Мятный кот

— Да пошел ты нахуй! — не сдерживается Чимин и, хватая куртку, утирает слезы, обувается и, даже не беря с собою телефона, вылетает из квартиры, несясь вниз по лестнице. Пока пьяный в хлам Сынхун остался один в квартире, сидя на полу возле дивана, пытался прийти в себя после пощёчины. Омега шел по темной улице, окутанной ночью. Сколько уже можно?! Хоть раз можно прийти и оставить его в покое?! Ну хоть раз?! Вытирая слезы, Чимин быстрым шагом шел, сам не зная куда, но знал, что куда-нибудь. Вновь лил дождь. На улице было темно и практически никого. Ну конечно, какой идиот будет в три часа ночи шататься по городу? Только наш разбитый Мини, что не знал куда деваться и куда идти от удушающей его боли. Он буквально не знал, куда деться. Было неимоверно плохо и больно от этого всего. В голове бардак и много халатных и абсурдных мыслей, буквально каша. Ни одной трезвой и адекватной мысли не приходило в голову. Сердце было готово взорваться. Его… Его… Чимин даже не мог этого произнести мысленно, ведь осознание того, что чуть с ним не сделал Хун, не укладывалось в голове. А дикий страх окутывал с головы до ног. Чимину просто неимоверно повезло, что старший был очень пьян, ведь смог все же отбиться от него… Но если Чимин придет домой. То ему несдобровать, Бо обязательно сделает то, что хотел сделать с ним сейчас. Он домогался до Чимина, что за счёт нетрезвого состояния того смог убежать. Он безумно боялся альфу. А вдруг Сынхун как протрезвеет, пойдет его искать? Чимину уже будет несдобровать. Старший убьет его. Нет, так нельзя… Нельзя… Он больше не выдержит… Уж лучше умереть, чем быть использованным против своей воли! Лучше сдохнуть, нежели быть куклой в чужих руках! Не этого Чимин хотел. Он хотел спокойной жизни, хотел быть любимым и давать любовь. Хотел нормальных отношений! Но никак не быть изнасилованым и просто растоптанным как личность! Точно нет… Он больше не позволит над собой так издеваться. Нет! Ни за что! — Хахаха… Хахаха, — смеясь, утирая слезы, омега плетется по тротуару. Точно. Ведь если он умрет, никто же больше не сделает больно, правильно? Он же не будет больше чувствовать эту боль. Все же будет хорошо? Он умрет, и боль уйдёт, верно? Зачем вообще нужно было все это? Для чего? Чтоб поиграть на его чувствах? Сначала так хорошо играл хорошего парня, а потом… Потом… Снова всхлипнув, омега буквально захлебывался в своих слезах. Зачем обещать целый мир? Зачем обещать вечную любовь и вообще давать обещания?! Для чего?! Не будь он таким дураком, если бы не повелся, если б только знал… То ни за что бы не стал иметь какие-либо отношения с Хуном. Лучше бы послушал родителей и друзей, чем попер против них. Любовь?! Да какая, блять, нахуй любовь?! Ебаный цирк! Лицемерие и ложь, которую Чимин из-за своих розовых гребаных очков не замечал, пока не оказался на самом дне этого шоу под названием «реальность». Накинув капюшон, ведь было довольно прохладно, и слезы сливались с дождем, Чим брел по закоулкам, по которым никогда не ходил. «— Я тебя люблю. Я никогда не встречал настолько прекрасного омеги, как ты. И я понял, что кроме тебя мне никто не нужен, — проговаривает альфа, влюбленно смотря в глаза омеги.» Блядство… Самая настоящая ложь… Бредя не зная куда, Чимин и не понял, как его же ноги завели на крышу какой-то старенькой многоэтажки. Подходя к краю, Пак поднимает взгляд на небо, что лило такие же слезы, как и он, будто понимая, что он чувствует, рыдая вместе с ним. Так мерзко от самого же себя. В голове так много мыслей, но так пусто. Сердце мечется из стороны в сторону, не зная, в