To Be Free

Кадзуха прикрепил Глаз Бога к одежде. Анемо скользило по руке. Во время оцепенения всё внимание было обращено на чуждый бирюзовый свет. Он не мог нормально ни думать, ни чувствовать, снимая косой ремешок, который часто носил под правой рукой и на левом плече. Кровоцветные глаза потускнели. Некогда присутствующий блеск погас, оставляя лишь пустой взгляд без жизни и страсти. Колоссальная скорбь да и только. Он не издавал звуков. Слёзы собирались под влажными ресницами и скатывались по щекам, пощипывая свежие порезы на лице. Кадзуха оставался подавленным, несмотря на неизмеримую, нестерпимую боль, полностью уничтожающую его. Он повязал на Глаз Бога красную кисточку и повесил на ремешок. Под ярким Анемо расположился мёртвый Электро Глаз его друга как дань памяти. Бирюзовый и серый. Контраст между двумя Глазами Бога заставляло его сердце болеть. Его Глаз, из всех стихий именно Анемо, символизировал его жажду свободы и свидетельствовал о признании богов. В то время как серый оттенок Глаза его друга говорил лишь о смерти. В горле самурая поселилась сухость, отказывающаяся уходить. Это можно сравнить со стойким вкусом пепла, застывшим на языке. На секунду это заставило его задуматься. Какая на вкус скорбь? Лично в его рту были только пыль и грязь. Рядом с ним по-прежнему сидел Куникудзуши, тёплый и успокаивающий, вытирающий его слёзы. Он тоже молчал, не зная что говорить в такой напряжённой ситуации. В его голове крутилось много вопросов. Что случилось? Несомненно, что-то серьёзное. Иначе самурай бы не ревел. В один момент Кадзуха исчез, будто растворившись в воздухе. А затем вернулся с мёртвым Глазом Бога в руках, новыми порезами, пустился в слёзы и ничего внятного не сказал. Его потеря так плоха? Свежая ранка на щеке продолжала кровоточить. Вместо лечения слёзы лишь сильнее усугубляли ситуацию. Нужно забинтовать. Иначе останется шрам. Куникудзуши взглянул на порезы и прочие ссадины на коже Кадзухи. Так много. — У тебя есть повязка? — принц разрушил тишину. Его тон был тихим, почти неслышимым. Он осторожничал с самураем, ибо сейчас он был в хрупком состоянии, и он боялся навредить пуще прежнего. Как ожидалось, ответ последовал невербальный. Кадзуха указал на комод рядом с кроватью, как бы говоря “там”. Куникудзуши кивнул и стал искать. Внутри нашёлся маленький свёрток марли. Она уже кончалась. Её бы хватило на ещё два-три использования в зависимости от травм. Это заставило Куникудзуши нахмуриться — чтобы истратить столько марли, Кадзуха должен был получать в прошлом много ран. Но пока опустим. Принц взял свёрток и принялся чистить щёку блондина. Он игнорировал знакомый металлический запах, призывающий сморщить нос. — Больно? — спросил Куникудзуши. Он приложил марлю к ране, и почти сразу же та пропиталась красным. Кадзуха мимолётно коснулся повязки, после чего покачал головой. Принц облегчённо выдохнул и радостно хмыкнул: — Ясно. Я рад. Куникудзуши был как всегда добр. Позаботился не только о его щеке, но и об обожжённых руках и прочих ранах. Несмотря на уродливые шрамы, покрывавшие онемевшие пальцы и ладонь, в синих глазах не было осуждения. Только тревога и беспокойство. Может, ещё немного вины. Но ни капли отвращения. Самураю хотелось поблагодарить его. За то, что помогает ему, пока он в таком состоянии. За заботу и понимание, даже если он их не заслуживает. Горло сжалось, язык заплёлся. Он хотел сказать “спасибо”, а вышло только слабое: — Прости. Прости за несправедливость. Принц не должен отягощать себя его проблемами, не должен успокаивать и заботиться о ранах, однако тот не жаловался. — Я жалок, не правда ли? — слушать самоуничижения Кадзухи было грустно. Куникудзуши с неверием на лице отпустил обожжённую руку. — Нет, ты не жалок. Что ты вообще такое говоришь? Куникудзуши