Если не сама школа, то спальни славян были наполнены суетой — оставались последние дни их пребывания в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. С одной стороны, это было радостно — предвкушение поездки домой, встреча с родными и друзьями. С другой же, было немного тоскливо покидать уже такой привычный Хогвартс. Студенты же британской школы магии были в схожих чувствах — все же и их друзья оказались за океаном. Но и те, и другие решили не давать грусти омрачать их последние дни.
Олег, решивший сбежать от шума, скрылся у Хагрида, где снова играл с Володаром и практиковал с ним защиту от разных заклятий. Но, по итогу, все закончилось тем, что лютоволку захотелось нежностей и почесать пузико. Опустившись на корточки, юноша усмехнулся:
— Обленились мы тут совсем с тобой, Володар. Тяжело будет потом в форму возвращаться.
— Не обленились, а отдохнули, — поправил его Люпин, стоявший чуть выше на холме. — В вашей школе слишком большая нагрузка.
— Потому что такой мир, профессор, — Волков обернулся. — Если ты не лучший — ты мертв.
— И ты так считаешь? — он спустился к ограде.
— У меня нет выбора считать иначе. Высшее общество ошибок не прощает.
— Как жестоко.
Олег только неопределенно кивнул и вернул внимание фамильяру. Правда, ненадолго — интерес перевесил; его долго терзал вопрос, в котором он всеми силами не хотел сознаваться.
— Профессор, могу я спросить кое-что? — поднял голову. — Касательно вашего обращения. Я знаю, это не то, что я должен спрашивать, но…
— Ты боишься, что внутри тебя тоже оборотень?
— Юлия Олеговна рассказала? — усмехнулся.
— И да, и нет. Нужно было понять, кто ты. Скажем так, не у тебя одного здесь «чуйка», — улыбнулся. — Но… Вопрос стоит лишь в принятии этой части себя, Олег. Если ты примешь себя, сможешь примириться с волком внутри. Если нет, что ж… Будешь как я.
— Такое сложно принять.
— Я знаю. Но для блага себя и остальных это нужно сделать, иначе пострадают невинные люди.
— Но Вы не приняли, — Олег повернулся к собеседнику, продолжая сидеть на корточках.
— И ты видишь, что произошло, — согласился Люпин. — Да и я не лучший пример.
Юноша усмехнулся. Действительно, ситуации были разные и итог их был бы разным, зачем тогда попусту рассуждать о них? Невеселых мыслей и без этого было больше, чем достаточно. Это понимал и Люпин, а потому решил перевести тему и поспрашивать студента о его впечатлениях от подобного рода поездки, о разнице в школах и прочем. Да, он обсуждал это все с Морозовой, но иногда интереснее послушать, как это все воспринимают дети. И Олег рассказал. В целом, он придерживался нейтральной позиции, говорил довольно объективно, выражая субъективное мнение только в самом конце. Римуса такой обстоятельный анализ, если это можно было так назвать, даже приятно удивил. Выразив мнение, что надеется когда-нибудь посетить сие учреждение образования, профессор покинул компанию Волкова, которого и так отвлек от дел.
За день до отъезда гостиные факультетов заполнил шум — студенты Хогвартса решили позволить себе шалость и устроить своеобразные проводы. Само собой, на Гриффиндоре зачинщиками всего действа были близнецы Уизли, а зная их… ничем хорошим это закончится не могло. Да и не должно было.
Все проходило после отбоя, когда малыши уже мирно спали в своих кроватях, а старшие курсы старались не сильно шуметь, но и не сковывать веселье излишней тревогой о том, что их поймают. В самом деле, когда это кого останавливало? Подростковый бунт есть подростковый бунт, он всегда одинаковый, хотя из поколения в поколение принимает разные формы.
И вот, гостиную «красного факультета» заполнили огоньки разных цветов, веселая музыка и шум разговоров.
— Тебе это начало года не напоминает? — протягивая другу стакан с огневиски, спросил Игорь.
Олег против воли усмехнулся, вспоминая Пилотку и весь тот веселый сюрреалистический кошмар, что там происходил. По правде говоря, Волкова удивляло то, что им не поведали ни о чем подобном; слабо верилось, что студенты Хогвартса все такие «законопослушные», особенно рыжие близнецы. Но если подобного и правда не было, то это было кошмарное упущение со стороны местной молодежи.
— Все, что я помню с начала года, это как пришлось нести пьяного Серого от сварожичей, не более. А ты там остался?
— Пришлось, — повел плечом.
— Коне-е-чно, пришлось ему, — многозначительно протянул Волков. — И совсем не из-за Юли.