какой уголочек спрятаться, чтоб больше не чувствовать этой разрывающей боли, от которой оно кровоточило. Прикрыв глаза, Чим, совсем не боясь, встает на самый край, смотря куда-то вдаль, на черные тучи, поддаваясь холодным каплям дождя, пока холодный ветер обдувал, пробираясь в самые легкие. Дурак… Глупый, наивный дурак… Хах! Сам же себя закопал. Устроил себе сказку, а сейчас, как самый настоящий суицидник, стоит на краю крыши, вспоминая про слова родителей и маленькую сестрёнку. Он так жалеет о том, что не послушал их, что нагрубил и обидел вновь. Он такой дурак. Стоя на краю крыши, Чимин пытается надышаться этим воздухом, весь промокший из-за дождя, всхлипывает, роняя слезы. Он слишком долго терпел. С него хватит. Раскрыв руки в стороны, Пак прикрывает глаза, и уже собирается шагнуть, не надеясь, не думая, что кто-то его остановит, что кто-то прижмет к груди и скажет… — Ошибаться нормально. Ты молодец. Но прошу, не надо, — шепчет такой приятный и знакомый голос. Омега не заметил, как оказался в таких теплых объятьях, таких нужных, и, не сдержавшись, рыдает в голос. — Я буду здесь, слышишь? Я рядом, не бойся, все будет хорошо, — говорит Юн, отходя с омегой от края, что сжимал руками его куртку, рыдая в голос.

***

Все было как в тумане, словно какой-то вакуум. И все звуки были едва различимы. Было трудно шевельнуться и альфа открывает лишь глаза, сквозь толщу воды слыша голоса… — Нхх~х, — разлепив кое-как глаза, мятный с трудом садится на диване, не понимая, как на нем оказался. — Агр~х, голова. — Ох, боже, проснулся! — подлетает к тому красноволосый омега, начиная трогать чужой лоб, пока Мин, мыча, убирает чужую руку, плюхаясь обратно. — Что случилось? — трет лоб Юн, выдыхая, моргает, пытаясь сфокусировать взгляд. Голова раскалывалась, а тело ныло, будто он всю ночь бежал марафон. — Ты вдруг упал в обморок, пока переносил коробки с Чаном. Тебе плохо? — говорит Бек, пока блондин, заходя в комнату с водой и таблеткой от головы, подходит к мятному, что уже сел, хмурясь от боли в голове. — Я, видимо, упал на что-то башкой. Голова раскалывается, — бормочет Мин. — Я вообще ничего не помню… Ай~щ… Такое ощущение, будто меня весь день пинали… — Конечно, ты с лестницы полетел. Хорошо, что ты почти спустился, но все равно ступеней пять пролетел. Ты… Я тебя следующий раз сам прибью. Сколько раз говорить, чтоб ночами спал! Опять рисовал? — говорит старший альфа, отвесив Мину подзатыльник, что фыркнул. — Ты это моему отцу скажи. Я б рад поспать, но вылететь из колледжа благодаря работе своего родителя не хочу… Но до этого я нормально спал. Я не знаю, с чего это вдруг, — чуть хмурясь, проговаривает Юн и, беря стакан из рук старшего альфы, залпом осушил целый стакан. Такое странное чувство. — Ладно, не важно из-за чего, главное, что все хорошо, — говорит уже Бек, а Юн ставит стакан на тумбу. — Угу… — бормочет самый младший, вновь плюхнувшись и закрыв глаза, обнимает подушку, уткнувшись в неё лицом, устало промычав. Старшие лишь мотают головой и с облегчением выдыхают. С чего бы вдруг всему так болеть? Да и сам обморок казался ему довольно странным. Не было никакой причины, чтоб падать. Единственное, что помнит альфа перед тем, как отрубиться, это всплывшую непонятную картинку перед глазами и душераздирающий крик, что пульсировал в мозгах. Потом почувствовал, как по телу растекается резкая боль и все. Чуть хмурясь, Юнги пытался найти с этим что-то связное, но в голову ничего не приходило. Просто пусто… Это очень странно. — С~с, яй~щ, — прошипев, он морщит нос и, садясь, трет бок, что резко