Под разным небом пепел одинаков

      Цугцванг — ситуация, при которой у игрока (или обоих игроков) любой последующий ход приведет к ослаблению (ухудшению) позиции.              В голове стоял лишь один вопрос: «какого черта я тут делаю?». Ответ на него оказался до безнадежности прост: «спасаюсь бегством».       Спасаясь бегством от необъяснимого ада, в который Хане посчастливилось попасть у подножья горы, она загнала себя в ловушку. Мало того, что пробираться по холмистой местности вверх по склону почти целый километр то еще испытание, так вдобавок девушка нашла в лице союзников не спасение. Они ее чуть в могилу первым рейсом не отправили.       Хана понимала, что соваться в гущу событий для нее не вариант, и тем не менее прятаться в кустах, имея возможность помочь союзникам хотя бы прикрытием или обнаружением противника было в ее силах. Несмотря на то, что она привыкла полагаться на здравый смысл, в экстремальных ситуациях эмоции путали карты, поэтому к тюрьме ее невольно гнали и мысли о Тсунаеши. Она переживала за него, и оправдывала свой импульсивный поступок тем, что могла хотя бы подождать его неподалеку, помогая товарищам.       Но какого-то черта она полагала, что лезть под горячую руку Занзаса куда страшнее, чем встрять в сражение других людей. Никто не отвечал по рации, девушка понятия не имела, слышал ли кто-то ее сообщение о том, что они столкнулись с Бермудой. И тогда ее осенила идея, что помимо бесцельного прибытия в зону боевых действий она могла запросить помощь. Ведь они оставили несколько отрядов подле главного и запасного входов в тюрьму как раз для этой цели.       Первой она встретила Лар Милч, которая почему-то стояла посреди леса у подножья склона, рядом с одним из потайных ходов в Виндиче. И причину ее поведения Хана поняла, как только окликнула союзницу. Та отреагировала так, словно ей призрак явился, веля убираться отсюда как можно дальше.       – Но мне нужна помо!.. – едва успела попросить она о поддержке союзницу, как, переступив выстроенную границу иллюзии, весь мир перевернулся с ног на голову.       Хана знала, что Лар, несмотря на присущий атрибут пламени Тумана, была не сильна в иллюзиях, поэтому кто именно создал завесу – враг или друг – она и рассудить не успела. Сражение каких-то неописуемых масштабов обрушило на нее грохот и крики, девушка успела лишь разглядеть толстые цепи, пролетающие над макушками деревьев и отшвыривающие к покатому склону акулу Дождя Скуало и несколько ежей Облака Кёи.       Обвал последовал, как нечто собой разумеющееся, и чтобы избежать плачевной участи, Хана инстинктивно бросилась вперед ко входу в тюрьму. И услышала, как ее в ужасе окрикивает Лар Милч, побежавшая в противоположную сторону. Как следствие – вход завалило. Как следствие – Хана оказалась заперта в тюрьме без единого понятия, как выбираться из жопы, в которую себя же и загнала.       Она беспощадно упрекала себя о том, что лучше бы побежала вниз к группе поддержки, а не бросалась бы вверх к людям, которые все и так по горло в проблемах. Но страх толкал ее на бездумные действия. Она сотню раз понимала, что лучше ей держаться подальше от опасности, понимала, что не боец передовой линии, но почему-то у нее в голове застряла мысль, что она должна быть рядом с Тсунаеши, быть где-то поблизости. Несмотря на то, что они обговорили весь план, проработали детали, насколько это было возможно, что-то не давало ей покоя.       Будто он о чем-то не договорил.       Глупо, конечно, в чем-то подозревать парня, но у Ханы сердце было не на месте. И раз она оказалась в коридорах Виндиче, значит, так велела сама судьба. Бермуда же любил сказки о предопределенности жизненного пути людей. Да вот только забывал о такой детали, как параллельные миры и вариации.       