— Иди к Лешему, Волков, — Гром с улыбкой пихнул друга в плечо и сменил его компанию на близнецов.
Но и Олег не надолго остался в одиночестве — его компанией вдруг стала Гермиона, скромно держащая в руках стакан с вином. Сделав глоток, он краем глаза наблюдал за девушкой; его забавляло, как борется в ней сильная, уверенная в себе волшебница и обычная смущенная девочка. Он знал, что может долго за этим наблюдать, но решил, что это было бы некрасиво с его стороны.
— Выглядишь так, будто собираешься умереть от собственного мозгового штурма, — спокойно заметил он, глядя на вечеринку со стороны.
— Я… — она вздохнула и тоже сделала пару глотков из стакана. — Я просто некрасиво поступила и не извинилась, и…
— Гермиона, — прервал ее парень, — все нормально. Все ошибаются. И твоя ошибка не настолько критична, чтобы так сильно из-за нее переживать.
— Возможно, — неуверенно согласилась девушка. — И тем не менее. Как минимум в Володара есть законное право на меня обижаться, — слабо улыбнулась.
— Он принимает извинения сахарными косточками, но я этого не говорил.
— Я запомнила, — хохотнула. — Вы утром уезжаете?
— Во второй половине дня. Так что проспаться должны успеть.
— Кто-то ожидал, что что-то подобное произойдет? — многозначительно выгнула бровь, на что Волков сделал самый невинный вид и пожал плечами.
Долго им постоять так не дали, шестой и седьмой курсы утащили их в самую гущу веселья, не давая оттуда выбраться, пока их состояние не было оценено как удовлетворительно веселое. А что значит «удовлетворительно веселое состояние»? Только тот факт, что находишься в том состоянии, когда тебя уже не держат ноги, а утром ты совершенно не помнишь, что творил прошлой ночью. Волкова до такого состояния, правда, не спаивали — как никак, он все еще восстанавливался после своего феерического падения с моста, да и не все зелья были хорошо совместимы с алкоголем. А потому ему представлялась прекрасная возможность наблюдать за всем тем «сюрреалистическим кошмаром» и запоминать, кто какое непотребство творил, чтобы потом долго припоминать эти кошмарно-стыдные истории.
Проводы продолжались до самого рассвета, пока не сдались самые стойкие. Олег, хоть и не был самым стойким, просто не мог спать, а потому, тихо сидел на ступенях, глядя как на улице становится все светлее и светлее. Было в этом что-то особенное. Это, как и полуночные разговоры на тихой кухне в разгар вечеринки, имеет свою особо личную атмосферу, когда ты предстаешь перед собой и другими совершенно в ином свете. Но сейчас представать было не перед кем, была возможность просто заглянуть в себя и понять себя чуть лучше, либо испугаться собственной темноты.
На завтраке все были максимально никакие, если вообще были. Шум Большого зала давил на непроспавшиеся головы, но ничего сделать с этим было нельзя. Дети они на то и дети, чтобы шуметь по поводу и без. Профессора же настойчиво делали вид, что не замечают или не понимают, что происходит, ровно так же, как ночью игнорировали шумы в гостиных. Запреты все равно никогда не работали на подростков, вне зависимости от того, насколько тяжелыми были последствия несоблюдения этих запретов.
Весь день замок провел в спокойствии без старших учеников, которые отсыпались в гостиных или приводили себя в божий вид. Славяне же, вместе с этим, перепроверяли свои вещи и потихоньку начинали покидать уже не свои спальни.
Когда же наступила пора уезжать, студентов вновь собрали в Большом зале, дабы попрощаться. И вновь британцы словили себя на ощущении, что славяне такие далекие и такие другие, что показалось, словно этих месяцев не было. Месяцев, что поменяли их мнение. Скоро все высыпали в коридор и в последний раз разбились на кучки. Золотое трио снова оказалось в компании старших славян.
— Знаете, что я вам скажу? — вдруг начал Гарри. — Если подумать, это пока был самый спокойный год в Хогвартсе.
— Неужели? — усмехнулась Юля, но потом в голове всплыли чужие рассказы, и она кивнула. — В целом, похоже на то.
— Не обольщайтесь, следующий год на вас хорошенько отыграется, — пророчески, как окажется позже, заметил Сережа.
— То есть, спокойного обучения вы нам не желаете? — усмехнулась Гермиона.
— Нет. Это скучно.
— Какая жестокость.
Они болтали ни о чем еще какое-то время, пока Морозова не дала распоряжение покидать школу и двигаться на станцию. Попрощавшись, славяне направились к выходу, но уже на крыльце их догнала компания, выразившая желание немного их проводить. Слабо улыбнувшись на это, компания вернулась к разговору, что вела до этого, развивая его так, словно у них было в запасе это несколько часов.
