Нужно любить, чтобы победить

      Нежное утреннее солнце, наполняющее комнату, медленно выманивало из плена безобидного сна, который забылся сразу, стоило только открыть глаза. Изуку глубоко вздохнул и потянулся, заново прикрывая веки и вяло растягиваясь на кровати, почти ложась на живот. Легкая пульсация во всём теле слегка усилилась, навевая воспоминания о прошедшей ночи, и Деку окончательно проснулся.       Он лежал с краю кровати, одна рука свисла немного вниз, одеяло не закрывало его плечи, а один уголок в ногах тянулся к полу. Прислушиваясь к утренней тишине, он услышал довольно тихое дыхание позади себя. Это был Кацуки. Изуку бросил мельком взгляд в его сторону, увидел, что тот лежал к нему спиной и, наверное, лбом упирался в стену. Кровать была довольно большой для одного человека, но для двоих уже мелковата, тем не менее Изуку это не смущало, и он не слышал, чтобы Кацуки как-то ругался по этому поводу, лишь иногда уходил к себе ночью, когда они проводили время в комнате Мидории. А сегодня он остался с ним в его постели, и на этой мысли Изуку улыбнулся. Они вместе уже очень долгое время, и Деку правда думал, что по-другому и быть не может. Он просто к этому привык.       Перевернувшись, Изуку пододвинулся к Кацуки, плечи и частично спина которого были оголены, и прижался сзади, уткнувшись носом в его шею ближе к линии роста волос. Изуку замер в таком положении на какое-то время, наслаждаясь дорогим теплом, нежился в полусонной неге любовного забвения. Коснулся губами кожи на шее, поднял голову и провёл носом по волосам, вдыхая их запах. Вчера вечером они заметно пахли шампунем, а сейчас этот запах полностью выветрился, остались лишь нотки пота, которые не казались чем-то неприятным. Изуку зарылся носом в эту светлую шевелюру, вдыхая поглубже воздуха, трепетно вспоминая сегодняшнюю ночь.        Быть с Кацуки — казалось ему чем-то естественным. Всё, что бы они не делали, представлялось правильным, необходимым каждому из них. Обычно они не так много времени проводили за повседневным досугом в свободные часы вроде совместных тренировок или занятий, просмотров фильмов или банальных разговоров на бессмысленные темы, которых и раньше было крайне мало.       Вместо этого они предпочитали другое.       Их первый раз случился две недели назад, с тех пор некоторые моменты в их половой жизни заметно изменились, теперь Деку по-другому смотрел на эти отношения. Его прежде юношеская нежность неосязаемо изменилась, преобразуясь во что-то более серьёзное, он перестал по-детски восхищаться Бакуго и признаваться про себя ему в любви, он видел и себя и его в другом ракурсе, через эти отношения он стал лучше понимать себя самого и свои желания. Чувствовал в себе безграничную силу.       Изуку прильнул щекой к спине Кацуки и зажмурил глаза. Он почувствовал, что Бакуго проснулся, но оставался лежать без движений, только его дыхание изменилось.       В их первый раз Изуку заплакал — но он знал, почему это произошло. Он понимал, что надломил в себе что-то, чтобы вырасти над собой и стать ещё лучше. Мудрее, разумнее, ответственней — он с ироничной усмешкой отмечал про себя, что это касается лишь отношений с Каччаном, но не его работы героем. Тем не менее всё, что было ранее между ним и Кацуки, только поверхностно меняло его, но сейчас изменилась его личность. Он чувствовал себя другим человеком.       Изуку тогда заплакал, потому что почувствовал это.       Он почувствовал, что теряет частичку себя прежнего, теряет что-то детское и невинное, нечто очень дорогое ему, но то, что в конечном итоге пришлось бы отпустить. Расставаться с этим было чертовски больно, но в тоже время он приобретал нечто другое взамен — не менее ценное и важное. В тот момент он, возможно, просто стал старше.       После их первого раза Изуку начал любить Кацуки иначе, но он даже не мог толком объяснить себе, в чём же это выражалось. Наверное, его сердце билось как-то сильнее и глубже, мысли становились более безумными и одновременно логичными, поступки были смелее и искреннее. Наверное. А может быть всё это — просто ощущение, которое имеет обманчивую природу и водит его за нос. Он этого не знал.       Но Изуку знал, что не может без Бакуго, что хочет оставаться рядом с ним и просыпаться так каждое утро до конца их дней.       Кацуки всё ещё не двигался, он лишь спокойно дышал, прислушиваясь к движениям позади себя. Изуку слегка касался носом его спины и невинно ласкал кожу тыльной стороной ладони.       Его поведение слегка изменилось с недавних пор, и, возможно, Кацуки это чувствовал. Их понимание друг друга как будто возросло, а привязанность стала несколько иной, перешла на другой уровень. Деку никому так не открывался, как Кацуки, лишь он сам был к себе ближе всех. Но допускал мысль, что это может измениться и не стал бы препятствовать этому, если бы такое произошло.       Он уже подпустил Кацуки к себе максимально близко, позволил ему пробраться не только в свои мысли, но и в душу. Кацуки был с ним во всём, и Изуку хотел держать его так же близко впредь.       