонов получше, а Джисон робко возразил, мол, откуда Чан знает, что они тут только рэп записывают, и понеслось. Чан — продюсер, но он больше по электронике, тогда как Джисон не гнушался акустики и живых инструментов в аранжировках; оба они работают в одиночку, оба в музыке всеядны — меломаны можно было бы сказать, если бы они музыку лишь слушали, но они создавали; голову вскружило то, что случайность напорола Джисона на таких людей, как Минхо и Чан — им оказалось достаточно пары слов, чтобы у Джисона бронная прослойка слетела, в разговоре с ними Джисон не успевал в себя приходить, а уже выбалтывал всё. До своих проектов Джисон не допускал ни Ын-сонбэ, ни Аюну, ни, тем более, кого-то из стажёров. Даже если проекты были на выдачу или Джисону хотелось от них откреститься поскорее. А тут — на те, здрасьте, ну-ка, Чанни-хён, посоветуй, здесь сэмпл зациклить или эхо биту накинуть для полноты звучания? И, главное, у Джисона не было никакого подсознательного чувства тревоги — он Чана как будто тыщу лет знал, как будто под крылом его рос; его предложения не казались насмешкой типа «ну ты лошара, до очевидного не додумался», были дельными и максимально аккуратными в формулировках. Джисон на тему тупых PD из айдольских агентств уже успел разныться и раскапризничаться, чего позволял себе только с самыми близкими, и ныл добрых пять минут, пока не осознал, что перед ним не брат и не Ын-сонбэ, а непривычное ещё лицо с прикольными бровями (кажется, в Китае такие звали драконьими: вразлёт, к вискам широкие, редкие и загибающиеся вверх, с густым переломом на середине), с миленькими ямочками на «гыгыкающей» улыбке, с кудряшками на лбу. Чану рил надо было в грабители идти, люди бы сами ему дверь открывали, показывали где что лежит, а на дорожку со своего стола кормили. Джисон понял, что его загипнотизировали натурально, только когда закрыл за Чаном, махнувшим на прощание рукой, дверь. В телефоне был забит его контакт, они добавились в ка-токе и на фейсбуке, а ещё на прощание Чан как-то выманил из Джисона селфи. И Джисона не смутило касание щека к щеке ради селфи, потому что… Это же Чан. Человек, в честь которого ребёнок назвал любимую игрушку! Который из Австралии прилетел, потому что лично хотел за что-то извиниться, убедиться, что всё в порядке, нашёл ещё Джисона вон как — в студию приехал, хотя мог бы звякнуть или через Ын-сонбэ договориться (всё равно же он с ним говорил); ну как Чана оттолкнуть? Пиздец. Просто пиздец. Легковерная ты ебе́ня, Хан Джисон. Что дальше? Внесёшь в список доверенных охранной системы тётушку Лим, потому что на прошлой неделе к пончикам она посоветовала тебе взять заварную пироженку (пиздецки вкусную, но всё же)? Пиздец. Пиздец. — Сири, запиши меня к доктору Киму, — настало время признаться самому себе, что так не бывает; или бывает, но не с ним, и что происходит вообще. Джисону нетипично — Джисона не привлекали мужчины, Джисону не нужен хён в музыкальной сфере, Джисон не хочет бороться за чьё-то внимание, воспитывать чужого ребёнка, не хочет и всё тут. *** Джисона привлекают мужчины: исследовать свою сексуальность — это нормально, для этого никогда не может быть поздно; ещё лучше то, что у него есть чувства. — Я, признаюсь честно, Джисон-а, сомневался, что у тебя получится так легко выйти из тобою же самолично построенного воздушного замка. Ты мечтательный; нет, помнишь, мы говорили? Это неплохо. Ты мечтательный и одновременно с тем прагматик. Эти два качества в тебе сочетаются так, что тебе сложно найти что-то реальное, устраивающее тебя по пунктам нужности и полезности, но при этом не рушащее твои мечты о высоких чувствах. Джисону нужен хён: Ын-сонбэ пусть и старше, именно с ним Джисон прошёл путь от ди-джея в местячковом клубе до продюсера и композитора, с которым хочет сотрудничать каждый пятый певец ртом и каждый шестой владелец пластмассовых куколок. Но Ын-сонбэ, хоть и «сонбэ» по привычке, — ровня, он уже ничему Джисона научить не сможет, он глупенький вообще, в жизни ничего не смыслит и всё ещё в подростковой манере шатается то туда, то сюда. Брат? Брат не шарит в музыке, Джисон — в женщинах и детях, брат на скучной работе офисного планктона пытается обеспечить свою семью, у Джисона есть время на себя и ему не нужно считать каждую вону, потому что три лишних рта ему кормить не надо, а для существования ему хватает не самой высокотехнологичной однушки. — Конечно, присутствие в жизни авторитетного человека — важный фактор в становлении личности… Ох, Джисон-а, я не говорю, что ты незрелая или несформировавшаяся личность. Но люди и с возрастом меняются, просто чем дальше, тем медленнее и тяжелее. Ты ведь и сам признаёшь, что Бан Чан может тебя чему-то научить, верно? Как записывать музыку или дружить. Как бы ты ни был хорош в первом, ты никогда не достигнешь идеала, ты всегда будешь стремиться к развитию, как бы ты ни был плох во втором, у тебя появляются новые связи; может, их будет больше? Может, это к лучшему? Джисон хочет Минхо и прийти к Дэхви на выпускной. Сначала — из сада, потом и из школы. Что в этом такого? Джисон же учит Дэхви, так что он учитель, и, как любой гордый за ученика учитель, планирует посетить мероприятие подобного рода. Не столь важно, свяжет свою жизнь с музыкой Дэхви или нет, он пока ребёнок, они изменчивы и с настоящими тяготами не сталкивались (экзамены, конкуренция, наработка стажа, борьба со страховой), но и это неважно совершенно. Это Джисон научил Дэхви находить «до» на клавиатуре, рассказал про другие ноты, а название нот — фундаментальное знание, базовое. Как алфавит или цифры. Ты можешь забыть, как доминантовые терцквартаккорды обратно в септаккорды сворачивать или в тоническое трезвучие разрешить, но «до, ре, ми, фа, соль, ля, си», если ты решишь с музыкой проститься, уйдут последними (шутка, не уйдут они никуда). Да, Джисон гордится собой. Потому что он рядом с Минхо и Дэхви всего ничего, а уже вложил свою лепту; его уже не забудут, это приятно. Когда Джисону было года четыре, в гости к ним пришёл отцовский приятель по бурной молодости — отец играл в панк-рок группе, его приятель сидел на клавишах, и пусть Джисон видел его один-единственный раз в жизни, он до сих пор помнит его имя и круглое лицо, потому что тот притащил с собой синтезатор и научил паре мелодий. Отец был против: ему же неинтересно, Джэ-Джэ, он музыкальные игрушки с балкона выбрасывает, а ты тут со своими гармониями; Джисон вырос, и не помнит ни одного отцовского товарища, кроме Джэ-Джэ. Джисон вырос и вслепую наиграет классическую гармонию в любой гамме. — Ты вырос, Джисон-а, мне так приятно видеть тебя счастливым. Обычно ты начинаешь улыбаться ближе к концу сеанса, а сегодня уже пришёл с улыбкой. И мне не пришлось вытаскивать из тебя слова, ты рассказал всё сам, заметил, с каким довольным видом? Согласись, тебе приятно думать о своих новых друзьях, о… потенциальном партнёре? Ты ведь так его рассматриваешь? Он тебе ближе как друг или как кто-то, с кем ты готов связать жизнь? *** Надо предложить Минхо встречаться. Джисон не торопится, в голове всё по полочкам. Он еле-еле дождался выходных. Минхо всю неделю держал его в курсе дел. Как они с Дэхви занимались по уроку номер два, сколько манду из забегаловки съели, сколько седых волосков насчитала на голове его мама (Джисон посоветовал хороший тонировочный шампунь, сам пользуется), сколько кроликов перегладили в контактном зоопарке. На праздник они всей семьёй сначала устроили барбекю на дедушкиной ферме, нажарили мяса, наквасили кимчи, потому что чуть ли не всё с прошлого месяца съели уже. Вечером пошли гулять в парк, там