поднял бровь. Он не понимал, откуда это пошло. Самурай настолько сошёл с ума от скорби, что растерял веру в себя? — Когда он умер, я был там… в нескольких шагах, в нескольких секундах, — невнятно бормотал Кадзуха, впиваясь ногтями в кожу. — Если бы только я был быстрее, он мог бы выжить. Но я медленный и слабый, абсолютно бесполезный! Он всё ещё помнил спокойное, виноватое лицо друга перед смертью. Его последние слова предназначались ему — искренняя просьба прощения, простое извинение. Прежде, чем его разрубила сёгун Райден, он грустно улыбался. Мусо но Хитотати убило его одним ударом. Остались только прах и мёртвый Глаз Бога. Больше слёз размыли зрение. Послышались громкие всхлипы, безутешные и полные скорби. Он закрыл глаза, когда Куникудзуши обхватил его лицо руками. Принц был осторожен. Он старался избегать порезов — особенно недавно перевязанного на щеке, размещая свои тонкие руки на чужих щеках. Слишком добрый, слишком внимательный. — Ты не бесполезный. Иногда ты можешь падать, но это не делает тебя бесполезным, — уверенно заявил принц не тем обычным спокойным тоном. Искренность сверкала нежным светом в синих глазах. Он правда верил в свои слова, в то, что самурай не бесполезен. Однако Кадзуха не верил. — По моей ошибке мой друг умер. Повисла тишина. Кадзуха услышал внезапное изменение в дыхании принца и приглушённый ох. Он снова зажмурился, не желая встречаться с осуждением, которое определённо последует. Из-за него умер его друг. Если бы только он не отвлекался. Если бы он был быстрее и сильнее, тот мог бы быть жив. Череда из “что если” затопила разум. У Кадзухи имелось много сожалений. Много решений в прошлом хотелось изменить. Но то, что он запечатлел смерть друга из-за опоздания, заставляло хотеть повернуть время вспять. Смерть его друга — самое большое сожаление. Его текущее состояние тому доказательство. Куникудзуши испугался. Он никогда не ожидал услышать подобное из уст Кадзухи. Закрыв раскрытый рот, он наконец спросил: — В смысле? Что случилось, Кадзуха? Краем глаза принц взглянул на пустой Глаз Бога, прикрепленный к ремешку самурая. Он мог сказать, что раньше тот контролировал Электро. Ранее он никогда не видел мёртвые Глаза. Мама как-то раз рассказывала, какие они: серые, показывающие мёртвую душу владельца. Пустые и бесполезные, доказывающие, что каким бы сильным не мог быть человек, он всё ещё может проиграть. Всё таки человеческая жизнь мимолётна. Эфемерна по сравнению с бессмертными божествами, как они с мамой. Смерть всегда была чувствительной темой. Его мама старалась не обсуждать это, а сам он никогда подобного не переживал. Но, похоже, того же о Кадзухе не скажешь. Его красные глаза, некогда неустанно сверкающие, увидели неположенную им жестокость. Теперь же зрачки потеряли всякий свет, оплакивая потерю любимого, близкого друга. Скорбь была хорошей знакомой Куникудзуши. Пятьсот лет он наблюдал, как она контролировала его мать. Потеря её друзей и близняшки была свежа в сердце. Её сожаления и отчаяние были как на ладони, несмотря на все попытки скрыть горе. Потеря и скорбь шли рука об руку. Это судьба, которую он не пожелал бы и врагу. Смерть приносила лишь трагедии. — Ты всё ещё здесь? — спросил он, отчаянный и испуганный, и сжал руку самурая. Ту, что без ожогов, конечно же. Кадзуха выпал из мира. Его глаза затуманились, на лице застыла боль. — Кадзуха..? Пожалуйста, ответь. Нижняя губа блондина затряслась — единственный ответ, полученный Куникудзуши. Он тихо вздохнул и стал рисовать круги на тыльной стороне ладони Кадзухи в попытке успокоить. Самурай сжался у его груди. Он выглядел таким маленьким, таким ранимым. Положив голову ему на плечо, Куникудзуши тепло обнял его. Интересно, позволит ли Кадзуха скорби съесть его век? Пойдёт ли он по одной тропе с