Ладно… я здесь, ничего уже не поделать. Может, оно и к лучшему. Я куда сильнее опасаюсь Бермуду, чем обычных тюремщиков. При мне пистолет, коробочки, пламя и сенсорика. Я как минимум смогу избегать неприятностей…       …сказал человек, ворвавшийся в эти неприятности с широкого шага.       Стены тюрьмы содрогались от грохота, каждый шаг давался с томительным напряжением, Хана чувствовала себя мышью, плутающей в лабиринте. Сенсорика помогала избегать вражеские группы, прятаться в темных углах и выжидать, медленно, но верно продвигаясь в направлении главного выхода. Сверяться с картой на телефоне оказалось не сказать, что действенным методом. Девушка лишь отдаленно понимала, где находилась. Полагаться на сомнительные ориентиры то еще приключение.       Однако один момент Хана не могла упустить из виду, а именно ярко сияющее на фоне остальных источников жизни пламя Тсунаеши. Он находился на верхних уровнях, но почему-то один, подле него девушка не видела никого знакомого. Парень с кем-то сражался, возможно, остался прикрывать Хром и группу спасения.       Но из Неба я чувствую только Тсуну… Вряд ли Бьякуран помер где-то в темном углу, значит, он уже добрался до пещеры с тринисетте.       Это вроде и должно порадовать, но почему-то лишь вызывало дурное предчувствие.       Ориентироваться в тюрьме Хана могла на источники пламени, поэтому, примерно поняв, где сейчас находилась Хром, чей духовный след отчетливо подчеркивала сила кольца Вонголы, она решила двинуться ей навстречу. В конце концов после спасения Мукуро хранительница Тумана должна держать путь наружу. И Хана надеялась улизнуть от проблем вместе с ней. К тому же, думала она, ее способность поможет избежать неприятных встреч с противником. На крайний случай макака Дождя сделает свое дело.       Она натыкалась и на трупы. Поначалу их вид вызвал у нее отвращение, и тем не менее ей пришлось порадоваться тому, что она столкнулась не с живыми охранниками. Живые охранники вряд ли бы одолжили ей пропуска.       Минуты уже растягивались в непривычную вечность, и сколь бы девушка ни пыталась успокоить себя, непонятная активность где-то в отдалении, возможно, несколькими этажами ниже привлекла ее внимание. Она ощущала то резкие вспышки мощного пламени, то его угасание. Но хуже всего – ее собственная сила также начинала давать сбои, Хана уже не так отчетливо ощущала окружение.       Киоко. Но почему так внезапно? Она выбралась из той пещеры, что гасит все излучение своими стенами, где находится тринисетте? Что за вакханалия там происходит?       Осознание настигло ее несколькими минутами позже, когда впереди донесся грохот. Инстинктивно прильнув к стене и пригнувшись, Хана затаила дыхание, с трудом пытаясь понять, кто там находился. Она определила несколько атрибутов, однако хлопки выстрелов говорили, что кто бы там ни был, он столкнулся с охраной. Кто бы там ни был, он ее союзник.       Соваться за угол девушка посчитала довольно рискованной идеей, но все же пересилила страх и мельком выглянула в коридор, обнаружив с десяток стражников. Они стояли к ней спиной и атаковали кого-то, причем с такой агрессией, что Хана невольно отпрянула и аккуратно отошла на цыпочках.       Руки подрагивали от страха, про внутреннее состояние и говорить не стоило, голова взрывалась от избытка эмоций. Тем не менее, она признала как минимум мысль, что стража перекрывала ей дальнейший путь, а ключ-карты, которые она подобрала, открывали не все двери.       Медленно выдохнув, девушка зажала пистолет подмышкой, а затем взяла коробочку Дождя и, напитав ее пламенем, выпустила на волю животное. Сидя с важным видом, да подняв блестящие глаза на свою хозяйку, макака вскинула лапы и чуть ли не воинственно закричала:       – У-у!       – Ч-ч! – шикнула на нее Хана, приложив палец к губам.       – У!       – Ч-ч-ч! – сильнее зашипела девушка, едва животное вновь попыталось поднять шум. Но видя, что в глазах макаки происходили какие-то сложные мыслительные процессы, она обессиленно выдохнула и, покачав головой, указала в направлении коридора с противником. – У! У у! У-у-у… У?       На ее активную жестикуляцию, изображающую попытку удушения воображаемого противника, макака отреагировала так, словно это она тут была человеком, наблюдающим за глупым животным. Но мгновение спустя голубое пламя вспыхнуло на загривке и хвосте с новой силой, макака возбужденно задышала и зашипела, а затем рванула за угол.       Воинственный ор животного смешался с криками людей и грохотом выстрелов. А Хана лишь надеялась, что ее общение с животным не зафиксировали камеры видеонаблюдения, иначе ей придется подорвать всю тюрьму.       Помимо болезненных воплей Хана также расслышала несколько матерных слов, исчезающих в зверином вопле. Выглянув из-за угла и держа пистолет наизготовку, девушка отметила растерянных охранников и открыла по ним огонь, сумев избавиться от двоих. Как только всеобщее внимание обратилось в ее направлении, бывшие противники тюремщиков также открыли огонь. Суматоху наводила и макака, беснуясь и замедляя движения противников из-за разливающегося пламени Дождя. И как только последний из них был устранен, Хана рискнула выглянуть из-за укрытия.       Макака под стать звукам сирены, которые пробивались с верхних этажей, ликовала одержанной победе, прыгая по трупам, да активно озираясь по сторонам. При виде хозяйки она довольно открыла пасть и оскалилась, и невольно Хана подумала, что с таким питомцем ничего не страшно. Но едва со стороны соседнего коридора показалось движение, как один страх все же напомнил о себе – страх того, что макака не различала друзей и врагов.       – Кто бы ты ни был, стой, иначе тебя к чертям раздерет это животное! – быстро выпалила Хана. – Медленно выходи из-за угла…       Вытянув из-за укрытия руки и продемонстрировав пистолет, как бы говоря, что у него нет намерений прятать оружие за спиной, в коридоре показался мужчина, при виде которого Хана искренне удивилась.       – Ты что тут делаешь?       – Я-то? – с не меньшим недоумением уточнил Гамма, глянув на макаку, которая уже на низком старте готовилась броситься ему в лицо с воинственным криком. – Можешь все же… убрать это… животное?       – Повторюсь, что ты тут делаешь? Где Гокудера? Где Киоко и Рёхей?       – Это я-то должен отчитываться? После того, что вы устроили?       – Мы?       Пистолет, что она сжимала в руках в его направлении, казалось, вообще не волновал Гамму. Он выглядел достаточно побитым и уставшим, чтобы тратить силы на разговоры с ней, но куда сильнее Хану беспокоило, что смотрел он на нее с пренебрежением.       – Что Джессо, что Савада. Или хочешь сказать, твой муж не поделился с тобой тем, что также хотел заполучить тринисетте и пустышки?       – Че… чего?!       Для нее услышанные слова показались глупой плохой шуткой, побудившей чуть ли не в лицо бросить мужчине возмущение о том, что Тсунаши никогда бы подобного не сделал. Но стоило только открыть рот, как слова встали поперек горла невидимой костью. Дурное предчувствие, которое преследовало Хану и не давало покоя, наконец, обрело реальное воплощение.       – Пф. Видимо, нас тут всех обдурили, да? – невесело заключил Гамма. – Ладно, времени у нас нет. Ты вообще что тут забыла?       Позволив растерянности завладеть собой еще на пару секунд, девушка закусила нижнюю губу и нахмурилась, терзаясь вопросом, почему Тсунаеши не поведал ей о своих замыслах. Потому что не доверял? Или же знал, что получит отказ? Хотя, получит ли? Невольно Хана позволила себе мысль согласиться с тем, чтобы обвести Бьякурана вокруг пальца и заполучить власть над установкой тринисетте и пустышками. И вместо возмущения или страха она почувствовала смирение, какое-то апатичное принятие. Несмотря на то, что она так жаждала прекращения войны, мысль о том, чтобы выйти победителями, невольно будоражила.       