Дайте нам минуту.

«Пошли они все к черту…» — с этими словами я вошла в императорские покои, закрыв за собой дверь. Впрочем, покои давно являются общими. В конце концов, я уже год законная жена Ее Величества. Прохожу вглубь зала и падаю на кровать, слабо прогибаясь в позвоночнике. Мышцы расслабляются сами собой, доставляя до жути приятную боль. Я слишком долго страдала, слушая все это. Такое чувство, будто все эти проверяющие — последние идиоты, каких только свет видывал. Хотя, что уж скрывать, так оно и есть. Ее в спальне, как я и предполагала, не оказалось. В этом не было ничего удивительного, ибо собрания чаще всего проходят именно в это время — семь-восемь часов. Не знаю уж, какой мазохист составлял это расписание… но явно не самый адекватный. В какой-то момент открываю глаза, приподнимаясь на локтях. Из глубины коридора донесся до боли знакомый стук каблуков. Я слишком хорошо знаю ее. Не проходит и минуты, как тяжелая дверь спальни распахивается. Да, в гневе она и не на такое способна. А сейчас она в ярости. — Ненавижу! — в ее голосе столько злости, что я даже удивилась. Нет, гнев на собраниях для нее — обычное дело. Но в данный момент она — я уверена, — была готова разорвать их в клочья без намека на жалость. Что ж… с моим появлением она стала испытывать еще большую неприязнь к людям, чем раньше. А я была и остаюсь единственной, кто может успокоить ее в таких ситуациях. Для меня вовсе не проблема закрыть рот какому-нибудь чересчур наглому мальчонке. Она это прекрасно знает. И часто пользуется. Но сейчас, по-видимому, мое присутствие для нее ничего не значит. Впрочем, ничего удивительного. Мне ли не знать, что там творится. Она отходит к окну, теребя пальцами кораллового оттенка шелк своей пышной юбки. За этот год я видела, наверное, все возможные проявления раздражения императрицы. Самое последнее из них — биение фарфоровых чашек. Никто не знал, куда она решит попасть в этот раз. Так что… да, сегодня им явно повезло. Страшно представить, что она позволяла себе в мое отсутствие. В большинстве случаев я сопровождала ее. Сидела рядом и контролировала ее агрессию. «Тише, дорогая» — этих слов вполне достаточно, чтобы она хоть немного пришла в себя. Но дело все в том, что мне пришлось уехать на неделю. Проверяющий, будь он проклят. Она умоляла поехать со мной. Но когда я соглашалась? Не помню. Не хватало нам еще Царицы с сорванным голосом. Она садится в кресло, все еще не замечая меня. Что ж… в таком случае, все будет гораздо проще, чем я предполагала. Поднимаюсь с кровати, тихо — насколько позволяет каблук — ступая по паркету из черного дерева. Подхожу сзади, ведя рукой по красному бархату спинки. Как бы невзначай касаюсь двумя пальцами тыльной стороны ладони супруги. Та невольно вздрагивает. А я не могу удержаться от легкой усмешки. Подхожу с другой стороны, чуть наклоняясь, дабы оказаться на одном уровне. — Прошу меня простить, Ваше Величество, — голос становится на тон ниже, и я перехожу на шепот. — пришлось немного задержаться. Успеваю заметить страх во взгляде прежде, чем он сменяется неким удивлением и радостью. Да, я тоже рада тебя видеть, дорогая. — Даша... — кажется, на этом слове в ее лазурно-голубых глазах промелькнул еле уловимый азарт. Провожу рукой по ее острым ключицам, задевая ногтями жемчужное ожерелье. То самое ожерелье, что я подарила ей на 39-й День Рождения. Мне всегда безумно нравилось, как на ней смотрится жемчуг. Он невероятно красиво сочетался с цветом глаз и бледным оттенком кожи. Ей вообще очень шел белый. Подаюсь вперед, припадая губами к шее. Мы обе заранее знаем, что там впоследствии останется темный отпечаток бордовой помады. Она тянет меня за запястье, прогибаясь в позвоночнике, и вжимается в спинку кресла. Затем сама же кладет руку на шею, завлекая меня в поцелуй. На губах остается легкий привкус красного вина. Того самого вина, к которому она так пристрастилась за год нашей совместной жизни. Но все прекрасное, увы, не бесконечно. Мертвую тишину, что нарушало только прерывистое дыхание моей дорогой супруги, разорвал стук в дверь. Кого только там черти принесли? Подумала было я, но Катя меня опередила. — Войдите. Я только и успела, что ошалело взглянула в ее искрившиеся опасным пламенем голубые глаза. Но, к общему счастью, это оказался никто иной, как Панин. Тот самый человек, который видел все; в том числе, нас в абсолютно любом положении. Тот так и остался стоять на пороге. Видно, не ожидал увидеть меня здесь. И верно, я ведь не называла точного времени возвращения. Мужчина еле заметно ухмыльнулся, кланяясь. — Ваше Величество, Сенат возмущаться начинает, пора бы вернуться. Или изволите отменить? Я, признаться, еле сдержалась, дабы не засмеяться. Но опыт сделал свое дело. Так что я только многозначительно улыбнулась, все еще не убирая руку с шеи Катерины. — Дайте нам минуту, Никита Иванович. — просто сказала я. Мужчина вновь поклонился и вышел вон, быстрым шагом удаляясь в сторону зала собраний. Именно это и делает его незаменимым. Ничего лишнего; все коротко и ясно. — Дарья Николаевна, — начала Катя упрекающим тоном. Но, заметив на моих губах самодовольную ухмылку, только закатила глаза. Я приближаюсь к ее лицу, украдкой бросая взгляд на тонкие обнаженные плечи. Сколько не пыталась, у нее ни разу не получалось перечить. — Всего минута, Фике. — шепотом. Но всегда работает. Вот и сейчас она не может отказать.