для чего тебе этот эликсир?

заброшенное поместье на берегу огромного чистого озера уже не выглядело таким заброшенным: веревки, которые Се Лянь развесил, практически всегда были заняты чьим-нибудь бельем; тренировочные манекены, установленные на заднем дворе, были изрядно потрепаны, но продолжали служить своим новым хозяевам; отношения дома с солнечным диском выглядели особенно романтично — свет заполнял двор постепенно, как будто обнимал любимого со спины после совместного пробуждения; в ответ поместье отбрасывало тень на крыльцо, пытаясь скрыть свое смущение — но в конце концов все вокруг было затоплено солнцем, и становилось совершенно некуда спрятаться; теплый сухой воздух, наполненный цветочными ароматами, возвещал о том, что весна вот-вот закончит все свои дела и отступит, позволяя лету вступить в наследство. стоя на балконе, Ши Цинсюань жадно вдыхал носом воздух. за его спиной раскинулся обеденный зал, где мирно спали вчерашние собеседники. казалось, что весь мир еще спит, и мастер ветров единственный, кого греет солнце и обдувает ветер. он простоял так около часа, не думая ни о чем конкретном. Цинсюань попытался воспроизвести в голове сны, которые видел сегодня. молчаливый Мин И напоминал ему брата, а вместе с мыслями о семье вспомнилось и то, что он давно предпочел бы забыть. Ши Уду был хорошим старшим братом — он насильно причинял Цинсюаню добро и заботу с самого детства. с тех пор, как их родители погибли, он начал оберегать младшего брата с утроенной силой — даже когда Уду женился, все его внимание было сосредоточено на малыше Цинсюане. оставшись сиротами, они не утратили влияния, но все равно избавились от родового поместья, как от чего-то, что причиняло только боль им обоим. сразу после того, как старший брат уладил все официальные вопросы, молодые аристократы перебрались в Новиград — сердце торговли и столицу всего современного мира. молодой инициативный Ши Уду вкладывал деньги в недвижимость, имел тесную связь с банкирами и часто проигрывался в гвинт отцу того самого Вима Вивальди. особых успехов на каком-либо поприще он не имел, но постепенно фамилию Ши все чаще произносили в высших аристократических кругах, он пожимал все больше изнеженных рук, пока наконец судьба не свела его с дочерью бывшего владельца новиградского порта. вместе с портом, отцу Ариэтты принадлежали судостроительная верфь, несколько мануфактур в городе и бордель в доках, но к моменту, когда юная красавица должна была вступить в наследство, старик скоропостижно скончался, переписав перед этим все имущество на молодую жену и их общего ребенка. стоит ли говорить, что ненависть кипела в ней, бурлила страшным потоком, ведь тот, кто владеет портом — владеет городом, а Ари теперь владела разве что собственным телом и громкой фамилией. в знатных кругах никто не знал, что она более не представляет семью и не является наследницей, а потому за ней всячески ухаживали мелкие дельцы и младшие сыновья крупных банкиров. но Ари нужны были настоящие деньги, а не мифическое наследство четвертого сына в семье, и поэтому она сосредоточилась на молодом и немного наивном Ши Уду, пытавшемся устроить лучшую жизнь для себя и брата. с помощью влияния своего покойного отца и денег приезжего аристократа она собиралась выкупить у мачехи порт, а потом и весь мир. очень скоро по новиградским улицам поползли слухи о помолвке, а после и вовсе прокатилась пышная свадьба. вскоре и порт, и верфь принадлежали чете Ши. Уду умел себя подать, был их лицом, а Ари умела вести семейные дела, ковыряясь в кишках приобретенных ими предприятий. Ши Ари не могла считаться Цинсюаню мачехой, но именно так себя и вела. в первое же лето она отослала его к какому-то уважаемому махакамскому кузнецу на гору карбон, который по слухам, бывал на службе у самих королей. Ари настаивала на серьезном образовании для мальчика, и по ее нескромному мнению, чем дальше от дома он будет находиться, тем лучше будет впитывать знания уважаемых мастеров. Ши Цинсюаню было пять-шесть лет, и он уже почти не помнил, как тогда ругался его старший брат со своей женой, не желая куда-либо отпускать его. в первый же день осени он вернулся домой. Ши Уду, желая отпраздновать его долгожданное возвращение, выкупил у