заболел. Возможно, когда он упал, ударился. Задирая кофту, пытаясь посмотреть, что там, альфа хмурится еще сильней, не найдя там даже покраснения. Пусто и все. Ничего такого, что бы могло вызвать боль. Вот сейчас он вообще ничего не понимал… Последнее время он замечал подобное, но сегодня это было пиздецки ощущаемым. Что это такое, альфа не мог объяснить. Такое ощущение, будто он какая-то ниточка, словно кому-то другому делают больно, но это передается ему и… Точно. Юнги вскакивает с дивана и, идя в коридор, обувается под взгляды Чана и Бека. — Юнги, ты куда? Уже поздно. Ты же собирался на ночь остаться? Что происходит? — говорит Бекхен, а Юнги накидывает куртку. В висках пульсирует… — Я не знаю. Но когда лично в кое-чем буду уверен, расскажу. Я домой, потом все объясню. Но мне надо идти, прости, — проговаривает Мин и, обняв хена, выходит, накинув капюшон, ведь лил дождь… Внутренний альфа скулил и рвался, словно хотя кого-то защитить. И Юнги догадывался кого. Хмурясь, альфа идёт, все время водя головой в стороны, отголосками в голове слыша чужие крики. А еще какое-то странное чувство внутри. Что-то тревожило и было странное ощущение. Какой-то необъяснимый страх вперемешку с необъяснимой болью, что щемила грудную клетку. Альфа хмурится сильней, идет по улице, пытаясь понять, откуда это все… А еще… « — Пожалуйста не надо! » Альфа встает как вкопанный… » — Я умоляю тебя, п-пусти меня, хватит! Отстань! » — Арх, — взявшись за голову, Юн хмурится… Это голос… Он… « — Хватит!» Чимин… Глаза альфы распахиваются в шоке, и Мин, оборачиваясь по сторонам, всматриваясь, чувствовал этот дикий страх, а чужой голос в голове вел куда-то. Ноги шли сами собой и вели куда-то. Альфа, срываясь с места, отчетливо слыша чужие крики, бежит, не понимая куда, но словно чувствуя, что надо, знал, куда они приведут. Поэтому, уверенно рассекая кроссовками по лужам, Мин бежал за неопределенным чувством и голосом, как будто на инстинктах поднимался по пожарной лестнице какой-то многоэтажки, слыша в голове уже крики, еще отчетливей, голос словно куда-то звал, а внутренней волк рвал и метал, рыча, срываясь с цепей. Влетая на крышу, Мин встает на месте, видя на её краю омегу. Ноги врастают в пол, а дыхание спирает. Эта картина. Она повторяется. Снова. Юнги стоит, смотрит на омегу, видя четко в его хрупкой фигуре прошлого себя. Мин отмирает, срываясь с места, видя как слегка пошатнулось промокшее насковь тело. И только по одному запаху феромон понял, кто это. Мятный подбегает, стаскивая оттуда младшего, прижимая к своей груди. — Ошибаться нормально. Ты молодец. Но прошу, не надо, — шепчет Юн, чувствуя, как трясется чужое тело, слыша просто такие отчаянные рыдания. Он лишь сильней прижимает к себе, пока сердце билось как бешенное, а голос в голове утих, давая понять, что он пришел к нужному человеку. Омега отчаянно рыдал навзрыд, прижимаясь своим дрожащим телом к нему, пытаясь укрыться. — Я буду здесь, слышишь? Я рядом. Не бойся, все будет хорошо, — говорит Юн, отходя с омегой от края, что сжимал руками его куртку, рыдая в голос. Прижимая к себе хрупкую фигуру, мятный нежно водил по сырым волосам. Теперь он не отпустит это чудо от себя. Не позволит больше страдать младшему и чувствовать эту боль. Сжав челюсти, понимая, что чувствовал омега, альфа сильней прижимает нежно к себе младшего, мысленно обещая себе, что набьет рожу тому ублюдку… Его «парню». Юнги был уверен в своих догадках и теперь ни за что не позволит этому чуду страдать. Он укроет теплом, заботой и лаской. Теперь он ни за что не отпустит омегу от себя. — Почему… Почему