В конце концов, это действительно финальная битва между их семьями. И в глубине души Хана не желала проигрывать.       – Я… кхм, я тут случайно оказалась. Спасалась от завала и забежала в проход.       – Ты ведь была с Варией, разве нет?       – Была… – скосила хмурый взгляд в сторону девушка, отчаянно сражаясь с мыслью, что Бермуда уже мог разделаться с союзниками. – Ну а ты? Раз Бьякуран тоже желает заполучить тринисетте, то… ты с ним не поделил политические взгляды или что?       Девушка прекрасно понимала, что Гамма ненавидел Бьякурана, однако ради Юни он мог пойти на любой поступок. От нервозных мыслей руки крепче сжали рукоять пистолета, а макака Дождя, почувствовав настрой хозяйки, зашипела. Мужчина одарил животное скептичным взглядом, его не особо впечатлило поведение оного, да и по отношению к Хане он явно не испытывал страха. Скорее, настороженность.       – Давай так, – рассудил Гамма, потянувшись во внутренний карман куртки. – Я дам тебе это в знак доверия, а ты уберешь свое бешенную обезьяну, и мы выберемся отсюда.       С откровенным удивлением девушка уставилась на голубую пустышку, приняв ее с откровенным недоумением и недоверием, как если бы мужчина протягивал ей гранату. Но едва артефакт коснулся ее ладоней, как она почувствовала пульсирующую в нем энергию Дождя.       – Это, вообще-то, не обезьяна, а макака. И… у тебя все пустышки? – сжав вещицу в ладони и поспешно спрятав ее от посторонних глаз, Хана загнала в коробочку животное.       – Часть у меня, часть у твоей подруги, – неохотно отозвался Гамма, двинувшись прочь по коридору. Девушка вынужденно погналась за ним, перепрыгивая поверженных противников. – Хотя, учитывая, что она вроде как завязала бой с Бьякураном, ничего гарантировать не могу.       – Так, стоп, она что сделала?!       Вопрос остался без ответа. На разговоры тоже не оставалось времени.       Хотя, ответом, возможно, вполне могли послужить грохот, выстрелы и крики, приглушенно раздающиеся со всех сторон. Девушка знала, что ее подруга достаточно сильна, но не настолько, чтобы бросить вызов Бьякурану, даже будучи не в себе от злости. Грозе ни за что не одолеть Небо. Разве что способность подавления пламени могла сыграть ей на руку, ведь в доках Киоко удалось погасить пламя Тсунаеши.       Да и то на пару минут…       Рации не работали из-за глушащих установок, сенсорика с ума сходила, своих змей Хана тоже перестала чувствовать. Ни с кем не связаться, ни понять, что происходит. Ключ-карта помогала преодолевать уровень за уровнем, а способность девушки – не сталкиваться с неприятностями, избегать крупных групп противника. Но когда они выбрались на верхние этажи в зону содержания, тревога отвратно ударила по ушам, оглушив и заставив Хану на мгновение растеряться. Но внутренняя сила вдруг обожгла ее знакомым присутствием, но лишь в тот миг, когда в близлежащем коридоре показалось движение.       – Стой, не стреляй! – крикнула она Гамме, который рефлекторно поднял зажатый в руках пистолет.       К счастью, не выстрелил, иначе бы даже пламя Тумана не спасло бы Хром от лихой пули. Девушка с обозленным видом выставила перед собой трезубец, но едва заметив Хану, ее взгляд смягчился, черты лица разгладились, а во взгляде вспыхнуло искреннее удивление.       – Хана?       – Хром, – обойдя Гамму и в смятении чувств обняв, пусть и на мгновение, хранительницу, Хана почувствовала себя гораздо спокойнее. С души словно груз упал. – Вы…       – Мы, а кто еще? – с нескрываемой претензией подметила М.М..       