вдовы отца Ари бордель в доках, привел его в потрясающий вид и дал новое звучное название "повелительница ветров". отношение к Цинсюаню это имело совершенно прямое: сам Уду называл брата Ветерком в те дни, когда еще пребывал в добром здравии и ясном уме. все девушки, работающие там, носили на поясах расписные веера и наряды исключительно нежных цветов. к Цинсюаню было положено обращаться не иначе, как "уважаемый юный мастер ветров". будущий ведьмак тогда не знал, насколько странным это было подарком для шестилетки, и почему мадам Ши так злилась на Уду. когда она узнала, то кричала на все поместье, требовала привести к мужу врачевателей, в ярости бросаясь на прислугу. вскоре за ней самой закрепился статус безумной женщины, и в дальнейшем ее общества избегали все остальные "влиятельные жены новиграда", разговаривая с ней исключительно ради того, чтоб соблюсти приличия. через пару лет после свадьбы Ши Уду сходил к одной онейромантке. он очень хотел узнать, какая судьба ждет его семью, чтобы быть готовым дать отпор даже тем неприятностям, о которых не знал. вообще, брат Цинсюаня был довольно суеверным: он верил не только в популярные приметы, но даже в те, которые выдумал сам, так что когда знаменитая реданская сновидица напророчила несчастную судьбу его драгоценному младшему брату, он потратил внушительную сумму денег, чтоб эту судьбу от него отвести. к несчастью для самого Уду, никто из участников этого мероприятия не стал вдаваться в подробности того, как именно несчастья сменятся удачей, откуда у Цинсюаня возьмется новая судьба, а кому достанется старая. а потом наступил тот-самый-день. онейромантка согласилась провести ради поместья со слугами, то есть ради малыша Цинсюаня ритуал отвода. для этого Ши Уду должен был утопить человека, которому (не без помощи магии) приснится будущее Цинсюаня, в море. новоиспеченный новиградский аристократ, не задумываясь, выбрал одного из старых слуг в своем доме, а онейромантка пообещала приснить ему несчастливую судьбу. на закате того же дня Уду связал старика, надев ему на голову парчовый мешок с молитвами, предназначенный для хранения человеческого праха, взял в порту лучшую рыбацкую лодку и вышел на ней в открытое море. весь день вода была спокойной, но она будто почуяла жертву, которую собирался принести ей Уду — начался шторм. волны почернели, и лодку несло неизвестно куда. старый слуга с мешком на голове на ощупь сел на краю лодки и сообщил привычным услужливым голосом: — море заждалось меня, господин. — Уду молчал, глаза его округлились, он не мог ответить старику ни слова. — это плата за вашу доброту, за молодого господина Цинсюаня и за весь ваш благородный род, господин Уду. позаботьтесь о моей семье. и слуга, перешагнув борт лодки, выпал в бушующее море. Ши Уду, справившись с потрясением, огляделся — шторм не улегся, но нужно было скорее возвращаться домой, к Цинсюаню. в дно лодки что-то с силой ударило. Уду схватился сначала за борт, а потом за меч — из воды вынырнуло огромное морское чудовище. умирать было совсем нельзя. ведь на кого тогда останется Цинсюань? какое-то время Ши Уду держался — не ради себя, а ради брата. абсолютно потерявший рассудок, он размахивал мечом во все стороны, но морской дьявол был голоден и не планировал оставлять господина Уду в живых. лодка, попавшая в шторм, больше никогда не видела родной берег. похороны Ши Уду стали в новиграде вторым по величине событием после свадьбы с Ари. в пустом гробу лежали белые шелковые одежды, один из любимых мечей Уду и веер, сделанный Цинсюанем для брата собственноручно. несколько свеч горели, освещая покойнику путь в иной мир. процессия шла от дома семьи Ши по пути славы и до рыночной площади. слуги раздавали ритуальные деньги случайным зевакам, торговцам и стражникам. Ари хоронила мужа так, как было принято у него родине. она запустила десять тысяч бумажных фонарей и сожгла огромную кучу ритуальных денег, надеясь, что так Ши Уду, каким бы он глупцом не был, найдет дорогу к своим родителям в мире ином. перед тем, как предать гроб огню, молодая вдова подошла к нему и долго всматривалась в белое одеяние. не решаясь положить внутрь факел, она сминала в ладони концы белой ленты, повязанной на запястье. — как можно