Последнее время Деку почти не сдерживал в себе желание в физической близости с Бакуго. Они занимались сексом почти каждый день, были лишь редкие исключения, возникающие из-за усталости обоих или их занятости. Первые три дня Кацуки вовсе не прикасался к Деку, с его слов считая, что тому нужно восстановиться, но Изуку только один день чувствовал дискомфорт. Всё прошло хорошо благодаря их осторожности и неплохой подготовке. Изуку раздумывал над этим аспектом с огромной любовью и благодарностью. Он был готов отдать все заслуги Бакуго, что сразу и сделал. А вскоре они могли вновь наслаждаться друг другом.       Они не могли оставить друг друга в покое. Этот голод, что клокотал в горле безумным рыком, было невозможно укротить, их тянуло словно магнитом, вынуждая прикасаться до красных пятен на коже и помутнения в глазах. Один раз мог лишь ненадолго насытить их, а потом всё повторялось вновь.       Изуку именно за собой больше замечал такое. Именно ему хотелось погрузиться в омут страсти как можно глубже, именно в постели он получал того Кацуки, которого желал видеть в повседневности. Он видел в его глазах что-то, что пока побаивался называть любовью, и потому вглядывался снова и снова, пытаясь разобрать это чувство.       Изуку почти не смущался, когда начинал первым намекать на близость. Кацуки обычно усмехался в ответ, отвечая взаимностью, однако в его тоне всегда слышалось лёгкое недоумение. Изуку этому уже не удивлялся.       Его руки по-прежнему гладили спину Кацуки, он вновь поцеловал его в шею, привлекая к себе внимание, и тот приподнялся, наконец обращая на него свой внимательный взгляд.       — Что ты делаешь?       — Доброе утро, — улыбнулся Изуку, касаясь руки Бакуго, на которую тот опирался. Кожу её покрывали короткие светлые волоски, проводить пальцами по которым было очень приятно, так же была заметна крупная пухлая вена, которая шла вдоль предплечья и у которой едва просматривался сквозь кожу её светло-голубого оттенок; она становилась ярче во время тренировок.       Кацуки протёр глаза, прогоняя остатки сна.       — Сколько времени?       — Не знаю.       Бакуго покосился на Деку, что продолжал игриво поглаживать его, припрятав в уголках губ хитрое намерение. Кацуки с прищуром за ним наблюдал.       — Каччан, — позвал Изуку, он облизнул губу, прежде чем это произнести, — я хочу тебя, — прошептал он.       Его рука перешла к Кацуки на живот и потянулась к паху. Изуку этого не заметил, но у того на произнесённых словах задержалось дыхание и расширились зрачки. Он пристально следил за действиями Деку, пока тот ненавязчиво касался кончиками пальцев его кожи. Изуку нащупал его орган, отмечая про себя насколько же тот горячий, он приподнялся и потянулся к Кацуки за поцелуем, сначала касаясь его щеки, линии челюсти, спускаясь ниже к шее.       — Каччан… — опять позвали его.       Кацуки убрал его руку, которой Изуку почти сжал его член в ладони, и укусил за губу, мгновенно углубляя страстный поцелуй. Он подтолкнул Деку, наваливаясь на него, гладил ладонью грудь, немного грубовато потёр соски и скользнул вниз по рельефному прессу.       — Размер твоего либидо меня поражает, — хмыкнул он в губы напротив.       — А что ещё тебя поражает? — спросил Деку, на что Кацуки растерянно нахмурился.       У него не было заготовленного ответа на этот вопрос, но Изуку он и не был нужен. Его руки жадно гладили грудь Бакуго и спустились ниже, нащупывая вставший член. Тот был твердый, очень горячий и скользкий из-за смазки, которую уже размазывала ладонь Изуку по всей длине. Он хотел его как можно быстрее. Короткие, жаждущие поцелуи покрывали лицо и шею Кацуки, стимулируя его переходить к главному.       — Я хочу тебя, — настойчивее повторил Изуку.       — Я понял.       Кацуки сразу спустился рукой вниз, коснувшись напряжённого члена, и двинулся дальше, следуя за швом под яичками, который привёл его к дырочке. Он вставил сразу два пальца, которые вошли так просто, что он добавил третий. Ощущения всё ещё были непривычны Деку, чтобы он мог спокойно дышать, сосредоточиваясь на своём партнёре, вместо этого он сразу терялся в собственных чувствах, и, запрокинув голову, тяжело выдохнул, закатывая глаза.       Пальцы двигались напористо, расталкивали мягкие и влажные мышцы сфинктера. После их относительно недавнего раза, что произошёл прошедшей ночью, Деку был ещё неплохо растянут, это облегчало Кацуки задачу и доставляло Изуку головокружительное удовольствие. Он едва мог сдерживать рваные вздохи при каждом движении пальцев внутри. Это необычное и приятное чувство быстро полюбилось ему, и наверное, только благодаря Кацуки.       С чавкающим звуком внутрь добавился четвёртый палец, на что Изуку в упоении замычал, не замечая, с какой силой впивался пальцами в кожу Кацуки. Лицо последнего было напряженным и сосредоточенным, оно покраснело, на лбу виднелись капельки пота. Бакуго вставлял внутрь почти целую ладонь, но она входила не так легко, как пальцы, и он решил добавить смазки.       