Ее дерзость уперлась Хане поперек горла, отчего она не постеснялась одарить дерзкую наемницу тяжелым взглядом. Но куда быстрее ее внимание переманили на себя другие члены банды Кокуё, а если выражаться еще конкретнее, то Рокудо Мукуро, которого Кен держал у себя на закорках. Иллюзионист пребывал без сознания, и даже несмотря на мешковатую расстегнутую смирительную рубашку, он был невероятно истощен. Одежда висела на нем балахоном, бледность лица и впалые щеки лишь частично подчеркивали плачевность состояния. Почти десять лет заключения без движения в огромном резервуаре истощили его до предела.       Благодаря сильной воле и пламени он наверняка сможет восстановиться, но на это уйдут месяцы… А не ваша магия фиксиков, где в арке Будущего он чуть ли не на следующий день резвым зайцем бегал в сражении с Погребальными венками.       – Хана, что вы тут делаете? – отвлекла ее от мрачных размышлений Хром.       – Ну, скажем так, заблудилась немного, – переведя взгляд на иллюзионистку, отметила девушка. – Ладно, давайте убираться отсюда, сейчас это главное.       – Спорить не буду, это место мне отвратительно, – зашипел Кен.       Хром выглядела обеспокоенной, словно мышь, которая чувствовала присутствие хищника. Ее бледная кожа была испачкана пылью, на руках и одежде осели капли крови. Однако она не дрожала, держалась уверенно, а во взгляде блестела непоколебимая воля. Хранительница Тумана пришла сюда, чтобы освободить своего наставника, того, кто подарил ей второй шанс на жизнь. Перед ней находилась уже далеко не та маленькая застенчивая Хром, сторонящаяся людей и терпящая издевки.       Им следовало продолжить путь, но не успев пройти и двух шагов, Хана вместе с иллюзионисткой застыли, будто натолкнулись на невидимую стену.       – Эй, вы чего встряли? – взвилась М.М.. – У нас тут на хвосте толпа охранников!..       Ее возмущения пролетели мимо ушей, бегло глянув на Хром, Хана увидела у нее то же выражение, что наверняка было и на ее лице – страх, смешанный с напряжением. Нервно сглотнув и задержав дыхание, иллюзионистка обернулась в направлении, откуда пришли союзники. Хана также посмотрела в пустующий коридор, по стенам которого бегали красные огни тревоги. Но она тоже чувствовала… чувствовала это.       Крепко стиснув в руке трезубец, Хром глубоко вздохнула и уверенным шагом вышла вперед, встав вперед товарищей.       – Я тебя чувствую, покажись, – ее голос звенел уверенностью, требовательностью. Однако глубоко в душе у нее все же пульсировал страх.       Пара секунд и воздух зарябил синей дымкой, обнажая высокую фигуру в длинном плаще, что прятала лицо за демонической маской. При виде Торикабуто Хана почувствовала себя кроликом, что по собственной глупости прибежал в капкан охотника. Она не верила в столь удачное совпадение, и убедилась в собственных догадках, когда мельком глянула на Гамму. Похоже, иллюзионист преследовал его на протяжении всего пути, но возникал вопрос, почему он не напал на него раньше?       Или же он нагнал его, когда мы с ним встретились? Опасался моей силы? Или же не хотел ненароком ранить меня, затевая бой? Убить Гамму – это одно, а убить или ранить жену босса Вонголы… ну, такое.       А сейчас он показался только потому, что его присутствие обнаружила Хром. И так было понятно, что Погребальному венку не сдались представители Вонголы, ему нужен был лишь Гамма и пустышки, которые он забрал.       – Хана… приказывай.       Напряженный и тихий голос хранительницы Тумана отрезвил Хану будто пощечиной. Они оказались в ситуации, которую никак не назвать простой. От понимания, что именно ей придется принимать решение, как старшей из представителей Вонголы, девушке стало дурно. Хотела бы она сказать, чтобы Хром не вмешивалась, хотела бы отдать Гамму на растерзание врагу, но тогда Торикабуто заберет пустышки. И если Бьякуран победит Киоко, а он победит ее, то в его руках окажется почти весь набор артефактов.       Отобрать пустышки у Гаммы прямо здесь и сейчас она также не могла, потому что иллюзионист противника вступит в бой.       