наткнулись, естественно, на целый парад развлечений на любой вкус (Джисон на обои поставил Минхо с жирафьими ушками и Дэхви со сладкой ватой, поддавшись внезапному порыву сантиментов). Потом подарками обменялись, и это было мило: дедушки и бабушки дарили подарки своим детям, те — своим, те — своим (четыре поколения собралось, вау). Минхо сообщил, что в этом году к его просьбам прислушались, и Дэхви никто не всучил по случаю какую-нибудь ненужную ерундовину. Зато подогнали билеты в аквапарк (когда Джисон узнал, что Минхо не умеет плавать, сдуру предложил позаниматься с ним, он, конечно, не именитый пловец, но уж удержаться на воде может, а Минхо сказал: меня Чанни не научил, а он ведь австралиец, и Джинни вот в школе в каждых соревнованиях участвовал, ты что, ко мне какой-то новый подход применишь, дорогой?), Минхо предложил присоединиться, если у Джисона будет время. У Джисона будет время. Он применит новый подход, и, возможно, облапает Минхо в воде — а как же без этого учить? …или это Минхо его облапает — на Джисона ссыпалось столько намёков о том, как было бы круто помять его задницу, что, когда Ын-сонбэ ругался (не чаще обычного), Джисон через раз вздрагивал, а до этого слово «задница» из общего шума не замечал никогда. Ах, как же это глупо — вестись на столь очевидные провокации, но Джисон свою ребячливость чувствовал лишь в положительном ключе, когда скидывал Минхо селфи в профиль и почти в полный рост — из примерочной магазина, где он искал себе новые джинсы (Ын-сонбэ слишком кстати пролил на старые — и любимые! — сломанный картридж для принтера). Тем более, то себя оправдало. Минхо замолк на добрых полчаса, а когда отправил «тебе идёт, поздравляю с обновкой», прикрепил селфи в ответ — большой палец у сложенных в поцелуйчике губ и топорщащиеся через футболку соски. И в этой битве неизвестно, проиграл Джисон или выиграл. Но доволен остался в любом случае. В среду Минхо и Дэхви вернулись в Сеул, но встретиться не удалось снова (у Джисона по работе всё готово процентов на шестьдесят, надо поднажать; у Минхо какой-то студент провалил срезовые тесты, и всю неделю будет оставаться после занятий на два часа, так что Минхо «сжалился» над остальными и прибавил к их репетициям те же два часа, чтобы «отстающий» не отстал снова). В четверг перед тем, как забрать Дэхви домой, Минхо поприсутствовал на родительском собрании в ючивоне, повеселил Джисона странными цитатами родителей и забавными историями, приключившимися с детьми за минувший месяц. В этот же четверг, но немногим позднее, Сынмин съехал в квартиру под ключ, которую ему нашёл «Джинни» — тот обитал где-то то ли в дизайне интерьеров, то ли в архитектуре; он то ли проектировщик, то ли декоратор, то ли визуализатор, maybe, all in one. Под ключ квартира была для взрослого, который не против оставить друзей на ночь, но не для родителя, планирующего выходные с ребёнком. Минхо три минуты смеялся в голосовое сообщение Джисону. Не насмехался над чем-то, именно смеялся, три минуты чистого задыхающегося смеха со звонкими полуистеричными нотками. Объяснение свелось в тридцать секунд: «Я пытался ему объяснить, что Дэхви не упадёт во сне со взрослой кровати, но этот…», — куда-то в сторону было брошено «Ким Сынмин — дурак», — «Но этот дурак по имени Ким Сынмин уже заказал детскую. Не кровать. Прям детскую, комнату, целиком. Ха-ха-а-а». В пятницу Джисон отослал файл «финальный_вариант_подавитесь_я_беру_выходной.zip» Хангёлю-PD, звонки от него перенаправил на голосовую почту, а уведомления с электронки вырубил вообще. Имел право, у него в контракте прописано, что он, как наиболее прошаренное лицо, может поставить точку в правках, если считает, что лучше уже не сделает. Или что правки (которых сделано не менее трёх) не к месту или не соответствуют характеру поставленной задачи. Или что «вы нихуя не разбираетесь в музыке, Хангёль-PD». Не нравится — пусть на аутсорс кому со стороны отдаёт, там хоть муравью хуй пусть приделывают. И в пятницу же он одним словом решил свою судьбу, отправив Минхо: «Свободен». Джисон постарался одеться так, чтобы не выглядеть фриком в глазах друзей Минхо. Надел то, что GQ признали в прошлом году «лучшим луком для внеофисных собеседований», не слишком строго, не слишком дурашливо: поверх рубашки с коротким рукавом слегка бунтарский кожаный пиджак, неброские карроты, и всё это всё равно подошло бы к его любимым белым конверсам Air Force. М-да. Если бы моделью для GQ был Джисон, этот лук выбрали бы антилуком года. Потом до Джисона дошло: когда он пытается не выглядеть фриком, он выглядит фриком. То есть надо пойти от обратного. И быть максимальным фриком. Пиджак полетел на стиралку, рубашка вернулась на плечики, карроты он сложил и вернул в стопочку в комоде. Прыгнул в спортивки, в которых прогуливался до круглосуточного или ходил в спортзал вместе с Ын-сонбэ (редко, но на них накатывало иногда), футболку взял ту, в которой сегодня дома сидел, а чё, чистая, вчера из шкафа достал. Толстовку прихватил первую попавшуюся из тех, что висели на вешалке. По-о-ойдёт. Волосы, конечно, ради толики приличия сбрызнул фиксатором, они у него непослушные только если он после помывки их не укладывает (объёма у корней ноль, ужас, кошмар, удалите). Губы бальзамом перед выходом смазал неброским, не для красоты, а чтобы увлажнить там, не трескалось ничего и всё такое. К тому же если с ним согласятся встречаться, то точно не из-за губ. Он же не сам Минхо, не Аюна и не Зико; Джисон подумал, что менее привлекательные губы есть только у процентов десяти людей в мире. Захочет ли Минхо их поцеловать? Вот у Минхо губы целовательные; это что вообще блядь такое, откуда взялись они, кто их вылепил, что за форма, что за цвет, как поверить, что настоящие, даже когда видел их вживую и по-настоящему, без сценического лоска и фильтров. Они всегда разные, в зависимости от улыбки, досады или раздражения (впрочем, как и сам Минхо); и, опять же впрочем, что в Минхо не целовательное? Точно не вампирский кусь под челюстью, и не капелька на крылышке носа (блин, она такая милая, пиздец, хватит о ней думать), не галочка кадыка, не вены на руках, не шрамы на животе. Джисон считает целовательным всё (даже ноги, он видел ступни Минхо и они даже меньше, чем его собственные, Джисон когда Минхо за пятку сцапал, непроизвольно сделал «ути-пути», за что получил щелбан). А в Джисоне что? Ну, как-то ему сказали, что у него boopable нос. Это вообще как по-корейски выразиться? Кнопочка, на которую хочется ткнуть? Просто «тыкательный» не подойдёт, потому что нужно уточнение про нос, Джисон не слышал, чтобы… «бупательным» было что-то кроме носа или человека, в чей нос хочется ткнуть. Блин, да, зачем искать синоним в корейском, если можно использовать кальку? У Джисона бупательный нос, вот. Хех. — Сири, через сколько приедет такси? — Примерное время ожидания: одна минута. Ну, Джисон, не дав себе и шанса отступить, запихнул в карман телефон, выключил свет голосовой командой «Нокс», вышел из квартиры. Yeah, Минхо решил представить Джисона своим друзьям, он сказал что-то вроде: «Из-за этих тупых свиданок мы уже пару месяцев нормально не собирались вместе, а в прошлый раз когда попытались — Сынмо меня опрокинул, ну, ты помнишь. Так что мы договорились на субботу; если у тебя нет планов или работы — приходи, только они немного… странные. Короче говоря, Хани, я пойму тебя, если не придёшь или быстро уйдёшь, я же помню, как ты на меня-то отреагировал, а они — концентрированное безумие, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя не оч», а у Джисона сложилось мнение, что у Минхо в принципе