Бакуго лишь ненадолго отстранился, потянувшись к тумбочке, как за него начали жадно цепляться чужие руки, притягивая обратно к себе. В постели Изуку раскрепощался, становился нетерпеливым, страстным — просто неузнаваемым. И Кацуки поспешил вернуться к нему, его губы вновь прижались к чужим губами, тела вдавливались друг в друга, двигаясь в знакомых обоим ритмах.       — Ка… ччан… — только по просящему стону Кацуки понял, что ему больше не разрешают медлить, но он не вошёл, как рассчитывал Изуку, вместо этого он повернул его к себе спиной, сам встал с постели и потянул на себя за бедра к краю кровати. Изуку на мгновение растерялся и просто позволил тому делать то, что он хотел. Он быстро сообразил, что в такой позе Кацуки будет удобнее двигаться.       Бакуго быстро взял с тумбочки пакетик презерватива, разорвал его и натянул резинку на свой член, Изуку видел это одним глазом, когда повернул к нему голову.       — Можно без него, я не против.       — В другой раз.       Измазанными смазкой пальцами Кацуки помассировал дырочку ещё пару секунд, Изуку часто замечал, что тот слишком много лишнего времени уделяет её разглядыванию. Это было, с одной стороны, забавно, но Изуку в большей степени смущался и постоянно просил Каччана так не делать — но тот его редко слушался.       Наконец влажная и крупная головка прижалась к анусу и надавила на него, растягивая упругую и податливую мышцу. Член входил довольно просто, но Изуку всё равно зажмурился и застонал от этого внутреннего давления, что всегда поначалу вводило его в состояние дискомфортного напряжения. Он сжал зубы плотнее, сдерживая свой голос, понимая, что его могут услышать, и ждал, когда Кацуки войдёт полностью. Когда тот прижался максимально близко, Изуку почувствовал его яички, что коснулись его собственных, Кацуки замер и глубоко задышал, пытаясь совладать со своими ощущениями. Изуку почувствовал руки, что надавили на его поясницу, они погладили его бедра, растирали кожу так сильно, что скорее всего останутся следы, и крепко взяли за талию, потянув на себя. Изуку запыхтел, произнося имя любимого человека хрипящим голосом, и попросил двигаться. Он больше не мог ждать.       Бакуго потянул бёдра назад, почти вынимая член наружу, отчего нервы во всём теле Деку вспыхнули словно облитые бензином, кровь колотилась под кожей, била по вискам и в его член, погружая в чувственный экстаз. Это было слишком эмоционально, чтобы к такому привыкнуть, и Изуку переставал чувствовать себя разумным существом в этим моменты, от каскада физических ощущений темнело в глазах и терялась способность здраво рассуждать.       Он опустил голову, захватывая зубами одеяло, и громко мычал в ткань, при каждом малейшем движении члена внутри. Кацуки с наслаждение мял его бедра и глубоко дышал, поначалу двигаясь медленнее желаемого, привыкая к раскалённой тесноте, но, когда у обоих кончились последние силы терпеть, он сорвался в бешеный ритм, от которого пропадала возможность хоть как-то дышать. Изуку мог только вскрикивать при каждом мощной толчке, хватаясь пальцами за простынь. Они впервые делали это в такой позе, благодаря чему Кацуки мог двигаться сильнее, вкладывая в каждую фрикцию всё своё желание. Мокрая от пота кожа содрогалась от каждого шлепка. Изуку чувствовал, как чужие пальцы больно вонзились ногтями в его кожу, слышал, как Кацуки бормотал что-то, выражая своё наслаждение, которое получал благодаря Деку. Изуку почти не слышал его, оглохнув от невероятных ощущений, он чувствовал, как слезы текли по его щекам, размыливали взор, рывок за рывком бил его изнутри так восхитительно, почти попадая по простате, которую, к слову, Кацуки ранее не находил даже пальцами.       Изуку был готов потерять сознание в любой момент, он прикоснулся к себе и, повторяя за ритмом Кацуки, провёл рукой несколько раз вдоль члена. Его глаза закатились — и он кончил с горловым стоном, который изо всех сил попытался подавить, уткнувшись лицом в матрац. Силы мгновенно его покинули, он с трудом мог держать спину, его руки ослабли, и он осел под весом Бакуго, который только сильнее надавил на его плечи, наваливаясь сверху, и стал резче двигать бёдрами. Звонкие шлепки и тяжелое дыхание заполнили всю комнату. Как только собственный оргазм настиг Бакуго, он вжался бёдрами в задницу Деку максимально сильно и замер на некоторое время. Изуку с удовлетворением прислушивался к пульсации, что живым признаком их единения била его изнутри.       Со временем сердцебиение начало замедляться, голова — проясняться, а телу возвращался тонус. Изуку довольно выдохнул, ложась чуть поудобнее, когда Кацуки вышел из него и сел рядом. Под его весом промялась кровать, было слышно шумное дыхание.       — Тебе не надоело постоянно бельё менять? — спросил он.       Изуку обернулся к нему:       — Неа, — и засмеялся.       Кацуки в ответ хмыкнул.