сёгуном? Утопится ли в грусти, изолируется ли от мира? — Простите, простите, — бормотал извинения красноглазый, пока принц гладил его по голове. — Тише, дорогой. Не волнуйся, я здесь. Куникудзуши нашёптывал блондину на ухо сладкую чепуху. Целовал лоб, назло поту и слезам, намочившим кожу и представляющим опасность здоровью. Его доброта оказалась слишком сильной для Кадзухи. Наряду с виной присутствовало чувство, будто он разорвётся от милосердия божества. — Я хочу покинуть Инадзуму, — как маленький, напуганный ребёнок просопел он в рукав Куникудзуши. Кадзуха икал и всхлипывал, выглядя скорее малышом, чем юношей. Инадзума — его родина. Он родился и вырос здесь. Он не знал ничего, кроме здешней культуры и людей. Самурай любил свою страну, но такого правителя не пожелал бы никто. В Инадзуме он в розыске. Анемо Глаз Бога ничем не помогал, только делал ещё и жертвой спорного указа об охоте на Глаза Бога. Ради безопасности ему нужно покинуть страну прежде, чем его поймают или убьют. — Тогда уходим, — Куникудзуши даже не колебался. Он говорил это на полном серьёзе, без и малейшей капли веселья. Принц знал, что говорит. Это вернуло Кадзуху в чувства. Он удивлённо охнул, раскрыв глаза, и спросил: — Но что насчёт твоей мамы? Она будет расстроена. Куникудзуши сдержал смешок. Будто бы он сейчас волновался о сёгуне Райден. Его отвращение к ней возросло после смерти друга Кадзухи. Он так ненавидел её, что лучше умрёт, чем увидит её снова. Единственной положительной её стороной был сын. Потому что она как минимум смогла вырастить его таким добрым и милосердным. Куникудзуши слишком хорош для него. — Она веками держала меня дома, — с кривой улыбкой сказал принц. — Как бы я ни любил свой маму, разве уже не время покинуть гнездо? Я хочу увидеть больше мира, пока она не нашла меня и не вернула домой. — Оу, — Кадзуха удивлённо уставился на Куникудзуши. Слёзы сразу же прекратились, сменившись восхищением решительностью принца. — Хотя немного жалко. Поэт любопытно поднял голову: — Почему? — Инадзума – моя страна, однако я даже не знаю разницу между Наруками и Каннадзукой, кроме расположения на карте, — он стеснялся того, как мало знал о собственной стране. История и традиции его людей оставались загадкой. К его сожалению. Он ничего не знал о достопримечательностях и поселениях Инадзумы. Позор, а не принц. — И вправду жалко, — Кадзуха симпатизировал принцу. Куникудзуши был закрыт веками, жаждая и мечтая, только чтобы тут же покинуть Инадзуму из-за того, что его освободил именно он. Вина в сердце усилилась. Как так вышло, что из-за его неудач страдает тот, о ком он заботится? — Но ничего страшного. Я не против попутешествовать по миру, если ты будешь со мной, — Куникудзуши улыбнулся шире, сильнее сжимая Кадзуху в объятиях. — Я тоже так думаю. И, если хотите, могу рассказать об островах Инадзумы, — предложил самурай, пытаясь облегчить вину на сердце. — Пускай я никогда не уходил с Наруками, благодаря исследованиям я немного знаю о других островах. Ещё у меня был друг, который в прошлом странствовал. — Было бы славно, — принц просиял. На мгновение, но вина и скорбь утихли. Блондин вернул Куникудзуши тёплые объятия и зарылся заплаканным лицом в изгиб его шеи. Это… приятно. Куникудзуши успокаивал как никто другой. Его Глаз Бога засветился ярким бирюзовым. Сильная Анемо энергия трепала и вертела его одежду. Напоминало прохладное касание самого ветра. Даже если это сложно принять, нельзя отрицать смерть его друга. Его мечты и желания теперь не более, чем воспоминания о некогда живом парне с Электро Глазом Бога. Кадзуха никак не мог изменить прошлое и сохранить своего глупого друга в живых. Тот ушёл, и всё. Тем не менее, самурай решил исследовать оставшийся Тейват вместо него. Всё таки большинство жизни тот был странником.