я?! Почему я должен страдать?! Что я делаю не так? В чем я так виноват?! — всхлипывая и заикаясь, Чимин буквально кричит, бьет альфу кулаками в грудь. Юн лишь молча стоит, позволяя выпустить младшему эмоции. Он все также обнимал и интенсивней начал выделять феромоны, зная, что они успокаивают Пака. Чимин отчаянно кричал, плакал, бил кулачками в сильную грудь, задыхаясь от своих же слез, пока ноги совсем не ослабли, и он не начал сползать вниз. Но и тут-то Юнги присел вместе с ним, все так же обнимая, начиная гладить по голове, а Чим, всхлипывая, обнимает его за шею, прижимаясь к нему, уткнувшись в чужое плечо, дрожа всем телом от переполняющих эмоций и холода. — Молодец, не держи в себе, выплесни все, что скопилось, позволь боли выйти из тебя, не копи, я здесь, я слушаю тебя, я готов выслушать и поддержать, я не куда не уйду, только не молчи, говори со мной, кричи, если надо бей, но не молчи, говори обо всем, что думаешь, о том, что чувствуешь, я слушаю, — шепчет на чужое ушко Юн, нежно водя ручкой по сырой макушке, трясясь от эмоций омеги, что передаются ему. — Я такой дурак, Юнги. Я так устал. Понимаешь, устал… Я больше не могу терпеть. Мне очень больно. Я так хотел кому-то рассказать, но я так боюсь. Боюсь его, — Задыхался от накатывающей истерики он, но все равно продолжал, заикаясь, говорить. — Я Любил его по-настоящему, а он играл со мной, притворялся, что любит. Я хотел уйти, но он не дал… Мне страшно. Я не хочу больше страдать. Не могу и не хочу больше это чувствовать. Я… — кое-как проговаривает Чим, глотая слезы, сжимая на чужой спине куртку в своих руках, пока холодные руки нежно прижимали к себе. Запах мяты пробирался под кожу и так приятно обволакивал. — Я не понимаю. За что он так со мною? Что я сделал не так? Почему он делает мне больно? Почему издевается надо мной? Зачем пристает ко мне, если не любит? Я не понимаю. Не понимаю. Я устал, запутался. Больше не хочу. Не хочу ничего. Не хочу так, — Повторяет как мантру он. — Я просто хотел быть счастливым. Хотел найти того, кто мог бы меня любить, как свою пару, как омегу. Хотел дарить любовь и получать её в ответ. Хотел просто быть как все омеги. А я… Хахах! — Начинает истерично смеяться он, хотя по щекам все также катятся слезы. — Я оказался всего лишь дураком. Я так ошибся. Он сначала казался таким хорошим, понимаешь? Сначала говорил, что любит, что дорожит, заботился, а потом… Потом, — еле связно говорит Чим, а Юнги молча слушает, все понимая, гладя по спине хрупкую дрожащую фигуру в своих руках. — Чшшш… Ты не виноват и ты не глупый. Просто не ожидал от него этого. Ты верил ему, доверял, ведь он очень хорошо притворялся. Ты просто поверил ему. Он обманывал тебя и ждал, пока ты влюбишься, пока доверишься и откроешься. Ты не виноват, просто так получилось. Ты оказался невинной жертвой. Ты молодец, что смог выдержать, ты умница, ты очень сильный. Но не надо думать, что суицид — это единственный выход. Слышишь? — он гладит омегу по спине и сильнее выпускает свои феромоны, пытаясь успокоить. —Есть много разных решений проблемы и путей. Просто нужно хорошо поискать… Мы обязательно найдем решение. Я помогу тебе. Ты можешь рассчитывать на меня, правда. Хах… Может сейчас это будет звучать, как говорят многие, но я действительно хочу помочь, слышишь? Я действительно не желаю тебе вреда. Я даже понимаю тебя, понимаю, что ты чувствуешь. Я тоже ее чувствую, твою боль. И я клянусь, что больше никому не позволю довести тебя до слез. Клянусь, что буду рядом и не допущу такого больше. Чимин, я обещаю тебе, что ты правда будешь счастлив и