В паническом раздумье Хана поняла только одно – у нее не оставалось времени на сотрясание воздуха.       – Хром… Прости…       – Не нужно, – со спокойной уверенностью отозвалась девушка и, перехватив удобнее трезубец, ударила его длинным концом о пол.       Из стен, окружавших Торикабуто, вырвались огненные столбы, от которых в лица союзников ударила волна обжигающего воздуха. Яркий свет ослепил Хану, заставив прищуриться. И удивиться. Она знала, что с каждым годом хранительница Тумана становилась все сильнее, но и не подозревала, что в итоге она достигнет подобного уровня.       – Прошу, позаботьтесь о Мукуро-сама, – обернувшись к внешнему советнику, Хром одарила ее мягкой улыбкой и с тоской глянула на членов команды Кокуё. Лишь на миг позволила себе прорваться эмоциям, после чего одернула себя и сосредоточилась на противнике. – Я не подведу босса. А теперь, прошу, уходите!       Первым с места сорвался Гамма, ему-то уж точно не требовалось тратить драгоценные секунды на сантименты, которыми также, пусть и не без труда, предпочли пренебречь члены банды. А вот Хане стоило огромных усилий заставить себя сдвинуться с места, лишь вырвавшийся из огненных столбов силуэт Торикабуто заставил ее в испуге броситься прочь.       Грохот и вспышки пламени Тумана остались позади. Растворялись в посторонних звуках и мыслях, заставляя Хану с ужасом цепляться за мысль, что она оставила Хром, бросила ее. Но лишь иллюзионистка могла побороть силу хранителя марэ. Преодолевая развилку за развилкой, блок за блоком, остерегаясь как охрану, так и вырвавшихся на волю преступников, девушка запоздало поняла, что могла остаться с Хром и помочь ей способностью усиления. Только уже поздно, они оказались слишком далеко, чтобы возвращаться.       И это взбесило девушку до белого каления, вынудив бросить в спину Гаммы ненавистный взгляд. Из-за того, что этот человек встал у них на пути, Хром могла погибнуть. И чем он заплатит?       Я знаю, чем.       Непоколебимая решимость придала Хане сил. Несмотря на сбои в сенсорике, она чувствовала дремлющую силу пустышек, что держал при себе мужчина. Среди них точно находился артефакт Неба. Эти пустышки – наименьшая цена, которую заплатит Гамма за спасение своей шкуры. Желание обворовать его как никогда остро впилось в Хану острыми клыками. Даже если придется убить его, она заполучит артефакты. Пусть банда Кокуё ей в этом не помощник, ей хватит и собственных сил.       Почему так катастрофически не хватает времени? На обдумывание наиболее верного решения, на то, чтобы банально понять свои эмоции и переживания. Они бежали к выходу, и даже когда выбрались из злосчастных узких коридоров, девушке все еще казалось, что Хром осталась прикрывать х отступление лишь в ее воображении. Но оборачиваясь назад, смотря на узкую тропу, тянущуюся вдоль склона от невзрачного запасного выхода, Хана не видела хранительницу. Она действительно осталась где-то там, под тоннами камней, окруженная опасностью и непоколебимой уверенностью, что борется за правое дело.       Борется за наставника, который когда-то спас ее, чтобы впоследствии использовать. За банду Кокуё, которая пренебрежительно относилась к ее персоне. За Хану, которой времени, да и желания узнать ее поближе.       Все, что оставалось – это верить в чудо. Верить в саму Хром. И мучиться от угрызения совести.       Где они находились, Хана точно не бралась рассуждать, перед ее взором открылся сплошь лес, они находились чуть ниже макушек деревьев. Покатый склон, на котором остались снежные прогалины, лежал под их ногами. Их обдувал сильный холодный ветер, и сколь бы громко он ни завывал, Хана слышала отзвуки сражений, хоть и не такие громкие, какими их запомнила.       