∘₊✧──────✧₊∘

Покинуть поместье Каэдэхара они решили глубокой ночью. Большинство людей видели уже десятый сон, и на улицах осталось лишь несколько патрулирующих. Шанс попасться низок, так что они воспользовались возможностью и сбежали. Кадзуха вцепился в перевязанную руку, игнорируя боль. Ожог ещё не вылечился, заставляя одновременно и ладонь, и пальцы дрожать и неметь от боли. — Всё ещё больно? — спросил Куникудзуши. — Нет, — соврал самурай, но в синих глазах проскользнуло сомнение. Он решил игнорировать явное разочарование на лице принца. Тот поджал губы, его глаза удручённо блестели. Блондин бы не вынес, если бы смотрел ещё хоть секунду. Куникудзуши слишком беспокоился о нём. Но понять можно. Его волнения не остались незамеченными. — Скажи, если будет болеть, — приказал принц, звуча как строгий учитель, что контрастировало со слабым телом. — Я раньше никогда не заботился об ожогах, но знаю, что повязки надо менять. — Не волнуйтесь, скажу, — Кадзуха проигнорировал, что чужое подозрение не ушло. — Лучше бы тебе так и сделать, — Куникудзуши суетился над ним так же, как суетилась мама-курочка над своими птенчиками. С ним безостановочно нянчились и проверяли на малейший дискомфорт. Это необычно для принца. Впрочем, Кадзуха не против. Раньше с ним так никто не обращался. Даже собственный клан. То, как заботился Куникудзуши, граничило с гиперопекой, и это было… странно. Сумка со всеми припасами перекинута через плечо принца. Тот настоял на этом, несмотря на все возражения, ведь не хотел перегружать другого во время лечения, даже если сумка слишком тяжёлая для его хрупкого тела. Принц поймал ношу прежде, чем та окончательно соскользнула с плеча и упала на землю. Самурай заволновался и предложил потащить вместо него. Но Куникудзуши отказался. Подумать только, нежный принц мог быть таким упрямым. — Ваше Высочество, пожалуйста, — Кадзуха наблюдал, как сумка отягощала Куникудзуши настолько, что тело накренилось. Принц глубоко вздохнул: — Запомни: Куникудзуши, не Ваше Высочество. И я не позволю нести тебе тяжёлое, пока твои руки не восстановятся, иначе раны только усугубятся. Его тон не допускал возражений. — Ладно, — у Кадзухи не оставалось выбора. Куникудзуши довольно хмыкнул. Единственная ноша, оставшаяся у Кадзухи – меч, потому что он нужен для защиты. Остальной груз взвалил на себя принц. Проблема в том, что он даже не мог ходить без поддержки. Только несколько шагов. Он даже не мог бежать. Он даже не помнил, когда в последний раз бегал. Должно быть, столетия назад. Когда ещё был несмышлёным ребёнком. Несколько минут спустя поднявшаяся луна и сияющие звёзды свидетельствовали, как они тихо покинули поместье. Куникудзуши сдерживался, не давая себе восхищаться окружающей природой, ибо они избегали патрулирующих. Вид цветов и деревьев заставлял сердце тоскующе колоться. — Сюда, — Кадзуха повёл его в укромное местечко за домом, где они спрятались. Они слабо держались за руки. Другой рукой, обожжённой и перевязанной, самурай прижал принца за талию. Каким бы упрямым ни был Куникудзуши, он всё ещё слаб. Хрупкое состояние усложняло даже обычные задачи, включая путешествие на длинные дистанции и таскание чего-либо тяжелее нескольких книг. Лёгкие принца сжимались с каждым вдохом, в груди потяжелело. Он часто останавливался, пыхтя: — Они… они не увидят, как мы выходим из города..? — Нет. И даже если увидят, не волнуйтесь. Я позабочусь о них. Лунный свет отражался от их фигур. Кадзуха повёл Куникудзуши по пустой улице, прямо мимо отвлёкшегося солдата. Принц всё время был как на иголках, сердце билось слишком быстро. Капелька пота стекла по коже, когда они спрятались за огромным деревом. Ноги тряслись, всё ещё не оправившись от месяцев атрофии. Они болели почти с каждым шагом. Поэтому свободной рукой он вцепился в рукав блондина. — Помедленнее, — прохрипел принц. Коленки подгибались от усталости. Для него это слишком. Он больше не мог ходить. Куникудзуши запутался об ноги и чуть не упал. К счастью, поэт поймал его за талию, близко-близко наклонившись лицом к лицу. — Вы в порядке? — Кадзуха видел, как смущённый румянец окрасил бледное лицо Куникудзуши. Тот сдержал кашель: — Д- да. Я… просто не привык. Мне нужно передохнуть, но мы всё ещё в городе и не можем остановиться, иначе… нас поймают. — Если Вы устали, я могу понести Вас, — Кадзуха отпустил его, развернулся спиной и вытянул руки, готовый потащить его на спине. Но принц покачал головой и кинул раздражённый взгляд. — Нет. Не надо. Ты ещё не выздоровел. В его глазах пылал огонь, но телу оттого лучше не становилось. Он был слишком тощим, слишком лёгким