адекватных людей в окружении нет. Но и плохих — тоже. Ему это «концентрированное безумие» стало нравиться, нравилось, как поменялся его уклад. Тем более, он неплохо сошёлся с Чаном, если это можно так назвать. Чан всю неделю отсылал ему… о-о-очень неоднозначные «смешные картинки»: то мемы десятилетней давности, то морально устаревшие демотиваторы, то какие-то открыточки с собаками и надписями «доброе утро». Кстати говоря, Чан пёрся по собакам и всё собирался завести себе какую-нибудь бездомную милашку, когда ритм жизни наладит. А то он пока с Сынмином по гастролям и турам шатался, дома бывал от силы пару дней в месяц (из чего Джисон сделал вывод: Сынмин точно так же редко появлялся у Минхо и Дэхви, и пусть люди — не собаки, но тоже умеют скучать). В среду Джисон обсудил с Чаном породы собак, поругался на селекцию (некоторые современные породы — не что иное как издевательство над животными), похвастался малышом Ббамой, а Чан в ответ возьми и скинь свою фотку, где ему двадцать два, и на его голове выбеленные мелкие кудряшки, прям как у Ббамы. В четверг у них завязалась горячая дискуссия по уместности частого употребления английских слов в лирике, переросшая в шутливую игру «замени в знаменитой песне английские слова на корейские». В пятницу Чан прислал парочку интересных плагинов для Cubase вместе со статьями и видосами, и Джисон до двух часов ночи залипал в монитор. Если «Бинни-Джинни» хоть на один процент будут такими же дружелюбными, как Чан (теперь и Джисон звал его «Чанни-хён», что за помешательство), то всё пройдёт… нормально? Лучше, чем Джисон мог бы ожидать? По крайней мере, этого процента хватит, чтобы Джисон не ливнул, как сгоревший школьник, посреди процесса. А ещё, может быть, у них Джисон выведает, откуда Минхо узнал про Scissor (своему фристайлу Джисон дал название, довольно-таки очевидное, ну и пусть — он подумывал его допилить, отшлифовать и дропнуть, потому что получилось пиздато; в последний год Джисон как-то забылся вообще, клёпая однотипные песенки для поп-певичек, а для себя…). Вот встречу с Сынмином стойко вынести удастся едва ли, но Джисон постарается. Уткнувшись носом в карты, Джисон скорректировал маршрут, чтобы не с пустыми руками заявиться. Он не знал, что любят друзья Минхо, знал только, что любит сам Минхо (у них поразительно схожие взгляды относительно еды), взял пару блюд навынос (шашлычки, паровые булочки с разными начинками, креветки в кляре) и снэки типа крекеров, печенюшек и глазированных орешков. Район, в котором жил Минхо, был в паре шагов от старой студии Джисона, крошечной комнатки на чердаке офисного здания, где втроём хер поместишься — на головах друг у друга сидеть приходилось; но в сторону жилых домов Джисон никогда не сворачивал, максимум до детской площадки прогуливался, где сидел на качелях и грустил — иногда в хорошем смысле, иногда в дерьмовом. И что. Пришло сообщение: «делаю токпокки заходи открыто». Как будто Минхо предугадал очередную крошечную решительность Джисона. Джисон он ведь как: страшится, оттягивает до последнего — негативные догадки зачастую в воображении ухудшают реальность. А сегодня сразу, адрес получив, такси заказал. Ну реально не дал себе отступить, ни секунды на испуг не отвёл. То есть внутри он переживал, конечно, но преодолел свои привычки; ради Минхо же, который в обиду не даст. Жилой комплекс довольно хороший: внутренний двор закрыт от посторонних, Джисону удалось пройти потому, что Минхо расшарил ему ссылку на гостевой визит, Джисон свою личность подтвердил, а потом на почту упало уведомление, что он добавлен в охранную систему как доверенное лицо. Это… …очень приятно, оказывается. Знать, что тебе не нужно ни ключей, ни повторных идентификаций; что ты желанный гость в чьём-то доме, и что тебя принимают за своего. У Джисона аж сахарный привкус на языке выступил, походка запружинилась, расправились плечи… Да, конечно, он первым открыл доступ в свой дом, хотя мог ограничиться гостевым визитом. Они оба этого не сделали, рискнув; но если Джисону и терять-то нечего в случае злоумышленничества, то вот Минхо… Так что Джисон не думал, что ситуация развернётся в обратную сторону. То есть к нему лицом. — It’s the time of a sadness’ season, — бездумно начал напевать под нос Джисон, — It’s the time to break all the walls… Сезон печалей; настала пора сломать все преграды: хоть ты не веришь в «нас», вместе мы сможем нарушить кем-то установленные порядки, мы подтасуем результаты в угоду нам, мы сделаем так, чтобы «мы» могли существовать, пусть где-то это неправильно, где-то невозможно. Если решать будем мы, нас не разделят никакие стены. Ты делаешь меня счастливым. *** Он беспрепятственно зашёл в подъезд, с интересом поглядывая по сторонам: чисто и ухожено, здесь вполне себе можно представить семью с ребятишками. Как и в зелёной зоне перед подъездом, где пара деревьев, кусты зеленеют, с горок скатывается малышня, а на турниках зависают дети постарше. Минхо и Дэхви сюда… вписывались. Спокойствие, комфорт, приветливые соседи (с Джисоном поздоровалась милая леди с пуделем и престарелая почтенная госпожа с лавочки, хрустящая кукурузными шариками). Джисон нашёл бы квартиру Минхо, даже будь он беспросветным тупицей. Планировка этажей висела на первом у лифтов, был и список квартир, а в начале каждого коридора на стенах висели таблички-указатели. Подхватив пакеты поудобнее, Джисон взлетел по лестнице вверх, отгоняя рой настырных мушек-мыслей, слетевшихся на говёный настрой. Он жаждет увидеть Минхо, услышать его смех и запах, познакомиться с его друзьями, и, конечно же, поесть вместе, провести время бок о бок, предложить что-нибудь… сверх обыденного (с каких пор шлепки по заднице и ночёвки в одной кровати для Джисона обыденность — неясно). С другой стороны, он же опозорится. Ну по-любому ляпнет что-нибудь постыдное или не в тему, или не въедет в какую-то локальную шутку, или… перечислять можно до бесконечности. Дверь. Самая обычная дверь. Не знай, что за ней, Джисон никогда бы её не отворил. Из-за неё не доносилось и звука. Положив ладонь сначала на панель, Джисон дождался, пока индикатор — маленькая светодиодная лампочка — одобрительно загорится. Потом в эту руку пакеты переложил, чтобы взяться за дверную ручку. Та поддалась неожиданно свободно, без какого-либо усилия Джисон опустил её вниз. Дверь распахнулась. Хорошая звукоизоляция, подумалось Джисону: снаружи никаких отголосков двух сплетённых смехом голосов, крутящегося аляпистого клипа с музыкального канала, шкрябающего звона металлической утвари о миску. Но, стоило переступить порог, Джисон оказался поглощённым этим локальным хаосом. Вот почему в тот день Минхо не услышал ухода Сынмина и Дэхви: доводчик плавно вернул дверь на место, петли не заскрипели, сама дверь тоже признаков жизни не подала — захлопнулась за спиной Джисона бесшумно, видимо, замок в ней стоял не механический, а электронный. Джисон никогда здесь не был, но по многочисленным видеозвонкам прикидывал и планировку, и интерьер в целом. Из гостиной — за левым углом прихожей — доносились какая-то возня и высокие повизгивания, а кухня — в нише за правым углом — манила запахами; и кухня, и гостиная — единое пространство, пусть и пересеченное коридором да барной стойкой. — Ай-я-я! — завопил из кухни Минхо с разрывистой досадой. — Почему я не вижу лимона в холодильнике? Какая из задниц должна была его купить? — Твоя, вообще-то, — фыркнули из гостиной, пока Джисон разувался. Его приход остался незамеченным. Наверное, потому, что в гостиной рядом с диваном играла музыка, Минхо матерился на кухне, ожесточённо выдалбливая ножом по