было родиться таким подлецом, Ши Уду?! — закричала Ари, впившись руками в стенку гроба до того, что пальцы ее побелели. — при жизни ты выставлял меня умалишенной, пока я потакала всем твоим безумствам, а сейчас ты вот так умер, выставляя меня женой полного идиота! державшийся до этого момента Цинсюань, услышав, как Ари проклинает его старшего брата, громко и неудержимо зарыдал. мадам Ши бросила факел в гроб, взяла Ветерка за руку и ушла с площади, не оглядываясь. всю дорогу до дома они не говорили. во время недельного траура все шло своим чередом — каждый день Ши Ари и Ши Цинсюань жгли на балконе ритуальные деньги и запускали бумажные фонари. а потом Ари сказала, что Цинсюань должен продолжить учебу. она собрала необходимые вещи, его самого, отвела к восточным воротам и обменяла у старого ведьмака на пятьсот оренов. Ши Цинсюань помотал головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. все это было далеко в прошлом, а жить стоит исключительно настоящим. он прислушался и заметил, что в настоящем день начался с бодрящей утренней драки: на заднем дворе тренировались Сюэ Ян и Вэй Усянь. Сюэ Ян, всю ночь проворочавшись в постели, теперь был необыкновенно зол на Сяо Синчэня, который мешал ему спать, приходя в его сны двусмысленными образами. Вэй Усянь, абсолютно не сосредоточенный на поединке, сейчас находился в очень плачевном положении, и в конце концов Ян зажал его в угол. — старина Илин, сегодня ты еще более никчемен, чем обычно, а? — лезвие цзянцзая сверкнуло уж очень близко к лицу Усяня и отправилось в ножны. — ха-ха, прости, сегодня я в настроении подать нищему милостыню, а не бить его! — Усянь рассмеялся, обнажив ряд белых зубов, и Яну очень хотелось пересчитать их кулаком, но он сдержался, увидев, что с веранды за ними наблюдает Ши Цинсюань. приготовление завтрака далось нелегко — Цинсюань снова дважды стоял у огня, пытаясь накормить всех. — так значит, вы получили заказ на сирен, — задумчиво бросил Сань Лан, ковыряясь в своей тарелке вилкой, — но разве такие существа водятся в озерах? — мы не знаем, — вздохнул Се Лянь, в очередной раз вспоминая то злополучное проишествие на берегу, — но ради всеобщей безопасности нам стоит быть более осмотрительными. — но я все еще не понимаю, что имеют ввиду уважаемые мастера ведьмаки, когда предлагают договор, — Сань Лань заметил в блюде длинный черный волос, вероятно, принадлежащий Се Ляню, сидящему рядом, но вместо того, чтобы вытащить, проглотил еду вместе с ним. — небезвозмездная помощь друг другу, — ответил ему Цинсюань, все это время только украдкой следящий за Мин И. — мы могли бы попытаться разыскать вашего брата, а вы окажете нам ответную услугу, если откроете правду, куда подевались сирены из озера, если они вообще здесь когда-то водились. Лань Ванцзи громко сглотнул, очевидно, собираясь возразить, но Сань Лан посмотрел на него с укоризной, и тот промолчал. — по рукам, уважаемые мастера! — он улыбнулся лисьей улыбкой и, глядя на Се Ляня, добавил, — будем рады еще немного задержаться в вашем приятном обществе. после завтрака Сюэ Ян сказал, что останется на кухне и поможет с уборкой. разумеется, уборка волновала его меньше всего. — родная моя душа, Цинсюань, Цин-сю-ань, вот скажи, — Сюэ Ян сделал паузу, шумно выдыхая воздух из легких, — скажи, как давно ты лишился рассудка? — не понимаю, к чему это ты, — мастер Ши собирал в кучу грязные тарелки, не глядя на брата. — я спрашиваю, не ебанулся ли ты часом? ты нахуя этих чародеев ебучих сюда привел, а теперь еще и просишь помощи у них? Цинсюань замолчал. ответа на этот вопрос он и сам не знал. ему хотелось сказать, мол, дело в том, что он заметил, как приятно заклинательское общество его младшим братьям, но разве Сюэ Ян не был ему таким же братом, как Усянь и Сяньлэ? было бы лицемерно и подло приплетать сюда братские узы. значит, дело в самом мастере ветров и его чувствах к Мин И? а какие чувства он испытывал к незнакомому, но очень похожему на любимого брата человеку? этого Цинсюань тоже не знал. ему просто вдруг захотелось отсрочить их разлуку с гостями — неужели это преступление? впервые Ветерок почувствовал обиду на брата за то, что тот не смог быть всегда рядом, как обещал. уж он бы точно объяснил, что к чему.