любим. Я обещаю тебе, что ты действительно будешь счастлив. Я готов нести за это самую настоящую ответственность, готов быть твоей опорой. Но мне важно знать, хочешь ли ты того же? Ты хочешь навсегда покончить с этим кошмаром и вылезти из этой ямы? Ты готов мне довериться? Готов мне доверять? — говорит Юн, беря заплаканное личико в свои руки, и смотрит с такой нежностью, уверенностью и серьезностью одновременно. Смотрит так, как действительно человек, который дорожит, который беспокоится. И Чимин даже сквозь слезы это видит… Будь это не Юнги, а кто-то другой, то он ни за что бы не поверил, не доверился, но почему то этот альфа вызывал доверие. Ему действительно хотелось довериться и верить. И Чимин, не в силах что-либо сказать, просто кивает, сильней начиная плакать. Ведь чужие слова были именно такими, какие он хотел услышать. Это именно то, чего ждала его разбитая душа, чего жаждало сердце. — Тогда я обещаю тебе, что сделаю тебя счастливым и подарю настоящую любовь. Я дам тебе то, чего не смог дать тебе никто из тех, кто окружает тебя. Просто доверься мне, и я обещаю, что сделаю все, что будет в моих силах. Ты теперь неотъемлемая часть моей жизни и очень мне важен, и мне действительно больно смотреть на то, как ты страдаешь. Я больше не могу за этим наблюдать. Я готов действительно любить тебя, — проговаривает Юн, а младший взрывается на новые рыдания, сильней обнимая того, прячась лицом в чужой ключице. — Спасибо, — еле выдавливает омега. Он так устал. В голове так пусто, на душе точно также. Но после слов старшего стало чуточку теплее, и кровоточащее сердце забилось чуть сильней, пока новая надежда на такое нужное и ожидаемое спасение поселилась внутри. Так они сидят на крыше под дождем еще около получаса, просто слушая дыхание друг друга и вдыхая феромоны рядом сидящего, сидели в таких нужных объятиях друг другу. — Давай, Мин~и. Надо вставать, надо ехать домой. — Нет! Не хочу домой! Не надо домой, пожалуйста. Не надо, не хочу. Он… — пугается омега и со страхом смотрит на Юна, готовясь перед альфой встать на колени, лишь бы не к Сынхуну. — Эй, тише. Я не собираюсь вести тебя к нему, слышишь? Мы поедем ко мне, хорошо? Я не пущу тебя одного фиг знает куда. И обратно не пущу. Пожалуйста, не переживай, мы поедем ко мне. Не бойся, хорошо? — начинает Юн и, садясь на колени перед омегой, улыбается, целует хрупкие ладошки такого же стоявшего на коленях Чимы и, вытерев слезы младшего, встает с тем. — Ну, все хорошо, иди ко мне, — говорит альфа и, раскрыв руки, вновь его обнимает. Тот до сих пор трясся, и Юнги, недолго думая, снимает свою куртку и накидывает на чужие плечики. — Вот так. Ты весь дрожишь. Давай, пойдем отсюда, — приобнимая того за плечи, они идут к пожарной лестнице, но Чим чуть не падает, и Юн, ловя его, берет на руки, видя, как младший скорчился от боли, держась за бок. Спускаясь вниз, альфа осторожно ставит младшего на землю, но обнимая того, чтоб не упал и достав телефон, вызывает такси. Чимин, все еще редко всхлипывая, прижимался к альфе, хмурясь от боли в теле, вслушивался в чужой хрипловатый бархатный голос, и улыбается, чуть посмеиваясь, сравнивая чужой голос с мурлыканьем кота. Юнги на чужую реакцию лишь тяжело вздыхает. У омеги буквальная истерика. Как можно было довести этого маленького, светящегося светом и теплом котенка до такого? — Котик… — бубнит омега, а Юнги лишь грустно улыбается. Убрав телефон, обняв того обеими руками, целуя в макушку. Больше не отпустит. Сделает все, лишь бы младший больше не страдал. — Да. Теперь твой котик… — шепчет мятный и, когда машина