разделочной доске, а двери здесь тихие. В отличие от прихожей Джисона, здесь некоторые личности порядком явно не заботились: одна стильная кожаная туфля стояла на обувной подставке, вторая подошвой вверх валялась на коврике, чьи-то кроссовки на высокой ребристой подошве удосужились поместить на стойку в паре, но левая кроссовка стояла справа, а правая — слева. Джисон нашёл, куда приткнуть свои эйр форсы, и, пусть на обувном шкафчике лежали одноразовые тапочки, путь продолжить решил в носках. Они у него тёплые, махровые, с резиновыми вставками на ступнях. Шагать, гордо подняв голову, было… стрёмно как-то, но и не зажиматься же. Ай, бля, пусть будет как будет, сказал сам себе Джисон, и тут же надувшийся до предела пузырик напряжения в грудине, не оставивший лёгким места на дыхание, лопнул. Но главная жопная мышца всё равно поджалась. Насколько Джисон понял, сегодня посиделки «взрослые»: Минхо обронил, что Сынмин очень уж хотел увезти Дэхви к своим родителям — продолжение банкета, так сказать, он же День детей со своей семьёй пропустил. Немножечко жаль — Джисон бы с радостью посидел с Дэхви, может, Сынмин вернёт его ближе к вечеру, и Джисон при этом всё ещё будет тут? Громкие каркающие крики неопознанного происхождения стихли, и над спинкой дивана вдруг появилась чья-та макушка в чёрной бини. — А-а-ах! Сделавший два шага вперёд Джисон застыл на одной ноге. А потом всё-таки коснулся второй пола и чуть голову развернул. Диван стоял в центре гостиной спинкой к прихожей и правым подлокотником к кухонной нише. Джисон уже дошёл до середины барной стойки, поэтому, чуть повернув голову, увидел, как кто-то… Кто-то сидел на коленях человека, забившегося в левый угол дивана; этот кто-то со спины казался вроде небольшим, а вроде очень массивным — натянутая по бокам чужими царапющими руками футболка облепила подкачанное тело, даже ссутулившись, — наклонившись лицом к лицу — человек в бини выглядел мощным и сильным, такой наверняка без труда Джисону череп размозжить смог бы. А потом чужие руки с боков человека в бини скользнули вверх, пальцами по рёбрам как по струнам перебирая, и тот в пояснице прогнулся, голову запрокидывая и издавая нечленораздельные то ли стоны, то ли ругательства, то ли… — Отставить порнографию! — рявкнул Минхо прямо у Джисона над ухом, из-за чего он вполне мог бы оглохнуть. Маленькая кошачья ладошка прикрыла Джисону глаза, настойчивая рука отобрала пакеты. — Портите мне тут мальчика. Возмутители порядка и начинающие порнографы засмеялись в унисон, и, похоже, отлипли друг от друга, раз Минхо дал Джисону прозреть. Джисон не знал, какое именно чувство овладело им в больше мере: искромётный восторг из-за того, что подошедший Минхо чмокнул его в щёку, произнеся под ухо «здравствуй, Хани», или полнейший выпад в астрал из-за того, что один из порнографов — мощный и в бини — оказался Со Чанбином. Ёб твою мать. Сначала Ким Сынмин — эстрадный певец, молоденький «мистер Трот» и восходящая звезда корейских баллад, пачками записывающая OST-ы к мелодрамам. Потом Бан Чан — широкого профиля битмейкер, композитор и аранжировщик, человек с двумя сотнями песен в загашнике, но. Их было бы в несколько раз больше, не продавай он биты и готовые минусовки на аудиодрафте и битстарсе. А Джисон нашёл его аккаунты там, чёрт побери. При этом он ещё и продюсированием занимался, у него остаётся время на сон вообще?.. А теперь Со Чанбин — легенда корейского хип-хопа, которого когда-то срезали на втором раунде SMTM, а потом через пару лет он пробился туда же и сразу в судейство; он уделал парочку отцов-основателей в честных баттлах, он миксовал флоу, будто вместо башки у него блендер, он, своего рода, пример для подражания нового поколения. Джисон не его фанат, но как он мог не слышать его, не знать его в лицо, не иметь его треков в плейлисте? А Минхо, всё ещё дышащий Джисону куда-то в шею, и сам не промах — выпускает айдолов и профессиональных танцоров, ставит хореографию популярным артистам, сам на сцене блистает стабильно пару раз в год, отбирая у соперников малейшие шансы на победу и пополняя своё портфолио наградами национального значения. Посреди этих личностей Джисон ощущал себя ничтожеством. Липкая и вязкая трусость по щиколоткам вверх поползла — против роста волос и воли Джисона. Ну, Джисон же тоже не промах, а? Он ведь… он ведь тоже что-то да может, правда же? В нос ударил тот самый знакомый запах, который внезапно для восприятия оказался здесь везде: вился струйками по стенам, клубился в углах, заворачивал в себя каждую мелочь, на мгновение показалось, что Джисон видит дымные струйки и паутинки, оплётшие квартиру. В запахе была какая-то тревога, он усилился резко, словно его поршнем выдавило, но при этом был бескрайне приятен и не тревогу передавал, а, в противоположность, успокаивал. — Хани?.. — тон Минхо был твёрд, как и линия его плеч, разом обрубающая намёки на удавье спокойствие. Минхо переживал? Из-за чего? Судя по глазам Чанбина — очевидно, он и есть Бинни, а вставший рядом с ним — Джинни, — Джисон что-то упустил. Он опять в себя ушёл, что ли? Опять завис? — Йоу, — выдал Джисон расплывчатое приветствие, чтобы хоть как-то ситуацию разрядить и тишину, наступившую после зова Минхо, разбавить. Он, да, он боялся и он ступил, заглючил, а теперь и ерунду какую-то ляпну… — Йо-о-о! — не дал ему додумать Чанбин, громко взвыв. — Наш человечек! — и подошёл чуть ближе, чтобы кулачком в плечо сначала ударить, а потом подставить его на отбивку. И Джисон отбил этот кулачок своим. Потому что, ну, отчего-то Чанбину понравилось скупое короткое «йоу» вместо «приятно познакомиться, я — Хан Джисон, любите, жалейте, ой… то есть, жалуйте». — Бро, наслышан о тебе, классный ты, да? — подмигнул Чанбин свойски и руки сначала вширь раскинул, а потом на боках устроил. — Знакомься, Хани, — Минхо тоже опомнился, взял на себя роль хозяина положения, красивой линией подбородка указал прямиком на Чанбина. — Коротышка и дылда. — Слышишь, чудовище, ты свой бзик на двенадцати сантиметрах при себе держи, — закатил глаза «Джинни»; дылда, очевидно, он. Не потому, что высок и грозен как чанъин, он просто… чуточку выше их всех. Но это не он выдающийся, а они… не доросли. Чтобы Джисону было неловко перед человеком роста «Джинни», тому надо бы прибавить ещё сантиметров десять. — Я Хван Хёнджин, привет, белочка. Не обращай внимания, у Лино-хёна какое-то нездоровое мировоззрение: люди от ста семидесяти двух до ста восьмидесяти четырёх для него среднего роста, а остальные либо дылды, либо коротышки. Почему промежуток именно в двенадцать сантиметров?.. — Хёнджин пожал плечами, собираясь закончить, но Минхо бросился на него, намереваясь рот закрыть. Сквозь возню и театральную потасовку Хёнджин всё же закончил: — Видать, компен… фу, тьфу… компенсирует что-то! А-ха-ха… — и засмеялся, левой рот закрывая, а правой пытаясь отбиться. Чанбин смотрел на это всё с любовным интересом, а потом выдал: — У меня хотя бы дылда, а у тебя, Лино-я, только дилдо. Именно про эти локальные шуточки Джисон и размышлял. Ну, что не въедет, что в компанейский хор не вольётся — он уж устаканившийся, многолетний и трёхголосый, это как в треугольнике искать четвёртый внутренний угол и недоумевать «а что не так». Но Джисон въехал и посмеялся к тому же, потому что шутки про компенсации всегда смешные (Джисон шутками про компенсации компенсирует, кстати), и эта смешная тоже, но вряд ли правдивая — если верить глазомеру, там у Минхо чуть больше (всего на сантиметр-другой), надо будет попробовать, влезет ли это в ро… — Ёб твою мать, вы чего наделали! — гоготнул Чанбин, носком пнув