для своего возраста. Кадзуха уверен, даже мешок риса весил больше него. — Я буду в порядке, обещаю, — блондин попытался успокоить чужой гнев. Он был уверен, что с весом принца, нести его не будет помехой. По сути, сумка казалась тяжелее самого Куникудзуши. Но Куникудзуши так не думал. Тот выглядел раздражённым уверенностью поэта: — Не подрывай своё здоровье из-за меня. — Но Вы этого стоите, — честно пробормотал Кадзуха. Принц тихо ахнул. — Если я понесу Вас, это ничуть мне не навредит. Так что, пожалуйста, позвольте мне. — Ты уверен..? — Куникудзуши заколебался. В ответ Кадзуха поднял его на руки. Без малейших усилий. Принц удивился быстроте и лёгкости. Он обвил руками шею самураю, выдал приглушённое “о” и зарылся лицом в маске в чужое плечо. Ноги согнули, подхватив под коленки здоровой рукой. В то время как спиной он чувствовал спокойное касание перебинтованной правой руки. Сумка легла на его колени. — Вы лёгкие, как пёрышко, — Кадзуха без проблем понёс Куникудзуши прочь из столицы. — П- похоже на то, — принц покраснел пуще прежнего. Он сдержал очередной тихий кашель, инстинктивно подняв руку ко рту, скрытому под маской. Их цель – Рито. Там они могли сесть на лишнюю лодку и покинуть Инадзуму не пойманными. Анемо кружилось под ногами Кадзухи. Он использовал его, чтобы увеличить скорость и облегчить сумку. Его контроль над стихией впечатлял, особенно учитывая, что Глаз Бога он получил считанные часы назад. Во второй раз в жизни Кадзуха бежал из города, где вырос. Но в отличии от первого раза, никто больше не гнался за ним. Не было летящих в него стрел, не было пытающихся ранить его солдат. Запах крови не застыл в воздухе, ноги не болели от усталости. Если сравнивать, этот побег менее хлопотный. — Красиво, да? — поэт заметил, что принц смотрит на ночное небо, любуясь сияющими звёздами. — Очень. Звёзды, небо… Он запоминал каждое созвездие, попадающееся на глаза. Куникудзуши поднял палец, водя им от одной звезды к другой. Пускай он не большой фанат астрономии, однажды ему довелось прочитать книгу о созвездиях и повосхищаться небом Тейвата. Там же нашлась звёздная карта. Тогда он был восхищён. Только чтобы разочароваться, поняв, что окна в его комнате давали ограниченный вид на небо. Было жалко. Но теперь, снаружи Тэнсюкаку, он мог смотреть на огромное небо. Он сильнее расслабился в руках Кадзухи, поражаясь бесчисленным звездам, украшающим небеса. Занятый звёздами принц не заметил взгляда самурая, разглядывающего его опьянённое лицо. Он остался несведущим о ярком румянце, влюблённых глазах и, хуже всего, улыбке. — Они как лампочки, — прокомментировал Куникудзуши. Самурай поддался принцу: — Правда? Мне кажется, они скорее как светлячки. — Я думал, светлячки фиолетовые, — принц растерянно наклонил голову. Те несколько светлячков, залетевших на двор Тэнсюкаку, определённо были фиолетовыми. — Вообще, это довольно интересная тема, — самурай замедлился, так как они ушли довольно далеко от города. — Большинство светлячков жёлтые. Насколько я знаю, почему-то они фиолетовые только в Инадзуме. — Я не знал, — Куникудзуши раскрыл рот, удивлённый новым фактом. Он многого не знал. Это только подогревало жажду к знаниям. Хотелось узнать не только об Инадзумских уникальных светлячках, но и о местных блюдах. Что ещё особенно для землей Вечности? Любопытство разгорелось. Его грызло сильное, ненасытное желание. Он хотел знать больше и испытать всё, чего слабое тело лишило его. — Расскажи больше, — попросил Куникудзуши. — Конечно, — кивнул Кадзуха. Самурай отвечал на все вопросы без исключения. Их разговор продлился несколько часов, пока не наступило следующее утро. Никто из них не отдыхал, слишком сосредоточенный на разговоре и историях. В какой-то момент Кадзуха опустил Куникудзуши, чтобы дать рукам отдохнуть. Плечи с непривычки болели, пускай принц весил легче пера. Куникудзуши сел на камень. Одежды в основном остались чистыми, ибо он подогнул края своей хакамы и рукава хаори. Перед ним Кадзуха потягивался и хрустел пальцами. Лёгкий ветерок подул на Куникудзуши, подхватывая пряди. Он сладко рассмеялся, пытаясь не отдать ветру касу Кадзухи. — Прекрати, — пропищал принц, но ветер лишь продолжил дразнить его. Милая, очаровательная сцена. Её оказалось достаточно, чтобы отвлечь Кадзуху на короткое мгновение. Он почти забыл о печали, проглядывающейся в каждом его шаге. На мгновение скорбь, лежащая тяжестью на сердце, пропала. Вот бы этот момент счастья длился вечность. Кадзуха протёр кровоцветные, заплаканные глаза перевязанной рукой. Болезненный выдох покинул его, пока он дал отрицанию и неверию побыть ещё немного.