***

      Изуку не ждал, что получит поддержку в своём выборе. Но факт в том, что он вовсе об этом не думал, сосредоточенный исключительно на Каччане и своих чувствах. Мир для него сжался до размеров двух людей, и когда кто-то посторонний нарушал его границы, он чувствовал непривычный для себя гнев.       — Почему именно он? Почему Бакуго? — спросил как-то Тодороки.       Изуку в ответ пожал плечами:       — Потому что… он мне дорог.       Шото впервые на памяти Деку выглядел таким серьёзным. Неодобрение в его глазах читалось столь чётко, что Изуку это больно задело.       — По-моему, он этого не заслуживает.       — Зачем ты мне это говоришь? — нахмурившись, спросил Мидория.       Быть может, его голос прозвучал слишком твёрдо и недружелюбно, потому что Шото не стал в тот раз настаивать на правоте своих слов. Скорее всего, он просто не хотел ругаться с Изуку и отступил, но Деку этого не оценил. Он был в корне не согласен с Тодороки: Бакуго в его глазах заслуживал уважения и любви. Он имел право на шанс, к тому же Изуку не считал, что тот как-то провинился перед ним. Конечно, Изуку не стал бы отрицать тот факт, что Кацуки вёл себя с ним слишком агрессивно со времён школы и до недавнего времени. Да, он бы соврал, если бы сказал, что ему это не причиняло боль, но только он понимал Кацуки, он понимал причины его поведения и был готов его простить. Он не хотел цепляться за такую мелочь и портить их отношения бессмысленными воспоминаниями о неприятном прошлом, он хотел двигаться дальше. Они оба перелистнули эту страницу своей истории, и впереди их ждало что-то новое и более важное.       Но Изуку не объяснял это своим друзьям, его реакция была одна — раздражение. Любой намёк на неправильность его отношений с Бакуго он пресекал почти сразу и лишь благодаря своей доброте не выражался непозволительно грубо. Однако один раз он огрызнулся на Ииду, о чём пожалел в тот же момент.       — Наверное, я могу понять твои чувства, Мидория, — сказал Тенья, — но я не могу сказать того же о Бакуго.       — И что?       — Ничего, я просто…       — Тогда нехер лезть ко мне.       Иида шокировано округлил глаза, его очки съехали на кончик носа, а рот слегка приоткрылся от удивления.       — Ох, прости, Иида-кун, я не хотел… прости, пожалуйста.       — Я попрошу тебя не разговаривать так со старостой класса, — строго произнёс тот, поправив очки. — Я пойду на урок.       И он ушёл, оставив Изуку с чувством вины. Очевидно, черты характера Бакуго отражаются и в его поведении. Не сказать, что это хороший признак. Но Изуку больше склонялся думать, что Кацуки на него хорошо влияет, как и его мать, которая всегда утверждала это. Изуку хотел думать так же, но все остальные, вероятно, считали наоборот, но вопреки этому у него были причины верить, что Кацуки оказывает на него положительное влияние: он чувствовал себя свежее, сильнее и увереннее — этого он и хотел всегда. Грубость Кацуки — особая черта, которая не была перманентной, она была изменчивой, всё зависело от окружения. Только это мало кто понимал.       На фоне отношений с Кацуки Изуку замечал не только хорошее, что происходило с ним, но и негативное. Никуда не делась эта странная неловкость между ним и его друзьями, и это напряжение с недавних пор усилилось, а оно и раньше бывало там, где рядом находились Мидория и Бакуго. Оно отталкивало Изуку от его друзей, и это правда вызывало у него грусть.       Очако в отличие от остальных не пыталась повторять своих слов, что уже говорила Изуку ранее, она просто избегала этих тем, а вслед за этим отдалялась и от него самого, предпочитая проводить время с кем-то другим. От него не отворачивались друзья на самом деле, однако ощущение одиночества усилилось в какой-то момент, и Изуку тоскливо вздыхал, когда оставался наедине со своими мыслями. Ему это не нравилось, и порой он раздражался. Изуку не видел того, на что пытались намекнуть ребята, в его глазах Кацуки был прекрасен, а наедине с ним вообще раскрывался с другой стороны; он был нежным, страстным, внимательным, хотел доставить удовольствие. Их первый раз прошёл удивительно великолепно, и всё благодаря Кацуки. Ничто не могло поменять мнение Деку. Каччан не был идеален, но он был уникален, за это Изуку его безмерно ценил и не хотел терять, с ним он был счастлив.       