свалившегося на Минхо Хёнджина в поясницу. Да, грохотнуло знатно, со своей вознёй они не просто на пол завалились, но ещё и пороняли всё вокруг. Хорошо хоть, что Минхо предусмотрительный и успел поставить «дань», принесённую Джисоном, на стойку. Иначе такой срач поднялся бы, что проще было бы не убраться, а съехать. — Лино-я, ты просил не портить тебе мальчика, но Джисонни вот сейчас такими охуевшими глазами смотрит на твои козлячьи скачки, что… — Да сними ты его с меня, — Минхо пыхнул недовольно, отталкивая от себя Хёнджина и разоряясь: — Адекватности ноль, что ли, не люди, а скотины. Чанбин хрюкнул в нос, но всё же помог поднять Хёнджина на ноги, при этом незаметно (но не для Джисона, вылупившегося на них чуть ли не до зума) огладив кусочек задницы и кончиками пальцев забравшись под кофту. Они ебутся, понял Джисон. Или не так грубо, но суть одна — этот Хёнджин половинка «Бинни-Джинни» во всех смыслах, и, вероятно, это о нём писали статьи журналюги и трещали интриганы в индустрии. Джисон слышал что-то о том, что Чанбин на людях появляется с мужчиной под ручку, ах, какой злобный страшный гейский гей, а ведь всегда такой на свэге, чё ж ты золотые цепочки и снэпбэки на радужные флаги и боа с перьями не меняешь? Какие гадости, в общем, до Джисона только ни доходили. Они были грязными, невкусными и в наивысшей мере отвратительными, вот Джисон и предпочитал не слушать. Здесь незнание сыграло ему на руку — он увидел Хёнджина как друга Минхо в первую очередь, а потом как партнёра Чанбина. Не как подстилку, не как модельную куколку крутого рэпера, чтобы для красоты, чтобы обслуживала. Иначе, кто знает, пришёл бы Джисон сюда с неверными установками и уёбским мнением дебила, который не до конца избавился от стереотипичного мышления. Ему за запросы о дуалах до сих пор стыдно, хотя о них вряд ли кто-то узнает; а всё почему? Потому что Джисону недоставало воли в некоторых вопросах. Он если не интересуется чем, то поверхностных знаний ему хватает, он не углубляется ни во что и спокойно живёт дальше. Вот ему сказали в школе «амбифилы как третий пол — ошибка», соседка высказалась про своего племянника: «Лицом мужик, а под яйцами пизда, ну как «природа» такое уродство создать могла? Это всё против Христа!», а Джисону-то что, это же не он его племянник, и он в трусы каждому первому не заглядывает. Так и здесь было бы: «О, так Чанбин мальчиков пользовать предпочитает, ну, да, у него образ-то вон какой! Дарк, ебать его в сраку, рэпер!». Хвала богам, у Джисона хватало мозгов просвещаться. — Дорогой, ты зачем взял столько, — Минхо уже сунул свой любопытный нос в бумажный пакет и зажмурился. — Я же написал, что токпокки делаем. — Еды много не бывает, х-хён, — блядь, ну ты и слабак, Хан Джисон. Что тебе мешало сказать это лёгкое, ненавязчивое «детка», когда оно уже сотню раз с языка срывалось и не ощущалось грузом? Посторонние? Эти посторонние не просто друзья Минхо, но и пара — похуй, в каком из смыслов, — и едва ли они обращались друг к другу как «господин Со» и «господин Хван». И то, что Джисон и Минхо не пара, не запрещает им милашничать. Минхо-то вообще легко перескочил на «дорогого», а так, между прочим, по традициям только супружников звать надо (и что, что мало кто придерживается этих традиций, сладкую запретную нотку в обращении это не умаляло). Тем более, то, что они не пара, Джисон собирается сегодня исправить. — Правильный подход, одобряю, — согласился Чанбин. — Джисонни, ты такое золотце, я приятно удивлён. А Джисон такой: что. Мы же в Корее, у нас тут культ еды, меня так растили, тебя так растили, всех так растят. Или кто-то в этой комнате не согласен с тем, что еды должно хватить всем? — Ну, стол ставьте, чего ждёте, — прикрикнул на Чанбина и Хёнджина Минхо, а Джисону сказал: — Руки мой и жопу пристрой. Хотя нет, подожди, её сюда сначала, — и в воздухе ладонью шлепок нарисовал. Джисон с места пулей соскочил и в ванную залетел. Её он тоже видел уже, в тот самый первый видеозвонок, Минхо тогда только-только из душа вышел, и случилось так, что видение это — распаренного, наверняка очень тёплого и влажного Минхо — замучило Джисона по самое не хочу. Зубная паста с прополисом, зубных щёток целая куча, не как у Джисона, а многоразовых, и все слегка потрёпаны; вот это — наиболее полноценная иллюстрация к слову «семья», не по крови, так по духу. Хах, надо же. Со Чанбин. У него, понятное дело, сценический образ имелся; учитывая стиль его исполнения, вырабатывалось определённое представление о нём как о человеке, и насколько же оно отличалось от… какого-то придурка, который на реплики Минхо тыкал себя пальцем в надутую щёку. Чанбин вроде как всегда на агрессивном стиле, у него всё по-хардкорному: клипы, читка, интервью, да и судейство на SMTM было таким, что некоторых ребят было жалко (до того момента, пока не вспоминалось, как самого Чанбина выпнули). В лирике Чанбина тоже прослеживались определённые мотивы — гангста, конфронтация, криминал, но это скорее было похоже на экшн-боевики и нуарные детективы, чем на «смари какой я опасный перец, щас как шмальну, тока трусы успевай подтягивать». И, конечно, было что-то вроде «я себя сделал сам», да и у Джисона такое было — неправда разве, разве они на изях себе имя сделали? А Чанбин в жизни немного отличается от всего этого. У него розовые носки и футболка с мультяшной ушастой свиньёй. У него парень есть — красивый до пиздюлин, про внешность модельную Джисон не с потолка взял. Этот Хван Хёнджин не кажется красивым, но тупым приложением к крутому мужику, каких за собой чуть ли не на поводке водят богатенькие папики (нечасто, но видеться с ними Джисону приходилось). «Джинни» из уст Минхо небрежное, но с толикой уважения, «Джинни» когда-то вытащил Минхо из депрессии, «Джинни» умеет колко шутить, а не обременённые самоиронией и интеллектом люди обычно дальше плоского юмора не продвигаются. Видимо, «Джинни» и сам крутой мужик. Джисон пока всё ещё плохо ориентировался как в пространстве, так и в коридорах своего разума. На него столько в последнее время свалилось, что осмыслить этого не хватит двух минут на помыть руки. А он тут больше двух минут, наверняка все подумали, что он запор поймал. Так и случилось: Минхо протиснулся в ванную со сложным лицом и в зелёном фартуке. — Хани? — руку на плечо положил. — Это всё слишком? — Детка, — наконец-то выдохнул застывшее в горле, — нет, ты… я просто… да, это слишком, но по-хорошему. Они здоровские, а я чувствую себя уёбком. — Я примерно представляю, — важно кивнул Минхо, и он так часто угадывал, что у Джисона в голове и на языке, что Джисону спорить смысла не было. Он вымученно улыбнулся, а Минхо его приобнял: — Что бы ты там себе ни надумал, — и на полуслове остановился, глаза прикрыв и ноздри раздув. Всё внимание Джисона приковалось к маленькой родинке, и он нестерпимо захотел в неё клюнуть, — моё мнение о тебе не изменится. Я-я… знаешь, Хани, все люди тупые. И я, и ты, просто в разных областях и по-разному. Поэтому я заранее предполагаю худшее. И в тебе тоже. И ты во мне? Сам же сказал, что хочется ко мне, даже если я ноги не мою или козявки ем. — Минхо-хён, — позвал Джисон по имени (так хорошо), — ты моешь ноги и не ешь козявки. И не мучишь котят. И не заводишь их тоже, потому что у твоих друзей аллергия, хотя ты настолько конченый кошатник, что у меня все мечты о собаке исчезают, не успев появиться. Ты — лучший, — Джисон не хотел отрываться от этих тёплых тёмных глаз, смешливо прикрытых веками, но на секундочку метнулся взглядом в пол, чтобы сбросить завороженность. Ведьма. — Я тебя поцелую. — Целуй, — хмыкнул Минхо. — Я