Иронично, что с Морозовой, идущей за студентами, случилось то же самое. Блэк шел молча, слушая обсуждение преподавателей о том, где им следует встретиться после увольнения. И если раньше это была просто эфемерная идея, то сейчас это был уже прорабатывающийся план.
На станции у них было еще немного времени, которое показалось сущим мгновением. Морозова свое мгновение, неожиданно, провела в объятиях Блэка и Люпина, после которых ей вручили несколько шоколадок и небольшую деревянную коробочку, с наказом открыть потом.
— Играете с моим любопытством, мистер Блэк, — улыбнулась она, но убрала все в карманы мантии. — Но только из уважения к Вам.
— Прекрасно.
У студентов мгновение закончилось тем, что Юля вручила Гермионе небольшую записную книжку, первые страницы которой были уже исписаны адресами почт, номерами пейджеров и прочими вещами, которыми девушка и ее друзья могли бы воспользоваться, если захотят с ними связаться. Прощание ознаменовалось коллективными объятиями и парой упавших слезинок.
***
Возвращение на каникулах, ко всеобщему сожалению студентов, не освобождало их от написания межтриместровых экзаменов. Но это было не таким страшным, как возвращение в общежитие своего отделения — это означало только две вещи: кто-то снова закатит вечеринку и польются тонны расспросов. Спасало только то, что и в ответ можно позадавать такое же невероятное количество вопросов.
Первыми в общежитие попали хорсичи, которых в театральной пафосной позе мафиозника в кресле ждал Вадим. Усмешка сразу появилась на лицах парней.
— Да-да, Вад, мы тоже безумно рады тебя видеть, — начал Волков, опуская сумку на пол. — И немного в шоке, что комната осталась на месте.
— Сам в шоке, — хмыкнул тот. — Вы же уже знаете, что вас ждет?
— Не предполагаем даже, — ответил Гром и скрылся в своей комнате.
Юноша очевидно лукавил, хотя и прекрасно осознавал, что две «попойки» с разбежкой в пару дней — это слишком. Останавливало ли это Вадима? Нет. Если уж он чем-то загорелся, то все. Для него провести Пилотку второй раз за год — да за милую душу, к тому же, смысл сохранялся: они приветствовали вернувшихся из странствия земляков. Волков же с каждым таким разом все больше убеждался в своей мысли, что запас отговорок у этого парня просто неиссякаем.
И пока студенты возвращались в привычный ритм жизни, перестраивались на родной язык, Морозова направлялась в кабинет Бессмертного, прекрасно осознавая, что ее ждет и что она там услышит. Единственное, что радовало, так это отсутствие Стрелкова с его извечной конской улыбкой.
Разговор выдался неприятный, даже тяжелый. Но итог его был не таким критичным, как ожидала Юлия Олеговна: да, ее уволили как преподавателя, но администрация Академгородка выразила желание забрать ее под свое крыло как выдающегося специалиста. Директор передал ей письмо и уведомил, что ее ответ ожидают в самое ближайшее время.
На самом деле, уволили ее условно — до конца учебного года она была все еще преподавателем, но вот после уже нет. Девушка возвращалась в свой аудиторный зал, а оттуда в кабинет, на ходу открывая письмо и пробегаясь по нему глазами.
— М-м, снова невидимая рука старших Морозовых, — хмыкнула она и убрала бумаги в карман мантии. — Кто бы сомневался.
Юлия, как и Олег, не любила подобные вмешательства своего рода в ее личные дела, но, к сожалению, сделать с этим ничего не могла. Ответ всегда был один: так будет лучше для тебя, для рода и для репутации. И кого когда волновало, что это совсем не то, что хочется молодой душе?
Неделя после приезда выдалась тяжелой у всех вернувшихся, а потому выходные они провели на Бульваре той же компанией, что и в начале года. Правда, уже немного спокойнее. Юлия думала в ту же сторону, а потому провела несколько часов в любимом кафе, посвящая свою прекрасную Улю в события последних месяцев, словно они не списывались каждый вечер. Единственная новая информация была о ее возможной работе в Академгородке.
— Ну, ты еще легко отделалась, моя прекрасная, — улыбнулась бариста.
— Да, я знаю. Хотя я была уверена, что до конца года меня не оставят.
— Студенты бы подняли бунт. Сама говорила, горячая кровь, буйный нрав. А кому это надо? Еще и с лучшими студентами школы.
— Золотые слова, — улыбнулась Морозова, потягивая кофе.