Радоваться тому или печалиться она не знала, однако жуткое чувство, напоминающее дыхание смерти, заставило ее оступиться и едва не упасть. Она будто услышала скрежет металла, что-то тяжелое и неприятное, как если бы монотонное гудение электричества, после чего ее внутренняя сила завопила в громком вопле одно единственное слово – беги.       – Черт…       Ничего более Хана не успела сделать или сказать, прежде чем со всех сторон не донесся настолько оглушительный грохот, что она невольно пригнулась. Только не дрожи скал ей нужно было пугаться.       – Сзади!       Инстинктивно обернувшись на оклик Гаммы, девушка увидела, как из выхода, который они миновали пару минут назад, вырвался столп черного пламени. И это произошло не только подле них, гора будто изнутри разорвалась темным огнем, каждых из существующих входов изверг жгучее пламя.       Взрывная волна ударила им в спины. Не снесла с ног, но ощутимо толкнула, а летящие на голову камни только усугубили панику. Хана инстинктивно выбросила вокруг себя пламя Дождя, в ужасе ощутив, как ее заваливает на бок, и секундой позже она летит вниз по склону. Что случилось с Кокуё и Гаммой девушка не успела понять, страх сосредоточил ее лишь на мысли защитить себя, схватиться за голову и, летя вниз по склону, выбрасывать пламя, чтобы смягчать удары.       Попытка ухватиться за какую-нибудь ветку или кочку моментально обернулась провалом, ладонь обожгло резко выскользнувшей из пальцев жухлой травой. Стоны и крики вырывались из груди, пока она летела вниз, собирая за собой, казалось, все камни и корни, даже врезавшись в ствол дерева Хана не остановилась. Только когда склон стал более покатым, она замедлила падение и остановилась. Но не отнимала рук от головы, продолжала окружать себя пламенем Дождя, слыша, как рядом падают камни.       Сколько это продолжалось, девушка не бралась говорить. Верх взяли инстинкты самосохранения, веля ей оставаться неподвижной до тех пор, пока окружение не погрузилось в тишину. Да и тогда, робко открыв глаза и убедившись, что угроза масштабного обвала миновала, она на трясущихся руках приподнялась с земли. Тело ломило. Если бы не плотная одежда, последствия были бы ужасными, а так она содрала кожу на руках, та получила пару крупных синяков. Но очень болезненных.       Придерживаясь за бок, да тяжко переводя дыхание, Хана задрала голову и попыталась разглядеть хоть что-то, однако хвойные ветви деревьев загораживали вид. Она не видела ни Гамму, не членов банды Кокуё. А что произошло с тюрьмой и подавно не решалась гадать, лишь едва успела задуматься об этом, как сенсорика вновь завопила об опасности, прежде чем в спину девушки ударил сгусток черного пламени.       Воскликнув не столько от боли, сколько от удивления, Хана отлетела прочь, а вот приземление с ударом то мощный ствол сосны оказалось жутким. Спину пробило острой болью, которая иглами осыпала тело, заставило мышцы сжаться до предела. Зажмурившись и застонав от натуги, Хана схватилась за ребра и шумно затянула воздух сквозь сжатые зубы. Перед глазами прыгали яркие пятна. Но это не помешало отчетливо услышать шаги, приближающиеся к ней легкой поступью.       – Так глупо и так безрассудно. И все ради того, чтобы потерять еще больше своих товарищей? С тем же успехом вы могли бы продолжить воевать с Мильфиоре, и тогда бы у вас хотя бы был шанс победить… А сейчас вы просто станете изгоями для всего мира, Савада Хана.       Пожалуй, произнеси Бермуда фон Вихтенштайн хоть одно слово, это произвело бы не меньший эффект, чем его надменная речь. Один его вид стал для Ханы роковым знамением, из-за чего страх невидимой петлей обвился вокруг шеи.       