разве запрещал? — Прямо сейчас, — предупредил Джисон, нахмурив брови. — Ох ты ж всевышние… Минхо головой полукруг описал, закатывая глаза. А как закончил свои выделывания, поцеловал сам. В губы. Поцеловал в губы. Его. Минхо. Джисону невдомёк было, что лучше глаза закрыть, а то перед ними картина страшная и непонятная — ещё больше коситься он не умел, вот так и глядел в размытую абстракцию с дрожащими ресницами в абрисах чёрно-рыжих пятен, Минхо ведь не чмокнул в губы или в нос — бупательный — а прям наклонился сверху вниз, шею вытянув, чуть набок склонившись, чтобы губами к губам, по-взрослому. Минхо его поцеловал; а у Джисона самый настоящий фетиш на запахи, оказывается, потому что в приплюснутый твёрдой щекой нос всё равно проникли ароматы, заставившие рот бесстыдно открыться и слюной наполниться; Минхо воспользовался этим по-своему, привнося собой вкус зубной пасты, сочного мяса и немножко того самого, с кислинкой от застоя. И нырнул в наслюнявленную лужу языком своим, а у Джисона всё: Атас! Кровля едет, крышу кроет; ноженьки подгибаются и коленки разъезжаются; — Минхо произвёл губами захват цели, недовольно рыкнул, потому что Джисон вниз куда-то уползать начал и между ними произошёл звонкий «чмок», когда нижняя губа Джисона из плена вырвалась; Минхо просто силу свою недюжую приложил, чтобы Джисона подхватить как-то, и чуть ли не на весу до стены дотащить, а там уж — сползай сколько хочешь, сам следом сползёт, наверное. Джисон покорно вёлся на всё, что Минхо делал, не потому, что он никогда не целовался (опыт поцелуев у него был), а просто потому, что функционировать нормально был не в состоянии. Его плавило, как Т-800 в «Судном дне», только он напоследок ни единого жеста не смог бы показать. В него упирались колено, горячее дыхание и пиздецки сексуальные губы, которые мяли и мяли его, а Джисон только и хныкал, и тянулся следом, лишь бы не отрываться, и куда-то в обхват шеи руки примостил, бессвязно большими пальцами круги наворачивая, отчего у Минхо на загривке всё дыбом встало. Они целовались целую вечность, и под наконец-то закрытыми глазами (веки опустились сами, когда его затылком о стенку брякнуло), наступила приятная темнота без панической светомузыки (какая к херам собачьим музыка, когда они чмокались, хлюпали, дышали шумно и жадно, елозили одеждой и Минхо стонал, когда Джисон делал что-то правильно). Блядь-блядь-блядь, ему что, заново учиться целоваться с поправкой на то, что целоваться надо с Минхо, от которого кукушка в ебеня учурюхала? — Хани, — опалил Минхо, на секунду оторвавшись, а Джисон припал к его блядской родинке на носу наконец-то, — я обожаю трахаться. — Ага, — бормотнул Джисон, содрогаясь под руками, бродящими по телу. А Минхо жадно куснул его куда-то за подбородок, добавляя: — И у меня сын. — Очаровательный, — подтвердил очевидное, одну руку на шее Минхо оставив, а второй судорожно собачку на молнии дёргая. Минхо очень, очень по-собственнически рыкнул. — И тебе придётся познакомиться ещё с кучей людей, — цапнул зубами линию челюсти и остановился, прижимаясь контуром губ к щеке. — Но трахаться-то я буду с тобой. Молния, наконец, поддаётся. Тщетно. — Зовите меня моральным уродом, — раздалось после настойчивого и грохочущего стука в дверь, — но я намеренно порчу ваш «момент», потому что хавчик стынет, вот пожрём — и хоть на потолке лобызайтесь, — несмотря на некрасивые слова и грубые формулировки, голос у Чанбина был максимально приветливым. — Чанбин-а! — прикрикнул Минхо, предварительно прикрыв уши Джисона руками. — Пошёл вон! Джисон разочарованно заскучал по теплу ладоней на себе, открыл глаза — всё это исчезло. Что там Джисон говорил про секс и что точно не даст свою задницу в обиду в первый же раз? В топку. — Пойдём, — Минхо наклонился снова и носом о нос потёрся. Джисон слышал, что где-то это — вид поцелуя. — Т-ты мой парень, окей? — должно было получиться уверенно, как будто он Минхо перед фактом ставил, нахально так, как у бэдбоев в американских фильмах. А получилось блеяние какое-то, аж от досады расплакаться захотелось. — Ну теперь да, — посмеялся Минхо немножечко с ехидцей, а потом опустил спесь, щёки Джисона ладонями стиснул и с облегчением произнёс: — Как же я рад. Всё обсудим, но потом, ладно? Я тоже ненавижу остывшую еду. И Бинни, который ворчит по этому поводу. *** — Ненавижу остывшую еду, — забурчал Чанбин в тот же момент, когда Джисон доковылял до него на шатающихся ногах и сел рядом. Перед диваном появился столик (на нём Дэхви упражнялся со своим мини-синтезатором), на столике появились чашки и тарелки, коробки из забегаловки в художественном порядке разложили; на лице Джисона появилось некое осознание: место рядом с Чанбином свободно, потому что Хёнджин сидел напротив него на полу, подложив бархатную подушечку, и что-то в телефоне листал. Поэтому, собственно говоря, у Джисона и был выбор: на пол или потеснить Чанбина. Намеренно так получилось или у них свои привычки оставалось только догадываться, но само это присутствие выбора в ситуации натянутые на колки нервы послабило. Если намеренно, то они невероятно внимательны и заботливы, если случайно, а с местами тут как у Шелдона, то, что ж… привыкнуть можно? Джисон смирился с мыслью, что друзья Минхо странные. Чанбин релоцироваться к Хёнджину не спешил, хотя могли же сесть вместе и не заморачиваться, Джисон бы поступил так: чувствовать своего человека под боком — одна из наивысших чёрточек блаженства. — И Лино ненавижу, — добавил Чанбин осторожно, поглядывая на коридор, чтобы вышеупомянутый не вышел и не затравил его домогательствами. Минхо остался в ванной, намекнув на кое-какие неудобства, и Джисон догадался, какие. — Знаешь, никогда бы не подумал, что буду ненавидеть лучшего друга за то, что он втюхался. Джисон из вежливости должен был спросить «почему», чтобы собеседник продолжил, но Чанбин в этом не нуждался. Всосав в себя всю порцию лапши с палочек, продолжил, пока Джисон снимал с себя толстовку: — О Сынмине он инфу хотя бы порционно выдавал, — и бровями поиграл, мол, понимаешь, о чём я? Джисон решительно не понимал. — А о тебе всё трещит и трещит. — Я его убить готов, — оторвался от набора сообщения и фыркнул Хёнджин, приподняв плечо и голову вскинув так, будто привычным жестом волосы отбросил. Но волос никаких у него, кроме милого выжженного в персик ёжика, не было. — Откуда он вообще о тебе столько узнал? — и взглядом смерил, оценивая будто Джисонову… эстетичность? Что за странное ощущение. — Вы без году неделю знакомы. — Джинни-я! — Чанбин загудел в нос с каким-то предупреждением, что ли. Джисон, закинув толстовку на спинку дивана, уже распаковывал палочки. Ему поднятая тема не то чтобы нравилась. — И что ты ему такого сказал, что он потом от тебя открещивался как мог, типа «я ему не подхожу, он же такой молоденький», — передразнил явственно Минхо Хёнджин, — «и красивенький, да у него же вся жизнь впереди, а я старый, дряхлый, разведённый и с прицепом». А ты... Ты ж обычный. — Джинни-я! — ещё громче. Джисону стало о-о-очень не по себе. Что эти двое делали, оставшись с ним наедине? Это и есть тот «перекрёстный огонь»? Или не двое; он не нравится Хёнджину? За глаза или уже успел крупно проебаться? — Он не так выразился, — состроил виноватое лицо Чанбин. — Не-не, братишка, послушай, — заспешил, потому что Джисон роднился с цитрусами: морщился коркой и кислым становился, — мы наоборот! Впервые его таким видим… Он же, бля, думает, что недостаточно для тебя хорош. Да-да, он так и сказал. — Я о чём и говорю, долбич, — надул свои и без того дутые губы Хёнджин. — Как ему удалось пошатнуть ебейшую