Вечером, как и полгода назад, Юлия вышла из кафе и как-то машинально двинулась в сторону площади. Настроение уже было не таким паршивым, как тогда, да и человеком она уже была иным. Другие мысли и переживания занимали ее голову. Но на мгновение ее накрыло дежавю, когда она вновь увидела своих студентов. Первым ее заметил Дима и начал активно махать, ведь не видел ее с отъезда из Хогвартса.
— Здравствуй, Дима, — улыбнулась она. — Я вижу, вы снова буяните?
— Ни в коем случае, — возразил Гром. — Просто обсуждаем, чем можно заняться на неделе каникул.
— Через пару дней начало апрелевки, так что я не понимаю, почему у вас вообще возник этот вопрос.
— Леший, точно! — Юля хлопнула себя по лбу. — Как об этом вообще можно было забыть?
— Вы только приехали и еще не успели вернуться в строй? — предложила преподавательница.
— Хорошее оправдание, — согласился Сережа.
— Рада, что вы оценили, — усмехнулась.
— А… как с Вашим вопросом об увольнении? — поинтересовался Олег.
Морозова быстро обрисовала ситуацию о своем пребывании на посту преподавателя по Чаровству, на что студенты коллективно тяжело вздохнули.
— Ничего, пару лет и будем с вами дальше вместе. В Академгородке, — улыбнулась.
— Это-то да, — начала Юля, — но как нам без Вас Стрелкова терпеть?
— Точно так же, как вы терпели в наш отъезд, но я вам этого не говорила, — как бы невзначай заметила девушка.
Гадкие, заговорщические улыбочки поползли по лицам подростков. Морозова довольно улыбнулась — радовало, что без нее жизнь Стрелкова станет, очевидно, только хуже.
***
Последний триместр всегда был самым тяжелым — учиться уже не хотелось, хотелось нежиться в лучах солнышка, наслаждаться свободой и посвятить свое время своим собственным делам и переживаниям. И такое состояние затрагивало всех: от двоечников до отличников и золотых детей школы. Разве что последним было чуть легче — преподаватели могли закрывать глаза на их выходки, что, собственно и делали.
И вот Прокопенко, как и Вологодской пришлось закрыть глаза на отсутствие своих лучших учеников. Причина отсутствия Волкова и Разумовского на занятиях не была доподлинно известна, но одноклассники покрывали их как могли, просто потому, что знали — они сделают то же, когда это понадобится.
Сейчас же, эти два юных лица скрывались от представителей Дисциплинарной комиссии, хотя прекрасно знали, что сейчас на патруле знакомые им люди, которые в случае чего не внесут их в список нарушителей. С другой же стороны, подставлять никого не хотелось, а потому юноши предпочитали не попадаться на глаза блюстителям порядка.
Их выбор пал на школьный Музей истории Колдовстворца, в котором они не были чуть ли не со знакомства. Попав в пустынную залу, юноши двинулись вдоль витрин, пока Сережа не остановился у стенда с наградами. Многие из них были подписаны его именем — он не забирал их домой, как делали это другие студенты, ему просто не для кого было их демонстрировать, его некому было хвалить, а значит зачем они ему нужны были? И Олег об этом прекрасно знал. Тихо подойдя, он опустил руки ему на плечи, мягко сжимая.
— Знаешь, — тихо заговорил Разумовский с легкой, немного болезненной улыбкой, — я все детство так тебе завидовал. По-хорошему.
— Знаю, — тяжело выдохнул юноша куда-то в волосы. — Знаю. И я все детство ненавидел себя, что не могу тебе никак помочь.
— Ты и не должен был. Ты и не мог.
— Не мог, — согласился парень. — Но теперь могу.
— О чем ты? — нахмурившись, Сергей обернулся.
Олег против воли начал улыбаться, чем заставил Разумовского прищуриться и сложить руки на груди.
— Что ты уже придумал, Волч?
— Ну-у… Что ты скажешь, если я предложу тебе провести лето у меня в гостях?
— Три месяца в родовом особняке Волковых? — выгнул бровь. — И в чем подвох?
— А подвох в том, — руки Олега незаметно переплелись за спиной Сережи, — что если ты однажды попадаешь в особняк Волковых, ты больше никогда оттуда не выберешься.
— С таким условием, я должен отказаться, — сжимая воротник пиджака, с усмешкой проговорил Разумовский.
— «Но»?
— Но кто я такой, чтобы отказать себе в подобном удовольствии, — закончил он почти в самые губы золотого мальчика школы.
И сразу после этого, схватив его за руку, Сережа бросился из зала — нагрянула ДК.