Он любил его всей душой. У него не было причин от него отказываться, и он не хотел их замечать.       Вглядываясь в спину Бакуго перед собой, сидя за партой, Изуку задумчиво вздыхал, краем уха слушая новую тему, которую в подробностях объяснял Сущий Мик. Отвлекшись на личные думы, он не сразу понял, что к нему обращаются.       — Мидория?       — А? — Изуку вздрогнул. — Простите, я просто!..       — Не летай в облаках, сосредоточься и записывай каждое моё слово, я за тобой проверю, — пригрозил он пальцем.       — Да, извините…       Изуку заметил, как Кацуки глянул на него, сверкнув красной радужкой, и тут же отвернулся. Он мотнул головой, выбрасывая ненужные мысли и сконцентрировался на уроке. В последнее время обычные знания не задерживались надолго в его голове, ему легче давались практические занятия. Ещё раз вздохнув и нахмурившись, Изуку заставил себя вникать в сказанные слова учителя.       Наконец урок подошёл к концу, но преподаватель оставил Деку в покое только после того, как заставил его выписать дополнительно пару правил из учебника в тетрадь, а потом отправился в учительскую. Изуку под смешки ребят выполнял поставленную задачу, в то время как остальные могли позволить себе чуть расслабиться во время перемены. В этот момент друзья Бакуго, к которым в их классе было принято относить Киришиму, Серо и Каминари, завели с ним разговор на тему сегодняшнего вечера; они поинтересовались у него, чем он планирует заниматься.       — Мы думали, ты захочешь присоединиться к нам на тренировке, — предположил вслух Ханта.       Кацуки не выразил особого интереса на данное предложение, он просто неоднозначно повёл плечами. Изуку в этот момент внимательно дописывал предложение в свою тетрадь и слушал их краем уха.       — Или ты предпочтешь провести время с Мидорией? — задался вопросом Денки и подмигнул Деку, который на произнесенных слова вскинул голову и, вопросительно округлив глаза, посмотрел на него.       Не было похоже, чтобы Бакуго смутил данный вопрос. Он вообще никак особенно не отреагировал. На самом деле с недавных пор Кацуки в принципе стал заметно спокойнее. На это обращали внимание почти все, в первую очередь его друзья. Это было так на него не похоже.       — Не знаю, — произнёс он.       — Мы ничего не планировали на сегодня, — ответил за него Изуку. — Так что, если он хочет, то может пойти с вами.       — А ты не хочешь присоединиться? — спросил Киришима.       — Я буду вечером тренироваться со Всемогущим, поэтому не смогу. Может в другой раз?       — Понятно, — кивнул Эйджиро, неловко усмехнувшись.       — Почему я не в курсе, что ты сегодня тренируешься со Всемогущим? — Бакуго глянул на Деку из-за плеча. В его глазах виднелась типичная для него серьёзность, однако в них не было злости.       Изуку её не увидел бы, даже если бы она там была.       — Я разве не говорил?       — Нет.       — Ох, ну, значит, я забыл, — Изуку усмехнулся и, чуть склонив голову, спросил: — Пойдёшь со мной?       Кацуки хмыкнул и отвернулся от него.       — Да.       — Хорошо. — Изуку ярко улыбнулся, обращаясь к друзьям Кацуки: — Вот теперь на вечер есть планы, он не сможет с вами пойти.       — Ну и ладно, хех, — сказал Каминари, а после секундного молчания вдруг неожиданно воскликнул: — Блин, поверить не могу, что вы теперь парочка! У меня мозг взрывается от этой мысли! Как это случилось — это невозможно!       — Да, у меня тоже мозги вскипают, когда задумываюсь над этим, — кивнул Серо.       — Все чувствуют тоже самое, не вы одни, — заметил Киришима, он сделал короткую паузу и продолжил: — Чёрт, не знаю почему, но мне кажется, что это круто. Честно говоря, я очень рад за вас, парни.       — Да, да, отвали, Дерьмоволосый.       И в ответ на ворчание Бакуго как всегда послышался смех.       — Ага, — поддержал высказывание Эйджиро Каминари, — я тоже так считаю, сам от себя в шоке, но на вас прям любо-дорого смотреть, Деку-кун так вообще солнцем светится! Из тебя, похоже, отличный бойфренд вышел, Кац!       — Сколько раз повторять, чтобы вы от меня отвяли?       — Да ладно тебе, признай, что это так.       — Давай, не стесняйся.       