самоуверенность Лино-хёна? Он стал слащавым. — Пиздец, — согласно произнёс Чанбин, не прожевав рулетик мяса в листе периллы. Их ему делал Хёнджин, телефон отложив, и уже следующий через стол тянул. — Псбибо, принцесса. — Пиздец, — и после этого Хёнджин решил прояснить: — Ты это, шанс не проеби. Где ты ещё такого найдёшь? Хозяйственный мужик, готовит — во, с огоньком, за любые позы и всякие новомодные игрушки; короче, Лино-хёну ты нравишься, всем ты нравишься, мы вас благословляем, пожалуйста, не ебите ни себе, ни нам мозги. Оки-доки? — Ебите друг друга, — хрюкнул Чанбин. — Аминь. — Да вы ебанутые, — не постеснялся высказаться Джисон после всего, что успел за этот объёбанный диалог испытать. У него же реально чуть сердце не прихватило. — Пытаетесь продать мне то, что и так моё. — С-су-ука, — во всю грудь вдруг затянул Чанбин, ударив себя по груди. — Не-ет, у нас пополнение в гадюшнике! — А казался таким очаровательным застенчивым мальчиком, — наконец-то, Хёнджин улыбнулся. Пусть и о-очень криво и с подвохом (как будто Минхо копировал), зато от души. — Ненавижу притворщиков. Не стесняйся высказываться, иначе ранишь моё сердечко. — Мне бы такое самомнение… — куда-то в середину реплики Хёнджина вставил Чанбин, и это относилось, похоже, к обескураживащим (в том числе и самого Джисона) словам Джисона. Как он мог ляпнуть такое, стыдоба-то! …только неправды в них не было, в словах этих. Притязательный к запахам Джисон со своим обонянием в парфюмеры мог идти или в дегустаторы, а самый крупный англоязычный форум по дуалам дал ему некоторые ответы (без них Джисон никак не мог). Изменение интенсивности запаха у дуалов происходило зачастую или в стрессовых ситуациях, или рядом с объектом интереса. Джисон не мог не заметить, что так происходит и с Минхо — неосознанно. Едва ли не впервые Джисон с положительной стороны оценил свою чуткость; в остальное время она только мешала, это он почему ноги перед сном моет — разят потому что к вечеру, даже если он весь день дома сидит чистенький в глаженых носочках. Хотя если бы не эта чуткость к запахам, то Джисон засрал бы себя до невозможности. И себя, и квартиру, и жизнь свою. Он когда ковидом преболел, месяца на два обоняние потерял, и во что тогда превратилась его комната и он сам?.. …такие неряхи Минхо не нужны, у него уже есть одна малявка, которая пока себя целиком и полностью обслуживать не может и не совсем понимает ни важности уборки, ни откуда берутся плесень, пыль и затхлость. Из ванной Минхо вывалился как будто навеселе, глаза у него блестели чересчур, губы приоткрыты и по ним за десять секунд язык пробежался уже дважды. А пахло ещё сильнее, чем до этого. Это нормально? В реакциях Чанбина и Хёнджина Джисон ничего излишнего не находил; интересно, как они вообще относились к Минхо как к дуалу?.. Не сейчас, а тогда, когда познакомились только. Ох, блядь, они же видели его беременным. Пока Джисон отчаянно жмурил глаза, представляя самое отвратительное зрелище из воображённых когда-либо — зелёную жижу в цвет соплей, гнусь летающую и жужжщающую, вьющихся липких червей, изрыгающих из себя, — чтобы внезапная волна жара спала как можно быстрее, Минхо глянул на телевизор. — Алекса, сделай погромче, — сказал. — Alien пу-пр-родакышн, — вчитался в плашку с кредитами поверх клипа, только что включённого. — Твоя же работа, Хани? Джисон неопределённо промычал. Да, это предыдущий камбэк девочек Хангёля-PD, и в кредитах указан продакшн их студии, названной в честь одного из первых релизов Джисона (никому не нужного, пусть знакомые до хрипоты восхваляли и лирику, и композицию, Джисон тогда был никем, да и как сольный исполнитель сейчас никто, если по-честному; трек висит в его профиле и портфолио и оценивается не как мироощущение Джисона и его исповедь, а как шаблон для штамповки лиричных треков подобного жанра). — О-о, Джисонни, да ты по телеку! — ахнул Чанбин, будто его самого не крутили по MBC Music круглые сутки, не он по данным K-Chart в Music Bank’е появлялся каждые два-три месяца с новыми дропами. — Хвали его, — почему-то голос Минхо начал удаляться. Тот зачем-то (или за чем-то) пошёл в прихожую, продолжив говорить, хотя разобрать из-за добавленной громкости было тяжело: — Он заслуживает… услышанным… и вообще, я… Хани такой… а он — елбадоб. Мда, Джисон не уверен, что такое сочетание букв, как «елбадоб», вообще существует, но из контекста и созвучия уже понятно, что если бы существовало, было бы нецензурным. Вернулся Минхо быстро, но не к ним. Он, всё так же продолжая возмущаться по поводу того, что работает Джисон с беспросветными идиотами, дальше носа своего не видящими, прошёл по коридору дальше, где его комната, детская и ванная. И в руках у него были эйр форсы Джисона, схваченные двумя пальцами за задники. — А? — вырвалось удивлённое; Джисон не въехал. Он что, в какое-то дерьмо вляпался и наследил в прихожей? Чанбин, покачиваясь в написанный Джисоном бит, вздрогнул вдруг и тоже взгляд поднял, оборачиваясь. А потом зашипел и цыкнул, картофелину носа к переносице подтягивая. — Ой. Хёнджин, вдумчиво разглядывающий клип, который Хангёль-PD намутил из крох своего бюджета, резко дёрнулся к Чанбину и такой: — Чего? — Мне не показалось, — зашептал Чанбин, и как у него вообще получалось громко шептать? — Надо по съёбам, — Хёнджин сделал страшные глаза, а потом с тоской глянул на стол, заваленный едой. Они и десятой части съесть не успели. Джисон вслух у них спросил «ну чего, ну чего», а оба этих красавца тактично отмолчались, сделав вид, что песня и клип на экране их интересуют больше всего на свете. — …и глупости же, правда? — из-за угла появился Минхо такой, как и прежде, но уже без обуви Джисона. Э-эм. Он собирался узнать, что происходит, но Чанбин будто случайно локтём ему в плечо засадил и сразу заворковал: — Ой-ой, Сонни, прости, малыш, я-я та-акой неловкий. — Вы буллите моё животное прямо при мне, серьёзно? — Минхо пригрозил Чанбину пальцем, присаживаясь рядом с Хёнджином. — И о чём я там говорил? — Что Джисон охуенный продюсер, мы это уже поняли, — страдальчески возвёл глаза куда-то в космос Хёнджин, — и все мы тут крутые дохера, но давайте о чём угодно, кроме музыки. Дома об этом слушаю, Морандуни о ней всё бахвалится, теперь ещё и здесь. — Не нравится — уёбывай, — ёмко возвестил Минхо, а Хёнджин ответил тем же: — Доем — и уебу, — и язык показал. А потом засмеялся, заваливаясь на пол и руками прикрываясь, потому что Минхо совершенно не стеснялся его пиздить за грязный рот. Джисон хмыкнул и присоединился к веселью. Еда в компании — круто, ему нравится есть вот так. В студии именно ужины и полуночные перекусы, когда он, Аюна и Ын-сонбэ собираются вместе в перерыве от запарных заказов, — самые лучшие периоды времени. Здесь то же, но как-то… по-домашнему? В студии Джисон не был «как дома», хотя там всё его, он всё выбирал под себя, а в квартире Минхо он впервые, но именно люди делали атмосферу, додавали то, по чему Джисон истосковался весь. В последний раз ему так же хорошо было, когда они с родителями и братом на выпускной пикник во дворе коттеджа устроили. На Джисона нагадила птичка, а в штанину папы заполз муравей, но зато… это бесценное время ничем не заменить. Оно навсегда. — …и что значит, что ты отказываешься играть? — затряс над головой Хёнджина Минхо той самой электронной доской для «целой кучи настолок, правда, Хани», которой успел похвастаться в первый видеосозвон. — Я не жульничаю, я просто больше, чем ты, хочу победить. Ты слабак, принцесска, и… — Я не знаю, как, но ты жульничаешь, и когда-нибудь я выясню, каким образом! — Да у тебя за сто лет ума