подъезжает, садится на заднее сиденье вместе с Чимом, все также его обнимая. Пока они ехали, омежка уснул, все также прижимаясь к мятному. Ему действительно надо отдохнуть. Омега морально вымотан и, ему нужен отдых, чтоб восстановить свои силы. Альфа расплачивается за такси и, беря Чиму на руки, заходит в подъезд. Выходя из лифта, Юн открывает квартиру и, разувшись идет, в гостиную. Кладёт на диван младшего и, сняв с того куртку и обувь, укрывает пледом и подкладывает под голову подушку. Пусть пока поспит. Пока Чим спал, альфа пошел на кухню и решил приготовить покушать, ведь надо поесть. Он более чем уверен, что Чим ничего не кушал. А еще Юнги отправит омегу в душ и на кое-что глянет. Ему нужно знать, правда ли на омеге следы побоев, потому что свою же боль в теле, что взялась буквально из неоткуда, он никак иначе не мог объяснить. Если боль омеги действительно передается ему, то сомнений нет — они истинные. Альфа был уверен в этом, другого объяснения он не находил. К слову, время уже четыре утра, а мятный хлопочет на кухне, то и дело бегая наверх, приготавливая комнату для младшего. Роется в шкафу своего брата и, отрыв пижаму, что примерно на глаз будет как раз Чиму, берет полотенце и относит все в ванную. Также он заранее нашел аптечку и все приготовив, прибрался дома, поглядывая на омегу. Юн и глаза за все утро не сомкнул, то и дело хлопоча по дому, нашел вещи, что будут как раз Паку, и нашел домашнюю одежду, которую тот потом сможет надеть. Так он провозился аж до двенадцати. Он успел уже сходить в магазин и купить продуктов и недостающих лекарств в аптечку, вернулся домой. Чимин все еще спал, и Мин, тяжело вздыхая, умилился с того. Вот как не влюбиться в этот комочек света? Разложив продукты и подогрев приготовленную утром еду, альфа идет будить младшего. Присев перед диваном на корточки, Юн смотрел на милый спящий профиль омеги. Такой милый… — Эй, Чим, вставай, просыпайся, надо покушать, слышишь? — начинает шептать Юн на чужое ухо, а Пак, хмурясь, разлепляет глаза. Видя перед собой мятного, сначала ничего не понимает и, садясь на кровати, грузится, вновь подняв взгляд на того. Воспоминания сегодняшней ночи пришли в омежью голову не сразу. Поэтому тот минуты две просто смотрел на Юнги и не мог понять, какого хера происходит. — Ты как? — спрашивает с опаской старший, садясь рядом, смотря на чужой профиль. — Я вроде живой. Жить можно, — бормочет младший и, кое-как придвинувшись к старшему, обнимает. — Спасибо тебе, правда. Спасибо, что пришел и остановил меня. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. Спасибо тебе огромное, правда, — шепчет Пак, чувствуя, как слезы снова наворачиваются. — Ну ты чего? Ну не плачь. Все хорошо, пожалуйста. Так, ну-ка не плакать, а то голова болеть будет, слышишь? Еще успеешь наплакаться. Когда чуть отойдешь от той истерики, можешь снова плакать. А сейчас пойдем кушать. Ну, выше нос, все будет хорошо. Пойдем, — беря ситуацию под контроль, альфа берет хрупкую ладонь в свою и ведет омежку на кухню, что плелся за тем, утирая слезы, улыбаясь. Вот откуда свалился этот мятный кот? С какого неба? А самое главное, за что? Приведя младшего на кухню, он сажает того на стул и, положив рамена с мясом, ставит перед тем на стол. От тарелки так ароматно пахло, что омега, прикрыв глаза, просто вдыхал аромат. Так вкусно пахнет, даже есть жалко. — Чай будешь? — спрашивает старший, а Чим, кивнув, берет палочки, все же начиная кушать, ведь желудок запел серенады. Юн, лишь улыбаясь, делает тому чая и также ставит перед ним, вместе с круассанами с шоколадной