Потрепанный – мягко сказано, нескладное тело бывшего аркобалено увенчали ожоги и глубокие раны, кровь вместе с грязью размазалась по его бледной коже, левый глаз заплыл красным. Однако тот факт, что глава Виндиче стоял сейчас перед ней, а не лежал где-то мертвым в канаве, говорило лишь о том, о чем Хана даже боялась подумать. Отказывалась верить. И лютый страх в ее взгляде Бермуда понял моментально, но не стал улыбаться или глумиться. Он словно не был способен испытывать яркие эмоции, и лишь наградил девушку мрачным, разочарованным взглядом. А затем посмотрел вверх.       – Хотя вы успели существенно нам насолить. Не хотел я идти на такие крайние меры, но пришлось.       – К-крайние меры?.. – стушевалась Хана, одарив его растерянным взглядом. – Это… это что ли… это был ты?       – Мое пламя могут использовать мои подчиненные, мое пламя стало ножом, способным разрывать суть пространства. Входы и выходы теперь перекрыты, никому не сбежать из моей ловушки.       – Ты… ты ведь и своих товарищей замуровал.       Упрек в исполнении девушки прозвучал до боли глупо, Бермуда лишь одарил ее надменным взглядом, после чего склонился к наручному компьютеру и что-то нажал. Почему-то от его манипуляции у девушки пробежали мурашки по коже, ничего хорошего это не могло предвещать.       – Что ты делаешь?..       – Избавляюсь от тех, кто идет против закона этого мира, – ровным тоном подчеркнул Бермуда, – они уйдут спокойно, все они. Ведь ваше вмешательство помогло освободиться и некоторым преступникам. Те, кто успел выбраться, будут пойманы. А те, кто остался внутри, уже никогда не увидят солнечный свет.       Уйдут спокойно?       Все входы и выходы замурованы обвалами, другого объяснения этим взрывам Хана не находила, то есть все, кто остался внутри, оказались в ловушке в запертом пространстве. Все: то есть и Хром, и, вероятно, Киоко, Хаято, Рёхей и Тсунаеши. Одна только мысль о муже заставила самообладание девушки вспыхнуть под стать спичке, сгореть той единой нити, что удерживала ее от истерики.       Руки предательски затряслись, глаза защипало, но это было ничто в сравнении с жуткой давящей болью под ребрами. Словно кто-то давил на нее невидимым сапогом, вдавливая металлические шипы.       – Что ты сделал? – сдавленно прошептала Хана.       – Пустил ядовитый газ по вентиляции, он заполнит коридоры за три минуты, вся тюрьма заполнится им через девять минут, что превратит ее в газовую камеру, – с пугающей отрешенностью сообщил Бермуда, словно они вели беседу о погоде. – Те, кто находится внутри, погибнут. А те, кого мы поймаем, будут нести ответ, станут примером для всего остального мира. Предупреждением о том, что бывает с теми, кто вздумает нарушить закон.       Воздух с трудом пробивался в легкие, он напоминал морозную ледяную пыль, скребущую легкие и глотку, приносящую только мучения. С каждым услышанным словом тело наполнялось тяжестью, слабостью, будто в него закачивали яд, из-за которого отказывали внутренние органы. Хана ни о чем не могла думать, ее даже не столько волновала в этот момент собственная судьба, как ежели мысли о тех, кто остался заточен в смертельной ловушке. Ее трясло, бросало в жар от одного лишь понимания, что она подписала Хром смертный приговор. И что сама могла быть замурованной заживо, а затем и убитой в сладком запахе ядовитого газа.       – Плакать поздно. И бесполезно. Ты этим ничего не добьешься.       Звон цепей заставил девушку отвлечься от оглушительных эмоций, только подняв взгляд, она поняла, что ее глаза были полны слез.       Беспомощная, отчаянная, она стояла на коленях перед своим палачом. И как бы дальше ни развивались события, мысль о том, что она потеряла все и всех буквально в мгновение ока, убила в ней надежду. Пламя внутренней воли угасло под гнетом бескрайнего ужаса.       Ведь именно она подтолкнула Тсунаеши пойти навстречу Бьякурану, именно она уговорила его ворваться в Виндиче. Именно она рассказала Киоко о тринисетте. Каждый ее поступок в итоге вел к этому моменту…       Поэтому лишь ей предстоит нести всю тяжесть ответственности за совершенные деяния.