не хватит! — Ты признался?! Ты признался! Бинни, Сонни, вы слышали? Этот мудила признался, что жульничает, просто мы ещё не поняли, как! — верещал Хёнджин, ловко уворачиваясь из-под карающих рук. — Подуши меня тут косвенным признанием вины, да даже прямое как доказательство в системе правосудия не считается основательным, — отбрил Минхо, — или играй, или целуй мой зад! Ах, жопная тема. За последний час, пока они роем саранчи уничтожали урожай на «поляне», Джисон посягательств на жопы в зоне досягаемости Минхо насчитал штук двадцать. И ни одно из них ничего в нём не вызвало — ни ревности, ни зависти (своё он тоже получил), ни возбуждения. Потому что, видимо, обеими своими сутями — разумом и чувствами, ему не подконтрольными — понимал их причину и обозначал как детские забавы. Как за косички дёргать или школьную сумку подпинывать. Хех. Просто дурацкая привычка, доставляющая удовлетворение, у всех здесь такие были; Чанбин, когда не знал, как выразиться, тянул то «йо-о-о», то «ньо-о-ох», Хёнджин за сердце хватался и глазки строил, Джисон вот коленками тряс (бесконтрольная отдача от кусочка импульсивности, выдранного из СДВГ), а Минхо… для собственного спокойства лапал жопы. — Давай, — обеими руками, устроенными на плече Хёнджина, Минхо тряс и тряс (бедняжку, пока рот не открывает, даже жаль бывает моментами), — реванш в машинках! — Реванш собираются взять проигравшие, а ты выебал нас без смазки, — заплакался Хёнджин, — и я подобное отношение к филейным частям своего тела терпеть не собираюсь. — У нас появился Хани, как ты не понимаешь, — Минхо настаивать не прекратил. — Если он полный лошара… — Я нуб, — встрял Джисон. — …если он полный нуб, силы будут равны. — Лино-я-я, — свернувшийся в клубочек на диване Чанбин, использовавший бёдра Джисона как подставку для ног (и чтобы он ими не тряс), загундосил: — Запихни свою раз в сотню лет пробуждающуюся лудоманию обратно в банку до следующего раза. Ньо, я устал. Я поел. — Ты каждый день по четыре раза жрёшь, — упрекнул его Хёнджин, а потом понял, что не в ту сторону воюет: — То есть да, Лино-хён, мы о-очень сытые, довольные и уставшие, — и вдруг взглядом впился в Джисона. Страшным таким, непонятно, что говорящим. «Успокой его»? «Не ввязывайся»? «Ты не знаешь, на что подписываешься ёбаным нейтралитетом»? «Спаси»?! — Один раунд, — сдался Хёнджин, в Джисоне не найдя поддержки. — По рукам, проигравшие как обычно. — У меня утром тренировка была, руки отваливаются, — не согласился с условиями Чанбин, вяло взмахнув перед лицом лапкой. Да какой — в колечках вся да в цепочках. — Если только не поменяемся, давай я — Сонни, а ты — Джинни? — Да ты шакалишь, ты в полтора раза больше жмёшь, хуюшки! Джисону требовались пояснения. Срочные. …эти идиоты почему такие мускулистые все? Потому что на отжимания в полной планке играют с дополнительным весом… Человеческим весом… Нормальные вообще? Джисон не то чтобы слабак, but fucking shit, it’s the bee’s knees! Отжимания с грузом — для отбитых фанатиков, в ряды коих, он, похоже, влился… — Stand up and show your skills! — c непередаваемым английским акцентом изрёк Минхо пафосно, кулак перед собой выставив, и это должен был быть вызов, но… произношение, хах, оно убивало весь смысл. Это милое, до колоты в лёгких (точно не от смеха, Джисон отвечает), произношение. Которого Минхо сразу же засмущался, раз начал пинать фанерный блок выдвижного ящика под дикий хохот Чанбина. — Ссыкло! А Чанбин поднялся, грудь колесом выпятил, руки дугами напряг, и так стал похож на Геодуда, только вот лицо такое с щеками улыбкой натянутыми, что Джисону уже невмоготу было смех сдерживать, он тоже засмеялся, пока Чанбин красовался, поворачиваясь так и эдак, делая вид, что бычит на Минхо и собирается его размазать. Минхо, весь такой фальшиво-испуганный, назад попятился, каким-то образом обошёл стол, не глядя и ничего не задев (то что у него рефлексы отличные — понятно, а тут ещё и пространственная ориентация с чутьём?), остановился напротив Джисона и внаглую уселся ему на колени. — И что теперь? Я в домике. — Как дети малые… — донеслось от Хёнджина. — Сонни, братишка, сделай милость, столкни эту вонючку, — Чанбин головой к плечику повёл, пальчиком опять себя в щёчку ткнул, вновь творя «милоту», ещё и бёдрышко оттопырил в модельную секси-позу. Минхо с каким-то налётом диснеевского злодейства гомерически расхохотался, на Джисоне распластался и растёкся, вздирая подбородок, мол, что ты мне сделаешь? …и после того, как Джисон его подхватил поперёк талии поудобнее, Минхо тряпичной куклой мотнуло и он оказался слишком близко от толстовки Джисона, за всё это время позабытой на спинке дивана за его головой. Его как будто выключило, он мягко, но настойчиво руки Джисона своими расцепил, толстовку эту потянул на себя и прижал к груди, как драгоценность, а потом встал и ушёл, ни слова не обронив. — Теперь точно по съёбам? — заново предложил Хёнджин свою гениальную идею, ничего Джисону не раскрывающую. — Погнали, — Чанбин медленно моргнул, а потом к Джисону обратился: — Приятного вечера, Сонни. Спасибо, что пришёл, рад был, наконец, с тобой познакомиться. Джисон на ноги вскочил и вскричал: — Куда?! Потому что происходило что-то пока необъяснимое, а сведущие люди собирались его покинуть, чтобы он один с проблемами разбирался. Чанбин сочувственно вздохнул, положив Джисону свою увешанную цацками лапу на плечо, сказал: — Ты справишься, мы в тебя верим. А в прихожей тем временем началась возня. Хёнджин свои ноги-палки обуть пытался, на одной ноге прыгая, а на вторую скукожившись натягивал туфлю. Одновременно с этим в зеркало пялясь и корча странные рожи. Джисон с Чанбином, чуть ли не посреди коридора вставшие, помешали Минхо, вышедшему из спальни уже с пустыми руками, немного в транс загнанному. Наткнувшись на препятствие он, как будто только что не лунатил, забухтел: — Чё столпились? Второе пришествие созерцаете? О, Хёнджин-а, ты куда? — Мне срочно домой бы, Лино-хён, — лукаво усмехнулся Хёнджин, успевший уже и обуться, и какую-то милую модную шапку натянуть. — Вы так рано сваливаете? — как и Джисону, Минхо от слова «совсем» не верилось. — Прийти только чтобы пожрать, и уйти — низко и подло даже для вас. В чём дело? — и, обогнув Джисона с Чанбином, направился к Хёнджину, как будто люлей выдавать. А Джисона такой волной запаха обдало, что он аж нос прикрыл. Чанбин зашептал — на этот раз действительно тихо: — То-то и оно, в общем, теперь это твоя проблема. И знай, если бы ты мне не понравился сегодня, я бы ни за что тебя с ним не оставил. Но ты понравился, а ещё в случае чего он легко с тобой справится, — завуалированное «слабак» Джисон услышал отчётливо. — Бинни-хён! — что он говорил про «не по себе»? Тоже отбой. Намечается какая-то локальная катастрофа. — Да объясни ты, в чём дело. — Что ты знаешь про альф? Альфа — буква греческого алфавита, слово, которым от низших до высших стилей речи обозначают что-то хорошее, лучшее, ещё это ярчайшие звёзды в созвездиях, а ещё доминантные особи в стаях, вроде как «вожаки». Всё это к странной бессознанке Минхо, в которой он делался не самым скрытным клептоманом, казалось бы, отношения не имело. — Ну, оно только начинается, у тебя будет куча времени загуглить, — Чанбин в нём словно разочаровался. И губы свои поджал, и глазами так выразительно обозначил лёгкую неприязнь, что Джисону стыдно стало. Он всё-таки проебался, это точно. А Минхо прошёл мимо них снова — обратно в комнату. Но уже с шапкой и шарфом, которые Джисон ему дал, чтобы не отморозил уши и не простудился. Тогда, аж целых две недели назад. Быть не может, блядь. Это?..