начинкой. — Приятного аппетита, — желает альфа, и, зевая, садится на против, ставя перед собой чашку такого же чая. — Спасибо. А ты разве не будешь кушать? — спрашивает Чим с небольшими паузами, смотря на Юна. — Нет, я уже перекусил, пока готовил. Кушай, — помотав головой, он лишь улыбнулся и отпил чая. Дабы не смущать омегу своим взглядом, Мин смотрит в стол, думая. Стоит ли сейчас омеге говорить о их истинности или все же потом? Да, все-таки лучше пока повременить. Сейчас надо обсудить кое-что поважнее. — Слушай, ты сейчас покушаешь, сходи в душ, все же ты вчера весь промок. А еще надо обработать твои раны. И не отнекивайся. Уммм. Откуда я знаю про них? Ну, тут не трудно догадаться. Во-первых, тот раз в туалете ты неспроста не хотел идти в медпункт, что у меня уже тогда вызвало подозрения, и я уже тогда стал думать, что над тобой издеваются. Во-вторых, после твоего упоминания якобы «парня», я стал в этом все больше убеждаться. Ну а вчера убедился целиком. Ты хромаешь и вчера чуть не упал, — отвечает на все немые вопросы омеги, которые даже и в голове того появиться не успели, Юн отпивает еще чаю. Говорить про то, что его боль передается и ему, он пока не стал. Об этом скажет чуть позже, когда омега оправится и будет точно уверен в том, что ему можно доверять. — Я… Ух… Ну хорошо… — не зная, что и сказать, проговаривает Чим, поджав губы. — Амм. — Сменную одежду я тебе дам, все нужное для обработки синяков и прочего у меня тоже есть. Если тебе некуда идти, можешь пожить у меня, я буду только за. У меня есть двоюродный брат, он тоже омега. Он живет в Пусане и иногда приезжает ко мне. Поживешь в его комнате. Уммм. Если хочешь поехать жить к друзьям или родителям, я отвезу. И собрать вещи из бывшего «дома» я тоже помогу. А еще, если этот ублюдок объявится, звонишь мне. И да, не бойся, к нему я тебя не отправлю и не позволю вернуться к этому уроду. Насчет того, как я узнал где ты, то просто попал под дождь и гулял, я почувствовал твои феромоны и пошел по ним. Так и нашел тебя вчера. И да, все что я вчера сказал, я сказал всерьез, — говорит вновь альфа, а Чимин закрывал и открывал рот как рыба, не успевая вообще что-либо сказать, как Юн наперед отвечал на все вопросы. — Хорошо. Я верю тебе… Эм… Можно мне какое-то время пожить у тебя? Просто… Уммм… Я пока боюсь вернуться к родителям… — говорит виновато Чим, а Юнги лишь кивает. — Хорошо. Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе понадобится и я… А~й, ладно, не бери в голову. Ты кушай, я буду пока что возле ванной ждать, не хочу напрягать тебя, поэтому кушай в покое, — проговаривает Юн, явно хотя что-то сказать, но, видимо, передумал. Омега лишь провожает того взглядом, продолжая кушать. Сейчас он переваривал все произошедшее и сказать, что счастья и тепла сейчас было через края, ничего не сказать. Если честно, Чимин давно ловил себя на мысли, что Юнги ему симпатизирует и нравится… И порой даже думал, что бы было, будь они парой и прочее. И Чимин действительно рад, что именно этот человек оказался рядом в этот трудный момент. Благодарности не было границ, и, покушав, омега чуть прихрамывая, идет к мятному, сполоснув при этом за собой посуду. — Я все, — подойдя к Мину, омежка поднимает взгляд на альфу, что, отклонившись от стены, кивает, открывая дверь ванной. — Вот, проходи. Полотенце и сменная одежда на стиралке. Вода уже настроена под теплую. Я буду в гостиной. Придешь и мы все обработаем. Если что, зови, — объясняет старший, показывая где что, также показав где лежат гель, шампунь и мыло, ушел в гостиную. Чимин, залезая в