Изуку с улыбкой наблюдал за перепалкой, стараясь не смотреть в сторону своих друзей. Он просто чувствовал, что увидит в их глазах полное несогласие со словами Денки. Они уже говорили Изуку свое мнение, и он его не разделял. Ему не хотелось вновь услышать неприятные уху слова.       — Чего такого хорошего сделал Бакуго… — послышался ровный, но в тоже время полный яда голос Урараки. — Он даже за руку его ни разу не взял.       Изуку взглянул на неё и остальных одноклассников. На их лицах было написано молчаливое согласие, которое они пытались скрыть.       — А тебе надо, чтобы перед тобой устраивали целое представление, чтобы понятнее было? — пронзая Очако острым взглядом, сказал Кацуки. — Это никого из вас не касается.       Мгновение в классе повисла зловещая тишина, которую вмиг прогнал бодрый голос Каминари.       — Совершенно согласен. Кстати говоря, а вы целуетесь?       — Каминари-кун! — Изуку весь покраснел от такого вопроса.       — И не только, — произнёс Бакуго.       — Что ты имеешь в виду?       — Он ничего не имеет в виду! — Изуку ударил его тетрадкой по голове.       — Эй, что за херня!       Смех залил собой всё пространство.       — Ты нарываешься, Деку, — Бакуго ответил ему тем же, и уже его собственная тетрадь нацелился в голову Изуку. Тот, смеясь, от него защищался, но очень скоро сдался.       — Каччан, хватит, я порвал из-за тебя тетрадь…       — Ну и дурак.       Изуку показал ему язык и озабоченно принялся выпрямлять смятые листы. Кацуки прищурился и зыркнул на остальных, что в большинстве своём хихикали, глядя на них.       — Что смешного? — он прыснул и отвернулся.       Прозвенел звонок.

***

      Изуку с нетерпением ждал обеда, на сегодня запланировали приготовить кацудон — его любимое блюдо, он чуть ли не зайцем скакал от восторга, когда узнал об этом, и всё крутился возле Ашидо и Каминари, пока они готовили. Сегодня их очередь. Вид жареной куриной грудки в шипящем масле его вдохновлял, пикантный кисло-сладкий аромат витал в воздухе, вызывая аппетит, а от запаха чеснока и трав выделялась слюна.       — Деку-кун, ты мешаешься, — упрекнула его Мина, передавая тарелки Каминари, минуя Мидорию.       — Просто так вкусно пахнет! Не терпеться попробовать!       — Уже почти всё готово, — усмехнулась она. — Лучше подготовь стол, раз уж тебе заняться нечем.       Каминари в это время вёл себя немного дёргано и глупо шутил, но Деку не обратил на него внимания, он мог думать лишь о том, что очень хочет есть. Подготовив обеденный стол и расставив все приборы, Изуку продолжал ждать, готовый в любой момент схватить свою порцию. Остальные подтянулись к столу вскоре после того, как Мина пригласила их к обеду. Дежурные раздавали тарелки, Бакуго сел рядом с Деку, игнорируя глупые шутки своих приятелей. В этот момент ему дали его тарелку и он передал её дальше — Деку.       Изуку больше не мог ждать и, пробубнив неразборчивое «спасибо, Каччан», начал уплетать за обе щеки долгожданный кацудон.       — Деку, это не тебе! — вскрикнул внезапно Денки.       Именно в этот момент Изуку заметил, что что-то не так. Остановившись, он удивленно уставился на присутствующих. Опасное тепло во рту вдруг усилилось и начало щепать его за язык. Изуку сглотнул и напряженно спросил:       — Это что-то острое? — он приоткрыл рот и вдохнул поглубже воздуха.       — Это что-то очень острое, — хмыкнул Денки и обеспокоенно взглянул на него.       — Чего?! — рассвирепел Кацуки, от его выпада Каминари спрятался за спиной Мины.       — Что происходит, я ничего не понимаю? — озадаченно озираясь на остальных, спросила она.       Этого никто не понимал, только Изуку начал догадываться, что в блюдо добавили какой-то соус, который всего несколько секунд назад показался ему терпимым по остроте, но вскоре становился только злее. Он начал чувствовать сильное жжение на языке, которое мгновенно перешло в горло и перехватило дыхание. Его вдруг всего передёрнуло, и он закашлял, прикрывая рот.       — Деку-кун, тебе плохо? — забеспокоилась Очако.       — Мидория?       — Что ты ему дал? — рявкнул Кацуки на Каминари.       — Я ему ничего не хотел давать…       — Что ты ему дал?! — повторили вопрос.       — Соус! Я добавил в кацудон острый соус.       — Ты дебил что ли? Деку не может есть острое вообще! — рыкнул на него Кацуки.       — Я же сказал, что это не для него! Он для тебя.       — Чего, блять? — сильнее разозлился Бакуго.       — Мы хотели пошутить, — начал Денки.       — Кто «мы»?       — Ну, нет, не скажу, я своих не сдаю…       — Тогда ты умрёшь в одиночестве.       В это время Изуку согнулся над столом, пряча лицо в ладонях; боль от остроты стала вдруг ужасно невыносимой, у него заслезились глаза, и потёк нос, ему постоянно хотелось кашлять.       — Что это такое… почему так жжёт… — выдавил он. — Мне плохо…       Изуку кривил лицо от боли. Никогда раньше он не встречал подобной остроты, ни один ранее испробованный им соус вроде шрирачи не шёл в сравнение с этим, он причинял такую боль, что тело начала пробивать мелкая дрожь.       — Всем бы было плохо от такого количества: ты очень много съел.       — Дайте что-нибудь… — простонал Изуку, стерев слезы с щёк, сдерживая желание реально заплакать.       Бакуго вынул молоко из холодильника и передал его Мидории раньше, чем тот успел об этом попросить.       — На, — сказал он, открыв перед этим бутылку.       — Чёрт, прости, Мидория, я не думал, что так получится, это не тебе предназначалось, я хотел Кацуки разыграть, правда.       Изуку не особо слушал, что говорили ему лично, о чём переговаривались между собой его одноклассники и на что ругался Кацуки, он хотел только пить, надеясь, что ему это поможет. Он сделал один глоток молока, потом — ещё один, и ещё, пока не осушил бутылку полностью; его брови вновь сошлись к переносице от очередного приступа боли, он зажмурился, пытаясь совладать с ней. Она была странная, неконтролируемая и непривычная. С острой пищей у него сложились особые отношения, и его опыт в вопросах боли совсем не помогал.       Вздохнув поглубже, Изуку понадеялся, что это самое худшее, на что способен неизвестный ему соус, и дальше станет легче. Надо было только потерпеть.       — Прости, — снова извинился Денки       Изуку наконец обратил на него внимание, сквозь слезы улыбнулся и кивнул, а потом прикрыл лицо руками, надавив на глазные яблоки. Хотелось просто вывернуться наизнанку, чтобы спрятаться от этих злостных ощущений. Его горло свело спазмом, что мешало нормально дышать, из-за этого постоянно хотелось сорваться в кашель. Молоко практически совсем не помогло.       На плечо Изуку легка теплая руками Кацуки, он присел на соседний стул и вглядывался в его лицо обеспокоенными глазами. Изуку удивился бы этому, если бы не отвлекался на пламя во рту. Он чувствовал себя так, словно выпил кипятка.       — Дыши, Деку, вдохни поглубже.       — Всё нормально, Каччан, — уверил его Изуку, — скоро всё пройдёт, мне уже становится лучше, ничего страшного.       — Ты своё лицо не видел, ты как будто сейчас вырубишься.       Изуку с иронией посмеялся вперемешку с кашлем. Он был согласен с высказывание Каччана: в какой-то момент ему показалось, что потеряет сознание, но это чувство быстро прошло. Кацуки пододвинул к нему ещё одну бутылку холодного молока, содержимое которой пропало почти сразу.       Спустя несколько минут Изуку начал приходить в себя, и боль перестала быть настолько невыносимой. Кацуки приложил тыльную сторону ладони к его слегка влажному лбу.       — У тебя температура поднялась.       — Серьезно? Ты уверен? — Изуку улыбнулся. — Уже не страшно, меня отпускает, всё хорошо.       — Иди ляг на диван. Ты не встанешь, пока не перестанешь выглядеть, как припадочный.       — Хорошо.       У присутствующих были любопытные выражения лиц. Но Изуку не испытывал желания вникать в их чувства. Он обратил внимание на себя. Им овладела искренняя благодарность Кацуки за его внимание. В сознании скользнуло приятное понимание, что это все увидели. Скорее всего большинство даже представить себе не могло, насколько Кацуки на самом деле заботливый. Даже Изуку мог такое не с первого раза припомнить.       Он отправился на диван, как ему было велено, хотя в этом не было необходимости — ему уже стало намного лучше. Кацуки прошел вслед за ним и встал рядом, внимательно наблюдая за тем, как Деку присел на диван, пододвинув к себе подушку.       — Всё в порядке, Деку-кун? — спросила Урарака.       Она подошла к нему и приложила руку ко лбу, как это сделал недавно Каччан, совершенно игнорируя его ревнивый взгляд. Изуку ей улыбнулся.       — Точно всё нормально, мужик? — уточнил у него Киришима.       — Да, нормально, — ответил Деку им обоим. — Всё в порядке, спасибо.       — Что это вообще такое было? — взмахнул руками Иида. — Какой ещё соус?       Кацуки зловеще взглянул на Денки.       — Ты. Иди сюда.       — Нет, я здесь постою, — прячась за спиной Мины, ответил Каминари.       — Мне кажется, я понимаю, о чём идёт речь, — сказала девушка и отошла к холодильнику. Денки в этот момент перепрятался за спину Ииды. Ашидо принесла бутылочку и передала её Бакуго. — В холодильнике стоял.       — Мы хотели тебя удивить, — начал объяснять Каминари, — ты же любишь острое, вот я и достал особый экземпляр.       Кацуки рассматривал крошечную бутылочку с темно-красным содержимым, остановившись глазами на этикетке.       — Десять миллионов сковиллей? — произнёс он вслух. — Это вообще реально?       — Кажется, этим можно убивать людей… — Изуку посмеялся. — Это было слишком остро.       — О да, максимальная острота, пламя в бутылке! — хмыкнул Денки.       — То есть это для меня?.. — Кацуки фыркнул. — Давай попробую.       — Вау! Я должна на это посмотреть! — захихикала Мина.       — Не хватает только напряженной музыки, хе-хе.       — Каччан, не бери много, это даже для тебя перебор.       Бакуго вскользь посмотрел на Деку, не собираясь останавливаться. Он открыл горлышко бутылочки, понюхал содержимое и нахмурился. До ушей наблюдателей донесся его презрительный вздох.       — Тебе уже есть, что сказать, Кац? — заулыбался Киришима.       Кацуки на обратил на него внимание и вылили соус себе на палец, который оказался довольно густым.       — Каччан, это очень много, не надо столько, осторожнее, — снова заумолял его Изуку.       Теперь когда Деку попробовал нечто настолько острое, он начал сильнее беспокоиться за Кацуки. Для него этот соус всё равно что яд, который принадлежит австралийскому тайпану и способен одной каплей убить несколько десятков тысяч мышей.       — Расслабься, Деку, — произнёс Бакуго ровным голосом и наконец попробовал. Он немного помолчал, распробовав субстанцию на своем языке, и скривил лицо почти так же, как поначалу Деку, но больше с ним ничего не случилось, он завинтил крышку обратно и поморщился.       — Каччан?       — Вот это выражение я и хотел увидеть! — заулыбался Денки. — Правда я думал, что реакция будет веселее.       — Ну как? — спросила у него Мина.       — Это херня, а не соус.       — Другого ответа я не ожидала.       — Зато остро — это же главное.       — Нет, не главное, я люблю острые соусы именно за вкус перцев, они очень ароматные, здесь же нет ничего кроме остроты, он совершенно невкусный, даже запаха нет. Полный отстой. И откуда здесь взялось десять миллионов сковиллей? В каролине рипер, по-моему, два, максимум — три миллиона, но скорее всего меньше. Короче, это не соус, это… экстракт скорее, и есть это вообще не надо.       — Возможно, острота добивается какими-то синтетическими добавками, — предположил Деку. — Мне так кажется, я в этом не разбираюсь…       — Тогда тем более не надо жрать эту дрянь.       — Вот так вот значит. Хорошо, мы приняли твой отзыв, — хмыкнул Киришима.       — Жаль, что на тебя он не подействовал, — вздохнула Урарака, — я бы посмотрела, как ты плачешь.       — Не дождешься, Круглолицая.       — Не ругайтесь, — попросил их Изуку.       — Ладно, давайте уже садиться обедать, а то устроили здесь непонятно что.       — Ты точно в порядке, Мидория? — спросил Шото.       — Да, только немного губы горят, но это не страшно.       — Отлично.       Все вернулись к столу. Испорченный соусом кацудон пришлось выбросить, так как Кацуки не собирался его есть, потому что ему не понравился вкус, а все остальные побаивались пробовать, глядя на пример Мидории. Заготовок на новую порцию не хватало, и Кацуки просто отдал Изуку свой кацудон, а для себя решил приготовить что-то другое. На том и закончился совместный с классом вечер, после чего Изуку вместе с Каччаном пошёл ко Всемогущему.       Мидория с большой нежностью вспоминал этот эпизод. То, как вёл себя Кацуки, производило впечатление. Он был таким заботливым по отношению к нему. Это грело сердце. Изуку было приятно знать, что все могли не только предполагать, что Каччан способен быть таким чутким, но и видеть это собственными глазами. Он гордился Кацуки и чувствовал себя ещё более счастливым.