ванну, раздевается и, включив воду, встает под теплые струи воды, что стекали по хрупкой фигуре, задевая все синяки и гематомы. Было довольно приятно. Чим постоял так около пяти минут и уже потом стал мыться. Задерживаться в ванной он не хотел, поэтому, закончив с водными процедурами, вытирается и надевает сменную одежду в виде пижамных штанов бежевого цвета в коричневую клетку. После надел футболку, что была шоколадного цвета. После выходит и, зайдя в гостиную, прикусывают губу. Юнги сидел на диване, выкладывая нужные вещи из аптечки на журнальный столик. — Я пришел… — подает голос Чим, а Юн поднимает на него взгляд и, кивнув, хлопает возле себя. — Присаживайся. — Угу, — омега садится, тяжело вздыхая. Вздрагивает, когда холодные руки осторожно берут его правую руку, и Юн, чуть хмуря брови, начинает осматривать их, замечая на запястьях следы от хватки. Чимин внимательно следит за старшим, что, беря мазь для ушибов, открывает баночку и, намазав на пару пальцев ту, начинает осторожно наносить на синяки, и когда Чим чуть шипит, дует. Омега наблюдал за каждым чужим действием. Наблюдал за бледными длинными пальцами, что смазывали его синяки на руке. Следил за серьезным сосредоточенным лицом. Смазав все синяки на правой руке русоволосого, мятный принимается за левую руку, также начиная смазывать. — Поднимай футболку и ляг, я посмотрю что там. Вчера ты держался за бок, надо посмотреть, — объясняет сразу Юн и когда омега все же ложится на диван, чуть задирает футболку и, мятный приступает к работе, начиная смазывать мазью гематому на боку. Если честно, смотреть на эти синяки и гематомы больно. Чимин был буквально усыпан ими. Юнги изо всех сил старался как можно аккуратнее смазывать ранки, даже дул и успокаивал Пака. В некоторых местах приклеил обезболивающих пластырей и, когда он закончил с обработкой ран, зовет к себе омежку, что, двигаясь, смотрит на него. — Ты молодец, иди ко мне, — Мин, лишь улыбаясь, протягивает руки и обнимает Чиму, что обнимает его в ответ. — Юнги, правда, спасибо… Ты не представляешь, как я тебе благодарен, — вновь говорит омега, а Юнги, вздыхая, чуть покачивается с тем в объятиях. — Поверь мне, это меньшее, чем я могу тебе отплатить. Это ты не представляешь, сколько ты сделал для меня, просто только одним своим появлением, — отвечает старший, уткнувшись в русую макушку. А ведь действительно. С появлением Чимина, Юнги стал больше улыбаться. У альфы появилась мотивация и интерес, которые долгое время отсутствовали. Ему стало интересно вновь с кем-то познакомиться, кого-то узнать. Он вновь почувствовал, какого это живое общение и как это заводить новых друзей, знакомых, как вновь почувствовать желание любить… Он вновь стал хотеть о ком-то заботиться и кому-то открыться. — Но я не сделал ничего такого… — Нет, Мин~и, сделал. И не представляешь как много, — вновь зевнув, альфа закрывает глаза. Только сейчас Чим заметил усталость на чужом лице и сонливость, а также красные глаза. — Ты не спал? — слегка нахмурясь, спрашивает омега, а Юн промычав, угукнул. — Тогда быстро спать. Нет, значит мне выспаться дал, а сам глазу не сомкнул. А ну быстро спать, — начинает бубнить младший, отстраняясь от Юна, что сонно смотрел на него, кивая. — Ладно, но мне лень идти в спальню. И ты, между прочим, тоже не так уж много и спал. Поэтому я усну, только если ты тоже ляжешь спать, — говорит Мин и, ложась на диван, тянет за собой омегу, что, ойкнув, лег рядом с ним. — Приятных снов, — бормочет старший, закрыв глаза. Чимин лишь выдыхая, слабо улыбается и, обняв старшего, тоже закрывает глаза. — Приятных~.